***
Код «красный»! Сигнал SOS! Эклзовская голова вот-вот лопнет как переспевший гранат. В безнадёге разойдется трещинами череп. Цунами паники бьются в берега висков и перебивают крики чаек — здравых мыслей — те в трусости взлетают и исчезают в северо-западном направлении. Пыльные и огненные бури схлестываются в страшной борьбе, оставляя после себя — черные и выжженные островки терпения. Извержение вулкана на сердце, где вместе с магмой в кровь выплевываются раскаленные обломки злости. Цветистое уведомление: случился Киган Аллен! — стучит в мозгу, посылает миллион электрических зарядов по телу, заставляя волоски на коже подняться, как шерсть встает дыбом у кошек в моменты страха или злости. Дженсен сейчас и вправду как дикий кот: взъерошенный от нервов, глаза в злости прищурены — вот-вот зрачок превратится в вертикальный. Нервная система посылает хлесткие сигналы: драться или бежать! Но в итоге Эклз решает н-а-б-л-ю-д-а-т-ь. «Какой умник додумался объединить конвенции «Сверхъестественного» и «Уокера?!», — ругается он в собственной голове, хоть и знает, конечно, как работает эта система: новый проект подразумевает рекламу. Он чертовски не рад этому дерьму, однако придется зубы сжать и терпеть, ибо работа есть работа. Сидит за кулисами и ждет, пока Падалеки познакомит Кигана с их спн-семьей. Нога нервно дергается, тихая бесовщина внутри груди расползается глубокими рваными ранами. Небольшой зазор позволяет наблюдать за тем, что происходит на сцене, при этом оставаясь в тени. Дженсен этим во всю пользуется. «Н-а-б-л-ю-д-а-т-ь». «Необходимо оценить обстановку, — думает он, — и присмотреться к потенциальному врагу», — от последней мысли гадливо морщится. — Позвольте представить моего коллегу Кигана Аллена, — задорным голосом начинает Джаред, — мой брат от другой матери. Бабах! — что-то в голове у Дженсена все же лопнуло. Он, разумеется, был готов ко всему, однако переоценил собственные силы. Отвратительная фраза отдает предательством с душком плесени и кислятины. «Мой брат от другой матери» — трепыхается меж ребер, перекручивается вокруг сердца и византийской медью наливается в ногах. Он осоловевшим взглядом смотрит на Джареда, цепляет эту препоганую картинку на сетчатку глаз: «другой брат» обнимает ЕГО мальчика за талию и что-то шепчет, а тот смеется и хохочет тем самым смехом — заливистым, громким, чуть кашляя. Дженсен — дурак, ведь лелеял мечту, что такой падалечий смех только для его ушей. Глупый. Д-у-р-а-к. Эклз дергается и сжимает пальцами колени в попытке удержать тело на месте и не выбежать на сцену, чтобы не натворить… всякого. Так и сидит, а в голове полыхает огонь и все также орет сирена и транслируется SOS-сигнал. Внутреннее чутье крикливо бьет в уши: «опасно-опасно-опасно!». Джаред снова смеется над чужой шуточкой. У Дженсена почти дергается глаз. Мысль о том, что Кигану хватило пары минут, чтобы развеселить Падалеки два, мать его, раза — пронзила прямо меж сведенных бровей. Не то чтобы он ревновал, просто фиксирует: у Джареда сегодня на удивление п-р-е-к-р-а-с-н-о-е настроение. Он глядит на любимый профиль — тот внимательно слушает «нового братца» и снова заливисто смеется. Дженсен же сидит с клоунским выражением лица и задается вопросом: сколько же он пропустил, пока покорял новые вершины? «Пока покорял новые, старую у тебя прямо перед носом прибрали, — смеется внутренний голос, — вот умора, кое-кто облажался». Погано. Погано… Погано! Едкое «облажался» надувается радиоактивным облаком в воспаленном рассудке. Дженсен краем уха цепляет отрывки разговора: Джаред шутит, мол, будешь много плакать — будешь много какать. Киган гогочет и добивает шутку, мол, грустной попой радостно не пукнешь или что-то типо того. «Не смешно, — думает Дженсен и сглатывает вязкую слюну. — Совсем не смешно, какой-то туалетный юморок. Падалеки, твои каламбуры все такие же плоские!», — едкая злость царапает нёбо. Он щелкает языком по зудящему месту. Эти мысли так четко проскальзывают в его взгляде, в позе и в мимике — в нем просыпается «Дин», и он просто позволяет ему завладеть ситуацией. У язвительного красавчика выдержки меньше, зато силы побольше. Еще не вечер. Вдруг пригодится? Чуть позднее этот Киган встает между Джаредом и Дженсеном физически. Эклз ядовито про себя подмечает, что дай этому недоноску время, он сможет протиснуться между ними и на ментальном уровне, как какой-то червяк. Конечно, абсолютно точно, Дженсену этого не хочется. Фанаты визжат, ведь им все безумно нравится. А у Эклза вкус душевного гниения на языке и недовольство, что пульсирует в деснах. Он растягивает губы в улыбке своей модельной, но глаза стеклянные, лишь язычки ярости блестят на дне малахитовых глаз. А голос становится стылым, хриплым, ломким и словно стеклышками разлетается. «опасно-опасно-опасно!».***
Уже в комнате отдыха Дженсен снова слышит звон смеха и случайно ломает карандаш. Невзначай. Непредумышленно. Н-е-н-а-р-о-к-о-м. Эклз постфактум осознает: смех, внешность, фигура у Кигана — все отличное. И сам он не плохой парень, видно, что весельчак, как Джаред, добрый и приятный молодой человек. И… — последняя мысль впивается серостью в кожу: он даже чем-то похож на Дженсена. И это злит последнего еще больше, ведь вырисовывается вполне определенный типаж. «А что, если тот, кто с тобою навечно, вдруг перейдет на чужое плечо?», — гогочет внутренний голос снова. — Мистер Эклз, все норм? — о, наконец-то Джаред решил обратить свое д-р-а-г-о-ц-е-н-н-о-е внимание на него. У Падалеки слезы смеха блестят в счастливых глазах, а зубы белизной сверкают. — Порядок, — голос Дина самостоятельно прорезался. — Устал немного, — Дженсен подпирает голову рукой и очень-очень старается не закатить глаза при виде кое-кого. — Парни, давайте сфоткаемся и пойдем в бар! — Киган щелкает двумя пальцами по шее и улыбается шаловливо. — Что думаете? Джаред идею подхватывает, а у Дженсена мигрень и сарказм, что вот-вот выпадет из покусанных в порыве злости губ. Он прижимает Падалеки к себе, надеясь, что у «другого брата» хватит мозгов встать по другую сторону. Маленький спойлер: не хватило. Он просто протискивается между ними также, как сделал на панели. Снова! «опасно-опасно-опасно!». Дженсен натягивает фальшиво-приторную улыбку и кидает шепотом: — Ты такой хороший, что я аж ненавижу тебя. Киган смеется заливисто, пихает его в плечо и также тихо произносит: — Ты тоже мне нравишься, Эклз. Вышеупомянутый готов взорваться от недовольства. Он сжимает зубы и снова скалится. Джаред заинтересованно поворачивается, закидывает руку на плечо и вскользь смотрит на Эклза, посылая ему мысленно: «все хорошо?». «Ничего не хорошо! Пошел ты! — хочется крикнуть Дженсену. — Пошел нахер и твой новый братец в придачу!», — но он проглатывает кусочки ненависти вместе со слюной и пытается восстановить вдруг сбившееся дыхание. Киган открывает камеру. Прежде, чем он успевает нажать на кнопку, Дженсен в каком-то совершенно ребяческом и глупом настроении корчит лицо, смотря на Кигана, а в глазах — чуть прикрытая злость. В целом фотография выходит забавной. Ну, так думают фанаты. Дженсена же тошнит. Они идут в бар. Эклз чувствует себя третьим лишним, гнойным нарывом со зловонным запахом, гребаной личинкой, называйте как хотите. Суть проста: он не в своей тарелке. Залетный человек в иноземных краях. Буравит спины впереди идущих «братьев» и почти искренне ненавидит одного. Дженсен выдыхает и думает, что, наверное, было бы неплохо, если бы прямо сейчас наступили природные катаклизмы, Земля разверзлась бы и поглотила этого гадкого Кигана. Вечер обещает быть дрянным. Пистолет. Рот. Сейчас.***
Киган пьет вино. Джаред губит бурбон. А у Дженсена раздражение в глотке распухло, да так, что виски еле-еле проходит. Они разговаривают о спорте, немного о работе, о планах. Киган снова делает глоток и с легким прищуром обращается к Дженсену: — Приятель, а что насчет спин-оффа «Сверхъестественного»? Ты будешь участвовать в качестве сценариста или актера? Вот поганец! Каков нахал! Специально ведь щепетильную тему поднял! Джаред прячет разочарование в ладонях. Дженсен не дурак и уж точно не слепой — все прекрасно понимает и видит. Бесится еще сильнее. «опасно-опасно-опасно!». Кидает хриплое и заученное: «сериал все еще в разработке, посмотрим» и залпом опрокидывает в себя пойло, лишь бы заткнуть словесный яд, что пеной выступил на губах. Киган понимающе кивает. Разговор заходит о семье и Эклз почти растекается по спинке дивана. Смотрит на Джареда так пристально, так настойчиво — в хризолитах так и переливается вся гамма эмоций. Кричит мысленно: «Джаред… посмотри на меня!». Но вышеупомянутый либо выключил свое сенсорное восприятие, либо включил сучью натуру и сознательно игнорирует. Эклз с толикой нежности смотрит на любимое лицо, отмечая, что возраст все же оставил следы в виде морщинок, что так прекрасно проявляются, когда Джаред смеется, в виде чуть видных посеребренных висков. А эти прекрасные ямочки на щеках! Эклз влюбился в них в первую встречу и с тех пор все также без ума. Аккуратная родинка на щеке. Все это до горящей души такое… р-о-д-н-о-е. Заставляет сердце в лоскуты рваться. Глаза зажгло. Так долго он не позволял векам закрыться. И тут Джаред резко прикипает своими хамелеонскими глазами, в аккурат к его лаймовым. Они смотрят друг на друга пару секунд. Падалеки снова посылает мысленно: «что стряслось?». Дженсен отмахивается и трясет отросшими волосами, позволяет губам раскрыться в какой-то нелепой и в самой влюбленной улыбке. Джаред робко поднимает уголки губ в ответ и слегка поднимает брови. Наверное, он слегка сконфужен. А Дженсен слегка желает. Его. Целиком. «Интересно, — размышляет Эклз, — если я сейчас резко его утащу, многие ли схватятся?», — и тут же отмахивается от странной мысли. Киган снова бросает шутку и до ужаса громко смеется, тем самым перетягивая к себе внимание Джареда. «Вот кто схватится, — думает едко Эклз, — хрен отлепишь эту л-и-п-у-ч-к-у». Он вздыхает, злобно цокает и смотрит на потолок — там плафоны золотом горят. Снова смотрит на Джареда — свет прекрасным образом путается в этих шелковых волосах. Н-е-в-е-р-о-я-т-н-ы-й. Тени ли так легли, или же Дженсен вконец опьянел? Крепкое чувство любви словно протерли от пыли времени и заставили всполохами выжигать на ребрах одно лишь имя: Джаред-джаред-джаред. Дженсен чувствует покалывание в губах и в пальцах — так желает прикоснуться к чужим волосам, впиться дикой лаской в эти грешные и бесстыдные губы. Поплывшим взглядом облизывает широкий разворот плеч, вкусные ключицы, оглаживает взором оливковую кожу. И тут… Бабах! SOS! Код «красный»! Внимание всем! В мире Дженсена от взрыва поползли трещины по сухой земле, а солнце опасливо наклонилось, ведь руку Джареда накрыла культяпка Кигана в порыве смеха буквально на секунду, но этого хватило вполне. Ахиллесово свирепое желание разорвать соперника и умыться его же кровью взорвалось у Дженсена в груди. Дикая агрессия вспорола живот. Гневом горели его глаза, но сердце было исполнено печали. Он сжимает руки в кулаки и молча поднимается. На киганский вопрос: «ты куда?» — совсем не хочется отвечать. Дженсен и так все силы бросает на сдерживание древней и неизвестной ярости, что выворачивает суставы и дробит кости в порошок. Шаг. Еще один. Третий. Все расплывается в красном мареве бешенства. «Нужна вода, — скрипит рассудок, — нужно успокоиться». Он заходит в туалет и идет прямиком к раковинам. Холодная вода приводит в чувство, но капли неприятно скатываются за горящие уши. «А что, если тот, кто с тобою навечно, вдруг перейдет на другое плечо? — снова смеется внутренний голос, — что ты будешь делать, а, Эклз?». Чаша терпения почти наполнена. Нутро его — розовый Олеандр. Если вскрыть, то тут же потечет ядовитый сок, что заставит упасть замертво и уснуть вечным сном, как заставил когда-то наполеоновских солдат. Эклз хватается за керамический ободок и осматривает свое отражение. На него, яростно прищурившись, глядит двойник: глаза — краска Шееле, мышьяк плещется на дне, а губы некрасиво искривлены в гневе. В отражении появляется Джаред. Руки скрещены на груди. Они смотрят друг другу в глаза через зеркало. Вода громко журчит в едкой тишине. Подходит ближе и разворачивает Дженсена сплошную Колючку к себе лицом. Тот пальцем мажет по крану, избавляясь от звука, что раздражает перепонки. — Что случилось? — Падалеки с обеспокоенным видом осматривает, сканирует. Дженсену чудится, что чужое переживание сухое и черствое, как кусок заплесневевшего хлеба. «Совсем без эмоций… Он отвратительный актер! — едко восторгается внутренний голос, — как он только играл пятнадцать лет?», — снова гадливо хихикает. Дженсена снова тошнит. Он впервые смотрит с ироничной жестокостью, а сил хватает лишь выплюнуть рычащее: — Киган. Твой. Случился. Падалеки головой встряхивает, явно в недоумении. И Дженсена бесит это выражение лица. Его в целом все бесит: атмосфера, настроение, человек напротив и тот говнюк, что сейчас сидит и спокойненько попивает вино, пока Эклз медленно съезжает с катушек. «опасно-опасно-опасно!». «терпи-терпи-терпи!». Еще один взрыв в голове: достало. Он толчками загоняет Джареда в кабинку. Падалеки продолжает удивленно таращиться, поэтому Дженсен хватает его за щеки и притягивает к себе. Приходится нелепо встать на носочки, чтобы обнять этого огромного лося. Джаред шипит от некомфортного столкновения спины с дверью. Дженсен запускает пальцы в чужие волосы, сильно тянет влево и прижимается холодными губами к яремной вене. Рвано выдыхает, когда чувствует, как чужие руки неуверенно оседают на его талии. Кажется, что они нескоро вернутся к столу. Хотелось бы. — Что стряслось, Дженс? Напился? — голос Падалеки с трудом пробивается до ушей, ибо мысли горячечные, порочные, алчные и жадные-жадные затопили всю голову. Дженсен прихватывает зубами кожу, тут же зализывает и снова засасывает в рот. Капилляры уже лопнули. Кажется, что Джаред что-то бурчит и пихается. А Дженсену с пламенем внутри… абсолютно п-л-е-в-а-т-ь. — Дженсен, какого черта? Что ты делаешь? Отпусти… Нас потеряют, — Джаред говорит спокойно, лишь дыхание чуть сбивается, когда Дженсен сильнее вдавливает пах в его бедро и создает трение. Джаред все еще пробует пихаться, но уже не так яростно, ведь руками чувствует, насколько напряжен его партнер. Жаркие волны тела обжигают ладони даже через рубашку. Эклз же хмурится и сильнее сжимает зубы. Еще чуть-чуть и прокусит, как какое-то чудище. Джаред сдавленно вскрикивает и, кидаясь проклятиями, пытается скинуть с себя бешеного партнера. Чудище внутри беснуется, бьется о ребра и просит выпустить. Оно опасливо скалится — вот-вот пена ярости заструится со страшной пасти. Рычит свирепо: — МОЁ! — МОЁ! — МОЁ! Эклз прекращает кусаться, отодвигается и со всей внимательностью осматривает аккуратный круглый след от его зубов. Его. Ласково целует покрасневший участок и счастливо хмыкает. Подбородок Джареда дрожит в гневе, пока он цедит сквозь зубы: — Смешно тебе, придурок? Ты совсем охренел? Как я к Кигану выйду? У меня съемки скоро! Что ты ведешь себя, как дикарь какой-то? — Снова толкает в плечи. Для Дженсена это все как пляски матадора перед разъяренным быком. Он глядит на перекошенное от злобы лицо, но замечает только их. Только они в фокусе: яркие, словно налитые спелостью, дрожащие… г-у-б-ы. Он тянется к ним. Ему нужна эта с ума сводящая вишневая клякса. Очень-очень нужна! Эти губы, как целительное лекарство, как зонтик в дождь, как еда бездомному. Н-е-о-б-х-о-д-и-м-ы. Он почти чувствует чужое дыхание. «О, да!». Однако собственная плоть оцарапывается щетиной. Он отодвигается и смотрит злобно в ожидании ответа. — Дженс, успокойся, — Падалеки спиной прижат к хлипкой двери кабинки, а спереди чужое тело с явным намерением трется, — Киган нас потеряет. Опять. Этот. Чертов. Киган. Эклз чувствует, как заводится. И он уж точно не позволит этому гадкому «новому брату» здесь присутствовать. Даже ментально. Ну уж нет. — МОЕ! — МОЕ! — МОЕ! Дженсен злобно цыкает, снова встает на цыпочки и с силой вминается пальцами в алые щеки напротив. Тянет на себя, держит крепко. И наконец-то, наконец-то! — Этот поганый вечер становится чуть лучше. Он яростно мнет губами чужие уста и почти разрешает себе мурчать. «Вот так… Всё правильно». «Вот так… Всё верно». Джаред давится неожиданностью, поэтому и позволяет этому упрямому придурку протиснуть горячий язык в свой рот. Кончик жестко и хлестко бьется о его собственный язык. Выразительный посыл пламенного желания выплескивается не только в виде мокрого и пошлого поцелуя, но и в простых жестах: болезненная хватка чужих пальцев на затылке, поверхностное и загнанное дыхание Дженсена, сильное давление в районе бедер. Эклзовский пах ощутимо толкается редкими, но жесткими фрикциями. Джареду на секунду становится жутко, а трусливая мысль простреливает правый висок: «вдруг Эклзу этого будет мало и он дойдет до конца?». «Боже, дай ему волю, он языком до глотки дотянется!», — пищит в мозгу вторая мысль. Джаред мычит сквозь поцелуй, пытается своим языком вытолкнуть чужой, который наглый и мокрый. Но в попытке он лишь сильнее толкается в чужую плоть, тем самым возбуждая обладателя еще больше. Джаред все же разрывает поцелуй и сдавлено шипит: — Какого черта? Отпусти меня! Нам надо идти! Там Киган! «Пусть идет, — думает Дженсен, — да, пусть проваливает к своему новому братцу…». — Дженс, что ты, черт возьми, делае… ох, блять… «Пусть сваливает, конечно», - все также думает Дженсен, а его язык уже хлестко увлажняет собственные пальцы, пока вторая рука расстегивает чужую ширинку и стягивает боксеры. — Дженсен... — падалечий голос трусится и становится совсем сиплым после того, как чужие пальцы легко пробежались по длине члена и обхватили горячую темноватую головку, чуть сжимая. Большой палец размазал предэякулят. «Горячий». «Какой же горячий!». Дженсен совсем опьянел от забытого чувства. Он наблюдает за тем, как его собственная рука медленно двигается вперед и назад по скользкой и горячей плоти. Взгляд поднимает выше и утыкается в разворот ключиц. Кожа влажная и блестит. «Уходи, Джаред», — все также думает Эклз и впивается губами в выемку между ними. Злостно и цепко кусает и тут же зализывает, в это же время усиливая движения рукой, срываясь на более злостный ритм. Собственный орган налился кровью и трется головкой о тесные джинсы, принося дискомфорт. — Дженс, погоди… Да погоди же ты! — почти неразборчиво шепчет Падалеки. Щеки его раскраснелись, а губы пересохли. Он своими руками пытается замедлить движения, потому что это немного больно, но при этом невероятно горячо, аж желудок скручивает. Невозможные ощущения. Он еле-еле успевает сдавленно глотать воздух. Паника быть пойманным сливается с возбуждением в один звук — жалобный скулеж. — Дженсен, стой! Ох, Боже! Пожалуй… ммф… — эклзовкая ладонь ощутимо вдавилась в губы, большой палец расположился на правой скуле, а остальные вмялись в левую щеку. — Тихо, детка, — голос Дженсена невероятно глубокий и разлетается хриплостью. — Нас же могут застукать, — продолжает он и подушечками пальцев щекочет напряженные яички, пока взглядом плотоядно облизывает чужие ключицы. Он придвигается чуть ближе, снова утыкается в них ртом и жадно глотает запах. — Твой запах… ммм… — Эклза откровенно ведет. Он ошалелым взором упирается в чужую родинку, а затем снова отодвигается и сдавленно выдыхает. Резко усиливает давление на плоть и двигает рукой совсем уж быстро. Кожу оцарапал ремень. В голове у него пугающая пустота и лишь одна мысль полыхает кровью: «Доказать!». «Доказать!». «Доказать и себе, и ему!». Джаред дергается от такого маневра и сдавленно мычит. Снова пытается оттащить чужие пальцы от своего органа, потому что горячая лава ползет по кровотоку. Дышать уже нечем. Он просто-напросто свалится в обморок, если не остановится. Но Дженсен, видимо, не так понимает ситуацию. Он убирает руку с лица, как только замечает поползновение Джареда, и перехватывает чужую руку, не допуская отвратительного вероломства. Затем вдавливает ее в бугорок собственных джинсов и глядит яркими безумными глазами. «Прикоснись к нему», — говорят они. — Помоги мне, детка, — хрипло шепчет Дженсен запекшимися губами, — давай же… Ну, Джей, давай же… Джаред снова скулит, но все же непослушными пальцами расстегивает чужую ширинку, забирается под трусы и мягко касается горячего члена. Смазка тут же пачкает руку. Дженсена прошивает дрожью насквозь. Он матерится сквозь сжатые зубы и снова усиливает движение рукой. Падалеки повторяет за ним. Эклз гипнотизирует прекраснейшую картину: их руки пересекаются крестом, а при каждом яростном движении они стукаются друг о друга, а бедра так близко, что если чуть постараться, то можно соединить их и коснуться горячими головками. Он громко сглатывает выступившую слюну, жадно вдыхает аромат дикого желания и снова поднимает взгляд на искривившееся в блаженстве лицо напротив. П-р-е-к-р-а-с-н-о-е. — Джаред, — ловит свободной рукой чужой подбородок. — Эй, посмотри на меня, — шепчет он вкрадчиво. Падалеки открывает глаза — там порочность ураганом крутится. Эклз наклоняется ближе, и Джаред чувствует горячие выдохи на собственных губах. — Чего? — спрашивает он сдавленно, а мутным, почти сонным взглядом рассматривает пухлые и блестящие от постоянного облизывания губы напротив. Дженсен высовывает кончик языка. Джаред, не получив ответа, решает повторить за партнером. «О! Боже!», — верещит мысль в голове и взрывается всполохом искр, которые тут же скачут по нервам и окончательно скручивают желудок почти до тошноты. Они не целуются, а лижутся языками, как маленькие щенки. От такого бесстыдства жар прокатывается по низу живота и кусаче целует пупок. У обоих сбито дыхание, глаза опасливо сверкают, щеки красные, а губы припухшие. Дженсен резко прекращает мокрую ласку и дрожит. Он тихо рычит у чужого уха, замечает каплю пота, что ползет по виску и широким мазком языка собирает ее. Он бы хотел разорвать чертову рубашку, что мешает добраться до поджарой груди Джареда. Он бы хотел губами и зубами завладеть чужими сосками. Он горел желанием: целовать необузданно; целовать грубо; целовать пошло, чтобы колени дрожали, а дыхание срывалось на свист; Трогать, хватать, впитывать, подчинять… Владеть. От последней мысли Дженсен снова дрожит. Тело его напрягается. Блаженный рык срывается с поврежденных губ, когда всполохи огня лижут низ живота и заглатывают головку. Оргазм окутывает с ног до головы, и, потерявшись в ощущениях, он сильнее сжимает пальцы на чужом члене. В ушах стоит звон, а перед глазами прыгают белые мошки. Он облизывается и прикрывает глаза. Ну, потому что хо-ро-шо. Боги, как же хо-ро-шо. Джаред тихо воет в эклзовское плечо и вгрызается в него зубами, лишь бы скрыть протяжный стон, что выпорхнул из покусанных губ. Этот рык, прикосновение горячего языка к виску и резкая, почти болезненная хватка заставляют тело предательски дрожать. Джаред снова кусает эклзовское плечо, пряча очередной стон удовольствия, ведь напряженный член в горячих, чуть влажных тисках пульсирует, и, наконец, теплая сперма струится по пальцам. Они несколько секунд так и стоят, не выпустив друг друга, но через пару мгновений все же опускают руки. Соприкасаются влажными лбами и делятся горячим и густым дыханием. — Ну ты и псих… — говорит Падалеки сорванным голосом и все еще загнанно дышит. — Ты просто сумасшедший! — наваливается телом, ибо ноги дрожат. Дженсен же облизывает пересохшие губы и лишь хмыкает. Говорить ему не хочется, ведь остатки оргазма все еще душат. Он отодвигается и садится на крышку унитаза. — Больше так не делай, Дженс! Это опрометчиво и глупо… А если бы нас кто-нибудь спалил? — Начинает Джаред, вытирая белесые подтеки туалетной бумагой. Дженсен морщится и хрипло отвечает: — Скажи еще, что тебе не понравилось! Вон как вцепился зубами, аж плечо ноет. Джаред смотрит взглядом, который говорит: «да что ты?». Эклзовский укус на порядок глубже и сильнее. Дженсен пелену возбуждения медленно смаргивает, ловит рулон бумаги, что кидает ему партнер и тоже избавляется от спермы. — Понравилось, не спорю. Но я сказал тебе успокоиться, а ты меня не послушал, — Падалеки смотрит чуть злобно. В раздражении разглаживает клетчатую рубашку и продолжает: — Вернешься, как только прекратишь выглядеть как сексуальный маньяк, — дарит кривую усмешку, — не будь эгоистом, ладно? Там Киган, наверное, нас потерял уже. Я пошел, — приглаживает волосы, поднимает воротник, чтобы скрыть укус и тихо ругается. И прежде чем Дженсен успевает исторгнуть проклятия в адрес вышеупомянутого, Падалеки выходит из кабинки. Эклз трет горящее лицо и слышит, как журчит вода. Джаред умывается. С одной стороны, Эклз только что подрочил в туалете Джареду. Вау! Прямо как во времена горячечной молодости! А с другой стороны — гребаный Киган. Дженсен сидит пару минут на толчке, все еще пытаясь прийти в себя. Киган то, Киган се. Киган-киган-киган — занозистое, блядское, гадкое. Липучка чертова. У Дженсена в голове метеоритный дождь из оскорблений и немного мокрые трусы. Капли спермы попали на ткань. Ощущается все это действо неприятно. Нижнее белье холодное и липкое, как и мысли Эклза: «Надо выпить срочно и поставить этого Кигана, наконец, на свое место. Если я был любезен и дарил улыбочки, совсем не значит, что нужно наглеть». Языком облизывает припухшие губы и рвано выдыхает. Сердце все еще гулко стучит в груди. Где-то глубоко внутри Эклз улавливает рациональную волну: дело не в Кигане, который просто выполняет свою работу. Дело в нем самом. Если быть точным: в его категоричном нежелании делиться Джаредом с кем-то еще. Дерьмо. Он возвращается в зал спустя минут пятнадцать, когда сердце перестало выскакивать из груди, а руки трястись. Не стоило и возвращаться, судя по всему: Джаред что-то эмоционально рассказывает Кигану, жестикулируя руками. А эти ямочки на щеках — какое-то преступление против Дженсена! Падалеки — сама невозмутимость. Будто бы не он позволил себя кусать; будто бы не было этой сумасшедшей страсти; будто бы не он пошло и до ужаса похотливо облизывал эклзовский язык; будто бы не он стонал так жалобно; будто бы не он горячо вдыхал эклзовские выдохи покусанными губами. Словно… Дженсен один пережил это. Словно… только Дженсену небезразлично. «опасно-опасно-опасно!». Эклз заказывает еще виски и возвращается на свое место. — Большой Джей сказал, что тебе стало плохо. Все норм? — Киган смотрит обеспокоенно и брови светлые хмурит. Дженсен делает глоток и отчаянно надеется, что его мимика осталась в покое, когда ушей коснулось это гадкое: «большой Джей». Внутри же чудище, которое только недавно заснуло, снова опасливо приоткрыло один горящий глаз с вертикальным зрачком. Желание причинить боль белобрысому созданию, скрутило кишки и заставило сжать пальцы в кулаки так сильно, что на ладонях остались полукруглые следы от ногтей. О, да! Дженсену стало плохо! Стало плохо от того, насколько все херово! От того, что он, черт возьми, не может контролировать себя и ситуацию! Его снова тошнит. Становится даже немного стыдно за агрессивные мысли. «Было бы неплохо, если бы ты свалил куда-нибудь далеко и надолго», — едко думает Дженсен и снова делает глоток алкоголя. Может Падалеки и прав: Дженсен — эгоист. А желание не делиться своим — это преступление? Да? Что ж, тогда Дженсен не только эгоист, но еще и преступник. Потому что он снова видит, как Киган наклоняется к лицу Джареда. Все тело гадкого жука направлено на Падалеки, а в чертовых небесных глазах искры заинтересованности и радости. Смотрит щенячьими глазами. «Так. Ладно. Ох, Боже, Киган, свали по-хорошему. Скандалы ни к чему, иначе…», — думает Дженсен и прикусывает язык ощутимо. «терпи-терпи-терпи!». Кто-то щелкает пальцами возле уха, и он выныривает из своих кровавых мечтаний. Смотрит на собеседников и глуповато моргает. Второй раз за этот вечер. — Земля вызывает Дженсена! — Киган смеется, — ты заснул? Эклз качает головой и делает глоток виски. Встречается с любимым взглядом, и радостная ухмылка царапает губы, когда он замечает выглядывающий из-за чужого воротника его укус. Е-г-о. Падалеки смотрит внимательно, но с легким укором и, прочистив горло, говорит: — Схожу в уборную. Не убейте друг друга, — смеется, но кидает предупреждающий взгляд на Дженсена. Вау, они и вправду могут читать мысли друг друга. «терпи-терпи-терпи!». Неловкую тишину нарушает Киган, который наклоняется поближе к собеседнику и заговорщически шепчет: — Слушай, Дженс… Вы с Джаредом знакомы много лет. Я думаю, ты его знаешь вдоль и поперек. Можешь ли ты… кхм, можешь ли ты мне рассказать о нем побольше? — хлопает голубыми глазами. — Мы братья в сериале, нам нужно вести себя соответствующе. Хоть уже и второй сезон, я все равно чувствую, что у нас есть с ним эта неловкость, понимаешь? Дженсен кивает и снова пьет. Этот чертяга еще и ответственный работник! Эта искренность не может не подкупить, ведь Эклз и сам был таким в начале своего актерского пути. Ну и все же, благодаря этой блондинистой башке Дженсен смог прикоснуться к Джареду и получить неплохой оргазм. «Нужно уж парнишке помочь», — думает он и вздыхает в мучении. После нескольких секунд внутренней борьбы он все же спрашивает: — Что именно тебя интересует? — Я не прошу ничего компрометирующего, — Киган поспешно машет руками. — Что-то такое, что поможет мне стать ближе к нему. Я не видел никого, кто был бы так близок к нему, как ты. В смысле… — медлит с ответом. — Ну, ваша химия… О ней же почти легенды ходят! Дженсен ухмыляется, ведь очень лестно слышать такое. Он возводит глаза к потолку, словно обращается к своей памяти, доставая воспоминания о них с Джаредом и о трепете первой встречи. Облизывает губы по привычке. — Можешь сходить с ним в кино. Только не на ужастики! Он их боится, — ласково улыбается. — А! Если куришь, то не кури возле него, ибо его стошнит, я тебе говорю, — Дженсен смеется глубоким грудным смехом. Киган кивает головой и выглядит очень сосредоточенным. — Понял. Что еще? Дженсен снова вздыхает, проглатывает виски и прикрывает на секунду глаза. Затем говорит: — Можешь в перерывах от съемок принести ему мармеладных «мишек Гамми» или… Знаешь такие… эм… кисло-сладкие ленточки? Чувак, он при мне съел всю коробку! — Забавно кривит лицо от воспоминаний. Киган возвращает улыбку и снова кивает. — Еще он, эм… Высокочувствительная натура. Его надо время от времени заземлять, — продолжает Дженсен, — будучи эмпатом, он словно впитывает чувства всех вокруг и ему бывает тяжело. Черт, да у него такое большое сердце и столько же доброты, что он делится этим в ущерб себе! — Эклз кивает головой, словно сам с собой соглашается. — Что ты в такие моменты делал? — Киган смотрит с легким беспокойством, — что мне нужно будет делать? «Я его целовал, — думает Дженсен, — временами агрессивно, временами нежно, в зависимости от ситуации. А когда был совсем кризис, как в финале «Сверхъестественного», — все также думает, но облизывает губы, — я вернул его в реальность с помощью злого, отчаянного секса вкупе со сладкими и ласковыми поцелуями. Так чувственно и так проникновенно, что Джаред забывал дышать». Надо бы остановиться, ибо глаза опасливо заблестели похотью при таких-то воспоминаниях. Поэтому он снова делает глоток и отвечает: — Ничего не делай. Дай ему время остыть. Как правило, ему хватает одиночной прогулки или звонка семье. Главное вот что: не дави на него, иначе он замкнется. — Эклз проводит рукой по отросшим волосам. И снова вспоминает: во втором сезоне, во время съемок эпизода «Сердце» Джаред специально думал о плохом, чтобы погрузить себя в соответствующее эмоциональное состояние, в котором варил себя больше трех часов. Неудивительно, что после окончания съемок ему пришлось несладко. Слезы струились по его лицу безостановочно, а эмоции накрыли душным покрывалом, да так, что Падалеки почти дышать не мог. В итоге он гулял пару минут в одиночестве, чтобы прийти в себя, а уже вечером болезненно сдавливал пальцами талию Эклза. Объятия были мучительными и больше напоминали тиски, нежели ласку. Однако Дженсен все это вытерпел, ведь ему самому невмоготу было наблюдать за тем, как чувства Сэма душат Джареда. Звук кашля заставляет Дженсена вынырнуть из болезненных воспоминаний. Киган смущен неловкой тишиной. А после отпивает от своего напитка. — Ты и вправду хорошо его знаешь… — Кидает он с легкой завистью. Или показалось? Дженсен широко улыбается, кивает и, отпив от стакана, несмотря на зудящее: «опасно» что царапнуло затылок, продолжает: — Чувак, нет ни одного человека на планете, с кем бы я провел больше времени, чем с Джаредом! Он невероятный! Умный и веселый. Да, озорник тот еще. Он наверняка уже устраивал приколы на вашей площадке? Если нет, то имей это ввиду! — трясет пальцем, показательно. — Еще он очень тактильный. Постоянно вешался на меня меж дублей. Ах, да, — Дженсен слегка хлопает в ладоши, — он постоянно потеет, чувак. Мне приходилось постоянно вытирать его пот с лица во время съемок и бегать за ним с маленьким вентилятором наперевес. Киган на этих словах слегка поднимает брови и снова выглядит смущенным. — Вы реально близки… В смысле… Ну, хотелось бы и мне иметь с ним такую связь, — Киган опирается на спинку дивана и смотрит прямо в глаза. — Может быть, твои советы помогут мне с этим. Спасибо, чувак, — губы в веселье растягивает. Дженсен, который прежде улыбался, резко напрягается, а веселость сходит на нет. Он прокручивает собственные слова, что сказал в порыве и готов вырвать себе волосы от отчаяния. Черт возьми, он буквально помог своему врагу! Чуть ли не выкатил инструкцию по завоеванию Джареда: бери, Киган, пользуйся на здоровье! Идиот! Какой же идиот! В мире Дженсена — небосвод опасливо дрожит и вот-вот покроется трещинами. Какое-то жуткое и древнее чувство медленно загорелось внутри груди, а отвратительные, даже мерзкие мысли о мести болезненно цапнули острыми зубами за правое ребро. Эклз немного оглушен шумом собственной крови — так громко и горячо она струится по венам. Дженсен даже не осознает, что его уголок губ ползет вверх, показывая часть зубов. Получается такая хищная и некрасивая ухмылка, словно он демон-Дин и сдерживает себя, чтобы не разорвать человека напротив. И в отвратительной тишине следующие слова, сказанные хриплым и низким рыком, звучат пугающе громко: — Еще Падалеки неплохо целуется… Знаешь? — Дженсен так резко рот закрывает, что зубы неприятно стукаются. Глаза в удивлении распахнуты, ведь сам не ожидал от себя такого. «Откусить бы язык себе за болтливость!», — вопит рассудок. Пиздец. Вот сказанул, так сказанул. Киган моргает пару раз и выглядит удивленным, явно пытаясь понять, шутка это или нет. Дженсен неловко кашляет. Идиот! Проболтался, как новичок! Он отчаянно заставляет крутиться шестеренки в голове, но, кажется, там все взорвалось вместе с резким приливом агрессии и ненависти. Ситуацию спасает Джаред, который, судя по тревожному взгляду, многое слышал. Он опирается о стену, руки сложены на груди, волосы на висках мокрые. Он смотрит прямо на Дженсена и качает головой. В глазах явно читается смесь раздражения и: «о чем я тебе говорил раньше, Дженс? Эгоист». Дженсен с легкой паникой смотрит в ответ. А Киган же смотрит на Эклза, явно ожидая объяснений. Н-е-л-о-в-к-о. Тишина давит настолько, что Дженсен слышит собственное гулкое сердцебиение. Капля пота медленно и неприятно ползет вдоль позвоночника. Он игнорирует соперника и полностью сосредотачивается на Джареде, который выглядит злым и раздраженным: нахмуренные брови, почти презрительный взгляд и покусанные от стресса губы. Дженсен извиняется взглядом и почти пожимает плечами, мол, не специально. Падалеки глядит и мотает головой, а в глазах так и читается: «придурок». Морщинка меж бровей исчезает, и он наконец-то отлепляется от стены и вальяжно подходит к столику. Совершенно обыденно и спокойно закидывает руку на шею напряженного Дженсена и слегка мурчащим звуком кидает: — Все еще мечтаешь об этом, Эклз? Все становится еще более н-е-л-о-в-к-и-м. Дженсен пошевелиться даже не может, лишь чувствует болезненный щипок в задней части шеи. Вывод первый: Джаред злится. Вывод второй: Киган, похоже, начал подозревать. Щипок становится совсем болезненным, синяк вылезет. И Дженсен запоздало понимает: Джаред так ему намекает, что нужно отреагировать! Эклз натягивает хитрую, но, понятное дело, искусственную улыбку и таким же мурчащим звуком произносит: — Черт, меня раскусили таким безобразным способом, — хохочет, но, честно говоря, смех больше напоминает карканье вороны. — Очень-очень жаль. Киган смеется преувеличенно громко. Вытирает несуществующие слезы и восторженно произносит: — Чертяги, вы разыграли меня! Так вот о чем говорили ваши коллеги по сериалу! Это что-то типо посвящения? Джаред улыбается и садится, но метает злобный взгляд на Дженсена. Последний приходит в себя. Улыбается язвительно и отвечает: — Да, ты прав. Добро пожаловать, — протягивает ладонь и, чувствуя, как киганская рука крепко обхватывает его собственную, старается не морщиться, ибо Падалеки со взором орла блюдёт и, судя по напряженным плечам, готов вмазать за любую промашку. Щекотливая ситуация сходит на нет. Они сидят еще час, а после решают идти по домам. Первым уходит Киган.***
Они сидят в машине возле дома Джареда и чувствуют себя до ужаса некомфортно и неловко, словно в первые дни съемок «Сверхъестественного». Дождь, как проклятье с небес — бросается огромными холодными каплями. Те с гулким стуком находят покой на земле. Эклз старается хоть что-то сказать, но все слова, что крутятся в голове — глупые и ни к месту. Ему бы хотелось расспросить о Кигане, но он осознает, что Джаред сейчас напряжен, а Дженсену совсем не хотелось получать заряд тока такого рода. «Поругаетесь и ты один останешься, — снова язвит внутренний голос, — а у него вон Киган есть. Убежит и глазом моргнуть не успеешь. Или… Он уже убежал, а ты и не заметил? А? Как тебе такое?». Он сжимает руль и старается сохранять самообладание. Сжав зубы, глядит, как крупные капли дождя ползут по стеклу. Хочется курить и трахаться, но Джаред распространяет такую мрачную ауру, что не остается никаких сомнений: он все еще злится. Поэтому Дженсен сидит и буравит взглядом противные капли и старательно давит в себе то панические, то пошлые мыслишки. Падалеки наблюдает за ним пару секунд, а затем спрашивает: — Ну и что это было? Эклз смотрит в ответ и кидает сбитое: — О чем ты? Джаред поворачивается к собеседнику всем корпусом и горячечно начинает: — Я о твоих задатках каннибала, — разгибает палец. — О том, что ты творил в туалете, — разгибает еще один. — И о том, что ты ляпнул Кигану! — буравит взглядом три торчащих пальца, а затем тыкает ими в лицо собеседника. Да, Джаред… Молодчина! Сразу в лоб все претензии. Дженсен же и не знает, что отвечать на эти правдивые обвинения. Он сорвался? Он сошел с ума? Он потерял рассудок от мысли, что Джаред больше не его? Он не уверен в том, что… Дженсен прочищает горло и, упираясь взглядом в руль, отвечает: — Извини меня за… все. Я не знаю… — облизывает губы и смотрит на собеседника. — Я просто все еще не могу привыкнуть, что мы снова вместе и… — его злобным тоном перебивают: — Извини? Что это значит? — Падалеки наклоняется ближе. Вот-вот коробка передач столкнется с его коленом. — Ты на что намекаешь, Эклз? — глядит блестящими от злобы глазами и кривит губы. Дженсен выдерживает пронзительный взгляд, делает глубокий вдох и произносит: — Ни на что я не намекаю. Хочу сказать, что мы, наконец, помирились. И после всего этого… — рукой обводит пространство и опускает голову, — я снова боюсь тебя потерять. Джаред возвращается в прежнее положение, складывает руки на груди и откидывается на сиденье. Говорит уже гораздо мягче: — Я больше склонен думать, что ты не потерять боялся, а не успеть меня сожрать, блин! — хмурит брови и облизывает внутреннюю сторону щеки. — Эклз, что за чушь? Даже думать о таком не смей! С чего ты вообще взял, что я могу уйти? — Джаред снова поворачивает голову и смотрит ласково. Дженсен глядит в эти прекраснейшие глаза и чувствует, как смущение заползает под рубашку. «Но ведь ты уходил», — думает он и кривит губами. А другая мысль, более злобная и ядовитая, кусает лобную долю: «спроси у своего нового дружка!». Дженсену хочется крикнуть это пульсирующее высказывание со всей злостью, но он проглатывает едкие слова, что поползут по пищеводу и упадут в желудок, разъедая стенки. Вместо этого он произносит хрипло: — Ну, у тебя тут новые друзья. Хорошие, я видел… Просто… — Придвигается ближе и неуверенно тянет за чужой рукав, — прости меня, ладно? Джаред выдыхает преувеличенно громко, но кивает. Указательным пальцем ласково касается чужих пальцев и, улыбаясь, произносит: — Не придумывай лишнего, ладно? Дженсен, это просто работа, — резко щелкает по чужим пальцам. — Еще раз укусишь меня так безобразно, я тебя всего заслюнявлю. Понятно? — хмурит брови, однако глаза показывают не злость, а лишь нежность. Дженсен кивает, облизывает губы и голосом на порядок ниже, чем обычно, вкрадчиво интересуется: — Я мог бы остаться на ночь, ну… знаешь? Джаред вдруг бледнеет и съеживается, тупит взгляд и сдавленно отвечает: — Давай не сегодня. У нас скоро съемки… нужно быть готовыми. Мне еще нужно созвониться, — кашляет. — Ну, по работе, сам понимаешь… Дженсен закусывает губу и кивает. Внутри все чертополохом зарастает моментально. Он все же натянуто улыбается и говорит: — Конечно… Тогда увидимся. Джаред резко кивает и, виновато улыбаясь, выбирается из машины. И напоследок, перед тем как закрыть дверь, тихо молвит: — Дженс, все у нас хорошо. Это просто работа, — и, прикрывая ладонями голову от дождя, скачет в сторону дома. Эклз провожает безумным алым взглядом удаляющуюся спину и кладет голову на руль. Шепчет тревожно сухими губами: — Нужно быть готовым… Внутри у него появилась пружина, а под воздействием фразы: «это просто работа» сжалась.