Совершенное здесь есть нормальный случай.

Очутиться в своей квартире казалось чудом, особенно, после минувшей оказии. Ну и бред, право! Вроде бы цивильное мероприятие, а все, переросло в вакханалию. Он приподнял голову и, включив телефон, увидел сообщение от Андрея, написанное примерно в девять утра. Псих. Слава предпочел ему не отвечать и лег в ту же позу. Раздался дребезжащий звонок под ухом. Серьезно? Заебись товарищ. — Да, Андрей? — невнятно промычал Слава в трубку. — Доброе утро. Что делаешь? — Осциллирую, блядь! Че те на хуй надо? — Я приеду? — Приезжай. Бухла захвати. *** Андрей приехал в течение двух или трех часов. В целом, наверное, прошла блядская вечность. Но это все поверья дурных холуев. Зачем же считать минуты? Это такая глупая условность, не имеющая смысла. В народе говорят, что если есть душа, то будут и мытарства. А если наличие объекта-D, не исключает наличие объекта-М, то эти идиотусы, что делать предложат? Хотелось раствориться в одночасье. Раз, два, три, и все. И нет субъекта-V. — Страдаешь, Пруст? Страдай. Поэт всегда это проходит. Мы почти как Верлен и Рембо! — Совсем ебанутый? Я надеюсь, что тоже не доживу до сорока. Да что уж там, надеюсь, до тридцати семи не доживу. Мне страшно жить. Умереть — нет. Я рассуждаю, как тупая мефедроновая блядища, но как есть, — он пожал плечами и, налив в стопку на аккуратной ножке коньяк, выпил. — Чтоб не быть рабами, замученными Временем, опьяняйтесь; опьяняйтесь непрерывно! Вином, поэзией иль добродетелью, на ваше усмотренье. Голос звучал тоскливо. От Андрея реакции не ждал и не хотел слушать даже. — Бодлер? Планируешь, как Маяковский? — Бодлер. Жизнеутверждающе, да? Обязательно. Чтобы кончить, как Вовка, нужно дожить, а я до весны все дни считаю который год. — Говоришь так, будто никогда ее не чувствовал, не вдыхал. — Возможно. Я не знаю. Правда. Это пиздец паршиво. Я все равно знаю, что умру скоро. С большей вероятностью попаду в ад. — С чего такая уверенность? — Мы с тобой как-то разговаривали на тему снов и Фрейда. Там символизм, притянутый за уши. Я сегодня уснул бухущий и недовольный. Та пизда меня вымотала своей тупизной. Дала мне пять тысяч за макулатуру, думать будет, что я ей по гроб обязан. Сплю. Вижу. Черная комната. Посередине стоит маленький столик. Там свет такой холодный, яркий. Стоит на нем скрипка. Ну, я подхожу и начинаю виртуозно играть на ней фугу Шнитке. Это же так мерзко звучит всегда… Мне стало плохо. Я ее играл около трех часов, пока не стер пальцы до костей. Скрипка выпала, я посмотрел на руки, упал без сил и прошиб голову о край стола. Считай, проклятье такое. Давай, не чокаясь, за мою будущую погибель! Слава разлил коньяк по стопкам и вновь выпил залпом, в то время как Андрей лишь слегка помочил губы. — Ты пьешь, как ташкентская целка. — Я и есть ташкентская целка. — Андрей вяло усмехнулся. В его глазах, конечно, не было должной пустоты, чтоб Слава кинулся на шею, но, как сказал Екклесиаст: «Кто копает яму, тот упадёт в неё, и кто разрушает ограду, того ужалит змей». Наверное, это имело какой-то смысл в абсурде и ужасе бытия, а если нет... То и хуй с ним.