***
— Морготт, я тебя везде ищу. Полубог, мельком завидев Короля Знамений в одной из многочисленных комнат замка, тут же окликнул его, но лишь спустя секунды заметил, что он был занят спором с самой Королевой Рода Кария. — Дорогой Микелла, подожди немного — Сухо бросила Реннала ему в лицо и вернулась к дискуссии. До ушей Микеллы донеслись их яростные и гневные голоса, спорящие о Великих Рунах, о каком-то сражении и о какой-то загадочной личности, после чего Реннала, резко встав, покинула комнату, даже не удостоив вниманием Полубога, стоящего в проеме. Морготт тяжело вздохнул и кивнул Микелле, приглашая его за стол. — Стоит предположить, что девушка не вернулась в мир живых? Отметив тяжелые эмоции на лице Полубога, Знамение посмотрел на Древо Эрд через огромное окно, украшенное золотыми узорами, складывающимися в зигзагообразные молнии. — Ты прав. Фия… сделала свой выбор. — После небольшой паузы Микелла протянул Морготту его Великую руну — Возвращаю. Смотря на святящуюся золотым блеском руну, в глазах Морготта не рождалась ни одна эмоция от лицезрения символа силы и могущества смешанными в идеальном образе рассеченного круга горящего золотым пламенем. — Отдай ее Вандебару. Отныне она принадлежит ему. — Отрицательно покачав головой, Король Знамений отмахнулся от руны, словно не желал даже видеть ее. Застигнутый врасплох, Микелла сжал руну, нахмурив брови и пытаясь понять, что же творится в голове Знамения. — О чем ты? Король Знамений посмотрел на синее небо, не имеющее ни конца ни края, и сжал свою трость, вырывая из нее глухие скрипы. — Мы обязаны дать бой Маликету, если хотим увидеть конец этой затянувшейся войны — Вздохнув, произнес Морготт скрипучим голосом — И Вандебар вновь, как и много раз до этого, станет ключевой фигурой в этом сражении, однако… он простой смертный. У него нет такой мудрости и знаний как у тебя или Ренналы, нет ни силы, ни ловкости Малении, ни магического мастерства Ренни… Нет ни ненависти, ни жестокости, как у меня, его трудно сравнивать даже с Блайдом. О чем говорить, если даже Великая Воля отреклась от него. Что же он сможет противопоставить Маликету, если тот не возжелает прислушаться к его гласу? — Знамение одарил Полубога леденящим, пробирающим до костей взглядом — Вандебар – обычный смертный. У него не будет второго шанса. — Процедил Морготт сквозь зубы и, врезав по столу кулаком, потянулся через стол к Микелле, остановившись в мгновениях от его испуганного от неожиданности лица, заставляя почувствовать последнего исходящий от Знамения бурлящий в нем гнев — и вы все забываете про это. Король Знамений, с бесстрастным стуком опустив трость на пол, медленно встал из-за стола и направился к выходу из комнаты. — Подожди! – Микелла резко спрыгнул со стула и тихий шепот ветра заиграл с его золотистыми прядями волос – О чем вы говорили с Ренналой? — … о худшем. Произнес Морготт и, более не обращая на Полубога внимания, покинул комнату, оставив Микеллу с бесконечными вопросами, тяготящими его думы, и без единого ответа, что могли бы рассеять туман, навеянный неизвестностью.***
Король Знамений наслаждался тишиной на вершине бастиона Замка Грозовой Завесы, с которого открывался прекрасный вид на все земли Замогилья, что грелись под лучами Древа Эрд. По всему периметру сооружения расположились десятки могил, каждая из которых была почтена мечом, копьем или другим орудием, напоминая о жертве и страданиях бесчисленных погасших, ставших частью Полубога, заклейменного безумцем. — Что вновь тяготит твои думы, Морготт? Скрипучий, низкий голос пронесся вдоль бастиона и, казалось, застиг Знамение врасплох. — Я вновь слышу звон клинков, эхом отдающийся в моих ушах. Бесконечные знамена воинствующих армий пролетают перед глазами, океаны крови, орошают подступы к Столице, а сотни тысяч трупов, заполоняют улицы Лейнделла… в очередной раз нам предстоит пройти через это. Однако… Владыка замка Грозовой Завесы встал рядом со Знамением, облокотившись на золотой топор. Он также окинул взглядом золотистое сияние Древа Эрд, которое, казалось, было единственной вещью, не поменявшейся с течением времени. — Только не говори мне, что ты боишься смерти? Усмехнулся Полубог, ухватившись взглядом за одинокую лилию, покоившуюся на могиле, за которой явно прилежно ухаживали из-за дня в день. — Хм-м-м — Промычал Знамение. — Вандебар? Морготт медленно закивал, сильнее сжимая трость. — Да-а, Вандебар… Боюсь, мы все неосознанно стали заложниками его смертности. — Что ты имеешь в виду? — Ты когда-нибудь задумывался, что произойдет, если он умрет? — Отметив озадаченное выражение лица Годрика, Знамение продолжил — Что будет с нашим… Союзом? Продолжит ли Маления следовать плану? Или в приступе ненависти и отчаяния повторит историю, что произошла в Звездных Пустошах? А Микелла? Сможет ли он в таком случае направить клинок на свою сестру? На нашу сестру? И сможет ли кто-нибудь из нас ее остановить? Ведь при всем этом, нам еще нужно сразить… Маликета… Все наши нити судьбы тесно связанны с Вандебаром. И если его не станет, не будет и той связи, что держит нас вместе. — Морготт посмотрел на основание Древа Эрд — Да… мне страшно. Впервые за сотни, тысячи лет Я почувствовал надежду... И я боюсь... потерять ее. Годрик продолжал спокойно смотреть на Знамение, прекрасно понимая, о чем тот говорит. Владыка Замка Грозовой Завесы тоже имел свои страхи, хотя и слегка отличные от Морготта. Он боялся, что не сможет оправдать надежды своего прародителя, Годвина Золотого. Боялся, что весь его род, всю его семью будет ждать лишь забвение. — Мы сделаем все, чтобы покончить с этой войной. Даже ценной своих жизней. — Твердо произнес Годрик, закинув руку на плечо Знамения — Может Вандебар и стал связующим звеном для нас, но не забывай, он не один, мы все – семья. И я рад, что мы, наконец-то... это вспомнили. Последние слова Владыки Замка смогли вытянуть из Морготта слабую, но полную надежды, улыбку, похожую на последний луч заходящего солнца, которое вновь должно взойти. Пока ее не омрачила тень, повисшая над бастионом и знаменующая начало конца.Час назад. Одна из гостевых комнат.
В помещении, на которое беспросветная мгла объявила свои права, крохотные лучи солнца с трудом пробивались сквозь закрытые шторы, служившие барьером, защищающим от внимания посторонних. — Маления?.. — Тихо прошептал Вандебар, нащупав плечо Валькирии — Еще не спишь? — Да, дорогой? Прошептала она вполголоса, медленно сплетая свои пальцы с его, чувствуя исходящие от него волны тепла. — Спасибо тебе. — Произнес он глубоким, словно море, голосом и поцеловал ее в щечку — Спасибо, что ты есть. Валькирия коснулась его своим лбом и прошептала. — Тебе спасибо, любовь моя. — И подарила ему легкий, как дуновение морского бриза, и обжигающий, словно касание первой любви, поцелуй. Пальцем коснувшись его губ, она почувствовала горестную, как воспоминания, что не вернуть, натянутую улыбку. И догадавшись, что вызвало ее, в сердце Валькирии, словно впился колючий шип, что разрывал ее изнутри. — Вандебар, прошу… не держи это в себе — Произнесла она голосом, полным боли, вызванной чувством собственной беспомощности. — Позволь мне разделить твою боль… не мучай себя. — … Я просто хотел... спасти ее… — Вандебар обнял ладонь Малении, и последняя почувствовала, как дрожат его пальцы, ощутила, как прерывается его дыхание — … спасти всех. Как же глуп я был. Валькирия сжала его ладонь и коснулась его волос золотыми пальцами. — Вандебар, вовсе не глупо – хотеть спасти дорогих тебе людей. Если бы ты не был самим собой, я бы никогда не встретилась со своими детьми, с нашими детьми, с нашими ненаглядными дочерями… больше никогда бы не увиделась с Микеллой, не нашла бы свою семью… Именно твоя доброта связала всех нас вместе. И я благодарна тебе, что ты не оставил меня там, у корней Древа. Сдавшуюся, одинокую и… забытую. Однако… именно доброта причиняет тебе больше всего боли… как и мне. На пути, который мы избрали, нам придется мириться с потерями, какими бы тяжелыми они не были, как бы сильно они не ранили нас. Это больно, ужасно больно, но… такова жизнь. Лишь переживая эту горечь, эту боль, все эти нескончаемые потери, мы понимаем, как же дороги нам люди, что окружают нас… И я слишком долгий путь, чтобы понять это. Теперь… — Она коснулась его груди, чувствуя, как сердце ее любимого отзывается на прикосновение — Твоя очередь осознать это. Не дай всем этим жертвам сломить себя… Прошу, не забывай, ради чего мы начали этот путь. Вандебар, аккуратно смахнув прядь алых волос, встретился с глазами, пораженными гнилью, в которых отражался его жалкий, исковерканный и убогий образ мученика, думающего, что он единственный, кто чувствует непреодолимое давление мира. Впервые рыцарь почувствовал, что он не единственный, кто переживает ужасную потерю, кому больно, кто страдает. Что его жалкое эго, которое он неосознанно подкармливал, не позволяло ему заметить, как страдают близкие ему люди, какое горе таится в их израненных сердцах. Наивно было полагать, что он особенный в этом плане, будто лишь его волновала жизнь дорогих ему людей. Но не смотря на всю его наивность, глупость и детскую капризность, в глазах Валькирии не было ни злости, ни осуждения, напротив, они все также смотрели на него с… любовью и принятием. Он с лаской провел рукой по ее щеке, остановившись у мягких, румяных губ. И произнес слова, которые она слышала не раз, но уже... как совсем другой человек. Как человек, который смог отпустить, чтобы продолжить двигаться вперед. — Я люблю тебя, Маления.***
— Берегись! — Морготт оттолкнул Годрика в сторону и принял удар огромного клинка тростью, что разошлась паутиной сколов. От могущественного удара каменные блоки под ногами Короля Знамений раскололись и закричали глухим звоном. Стиснув зубы, Морготт схватившись обеими руками за трость, перевел меч противника вниз, после чего пнул того в бок. — Кто это?! — Прокричал Годрик, заключая золотой топор в стальную хватку. Колоссальная фигура, покрытая черным, трупным воском, взмыла в воздух, расправив черные, как смоль, крылья. За ней, словно по команде, запорхала еще пара крыльев, и еще... и еще. И они несли за собой смрад самой смерти. — Враги. — Процедил Знамение, разламывая древесную оболочку трости, обнажая проклятый клинок. Одна из гаргулий кивнула на Владыку Замка, и в тот же миг две пары крыльев направились к тому. Оставшиеся рванулись к Королю Знамений. Морготт призвал золотой клинок в свободную руку и метнул его в одну из гаргулий, но та, не смотря на свои огромные размеры, словно лепесток на ветру, ловко увернулась. Вторая же уже направляла клинок на Морготта, который, как никогда прежде, был готов… ненавидеть. Вновь приняв тяжелый удар черного меча, Морготт смог устоять на ногах и, резко отбив меч, призвал золотой молот. В следующее мгновение подлетевшая гаргулья, думавшая, что она единственная, кто способна противостоять гравитации, была застигнута врасплох. Знамение, смяв каменные блоки под собой, оттолкнулся от земли на семь-восемь метров и, направив весь свой вес и импульс в удар молотом, нанес сокрушительную атаку по черепу противника. Гаргулья потеряв контроль над своим телом, рухнула на землю, разбивая своими крыльями ближайшие могилы. Однако, оказавшись в воздухе, Морготт стал слишком привлекательной целью для левитирующего противника, который безо всяких трудностей нашел брешь в его защите, и пронзил грудь Знамения. Выдернув меч, Гаргулья позволила ему рухнуть на землю, разбивая под собой десятки блоков. Приземлившись, она помогла своему собрату встать на ноги, и начала медленно смаковать глазами беззащитную фигуру истекающего кровью Полубога. — Морготт!.. Ха-а! Знамение, болезненно повернув голову, заметил, как одна из гаргулий отсекла тому руку, вторая же пронзила ему грудь, празднуя свою легкую победу отвратительным рыком, вырывающим саму душу из нутра. — Годрик… Болезненно прорычал Морготт, до скрежета стиснув зубы и наблюдая, как его собрат безвольно падает на холодную землю, внутри Знамения будто что-то щелкнуло, словно нажали на запылившийся переключатель. — Ты назвал себя — Низкий голос, похожий на бурчание мертвеца, донесся до ушей Морготта — Королем Знамений… Смешно. Как и остальные проклятые выродки, ты не имеешь права даже на существование, мерзкое отродье. Морготт, схватившись за кровоточащую рану, со всей ненавистью взглянул на возвышающуюся фигуру. — Король, говоришь?.. Нет… — сжав клинок и помогая себе хвостом, он поднялся, показывая свой отвратительный оскал, сочащийся ненасытной злобой — Я не король… И не бог. Я… Под ногами горгулий забурлила сама земля, растворяя каменные блоки в жидкое, тягучее золото. В следующее мгновение черные фигуры накрыли гейзеры расплавленного, обжигающего золота. Крылья, тело, даже орудия начали растворяться под яростью кипящих золотых источников. И посреди этой золотой лихорадки, Морготт, словно не чувствуя боли, прыгнул на них пронзая грудь ближайшего противника, и хвостом сбивая его напарника. Встав ногой на лицо горгулии, он полным ненависти взглядом посмотрел в ее глаза, наполненные презрением и болью. — …хуже. Надавив на голову, уже Знамение смаковал каждое мгновение, наблюдая, как трескается лицо горгульи, как ее глаза презрительно кричали, пока ее голова не раскололась под давлением ненависти, что сжигала своего хозяина изнутри. — Я сдеру с вас кожу... — Морготт медленно подходил к агонизирующим от бурлящих золотом фонтанов — Разломлю ваши души... И убью вашу надежду... — Он пронзил грудь ближайшей горгульи, вырывая из нее глухой крик, и вздохнул от эйфории наводнившей его сознание — Да-а. Это... мое истинное предназначение. Спустя пару минут из-за дверей внезапно вылетел Микелла, и, резко остановившись, перед его глазами предстала ужасающая картина: по всему бастиону были разбросаны куски черных пластин, окаменевшие конечности и осколки черепов, орошаемые застывающим золотом, и посреди этого хаоса сидел Морготт, истекающий кровью, и придерживал голову Годрика, чья красная нить судьбы резко оборвалась.