Конец эпохи Раскола

— Варрэ не врал, Святое Древо и вправду существует… — Прозвучал тихий, дрожащий от восторга голос — выходит и ты не просто сказка… Маления, Клинок Микеллы. Еще мгновения назад мужчина в доспехах, плотно закрывающих каждую часть его тела, стоял посреди белого и невероятно холодного ада, который жители Междуземья окрестили – Вершинами Великанов. Но едва коснувшись забытого в веках портала в городе-призраке, как рыцаря перенесло в земли, что до этих пор считались лишь выдумкой, бреднями стариков. Таинственный портал вытолкнул его на одну из ветвей колоссального древа, с которого можно было оглядеть как далекий синий океан, не имеющий края и сливающийся с необъятными небесами, так и очертания построек на самых нижних ветвях, поросших мхом, но также и… гигантских муравьев, нагло грызущих древо, бледнокожих трубадуров, оскверняющих блаженную тишину своим мерзким пением, бастардов, отвратительных полу-животных полу-людей, оскорбляющих своим присутствием чистоту Святого Древа, и огромные растения, распыляющие поры алой гнили, что оседали на ветви и листья Древа, въедаясь в саму его природу. И если приглядеться, то можно было заметить красноватые грибные наросты растущие и размножающиеся на ветвях древа, те же самые, что росли и в Звездных Пустошах, в месте, где правила Алая Гниль.       Тихо вздохнув, рыцарь обнажил старинную катану, которая потеряла былую остроту и уже мало чем отличалась от обычного тренировочного оружия, но в его руках она превращалась в орудие самой смерти. Мужчина предпочитал не марать свои руки кровью, но, когда обстоятельства все же брали верх, он без сомнений отбирал чужие жизни. И что-то ему подсказывало, что сегодня его клинок вкусит кровь, а руки окрасятся в багряный… И он не ошибся. Прошло не больше часа с тех пор, как рыцарь спустился на нижнюю ветвь, но все его доспехи уже были измазаны липкой и темно-алой кровью десятков бастардов и трубадуров, у которых и в мыслях не было давать мужчине поблажку, один из них даже был близок к тому, чтобы откусить ему руку, но доспехи выполнили свою неблагодарную работу и сохранили конечность, хотя и не потрудились избавить ее от ноющей боли. Но как оказалось все противники до этого были лишь легкой прогулкой, в сравнении с тем, что ждало его дальше. Грозный рыцарь в серебряного цвета доспехах, на голову-две выше мужчины, верхом на могучем коне патрулировал площадь, в конце которой виднелся проход в глубь Древа. Сама его фигура вызывала трепет у мужчины, который, спрятавшись за забором, обдумывал дальнейшие действия. Выйти с рыцарем на битву было бы слишком опасно, учитывая, что мужчина копил силы лишь для той единственной, ради которой он сюда и явился… ради Малении. Взяв магический посох, свисавший с правого бока, мужчина провел им по воздуху и, образовавшаяся пыльца осела на его теле, подобно морским брызгам, наложив на него заклинание невидимости, хотя проглядывающиеся очертания его фигуры все еще можно было увидеть, если подойти на расстояние вытянутой руки. И закончив приготовления, мужчина тихо положил посох, прекрасно исполнивший свою роль, на пол и, делая каждый шаг с крайней осторожностью, двинулся вперед. Дойдя до середины площади, мужчина резко остановился, взглянув на морду коня, который, кажется… что-то начал понимать. И в следующее мгновение, которое тянулось до невозможного вечно, конь резко заржал, встав на дыбы. — Гвин?! — Прокричал рыцарь стальным, но не лишенным ласки… женским голосом, стараясь удержаться на седле — Тише, тише, мой мальчик! Рыцарша спрыгнула с коня, сняв тяжелый шлем и взглянув в его то ли удивленные, то ли хитрые глаза, начала расчесывать ему гриву. Гвин, земетив обеспокоенное лицо своей госпожи, ее черные, цвета воронова крыла, волосы, что спадали на ее наплечники, начал успокаиваться, тыкая мордой в прекрасное лицо рыцарши. — Неужели, ты просто хотел нежностей? Слегка усмехнулась она, обняв шею жеребца, на что он начал языком прилизывать ее волосы. — Я тоже тебя люблю, хитрец ты мой. — Мило шепнула она ему на ушко. Мужчина под покровом невидимости, тихо переставляя ноги, начал огибать рыцаршу и ее коня, но когда встретился взглядом с последним, то тот ему лишь подмигнул, утопая в ласке своей ненаглядной госпожи. Мужчина не растерялся и, на миг остановившись, отвесил ему низкий поклон и покинул площадь, углубившись в древо. Но то, что он увидел внутри Древа, а если быть точнее внутри Крепости, вокруг которой росло Святое Древо, заставило мужчину потерять дар речи. Солдаты лениво бродили по коридорам, некоторые спали, отлынивая от работы, многие же просто стояли и болтали ни о чем. Во всей Крепости витала слишком уж умиротворяющая атмосфера несмотря на то, что само Древо переживало далеко не лучший период в своей долгой истории. Солдаты же будто не замечали этого или не хотели замечать. Рыцарь решив не тратить время на поиск ответов двинулся дальше, все глубже и глубже, к корням Древа.

***

В пещере у корней огромного умирающего Древа, в чьих сплетенных и огрубевших ветвях угадывался образ юноши, тянущего руку к одинокой красноволосой Валькирии, которая, казалось, дремала в ожидании кого-то дорогого сердцу уже не одну сотню лет. Редкие солнечные лучи грели поляну иссохших цветов, чья былая красота должна была ублажать глаза того, кто не появлялся здесь целую вечность. Воительница же восседала на изящном стуле с позолоченной рамой, которым бы похвастались даже именитые лорды и короли. Обе ее ноги были заменены золотыми, идеально повторяющими конструкцию своих оригиналов, протезами, что давно утеряли свой блеск, но даже так, смотря на них, можно было заметить ускользающую, почти растворившуюся красоту. Правый протез доходил до коленной чашечки, левый же полностью заменял ей ногу. Ее некогда прекрасные глаза покрыла каменная, цвета сгнившего и почерневшего яблока, насыпь, которая продолжала разрастаться и приносить все больше страданий с каждым днем. Правая рука отсутствовала, и вместо нее был встроен сложный золотой механизм в плече, в который должно было что-то устанавливаться. Левая рука была покрыта белыми сухими ожогами и темнейшими каменными рубцами вплоть до изящной кисти, и лишь красивые тонкие пальцы пока не были тронуты ужасным недугом. Возле ее ног, приминая высохшие и пожелтевшие цветы, аккуратно покоился золотой протез руки, цвета потухшего золота, и золотой шлем с крыльями по бокам, который грелся под редкими лучами солнца. Она медленно, нежно и заботливо гладила ветви Древа, как если бы это был настоящий, самый дорогой и незаменимый человек в ее жизни, и что-то устало, почти неслышно нашептывала в пустоту, в надежде, что где бы этот человек ни был, он ее слышит... и знает, что она очень скучает по нему. — Микелла… Тонкий, кристально чистый голос заполонил пещеру, разрезая тишину. Она подняла свой затуманившийся взор на очертание юноши, сплетенного из сухих, болезненных ветвей, и не смогла не вспомнить образ своего брата… единственного родного человека, которого по-настоящему любила, которым по-настоящему дорожила, и оттого ей было так больно от разлуки с ним. Алая Гниль, дар и проклятие, которое на нее наслал Безымянный Бог, каждый день разъедала ее плоть, извращала саму ее суть, противореча самой природе и оскверняя каждый день нескончаемой болью и агонией, к которым она, казалось, уже привыкла. Привыкла, но не переставала их чувствовать, и лишь долг перед ее братом заставлял ее держаться, сопротивляться зову, что изо дня в день нашептывал ей, своим отвратительным голосом, искушал ее, въедаясь в каждую клетку ее тела, порой кричал прямо в ее голове, требовал и приказывал, возомнив себе, что она является его игрушкой, но это не так… Пока что не так… И это ее пугало. — Прошу, дорогой брат… возвращайся скорее. Она сомкнула губы в слабую, дрожащую и почти исчезающую улыбку и закрыла глаза, собираясь погрузиться в сон, где ее вновь встретит отвратительный голос. Однако не успела она прикрыть глаза, как ее слух уловил хруст опавших листьев и плеск воды. И медленно повернув голову, она увидела мутный образ рыцаря, головы на две-три ниже ее, который стоял на входе в пещеру. Несколько мгновений она просто смотрела на него, пытаясь понять, что происходит, пока не осознала, что в Святую Обитель, к самим корням Древа, названного в честь ее драгоценного брата, вторгся жалкий, мерзкий вор, оскверняющий своим грязным, лишенным всякого приличия и такта присутствием место, в котором имел право находится только ОН!

«Девочка моя, не позволяй гневу поселиться в твоей голове, не позволяй ему контролировать твои мысли, не он должен направлять твой меч…».

Услышала Валькирия равномерный и спокойный голос в своей голове, подобный текучей воде в ручье, и гнев, взявший бразды правления над ее мыслями, в одночасье растворился в сознании, словно его никогда и не было. Однажды ей уже довелось ослушаться совета своего мастера, и последствия были ужасными... для всего Междуземья. В этот раз она прислушается к его голосу. Валькирия, медленно поднявшись на ноги, потянулась за золотым протезом и с металлическим скрежетом установила его в механизм в руке, после чего подняла и надела шлем, закрывающий ее глаза и тоненький нос. — Я так долго спала… — Каждое ее слово было наполнено безмерной горечью, заполонившей ее сердце и, сделав короткую паузу, она подняла свой неясный взор к проглядывающим лучам солнца, которые пробивались сквозь забрало золотого шлема — Моя плоть пожелтела, подобно потускневшему золоту… а кровь испортилась. Я оставила после себя гору трупов… В ожидании… его возвращения. — Сделав легкое движение протезом руки, она отсоединила длинную катану от него и, быстро схватив ее, Валькирия посмотрела на нарушителя — Внемли моим словам. Я Маления. Клинок Микеллы. И я прежде не знала поражений. Она взмахнула оружием и выставила ногу вперед, готовясь совершить молниеносный рывок с последующим ударом, который закончит схватку в одно мгновение, но… остановилась, не поверив своим глазам, сочтя, что гниль обманывает ее, насылает иллюзии. Рыцарь в ответ на ее угрозы и предостережения, лишь… снял шлем, обнажая свои золотистые волосы, и поклонился ей так, словно у них намечался дружеский поединок, а не… битва насмерть. Сотни, нет, тысячи лет, может даже еще больше, Маления не могла вспомнить, когда в последний раз ей бросали официальный вызов, соблюдая все правила рыцарского приличия. Не смотря на все ее достижения, как сильнейшего фехтовальщика Междуземья или непобежденную Полубогиню, во время Раскола, ужаснейшей из войн, поразившей каждый уголок Междуземья и изменивший жизнь каждого его обитателя, ни у кого не было времени на сохранение чести, особенно перед Ней. Все и каждый стремились вписать свое имя на страницы истории, как единственного победителя Клинка Микеллы, как того, кто одержал верх над сильнейшей Полубогиней, даже если это была нечестная победа, но он… этот рыцарь словно пришел только ради справедливой схватки, не омраченной хитрыми уловками или бесчестными приемами. И достоинство Малении не позволяло ей отмахнуться от такого поведения. За долгие и долгие лета, ей впервые представилась возможность вспомнить, что такое – честный поединок, и она ее не упустит. Алая Валькирия, сняв золотой шлем и опустив оружие, слегка поклонилась, едва улыбнувшись, забытому чувству. Чувству, когда ты без страха можешь склонить голову, не боясь, что в тебя летят десятки и сотни стрел и копий. Подняв голову, она отметила, что рыцарь все еще чего-то ждет, и поняв, чего же он ожидает, она слабо ему кивнула, дав понять, что она готова, после чего оба надели свои шлема, приготовившись к битве. И в следующее мгновение, она сорвалась с места, оставляя после себя лишь порыв ветра, поднявший иссохшие листья в воздух. И рыцарь решив не позорить себя, так же рванулся к ней на встречу. Так, по всей пещере разнеслась песнь мечей, что была слаще, чем только что собранный мед, ярче, чем слепящее солнце, и освежающее, чем морской бриз на берегу моря. Маления прыгала вокруг рыцаря, нанося удары со всех сторон, он в свою очередь умудрялся и уворачиваться и отбивать ее стремительные выпады, что не могло удивить первую. Но… это все на что он был способен. Рыцарь слишком зациклился на глухой защите, забыв про нападение, что, конечно же, не могло не поставить крест на его победе. Маления шагнула к нему и скрестила с ним мечи, после чего резко сбила его с ног, приставив катану к его шее. Будь это кто угодно другой, она бы уже отсекла ему голову, и вернулась на свое место, но… Но почему-то на ее лице все еще держалась слабая улыбка, а в голове впервые за долгие столетия не язвил голос Алой Гнили, требуя осквернить проклятием все, до чего она могла бы дотянуться. Нет. В этот самый момент она слышала лишь свои мысли, которые требовали не убивать рыцаря, отпустить его, пощадить, дать ему шанс прожить хотя бы еще один день. Спрятав свою улыбку и запечатав свои чувства глубоко в сердце, она бесстрастно посмотрела в его зеленые глаза, проглядывающиеся сквозь узкие щели шлема. — Оставь свои притязания на Великую Руну и уходи. Ей было… больно это говорить. Она не знала почему, не знала, что заставило ее пощадить его, но Маления точно знала, что, если она хочет, чтобы он жил, ему нужно бежать от нее настолько далеко, чтобы мысли о возвращении даже не поспевали за ним. Она не видела его лица, не могла видеть какое выражение у него сейчас застыло, но его глаза говорили сами за себя. Он был… очарован? Словно ослеплен ею? Однако не успела Валькирия понять, что же все-таки за ними было скрыто, как рыцарь вернул свою катану в ножны и, с трудом поднявшись, поклонился ей, после чего просто покинул пещеру, забрав с собой то освежающее чувство, что заставило Малению впервые за долгое время почувствовать себя по-настоящему живой. Она сняла шлем и посмотрела туда, где он когда-то стоял. На ее лицо вернулась слабая, ускользающая улыбка, от осознания, что он сделал верный выбор, прислушавшись к ней. Но почему?.. Почему ей было так печально на душе? Почему ее сердце обливалось кровью? От чего ей было так неприятно из-за того, что он ушел? Сжав катану, Маления вернулась к корням Древа и рухнула на свой трон, все еще задаваясь вопросом, почему…

***

Открыв глаза, Маления не могла точно сказать сколько дней она пробыла во сне, может всего один или два, может неделю другую, или месяц? Но она до мельчайших подробностей помнила свой сон, который снился ей не один раз. В нем она со своим войском вновь ступала в земли Звездных Пустошей, место, где правил ее сводный брат и по совместительству один из сильнейших и могущественнейших Полубогов – Радан, Бич Звезд, получивший свое второе имя в тот момент, когда своей магией заставил звезды на небосводе застыть, подобно высохшим чернилам на холсте. И вновь она пережила битву со своим братом, которая поставила на нее неизгладимое клеймо, как Полубогини, погубившей все и вся в Звездных Пустошах, будь то войско Бича Звезд или ее собственное, будь то живое или не живое, растения, деревья, сама земля и воздух были прокляты Алой Гнилью, которой она позволила убедить себя, что без нее Маления не победит Радана. И отвернувшись от своей гордости, от собственной, казалось бы, несгибаемой воли, она дала проклятой силе Безымянного Полубога проистечь сквозь нее, оскорбляя саму природу своим существованием. В этой битве не было победителей. Не было ни ликующих солдат, ни громких парадов. Только боль, скорбь и… тишина. Маления сомкнула свои алые губы в тонкую линию и сжала свою ладонь в кулак. Как бы она ни старалась забыть об этом, как бы ни пыталась избавиться от чувства вины, ошибки прошлого не перестанут ее преследовать. Гниль, распространяющаяся по всему ее телу и забравшая три ее конечности, всегда будет напоминать ей об этом. О ее жалкой гордости… Но не успела она еще сильнее погрузиться в свои гнетущие мысли, как до ее ушей донесся шорох листвы и плеск воды. Она резко повернула голову и не смогла найти слов, чтобы описать свои… боль и радость, смешавшиеся в ее голове. Там, у входа в пещеру, редкие лучи солнца ниспадали на рыцаря, который уже стоял со снятым шлемом, а прохладный ветерок играл с его золотистыми волосами, которые так напоминали ей его… Микеллу. Не успела Маления опомниться, как легкая улыбка осветила ее лицо. Она не хотела, чтобы он возвращался, не хотела, чтобы он стал очередной жертвой Алой Гнили, но… но… тогда почему же на ее душе стало так светло, почему же ее душа начала петь при виде его? Валькирия этого не понимала и боялась, что никогда не поймет, но точно знала, что она ни за что не посмеет отклонить его вызов скрестить с ним клинки. Медленно встав, она вставила протез руки на свое место и подобрала золотой шлем, не торопясь надевать его. Встав в пятнадцати метрах напротив него, Маления слегка поклонилась ему, как и он ей, после чего кивнув рыцарю, оба надели свои шлема, и ринулись навстречу друг другу, наполняя пещеру сладострастной мелодией звенящих клинков. Валькирия быстро отметила, что в его движениях стало меньше скованности, он перестал бояться больше двигаться, как и перестал сидеть в глухой обороне. Она не знала почему, но была рада видеть, как он изменился за время его отсутствия. Однако, рыцарю все еще не хватало мастерства, чтобы сравниться с ней. Он был искусен, возможно не доставал до уровня Лоретты, но был очень близок, к уровню личной гвардии Клинка Микеллы – Рыцарей Чистой Гнили. В этот раз он продержался дольше, но его дыхание уже начинало прерываться, а руки дрожать от огромного количества заблокированных ударов, однако в его глазах не было и намека на признание поражения. И после очередного скрещивания клинков, они оба отпрыгнули друг от друга, Маления уже собиралась вновь наступать, как неожиданно ее перебил твердый, не лишенный радости, голос. — Вандебар. Меня зовут Вандебар. — Произнес рыцарь, опустив клинок — Для меня великая честь скрестить с вами мечи, Маления, но думаю, вы уже поняли, что меня не хватит надолго. Валькирия опустила клинок, посмотрев в его глаза, в которых загорался стыд от осознания своей слабости. — Но я не сбегу, спасая свою жизнь. Прошу, подари мне смерть от своего клинка. Если и умирать, то только от меча достойного противника. — Он поднял глаза и встретился с ней взглядами — Окажете ли вы мне такую честь, Маления? Сотни эмоций заполонили сердце Полубогини, тысячи мыслей проносились в ее голове, но лишь один вопрос не давал ей покоя, почему он сказал, что умрет? Неужели она ошиблась, и он не является погасшим, проклятым вечно восставать, чтобы продолжить свой тернистый путь в становлении Лордом Элдена, обреченным раз за разом бросать вызов Полубогам в надежде одолеть их и забрать Великие Руны. — Маления — Его голос вырвал ее из мыслей — Прошу. То, как произнес это слово: «Прошу», словно он всю жизнь искал лишь ее, Валькирию, что подарит ему достойнейшую смерть. Кто она такая, чтобы отвернуться от этой искренней просьбы рыцаря, что с честью скрещивал с ней клинки? Она кивнула ему и, выставив ногу вперед, замахнулась мечем. Рыцарь схватил свою катану обеими руками и приготовился к тому, о чем он слышал лишь в байках, о чем ему говорил его… друг, о легендарном танце Алой Валькирии. И набрав полные легкие прохладного воздуха, он рванулся к ней, Маления же, подпрыгнув и будто бы зависнув в воздухе, элегантно занесла меч над головой и, словно оттолкнувшись от невидимой опоры, рванулась к нему. В следующее мгновение град молниеносных атак, разрезающих само пространство вокруг них, обрушился на него. К его достоинству, он смог принять первую волну стремительных разрезов, но уже вторая четверка атак оставила на его груди огромный порез, третья же… ее не последовало. Маления просто толкнула его ладонью, и рыцарь рухнул в лужу, окрасившуюся в цвет его крови. — Ты отлично держался, Вандебар. Лучше многих, что я встречала. — произнесла Валькирия, но на ее лице скрытым под шлемом рождалась очень грустная улыбка. Рыцарь снял свой шлем, и Маления впервые смогла вблизи увидеть его черты лица. Зеленые, цвета чистейших изумрудов, глаза, тонкие губы кораллового цвета, аккуратный носик. Перед ней словно был не рыцарь, закалявший свое тело и мастерство в бесчисленных схватках, а… обычный парень, в жизни не державший ничего кроме плуга и мотыги. — Это было… невероятно. — Тихо произнес он, не смея поднимать глаза — Легенды не врали о твоей силе, Маления, и сегодня я смог лично в этом убедиться. Наконец… Наконец я могу умереть от достойного противника. Валькирия, опустившись на колени, поднесла золотую ладонь к его лицу и, аккуратно схватив острый подбородок, подняла его, встречаясь с его глазами. — Зачем ты ищешь смерти, Вандебар? — С непонятной, со скребущей в сердце горечью произнесла она — Разве ты не погасший? Рыцарь, опустив катану из рук, дрожащими руками потянулся к ее лицу и медленно снял с него шлем, напрямую смотря на ее прекрасное лицо, на ее глаза на которых каменным наростом прорастала гниль, не сумевшая омрачить ее красоту, на тоненький нос, бледные щечки, алые губы и идеальный подбородок, словно вырезанный из мрамора. Он, прикрыв глаза, мягко улыбнулся, но за этой улыбкой скрывалась неизвестная боль, которую Валькирия никак не могла понять. — Я вижу, гниль затуманила твои глаза сильнее, чем я предполагал — Вздохнув, он опустил глаза — Когда-то я и вправду был погасшим, я нес на своих плечах непосильное бремя – стать новым Лордом Элдена. — Каждое его слово было наполнено глубокой болью, засевшей в его сердце — Я сотни тысяч раз падал и вставал вновь, но так и не смог понять, зачем? Зачем я встаю? Хочу ли я быть новым правителем Междуземья? И в один знаменательный день мне был дан ответ… Великая Воля отвернулась от меня, свет благодати покинул мои глаза, вернув мне смертность. И тот самый момент я задался вопросом, что дальше? Теперь у меня не было ни видений благодати, ни… цели. — Тогда, если не по велению Великой Воли, не ради Великой Руны, зачем ты проделал весь этот путь до меня? Рыцарь посмотрел на Валькирию, и она вновь заметила в его глазах, которые, как и в прошлый раз, говорили сами за себя – он вновь был очарован. — Я…