Pulp Fiction

PULP (сущ.) 1. Мягкая, влажная, бесформенная масса или вещество. 2. Журнал или книга с примитивным и пошлым содержанием, обычно печатаются на грубой, дешевой бумаге. (словарь American Heritage, новое издание для колледжей)

Сквало извлек из ножен клинок и вспорол упаковку бинтов, нечаянно разрубив ее надвое. — Сделай себе нормальный меч, — посоветовал Занзас. — Пусть выскакивает сам собой… Откуда-нибудь. Сквало откинул волосы за спину. — Щас, все брошу, — разозлился он и достал из аптечки новую упаковку. Занзас вернулся к своим пистолетам. — Надо было брать дробовики, — подумал вслух Сквало, приматывая клинок. — Что за дробовики? — отвлекся Занзас. — Подарок Джаннини, готовился к твоему возвращению, наверняка чего-нибудь потребует взамен, хитрый засранец. Работают на пламени неба и пламени дождя. — А сколько их? — Два, бля. — Я тебя не про оружие спрашиваю. — Трое или четверо. — Считая нашего? — Не уверен. — То есть, там может быть и пять человек? Сквало закончил возню с клинком, оторвал зубами конец бинта и сплюнул. — Возможно. Занзас задумался. Сквало сверлил его взглядом. Занзасу по-прежнему все было нипочем, Сквало так и не понял — то ли он обдолбанный, то ли бухой. Внешне вроде тот же чертов босс, разве что окреп и возмужал, но Сквало его словно впервые увидел этим утром. Он действительно видел его первый раз за последние три года, но приходилось ждать и дольше, так что этот вариант не прокатывал. — Надо было брать дробовики, — согласился Занзас и перевел на него задумчивые глаза. Сквало выдерживал тяжелый, как могильная плита, и абсолютно нечитаемый взгляд, пока не надоело, дернул щекой и захлопнул багажник. Обшарпанное здание, возле которого они припарковались, выглядело мусорной свалкой. Изнутри оказалось ею же. Занзас не стал возмущаться, какого хуя им приходится работать в таких паршивых условиях, и первым поднялся по ступеням загаженной лестницы. Сквало только головой покачал и взбежал следом. Лифт, разумеется, не работал. — Значит, теперь всем рулит Реборн? — спросил Занзас, когда они добрались до второго этажа. — И Савада, само собой. — Они живут вместе? Сквало остановился от неожиданности. — В смысле? — Без понятия. Это ты тут всем заправлял, пока меня не было, ты мне и скажи. Они стояли посреди лестничного пролета и смотрели друг на друга, явно друг друга не понимая. Не получив ответа, Занзас пошел дальше, покачивая пистолетами. — Какой этаж? — Четвертый. — Можем подождать на третьем, поговорить. — Кто ты, мать твою, и что ты сделал с моим боссом, — процедил Сквало на ходу. — Я все слышу, — заверил его Занзас, перегибаясь через поручень. Дождался Сквало, уселся на подоконник и кивнул на место рядом. Мрачнея с каждой секундой, Сквало заглянул в длинный гулкий коридор и прислонился к перилам. Занзас с интересом разглядывал граффити на стене. — Может, скажешь, чего мы ждем? Вместо ответа Занзас вытянул руку с пистолетом, показывая свои часы. — Что? — Семь двадцать утра. — И что? — Слишком рано. — Для чего? — Для смерти, — философски изрек Занзас. — Даже для смерти таких отбросов. К тому же, насколько мне известно, наш парень может свалить. — Хочешь дать ему шанс? — Именно. Или наоборот — трезвый. Сквало скрестил руки на груди, выставив меч, как антенну. — Ну и как там? В Амстердаме? — Нормально. — Копы на каждом шагу? — Вроде того, — кивнул Занзас. Сквало тоже покивал. — В Нью-Йорке круче, — заметил Занзас. — Копы? — Черные через одного. А местная мафия называет себя «наше дело». — Да ладно. — Я серьезно. — Жгут долбоебы. — На самом деле там реально сплошь наши. — Свалившие безэлементники? — Думаю, да. В одном Нью-Йорке пять семей. — Они и семьями себя считают? — Разумеется. С Нубо Ганг не контактируют. Делают вид, что тех вообще не существует. На самом деле всё держат как раз Нубо Ганг. Сквало заржал. — Расскажи про оружие. — Что именно тебя интересует? Клинки? — Вообще. Они ведь пользуются оружием? — Обычным огнестрелом и холодным. Но не таскают его в открытую, как ты. — Что за херня? — Расклад такой: ты можешь покупать оружие, можешь хранить и можешь продавать. Но на все нужно разрешение. — На оружие? Разрешение? — Именно. — Охуеть. — Зато его можно иметь при себе. Например, в Амстердаме копы не имеют права на обыск. — Обыск? — А членам семей нельзя носить усы. — Бля… — простонал Сквало, когда проржался. — Тебя бы за твои патлы выпилили на раз, — заметил Занзас. Сквало нахмурился. — Еще нельзя трахать жену другого члена семьи. — А что насчет самого члена? — В смысле — можно ли его трахнуть? Разумеется, нет. — Ну, это и у нас не приветствуется. За одни слухи могут башку проломить. — Были прецеденты? — Да так… было кое-что. — Расскажи, — оживился Занзас. Сквало напрягся, но решил не заморачиваться ерундой, которая полезла в голову. — Помнишь Скалла? Занзас опять задумался. — Аркобалено, бывший, упоротый гонщик. Весь в пирсинге. Семья, блядь, Калькасса! — Все, вспомнил. Не ори, спугнешь клиентов. И что? Сквало сбавил обороты. — Реборн надрал ему задницу. И ходят слухи, что причиной был его приемный сын. — В смысле крестник? — Угу. — И что сделал этот недоносок Скалл — трахнул Саваду? — Ебанулся? Нет, конечно! — Не ори. Тогда что? — Прокатил его на своем байке. — И все? — И все. — И что сделал Реборн? — Послал к нему парочку классных ребят. Они взяли Скалла за шкирку и сбросили с балкона. Парень пролетел четыре этажа. Там внизу был такой садик со стеклянной крышей, вроде оранжереи — так Скалл пробил эту крышу башкой. С того времени у него нелады с речью. Повезло, что живучий, как хрен знает кто, другой бы на его месте откинулся. Еще говорят, никаких ребят не было, и Реборн сбросил Скалла сам. Занзас рассеянно покивал. — Не хочешь пожара — не играй с пламенем. — В смысле? — Не стоит катать приемного сына Реборна. Сквало хмыкнул. — Здорово же он тебе мозги промыл… Как ты вообще на эту ссылку согласился? — Ссылку? — Три года, — напомнил Сквало. — Реборн сплавил тебя подальше от своего нового Примо. Скажешь, не так было? — Я смотрел мир, — заявил Занзас. — И ебнулся где-то по дороге, — злобно пробормотал Сквало. — Скалл, наверное, не ожидал от Реборна такой реакции, но какую-то реакцию он должен был ждать, — продолжал рассуждать Занзас. Сквало окончательно взбесился. — Это была всего-навсего поездка на байке! Поездка ничего не значит. — Это означает довольно интимные прикосновения приемного сына Реборна к левому чуваку. Саваде наверняка пришлось крепко за него держаться. Это добровольное объятие. Ну нет, конечно, не совсем оно, но игра на том же поле. Сквало возмущенно вскинул руки, задев мечом засиженную лампочку. — Тереться об другого парня и кататься с ним на байке — это совсем разные вещи, мать твою. — Вещи разные, но игра на одном и том же поле. — Ты точно ебнулся в своей Америке... Слушай, может ты ездишь на байке не так, как я, но покататься с парнем и пообжиматься с ним — не одно и то же поле, не одна и та же лига, и даже не один и тот же вид спорта, мать твою! Тем более всего одна поездка. Она нихрена не значит. — А две поездки? — Хоть десять, блядь. И не надо мне рассказывать про байки, я весь мир объехал, на байках в том числе. — Значит, ты умеешь водить байк? — Чего там уметь? — А мужика ты катал когда-нибудь? — ровно спросил Занзас. Сквало бросил на него долгий взгляд. — Пошел ты. Занзас неожиданно мягко улыбнулся — Сквало даже злиться перестал от удивления. — Сколько раз? — Пошел ты. — Меня не покатаешь как-нибудь? — Ты реально заебал, — бросил в сердцах Сквало, развернулся и пошел вверх, пересчитывая мечом столбики перил. Занзас нагнал его и пошел рядом, ухмыляясь неизвестно чему. Все-таки обдолбанный, передумал Сквало. Они остановились перед дверью с номером 84. — Который час? — светским шепотом осведомился Сквало. — Семь тридцать, — невозмутимо отреагировал на подъебку Занзас. Сквало не выдержал. — Слушай, то, что я не стану катать мужика, еще не означает, что Реборн правильно поступил, сбросив Скалла с балкона на сраную крышу вместо того, чтобы поговорить с ним, как мужик с мужиком. Эта история дурно пахнет. Если со мной кто-то такое сделает, пусть молится, чтобы меня парализовало, потому что после я прирежу ублюдка к хуям. — Я не говорю, что он поступил правильно. Но ты утверждаешь, что такая поездка ничего не значит, а я говорю, что значит. Я миллион телок катал, и всякий раз это что-то значило. В этом весь смак, — прищелкнул Занзас языком. — Ты сигналишь, притормаживаешь, она садится в твою тачку, так? И никто ничего не говорит, но ты все понимаешь, и она все понимает. И Реборн тоже все понял, так что Скаллу надо было думать, что делает. Это же, мать его, босс Вонголы, не стоило надеяться, что даже такой конченый ебанат, как Реборн, отнесется к такой дерьмовой ситуации с юмором. — Соберись давай лучше, юморист, блядь, — прошипел Сквало. — Попизди еще, — лениво отозвался Занзас. — Так значит, Реборн не живет в вонгольском особняке. — Никто не знает, где он живет. Слушай, с чего тебя заклинило на Саваде? Ты его прикончить решил? Занзас поскреб дулом щеку. — Реборн хочет, чтобы я о нем заботился. О Саваде. Вот я и… — Позаботишься? — Сквало провел ребром меча перед горлом. — Да нет, — фыркнул Занзас. — Просто пообщаюсь ради, — он выдержал паузу, явно вспоминая чужие слова, — дальнейшего благотворного сотрудничества. — Пообщаешься? — Свожу в кабак. — Без охраны? — Реборн просил именно об этом. Сквало беззвучно заржал. — Ты пригласишь Саваду на свидание? — Это не свидание. Это, — Занзас возвел глаза к потолку, — налаживание контактов в интересах Вонголы. Сквало смотрел на него с удовольствием. Занзас хмуро продолжал изучать потолок. — Это. Не. Свидание, — повторил он. Не отводя смеющегося взгляда, Сквало покачал головой. — Говнюк Реборн все-таки не успокоится, пока тебя в лед не закатают. Занзас скосил на него глаза. Началось, подумал Сквало, ощутив знакомое возбуждение. Занзас смотрел в упор и наливался яростью. На щеке быстро проступали шрамы. — После договорим, босс. Пора за работу. Занзас привалился к дверному косяку, поигрывая пистолетом. — Повтори, что ты сказал. — Говорю, пора кончать ублюдков. — Нет, что ты сказал про лед? — Нихрена я не говорил. — Не делай из меня идиота, мать твою. Сквало прикрыл глаза и вздохнул. — Ты хочешь работать или нет? Если мы будем торчать под дверью, нас рано или поздно услышат. — Я хочу, чтобы ты повторил, что сказал. — Через тридцать секунд эта дверь откроется, сосредоточься. Нам нужно не задеть нашего парня, помнишь? — Я охуительно сосредоточен, — рычащим шепотом ответил Занзас. — Ни хрена ты не сосредоточен, — мирно сказал Сквало. — Забудь об этом дерьме и соберись, как настоящий профи. Это твое первое дело после долгого перерыва, не засри его… ради дальнейшего благотворного сотрудничества. Вместо ответа Занзас пинком распахнул дверь, и они плечом к плечу переступили порог. Сквало шарил глазами, привычно оценивая обстановку. За столом посередине облезлой комнаты сидели и жрали двое, с виду полные лохи, возможно, школьники. Никаких иллюзий и следов пламени. Он сощурился и увидел, наконец, Базиля — тот лежал на диване, выглядывал из-за газетного листа и старательно пугался. — Утречка, — пожелал Занзас. Один из двух парней, с вставшими дыбом светлыми волосами, громко проглотил то, что жевал. — Вам доброго утра пожелали, засранцы, — прогремел Сквало. Тот засранец, что давился едой, промямлил: — Доброе. Сквало укоризненно вздохнул. — Молодежь… Где, блядь, ваша вежливость? Уважение где, я вас спрашиваю, к старшим? Засранцы продолжали таращиться. — Здравствуйте, — влез Базиль. — Молодец, — похвалил его Сквало. — Учитесь, ублюдки. Как дела в школе, раз уж зашла речь? — Нормально, — выдавил белобрысый. Сквало наставил на него клинок, белобрысого вжало в спинку скрипнувшего стула. — Как зовут? Пацан облизнул трясущиеся губы. — Бруно. — Знаешь, кто мы? Бруно покивал. — Кто? — Вария. — Громче. — В-вария! — Верно, — одобрил Сквало. Занзас, ухмыляясь, прошелся вдоль стены, обклеенной плакатами с полуголыми красотками. — А еще? Бруно издал сиплый звук. — Открою тебе тайну, — продолжал Сквало. — Мы помощники твоего делового партнера Реборна, ты ведь помнишь своего делового партнера, а? — Помню. — Вот и молодец... Но мы с Занзасом помешали вам завтракать, извините нас. Что жрем? — Пиццу. — Что за пицца? — Маргарита. — Нет, я имею в виду, откуда она? Папаша Джонни, Старый дворик тетушки Розалии, откуда? — Солнечный островок. — Солнечный островок. Гавайское дерьмо. Ты слышал, Занзас? Занзас, застрявший у плаката с Ритой Хейворт, покивал. — Ты когда-нибудь пробовал пиццу из Солнечного островка? — Нет. — И не пробуй. Полное дерьмо. — Я люблю пиццу с пепперони. — В Штатах пристрастился? Занзас опять покивал. — Я знаю, где продают такую, — заискивающе сказал сосед Бруно, смазливый пацан в белой футболке и белых джинсах. Сквало перевел на него клинок. — Чезаре, — торопливо представился пацан. — И кто тебя просил влезать, Чезаре? Тот сник, гася неловкую улыбку. — Может, ты еще знаешь, за чем мы пришли? Чезаре покивал. — Тогда почему бы тебе не сказать моему боссу, где вы это прячете? Базиль зашуршал газетой. — В ван… — Я что-то не помню, чтобы я тебя о чем-то спрашивал, — заткнул его Сквало. — Чезаре? — Под кроватью. Занзас подошел к кровати, нагнулся и достал черный кейс. — Есть. — Вижу, — кивнул Сквало. Занзас шлепнул кейс на спинку кровати, щелкнул замками, поднял крышку и замер, как завороженный. Сквало напрягся. — Мы довольны? Занзас! — Мы довольны. Бруно заерзал, явно приободрившись. — Простите, пожалуйста, как ваше имя? Я так понял, его зовут Занзас, а вы..? — Сквало. Бруно просиял, как будто обрадовался старому другу. — Я просто хотел вам сказать, как мы сожалеем обо всем, что произошло между нами и синьором Реборном. Мы с самого начала исходили из лучших побужде… Отставив правую руку, Сквало сделал изящный выпад и расчеркнулся острием клинка, как шпагой. Чезаре выпучил глаза, схватился за горло и рухнул на пол вместе со стулом. — Чисто сработано, — одобрил Занзас кровавый фирменный знак Зорро на пропоротой белой футболке. Сквало перевел клинок обратно и ощерился в улыбке. — Извини, ради Бога. Я сбил тебя с мысли? Я не хотел, правда. Продолжай, пожалуйста. По-моему, ты говорил что-то о «лучших побуждениях». Бруно оцепенело мотнул головой. — Похоже, ты все сказал. Позволь, я тебе отвечу. Не мог бы ты описать мне, как выглядит синьор Реборн? Бруно всхлипнул и зажмурился. Сквало пинком перевернул стол, коробки с пиццей и бутылки колы разлетелись в стороны. — В глаза смотреть! Бруно вцепился в сиденье стула, вытаращил полные слез голубые глаза. — Миланезе, калабрезе, сичилиано, бергамаско? — отчеканил Сквало. — Что?.. — Откуда ты, спрашиваю! — Что? — снова пролепетал Бруно. — Я не знаю такой области — «что»! У вас в «Что» говорят по-итальянски? — Что, — голосом умирающего повторил Бруно. — По-итальянски-можешь-говорить-урод? — проорал Сквало. — Да. — Значит, ты понимаешь, что я говорю? Или ты нормальный итальянский первый раз слышишь? — Нет… д-да... — Опиши, как выглядит Реборн! Бруно заморгал одуревшими от ужаса глазами. — Что? Сквало прижал острие к его горлу. — Скажи «что» еще раз! Ну давай, скажи «что» еще раз! Я тебя прошу, умоляю просто, ублюдок, скажи «что» еще хоть один раз! Бруно вытянул шею в попытке отодвинуться от клинка. Занзас тихо заржал. — А теперь опиши, как выглядит синьор Реборн, мать твою! — Ну… он… он… в черной шляпе такой… — Дальше! — И он… он… всегда в костюме ходит… — Он похож на шлюху? — Ч-что? Сквало закатил глаза, взглянул на Занзаса, — тот подмигнул, придерживая кейс пистолетом, — и повел клинок вбок и вниз, рассекая вскрикнувшему Бруно плечо. — Он. Похож. На шлюху? Бруно корчился, цепляясь за сиденье и кусая губы. — Похож? — Нет! — выкрикнул он. — Так почему же ты хотел трахнуть его?! — Я не хотел, — прорыдал Бруно. — Хотел, Бруно, — сбавив обороты, заверил Сквало. — Ты хотел его трахнуть. Тебе знаком кодекс самурая? Бруно взвыл и замотал головой. — Напрасно. Там есть одно место, я его запомнил, подходит к этой ситуации. Будучи смертельно ранен, так что никакие средства уже не могут его спасти, самурай должен почтительно обратиться со словами прощания к старшим по положению и спокойно испустить дух, подчиняясь неизбежному! Последние слова Сквало договаривал злым речитативом, а не нараспев; плавно вскинув руки, Занзас выпустил пламя из обоих стволов, и Бруно превратился в истошно визжащий факел. — Всю песню испортил, блядь, — отскочив, выругался Сквало и снес факелу голову. В комнате воцарилась относительная тишина, нарушаемая треском догорающего Бруно и бормотанием Базиля из-под газеты. Сквало окатил труп пламенем и сплюнул. — Вонища, сука, никогда не привыкну. — Наш пацан? — кивнул на трясущуюся газету Занзас, убирая оружие. — Он самый. Знакомься, это Базиль, Базиль, это Занзас. — Я его вспомнил. Скажи ему, чтоб заткнулся, на нервы мне действует. Сквало заржал. — Базиль, на твоем месте я бы заткнулся. Иди в ванную вон, умойся, что ли, — Сквало указал клинком на дверь, которая немедленно распахнулась, впуская в комнату еще одного мелкого засранца с огромным серебристым магнумом наперевес. Пиздец, сообразил Сквало, под грохот выстрелов и вопли «Сдохните! Сдохните!» взметнул стену пламени между орущим идиотом и Занзасом. Проорав свое долбаное «сдохните» шесть раз, засранец защелкал курком вхолостую. Сквало и Занзас переглянулись. Засранец в изумлении уставился в револьверное дуло, которое еще потрескивало пламенем грозы, и проблеял «я нихрена не понима…», — последние никчемные слова в своей никчемной жизни, как десять секунд спустя философски, но чертовски верно заметил Занзас.