***
— Я подвёл тебя, мой народ… Обрёк на вечные страдания… Прости меня, если есть на то твоя ласка. — прозвучал эхом мягкий и скорбящий голос мужчины откуда-то из глубины непроглядной тьмы. Как только я услышал эту речь, то был потрясён и шокирован. Мой рот меня не слушался, не давал и слова вымолвить, спросить кто это и почему так опечален. Моё тело с каждым шагом всё глубже тонуло в пучине какой-то чёрной жидкости, и каждая попытка выбратся делала только хуже мне. У меня не было возможности выдавить из себя ни единого слова, из-за этого я так и не смог попросить помощи... и обречённый, просто продолжил погрязать с головой в своём же кошмаре. Единственная надежда — это еле заметный свет в конце, который вскоре предательски погас, оставив меня в отчаянии. Вновь раздался печальный голос, молящий о прощении. — Кто ты…? — наконец-то я смог озвучить свой вопрос, но не получил на него ответа, легкие начало раздирать от жгучей агоний. Меня всего будто пронзило шипами, а с глаз хлынул поток слез. Кашель раздался острой болью по всему телу, и вскоре я уже отхаркивался большими, кровавыми бутонами белых роз.***
В ужасе Альберих распахнул заплаканные глаза, чувствуя что-то легкое на своем языке. Парень жадно глотал воздух, согнувшись на кровати клочком. Его лёгкие до сих пор горели адской болью, а поток слёз не переставал литься. Языком выплюнув белый лепесток на ладонь, он аккуратно взял его подушечками пальцев, и под лунным светом разглядывал красные крапинки. Пустота… — Почему же я ничего не чувствую, пока смотрю на тебя? — дрожащим голосом произнес Кэйа, сжимая в руке лепесток розы. Проживая день за днём, он задавался вопросом: «В чем смысл дальше жить... Зачем чего-то добиваться? Чему-то радоваться?». Ему хотелось заплакать, но глаза сухие и стеклянные. Пустота внутри, которая всегда заполняла душу, медленно перерастала в что-то большое, жуткое и ужасное. Это неприятное, давящее «нечто» перетекало к горлу, заполняло его до краёв, не давая прохода воздуху… душило. Пусть за несколько лет это и стало обыденностью, но это так утомительно, подавленное состояние истощает как морально, так и физически. И когда всё-таки перед глазами явился живой Дилюк, печаль, тоска и грусть полностью заполонили Альбериха. Возможно он слишком чувствительный, слишком эмоциональный… Голова раскалывалась в невыносимой агонии, отдавая пронзающей болью в висок. Кэйа заметил блеклый лунный свет, разливающийся по комнате, вспоминая как зашторивал окна, чтобы дневное солнце его не беспокоило, но оконная рама была распахнута, а занавеска отодвинута. Холодный ветерок убаюкивающе поглаживал по щеке, помогая успокоить поток слез и боль. Кавалеристу хотелось прогуляться по улице, ощутить свободу, вдохнуть её полной грудью и забыться. Он подхватил первые попавшиеся черные штаны с белой рубашкой, накинув их, быстренько направился к выходу, удобнее поправляя тоненькое одеяло на своих плечах. Освежающий холодок пробирал до костей, вызывая приятный табун мурашек. На душе стало так хорошо, будто это вовсе не Альберих, а кто-то другой. Делая полуоборот, в танце безумия и свободы, приятный ветерок подхватывал его движения. В мгновения кавалерист уже стоял перед давно закрывшейся таверной. Это вернуло парня в реальность, накрываясь вновь тем, что его ждет. Взгляд полного разочарования… Парень провёл рукой по массивной двери, казалось, что вот-вот таверна откроется и в нос ударил сладкий винный запах. В голове Кэйи всплывали обрывками воспоминания того дня и то, как он оставил свою подругу, убежав. Почувствовал себя дураком, неловко побрёл в сторону ворот. Около огромной каменной арки не было стражников. — Какая беспечная пересмена… Потом отчитаю. — с усталостью в голосе пробормотал Альберих, медленно спускаясь по лестнице, подошел к пристани. К этому моменту луну полностью затянули грозные тёмные тучи, а вдалеке сверкнула яркая молния, расползаясь длинной нитью по всему ночному небосводу. Погремел гром, содрогая всё тело кавалериста. В воздухе чувствовался запах мокрой земли, а через пару секунду на макушку упало пару капель. Парню не хотелось уходить, но надвигающая непогода меняла планы. Хотя… Если посидеть под дождём никто же не умрёт? Он неспешно подошёл к краю пристани в сопровождении слегка скрипящей древесины и сел на корточки, разглядывая водную гладь. Вскоре начался ливень, капли стекали по лицу Альбериха, а мокрое одеяло стало больше помехой, чем защитой. Холодный ветер обдувал промокшего капитана, подталкивая того, идти домой. Альберих спустил босую ногу, вырисовывая непонятный узор на поверхности, было так приятно ощущать холод. Сзади послышался женский вскрик и когда Кэйа обернулся, то увидел, как хиличурл напал на Донну. Кавалерист бросился помочь девушке, при беге, его босые ноги постоянно натыкались на маленькие острые камушки и получали небольшие раны. Существо невысокого роста повалилось на беззащитную жертву и пыталось уродливыми руками разорвать плоть. Истошные крики заставляли стынуть кровь в жилах. Альберих толкнул монстра в сторону от флористки, помогая ей встать. Тяжело дыша парень на рефлексе хотел достать меч из ножен, но его там не оказалось. Уродливое нечто встало на ноги и злобно рыча, неестественным для человека голосом, кинулся на капитана. Альберих хотел отпрыгнуть в сторону, но громкий крик пострадавшей отвлек и он позорно поскользнулся на мокрой траве, падая спиной на землю. — Твою мать! БЕГИ ЧЁРТ ВОЗЬМИ ОТСЮДА И ПОЗОВИ НА ПОМОЩЬ! — злобно крикнул капитан девушке, удерживая повалившегося на него хиличурла. Он пытался иссохшими лапами дотянуться до лица Кэйи, а парень, в свою очередь, за плечи держал монстра, мысленно молясь архонтам о помощи. Как на зло забыл прицепить свой крио глаз бога на пояс и взять меч. Умереть так? Какой же позор… На мгновение прикрывая глаза, Альберих уже прощался с собой, силы были на исходе, а лапы хиличурла царапали лицо. Кто-то оттащил монстра, пронзая того массивным двуручным мечом. Он был в длинном чёрном плаще, но более Кэйа не мог разглядеть через сильный ливень. Неизвестный снял верх и швырнул кавалеристу прям в лицо. Акт милосердия или же попытка скрыться? Никаких заметных примет своего спасителя он не успел разглядеть и подозрительный человек скрылся, будто преступник быстро и незаметно. Капитан накинул на плечи, как оказалось не просто плащ, а дождевик, который вежливо ему одолжил кто-то. Оказавшись дома Альберих быстро переоделся и до самого восхода перебинтовывал неприятно щипящие ранки на стопах, в следствии чего, заметил довольно большой синяк на лодыжке. Царапины на своем лице, которые сразу и не заметить на смуглой коже, Кэйа промыл и помазал мазью от воспаления. Время близилось к утру и капитану кавалерии пора было собраться в Ордо Фавониус. Накинув привычный образ состоящий из белой рубашки, черных штанов и корсета, а сверху накидка с мехом, он направился к выходу из дома. На улицах ещё не проснувшегося города царили тишина и блаженство, граничащее с чем-то нереальным для Мондштадта. Небо, которое не так давно было усеяно тёмными тучами, заметно посветлело и стало пропускать первые лучи солнца. Сильный дождь вскоре прекратился, а на его замену пришли маленькие рясные капельки, которые легко щекотали нежную кожу лица. Свежесть встала в воздухе после прошедшего ливня. Альбериху не составило труда поднять по ступенькам, приближаясь к высокому зданию, к месту, где от него не оставят живого места. Кэйа слегка усмехнулся своей шутке, видимо нотаций Джинн станут его неотъемлемой частью жизни, как и… От одной мысли о неизвестной болезни его лицо мрачнело. Этот раздражающий кашель и невыносимая боль в сердце, какие ужасные, мерзкие ощущения. Он месяц назад обратился к Барбаре из-за боли в области груди, которая беспокоила его уже года два, но только недавно начала очень сильно мешать. Сестра Плагг провела ему тогда большую лекцию о вреде алкоголя, но после осмотра её лицо исказилось в ужасе. Она не понимала в чем причина боли, но это было нечто с ужасной аурой. В итоге слова кавалериста "сохранить всё в тайне" не были услышаны и об этом узнала магистр Гуннхильдр. Теперь находясь под контролем, его передвижения и нагрузка были минимальны, что сильно огорчало. Кэйа прошёл мимо кабинета Джинн не только из-за того, что не хотел так рано получать выговор, но и прикрываясь тем, что не хотел беспокоить магистра. Внезапно открылась дверь ведущая в библиотеку и оттуда вышла Лиза, которая мило улыбнулась капитану, помахав рукой. — Привет, давно не виделись, дорогой Кэйа, как поживаешь? — низким бархатным голоском произнесла Лиза, помешивая ложкой чай. — Привеет, все хорошо, я пойду… Работы много. — слегка опечалено пробурчал Альберих, еле слышно вздыхая, представив большую стопку бумаг, которые он снова будет разбирать. — До обеда тебе лучше не попадаться на глаза Джинушке, она сегодня явно тебя по кусочкам разберёт, — тихо рассмеявшись проговорила Лиза, сделав небольшой глоток чая. — Ей доложили, что видели тебя днём в таверне. Я еле как остановила Джинн, которая была готова за шкирку вытащить тебя оттуда. Альберих неловко кивнул, принимая предостережения библиотекаря, и продолжил дальше подниматься на второй этаж. Первая же дверь вела в его кабинет, в котором он бывал очень редко. Скудно обставленная комнатушка навевала немного мрачноватую атмосферу, а большая стопка документов пугала уже самого Кэйю. В такие моменты парень сожалеет, что давал себе вольность и пару дней не разбирал бумаги. Время до обеда пролетело незаметно. — Думаю… Лиза уже побеседовала с Джинн и мне не сильно прилетит. Далее идти к Барбаре, слушать лекции о здоровье… — голос Альбериха был тихим и усталым. Он правда рад заботе своих друзей, но… это беспокойство порой душит до смерти. На душе тягостно, а тело будто ватное. Как же всё сложно. Кэйа встал из-за стола и глянул через плечо, рассматривая небольшую стопку документов. Кавалерист направился на выход из кабинета, медленно спускаясь по лестнице, поглядывал на приоткрытую дверь библиотеке. Лиза оберегала свой любимый склад для книг и не могла поступить так беспечно для неё. Альберих решил на минутку заглянуть к библиотекарше и спросить все ли хорошо, но как только он толкнул дверную ручку, то увидел Гуннхильдр с Минчи, которые мило беседовали и пили чай. — Кажется помешал, простите, — немного рассмеявшись произнес он, но его сразу же чуть зло позвала Джинн. Ему пришлось непринужденно улыбнуться и сделать вид, что не понимает почему его будут сейчас отчитывать. Лиза смягчила дружескую заботу Гуннхильдр, продолжая по-лисьи улыбаться, поглядывая на девушку. В этой атмосфере Альберих иногда чувствовал себя лишним, но выпить чашечку прекрасно чая не отказался. Они часто так собирались и за чашечкой горячего чая обсуждали от рабочих дел до самого детства, подкалывая друг друга. Такая приятная беседа невероятно сильно била по парню, воспоминания как в учебные года ребята собирались вчетвером и сбегали, веселившись у озера. Тогда компашка детей была ещё беззаботной, не подозревающей, какие горечи ждут их… Внешне капитан кавалерии не выдавал свою печаль и мило поддерживал беседу с подругами. — Кстати, Джинн, я вспомнил ещё один рассказ про К’энриарх, — воодушевленно произнес Кэйа, привлекая внимание девушек.***
Принц был печален. Он не ведал почему же теперь возлюбленная перестала любить. Почему отвергает и говорит, что ненавидит?
Однажды всё подземное царство начало потихоньку прорастать прекрасными цветами верхнего мира. Завораживающее зрелище, но почему люди плачут?
***
— Какая жестокая и печальная история… Как божество могло так поступить с бедным принцем? — обиженным голосом произнесла Джинн, смахивая небольшую слезу с уголка глаз, сделав небольшой глоток чая. — Любовь жестокая штука и иногда приходится страдать… — монотонно пробормотал Альберих, разглядывая печальное отражение в чаше. — Разве такое можно назвать любовью? Если жертвовать собой и не чувствовать счастье, а лишь отчаяние… — хитро проговорила Лиза, слегка подмигивая Кэйе, намекнув что это ему. — Не лучше ли что-то поменять? Альберих лишь удивленно уставился на библиотекаршу не в силах и слова вымолвить. Почему-то эти слова так сильно врезались в голову и принесли в душу множество сомнений до самого конца рабочего дня. Его любовь вовсе не является таковой? Лучше не быть глупцом и не пытаться даже думать о том, чтобы вернуть всё что было раньше. Это невозможно. «Нельзя быть жадным. Я сам всё разрушил…»