«04.17.1487
Дорогой братец Тойя. Сестрица Фуюми научила меня читать и писать, и я решил написать письмо тебе. Мне так грустно от того, что ты ушёл из дома. Братец Нацуо очень скучает по тебе. Мама тоже плакала, когда ты ушёл. Вернись, пожалуйста! Я помню, что ты очень часто ругался с папой. Папа хотел, чтобы ты послужил на благо семьи. Я не совсем понимаю, что это значит. Неужели это так плохо? Ты поэтому убежал? Знаешь, ты мог бы вернуться тайком, если не хочешь видеться с папой. Папа сейчас строит для нас большой дом, там будет очень много комнат. Мы с братцем Нацуо и сестрицей Фуюми могли бы спрятать тебя в одной из них. Мы правда по тебе очень сильно скучаем. Возвращайся, пожалуйста!Тодороки Шото»
Судя по почерку и содержанию, писал ребёнок. Значит, у Энджи Тодороки были дети? Количество вопросов не переставало расти. Недолго думая, Тадаши достаёт следующее письмо. «Тодороки Фуюми»«03.28.1491
Дорогая сестрица! Я очень рад за тебя, ведь у тебя получилось переехать в столицу и стать учителем. Хоть я и огорчён, что ты уехала не попрощавшись. Но всё же, прими мои поздравления! Давай будем писать друг другу письма как можно чаще, писать обо всём подряд, ведь мне будет очень не хватать наших разговоров. За неделю твоего отсутствия произошло не очень много событий. Мы с Нацуо стали обучаться военному делу. Отец очень рад. Надеюсь, он будет нами гордиться, когда мы станем великими воинами. Помимо этого, Нацуо ещё и изучает политику и историю, ведь однажды ему предстоит занять место отца. Полагаю, ждать, что Тойя вернётся домой, бессмысленно. Я верю в Нацуо, думаю, он станет отличным лордом. Фуюми, дома стало так тоскливо без тебя. С тех пор как мы переехали жить в замок Хикори, я постоянно чувствую какую-то необъяснимую тревогу. Наверное, началось это после того, как маму увезли в лечебницу. Отец говорит, что мама больна и не может больше жить с нами, но мне кажется, он просто наказал её за то, что она тогда сделала мне больно. Сестрица, вчера я гулял по замку и случайно заблудился. Я забрёл в подземелье и уснул там, прямо возле колонны. Мне приснился страшный сон: я видел Тойю. Он выглядел очень пугающе. Его кожа на лице и руках местами была как будто сгнившей. Он схватил меня за горло и пытался что-то сказать, но когда он открыл рот, оттуда посыпались пыль и обломки красного кирпича прямо мне на лицо. Он что-то шептал, но я смог понять только одно слово: «Беги!». Меня разбудил отец. Мне здорово влетело. Отец ведь никогда не разрешал нам спускаться. Он снова проводил там какие-то странные ритуалы. Мне так страшно, Фуюми. Помнишь песню, которую ты часто пела мне когда-то перед сном? Напиши мне, пожалуйста, её слова в следующем письме, а я буду перечитывать и представлять, что это ты поёшь. Ты уехала всего лишь неделю назад, но я уже скучаю по тебе, сестрица! Пиши, пожалуйста, как можно чаще.Тодороки Шото»
Закончив со вторым письмом, Тадаши тут же приступил к третьему. «Тодороки Нацуо»«03.26.1493
Братец Нацуо. Меня так встревожила новость о том, что ты ушёл в армию. Я понимаю, долг и честь превыше всего, но одного я никак понять не могу: откуда в нашей чистокровной японской семье повелась эта английская традиция — уезжать, не сказав ни слова? Ты мог бы и послать за мной, мне хватило бы полдня, чтоб получить весточку от тебя и вернуться домой из академии. Ты же сам знаешь: пока идёт война, писать письма у тебя особо не будет времени. Даже Фуюми за всё время своего отсутствия не смогла написать мне. Возможно, она писала, но письма так и не дошли. В любом случае, через год или полтора я тоже смогу присоединиться к тебе. Как бы мне хотелось воевать плечом к плечу с тобой, а после победы непременно отправиться вдвоём на поиски Тойи. Отец, мне кажется, уже позабыл о нём, но я не могу. Я всё чаще вижу его во снах. Все отцовские мысли заняты только дурацким замком. Не знаю, хорошая ли была идея переезжать сюда, когда Хикори ещё не достроен. Хотя теперь я уже сомневаюсь, что его когда-нибудь завершат. Отец всё строит и строит, а стены всё рушатся и рушатся. Представляешь, он возвёл ещё одну колонну в подземелье, уже четвёртую. Ещё одна странная традиция нашей семьи, которую мне не понять. Возводить опорные колонны по одной раз в два года и непременно в день весеннего равноденствия. Мне кажется, удели отец больше внимания фундаменту и построй их все разом в необходимом количестве ещё в начале строительства, и не было бы никаких проблем с вечно осыпающимися стенами. Я уже начинаю ненавидеть этот замок. В общем, не буду писать, что жду тебя дома с победой, а скажу: Жди меня с мечом! Надеюсь, как можно скорее.Тодороки Шото»
Имя на следующем конверте было «Тодороки Рэй».«06.15.1493
Здравствуй, мама. Я так долго не мог решиться написать тебе, а теперь, когда решился, не знаю, что говорить. Я много думал о событиях четырёхлетней давности, и знаешь, я, наверное, могу понять тебя и причины твоей болезни. В любом случае, знай, я ни в чëм тебя не виню, я знаю, это была случайность. Как бы я хотел встретиться и поговорить с тобой лично. Сейчас, когда Фуюми и Нацуо покинули наш дом, мне стало так одиноко. Я мечтаю о том, что, когда замок будет достроен, мы снова соберёмся все вместе, как самая настоящая семья. Я не знаю, что ещё написать, мама, честно. Я очень надеюсь, что ты скоро поправишься и вернёшься домой.Тодороки Шото»
Последнее письмо, оставшееся непрочитанным, не было подписано. Оно даже не было уложено в конверт.«03.21.1495
Нацу! Не знаю, получил ли ты моё письмо. Полагаю, что нет, впрочем как и Фуюми. Наверное, посылать вам письма через отца было не самым мудрым моим решением. Поэтому это я отправлю через своего товарища Ииду Тенью, что завтра отбывает на фронт. Сам я завтра отбываю в академию и намерен присоединиться к вам через месяц, как только разберусь со всеми делами. Брат, я больше не могу оставаться в этом замке ни дня, он сводит меня с ума. По ночам я будто слышу, как стены стонут. А сегодня утром, представляешь, пламя в камине на несколько секунд стало синим. Кажется, я действительно умом тронулся. Я снова видел его. Тойя снова приходил и пытался напасть на меня. Он выглядел ужасно, как и в прошлые разы. Но теперь, помимо сгнивших, почерневших пятен на коже, его волосы тоже почернели. И знаешь, в этот раз я не до конца уверен, что это был сон. Я бы свалил из Хикори уже сегодня, но отец запретил. Он собирается возвести новую колонну под замком. Ты бы видел, как он сокрушался месяц назад, когда обрушилась часть восточной стены. Будто этот замок самое дорогое, что есть в его жизни. Хотя почему будто? Целый месяц ходит как в воду опущенный и всё причитает: «Должно было хватить четырёх! Кто ж знал, что первая была построена неверно». Мне столько всего нужно тебе рассказать, брат! Я узнал...» Письмо не только не было убрано в конверт, оно даже не было дописано. Вопросы, коих теперь в голове Тадаши было миллион, не давали ему покоя. У лорда Энджи были дети. Но почему тогда именно он вошёл в историю, как последний из Тодороки? И, главное, почему вся информация о его детях и супруге была уничтожена? А эти письма? Очевидно, юноша по имени Шото верно предполагал, что его письма так и не дошли до адресатов. Но знал ли он, что они так и не покинули замок? И почему не покинули? И ещё одна деталь, которая никак не давала покоя Тадаши, это синее пламя, о котором писал в своём последнем письме Тодороки Шото. Глупо полагать, что автор того письма кто-то другой. Выходит, есть вероятность, что Даби, — как местные жители прозвали призрака, — буквально кремировавший своих жертв синим пламенем, поселился в замке ещё до смерти лорда Энджи? Письмо датировано 1495 годом. По официальным данным, Энджи Тодороки умер в 1496 году. Или же природа синего пламени совсем иная, и именно оно позже погубило лорда, сделав его мстительным духом? Погрузившись в свои мысли, Тадаши даже не заметил, как почти на автомате он забрёл в то самое злосчастное подземелье. Пять колонн из красного кирпича расположены вдоль дальней стены. Одна из них, самая левая, имела на себе большую продольную трещину. По спине экзорциста пробежал противный холодок. «Хитобасира», — пронеслось в голове парня. — Чудовищно… Тадаши осел на пол, а сердце его сжалось от невыносимой тоски. Фонарик, что освещал его путь всё это время, замигал и потух. Найдя наощупь среди снаряжения бензиновую горелку, парень зажёг её. Глядя на колеблющееся пламя, он вспоминал найденные письма, а точнее даты, проставленные в них. Ужасающая картина начинает складываться. Экзорцист не сразу замечает, как пламя от горелки из оранжевого становится синим; зато смех, что больше напоминает тихий кашель, со стороны треснувшей колонны тут же привлекает его внимание. — Даби… — шепчет парень одними губами, вглядываясь во тьму, откуда доносятся звуки медленных шагов. — У-у-у. Как грубо. У меня вообще-то есть имя, — слышится ответ тихим надломленным голосом. Фигура делает резкий рывок из темноты к сидящему на полу парню, хватает за подбородок почерневшими пальцами и с силой поднимает его на себя. — Назови моё имя! Красный песок сыпется на лицо прямо изо рта призрака, растянутого в неестественной улыбке. Ярко-голубые глаза практически светятся на мертвенно-бледном, испещрённом чёрными пятнами прогнившей плоти, лице. В них как будто колеблется синее пламя, что вот-вот вырвется наружу и оставит от Тадаши лишь пепел. Но Тадаши не пугается и даже не пытается отстраниться, в то время как на глаза наворачиваются слëзы. — Т-твоë имя — Тодороки Тойя! — улыбка медленно сползает с лица призрака, уступая место удивлению, а хватка на нижней челюсти становится слабее. — Твой отец убил тебя…