Месть повелительницы вампиров

      — Я просто не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что и с родителями. Я не хочу, я не могу оставаться совсем одна!       Вот уж чего Кенди не ожидала. Нет, Юки — очень хорошая девочка, любимая младшая сестра, но чтобы так… Оказалось, больше всего в чародействе Юки привлекла не возможность издеваться над персонажами или помогать — в зависимости от настроения. Три зелья. Все эти «чиститти», «починио», «гневио», «грустицио» — побочные явления, мишура. Юки полистала книгу заклинаний, заглянула на последние страницы, в самые сложные. Три зелья: «скорое восстановление» — оживляет персонажа сразу после смерти; «омоложение» — это зелье возвращает возраст персонажа к началу возрастного периода; и главное — «бессмертие». Бессмертие можно не пояснять, тут и так всё понятно. Юки днём и ночью пропадала в школе чародейства в Глиммербруке, на волшебной его стороне, чтобы сделать сестру бессмертной.       — Ну ничего себе!       — Вот, у меня уже получилось одно, попробуй, — Юки протянула Кенди колбу синеватого цвета. Из горлышка вылетали голубые смеющиеся смайлики. Пахло из колбы приятно, большей частью яблоком.       — Это не наркотик?       — Да ну ты что?! Это зелье называется Изобилие. От него, если оно правильно приготовлено, все потребности тут же взлетают на максимум. Я бы не дала тебе непроверенное. Симеон поставил за него «Великолепно». Пей смело.       От выпитого зелья у Кенди ощущение пузырящегося счастья. Счастье берёт начало в горле и растекается по всему телу. Шкалы сна, досуга, голода и жажды, чистоты стрельнули ввысь. Появился мудлет счастья полностью удовлетворённого персонажа.       — Вот это волшебство!       Кенди глупо хихикнула, будто пьяная. Схватила сестру за руку, закружила в танце. Какая восхитительная лёгкость! Как давно Кенди не чувствовала ничего подобного! Юки смеялась, танцуя вместе с сестрой, купалась в восхищении вновь приобретёнными умениями. В маленьком домике в старинном районе Винденбурга воцарились гармония и взаимопонимание. До рокового вопроса, прозвучавшего для Юки громом с неба:       — Слу-ушай! А можно, когда ты создашь зелье омоложения и бессмертия, я дам по одному каждого Юдит Уорд?       Почему она вообще о Юдит вспомнила в этом контексте, Кенди не задумывалась. Почему вдруг, обиженная на звезду, решилась преподнести воистину бесценный подарок? Жизнь обычного сима не очень длинна, сопряжена с опасностью внезапной смерти. Можно умереть от смеха, гнева и смущения. Замёрзнуть насмерть, погибнуть от голода или пожара. Удары молний тоже смертельно опасны. Электричество, вода — да что угодно! Жизнь сима и без того отчаянно коротка. Двадцать восемь дней — максимальная длительность каждого из сезонов. Лето, осень, зима, весна. С каждым днём всё стремительней бег времени. А иногда возникает ощущение, будто всё вокруг принимает бешеное ускорение. Троекратное, не меньше.       Она и не думала о Юдит всё это время. Так ей казалось, но если хорошенько покопаться в памяти… С того омерзительного столкновения прошло не меньше полугода. Кенди повзрослела. Не до такой степени, чтобы официально перейти в статус взрослого, однако зелёное в шкале возраста продвинулось значительно за половину. «До взросления осталось сорок восемь дней» — читалось в оповещениях. За это время ей удалось добиться многого: почти на вершине музыкальной карьеры, почти на вершине славы — уже появилось звёздное свечение вокруг фигуры Кенди. Она уже могла выбрать плавную звёздную походку, как у Юдит, в точности. Не выбирала, потому что ходить такой походкой получалось слишком медленно. Кенди с детства слыла непоседой, в её образах жизни значился активный. По улицам Кенди не ходила — бегала трусцой.       На всём протяжении подъёма Кенди по карьерной лестнице Юдит Уорд вставляла палки в колёса. Не потому, что Кенди ей чем-то мешала — из природной, врождённой вредности. То освистает на выступлении, то выдаст заявление в прессе, что все эти безмозглые звёздочки-однодневки:       — Вроде безголосой лахудры, что покорила весь Сан-Мишуно. Ну как её? Имя незапоминающееся, никак не вспомнить… Слащаво-игрушечное… Точно! Кенди. Кенди Бер.       Мизинца её, Юдит Уорд, не стоят, что их слава так же скоротечна, как привлекательность их молодости. Кенди рыдала над каждой статьёй. Ну за что?! Ведь Юдит её даже не знает! И дорогу ей Кенди нигде не переходит — тут уместнее было бы злопыхательство Торна Бейли, коллеги Кенди, но на церемонии вручения награды за лучшую композицию для пианино Бейли нашёл в себе силы подойти и поздравить молодую соперницу. Пусть и сквозь зубы, но признать её заслуги. Юдит Уорд была на той церемонии — первой церемонии вручения награды в жизни Кенди. Вплыла в здание студии ПБП, уселась на один из роскошных стульев, отдельно от остальных. Уровень славы Настоящая звезда уже позволял Кенди подойти и поздороваться, но перехватило где-то в горле, куда-то подевался голос и вся решимость. А Юдит совершила очередную подлость: ровно на середине благодарственной речи Кенди встала, брезгливо поморщилась и ушла.       Речь Кенди скомкала. От награды не получила ни капли радости. Принесла статуэтку домой, ткнула на крышку рояля. Всю ночь проревела от детской обиды. К утру решила никогда не вспоминать ни Юдит, ни нанесённые ею оскорбления. Плевать. У Кенди свой путь. Да что бы Юдит в музыке понимала?! Она вообще актриса, и к музыке никакого отношения не имеет. А что касается критики… Да Юдит просто завидует! Молодости, симпатичности Кенди, её успехам и взрывному восхождению на самый верх и славы, и карьеры. Сказано — сделано. Даже в мыслях Кенди Юдит Уорд больше не мелькала. Почему же в разговоре о волшебных зельях имя Юдит первым всплыло в памяти Кенди?       — Юдит? Юдит Уорд?! Она — единственное, что тебя волнует? Да ты сбрендила! Ты спятила с этой своей Юдит! Ты ею бредишь! Ты — сумасшедшая!       — Юки, прекрати сейчас же. Что ты мелешь?       — Нет уж, теперь я выскажусь. Знаешь, для чего я сунулась в магический мир? Чтобы оживить родителей, Кенди! Папа с мамой — знаешь, бывают такие симы? Ты столько про них рассказывала, я думала, ты их по-настоящему любишь, — лицо Юки искривилось в болезненной гримасе. В глазах — слёзы. Не просто детские, что проходят почти бесследно, не подростковые, связанные с трудными периодами — зрелые слёзы разочарования. — А тебе плевать на всех. У тебя в голове только Юдит и слава.       — Юки…       — Я не хочу тебя видеть.       В тот вечер Юки выгнала сестру из комнаты. Кенди постояла под дверью, робко поскреблась пару раз, послушала приглушённые рыдания, горько вздохнула и ушла к себе. Ей завтра на работу — надо отдохнуть. Юки остынет. Она отходчивая. В комнате Кенди с фотографии с автографом улыбалась ослепительная Юдит Уорд. И с плакатов всевозможных фильмов, по меньшей мере с десятка, тут и там развешанных по стенам. Всегда и всё в жизни Кенди рушится из-за этой Юдит. Невесёлые мысли и зелье изобилия не давали Кенди уснуть. Как объяснить сестре, что всемогущества всего волшебства их мира не хватит, чтобы воскресить родителей? Кенди не знала, что это означает, но слышала как-то разговор неизвестного сима с великим писателем, который, по слухам, мог написать книгу жизни, оживив тем самым умершего персонажа:       — Для оживления необходимо игровое имя.       Кенди никак не могла вспомнить имена ни родителей, ни бабушки, словно имён и не было. Она старалась не задумываться об этом никогда. Той ночью мысль об отсутствии в памяти родительских имён никак не удавалось изгнать из головы. Откуда они с Юки вообще взялись? Жизнь Кенди, получалось, началась словно с середины. Не было, не было — и вдруг стала. Молодая, с младшей сестрой-подростком в маленьком домике бабушки. Бабушка вот, например, тоже: чья она мама, папы или мамы? Как её звали? Сколько ей было лет? Кенди проворочалась в постели полночи. Не выдержала, наконец: встала, оделась. Постояла под дверью сестрёнки, прислушиваясь. Спит? Или всё ещё плачет? Не услышала звуков, тяжело вздохнула, бесшумно вышла из домика.       Ночь в Форготн Холлоу мрачнее ночи в любом другом городе. Из тумана проступают силуэты засохших деревьев. Летучие мыши стайками срываются внезапно, пугая до вскрика. Незасохшие, плодоносящие растения в этом городе тоже странные. Сиксимская комариная ловушка хищно скалит пасть цветка и с резким хлопком смыкается вокруг зазевавшегося насекомого. Цветы волчьего корня вполне симпатичны на вид и пахнут приятно, но вот название… Однако самое непостижимое — дерево кровавых плодов. По всему стволу пульсирует, словно кровь в жилах, розоватый свет. Плоды именно этого дерева ели Калеб и Лилит в первый визит Кенди.       Кенди преодолела невесть откуда взявшуюся робость. Подошла к дереву, сорвала розовый плод, напоминающий яблоко или… сердце? Надкусила, скривилась и выплюнула. На вкус — живая кровь. Какая гадость, святые ламы! Как и почему Ваторе это едят?       — В наших краях одиноким девушкам глубокой ночью бродить довольно опасно.       Похоже, в Форготн Холлоу самый распространённый приём знакомства — незаметно подкрадываться сзади. Кенди повернулась на звук незнакомого голоса, но никого не увидела. Зловещий чёрный туман расплывался на месте, откуда только что звучал голос.       — Вы выглядите восхитительно полнокровной, — снова из-за спины тот же голос. — И пахнете, если мне не изменяет обоняние, моей любимой группой крови. Вы позволите вашу шею?       Кенди охватил первобытный ужас. Захотелось кричать и бежать, куда глаза глядят. Однако тело словно оцепенело — не слушалось. Отяжелела голова, глаза слипались. Вместо «Не смейте подходить ко мне!» она уже была готова произнести слова согласия…       — Отойди от неё, Штрауд! Держись от неё подальше вместе со своими клыками!       От облегчения при звуках знакомого голоса Кенди захотелось заплакать, но она продолжала стоять безвольно, словно сомнамбула. Калеб! Как же она была рада слышать голос Калеба. И тут же второй, тоже знакомый, вот только интонация… Ласковые модуляции непостижимым образом несли в себе нешуточную угрозу:       — Ты решишься вступить с кем-то из нас в поединок, Владислаус? Эта девушка тебе не по зубам — она под нашей защитой.       — Вдвоём на одного? Благородно, ничего не скажешь. Впрочем, чего ещё ожидать от травоядных выскочек вроде вас.       Плотоядное шипение вместо нормального голоса будто вывело Кенди из транса. Она вскрикнула, инстинктивно подалась назад. Оказалась в крепких объятиях. Перепугалась, что попалась тому незнакомцу из чёрного тумана, рванулась было, но тут же замерла, услышав из-за плеча:       — Проваливай, Штрауд. И помни: в Форготн Холлоу ты больше не единственный великий магистр.       Калеб почти рычал. Кенди его не видела, зато Лилит предстала перед ней во всей красе. Метаморфозы поразили: другого оттенка кожа, глаза другие, страшные. Вместо приветливой улыбки — хищный острозубый оскал. Да кто они такие?!       — Всё кончилось, Кенди. Тебе больше нечего бояться. Позволишь пригласить тебя в наш дом? Похоже, нас ожидает ночь откровений.       Лилит подлетела, в буквальном смысле повисла в воздухе. Закружилась, окутанная таким же пугающим чёрным туманом. Мягко опустилась на землю в привычном и милом сердцу Кенди виде. Улыбнулась мягко и приветливо:       — Похоже, ночи откровений становятся доброй традицией твоих к нам визитов. Теперь наша очередь. Готова выслушать историю семейства Ваторе?