Моя любовь, сегодня нам придется умереть.

Снег. Белый, холодный и мягкими хлопьями укрывает зимой каждый доступный участок своим ковром. В этот день они познакомились, когда вокруг всё становилось бело. Черные, словно воронье крыло, привлеки взгляд аметистовых глаз сразу же. И Ран не был бы собой, если бы не поклялся, что в один прекрасный день не станет объектом обожания. Драка за дракой, год за годом в глазах Хаджиме нас тот огонь, которым когда-то любовались аместовые. Как там говорят? Глаза зеркало души? И они абсолютно правы в данном случае. В этих огонь жизни погас и в какой-то степени Хайтани в этом виноват тоже. Его руки по локоть в крови, ровно как и возлюбленного. Тайного возлюбленного. Всё происходит сумбурно, когда каждому из них за тридцать и встречаются каждый вечер в одном и том же баре, дабы прослушать душераздирающие истории о безумии Санзу и Риндо, которые покоя не дают более старшим коллегам; о Майки, что порой пугает всех вокруг своей жестокостью. Но им плевать, пока это приносит деньги, все рады. — Знаешь, я любил его, — голос Хаджиме хриплый, пропитан огромнейшей усталостью и грузом происходящего. А разве возможно это передать таким образом? Ран задавался этим вопросом однажды, когда младший брат намекнул ему о подобном. Исходя из исследований — да, возможно. И сердце старшего пропускает удар, будто заведомо знает, о чём и о ком сейчас будет вещать его друг. Так уже происходило, а если быть точнее — происходит на протяжении, минимум, десятка лет, что они работают сообща. Пятничные разговоры о Сейшу Инуи — имя того, кого Хайтани готов растерзать, даже не поведя бровью. — Да, я знаю, — «и он предал тебя», эти слова никогда не вырвутся из его горла, это ведь причинит ещё боль. Заставит раны не только кровоточить, но и откроет новые, старые сделает глубже, полностью наплевав на все медицинские нормы. Слова ранят ещё больше действий. Данное суждение уже было проверено, ещё когда эти двое были подростками, а Бонтен был на стадии разработки. — Пойдём, я отвезу тебя домой. Долговязая фигура одного из мужчин поднимается из-за столика, предварительно оплатив счёт полностью. Одной рукой он подхватывает своего извечного спутника за талию, чтоб тот ненароком не упал, второй — держит их верхнюю одежду и приоткрывает дверь. В баре воздух сухой, пропитанный потом и алкоголем, на улице же наоборот отрезвляет и помогает думать более отчетливо, именно то, чего ему в данный момент не хватает. — Я сам, — голос над ухом панч командует в привычной манере, когда ни подходят к уже привычной машине и погружаются в неё. — Ты так и не дал мне договорить. Алкоголь развязывает язык людям, об этом известно каждому человеку от мала до велика. Сам Ран прекрасно об этом знает, потому стал контролировать норму выпитого, чтоб не сболтнуть лишнего. Такие моменты он терпеть не может, бесится внутри от того, что ему предстоит слушать и знает, что в этом словосочетании никогда не произнесут его имя, а так чертовски хочется. — Так что скажешь? — он отрывается от дороги и вырывается из своих мыслей, когда среднего размера ладонь опускает ему на бедро. Словно удар пришелся в солнечное сплетение и в лёгких катастрофически не хватает воздуха. Он снова всё прослушал. — Да, конечно, — дежурная фраза на лютой из вопросов, о чём-то личном у них не принято говорить, да и он не стремится распространяться. Никогда не желал. — Что «да, конечно»? Ты опять прослушал всю мою тираду признания в любви тебе? — и снова удар. Что значит «снова»? — Знаешь, меня порядком достало то, что ты строишь из себя неприступного, полностью игнорируя мои насёки, чертов Хайтани. — Просто помолчи, Коко, и дай мне переварить эту информацию.