В твоей песне нет правды

      Я молил, я кричал, плакал, дергался но связанные руки предали меня. Дошло до того, что я так извернулся, что смог зарыть голову между подушек, потеряв при этом возможность дышать. Я надеялся, что потеряю сознание. Мне хотелось, чтобы все мои мучения вышли с рвотой, но не получалось. Я не заметил, что обмочил постель, потому что уже не понимал даже, где нахожусь. Жар пульсировал и давил на мою голову и снаружи, и изнутри, в глазах темнело, но и провалиться в беспамятство я не мог. Я был готов молить о том, чтобы меня вновь накачали наркотиком, чтобы мне дали нож, которым я бы смог отправить себя в царство тьмы и тишины.       Внезапно в эти визги, вой скрипки, в ее однообразную, заученную мелодию вклинилось что-то новое — неужели, можно сделать что-нибудь еще хуже?! Прошу не надо!       За плечо меня дернули, развернули. Я увидел перед собой Кадзу. Высокий, спокойный в одежде и с моим именем на устах. Он смотрел свысока на меня жалкого, голого, зашуганного и не знающего ничего о своем похитителе, кроме глаз и суставчатых тонких пальцев.       — Сато, Рицка приказал мне это сделать, он пригрозил мне твоей смертью. Я не хотел тебя мучить эти пять дней — это все Рицка! — он приблизил свое лицо к моему и шептал громко и вкрадчиво, громко и внушительно, смотря мне в глаза — чей взгляд сейчас безумнее? — Сато, ты веришь, что твой враг Рицка? Ты веришь, что он хочет тебя уничтожить? Ты веришь, что я твой спаситель? Ты станешь моим? Скажи «да», и я в тот же миг прекращу твои мучения. Я оборву струны скрипки, я дам тебе напиться вдоволь, я подарю тебе тишину. Скажи «да»!       У меня не было ни одного противоречия, ни одного сомнения, ни одного желания не верить. Рыдая, захлебываясь вязкой слюной, я крикнул, потому что давно уже не слышал ни своей мольбы, ни своего сердца:       — ДА! Спаси меня! Спаси меня, Кадзу!       Прошло всего десять секунд, и я оглох от тишины. Мое спокойствие стоило всего десяти секунд и одного слабого «да». Я зарылся в сальную, грязную постель, заткнул уши, потому что в них до сих пор звучала эта пронзительная скрипка. Я чувствовал, как мою дрожащую голую спину гладят холодные пальцы, я чувствовал в них удовольствие.       — Сато, тебе надо в душ. Сато, верь мне, и я сделаю все, чтобы Рицка не приказал мне подобного вновь. Сато, будь моим. Сато, твой голос, твое тело, твое имя — они будут моими, а ты не будешь страдать.       Он отвел меня в душ и усадил там. Я слышал, как он меняет постель — ее шорох оглушал меня. Я слышал, как он принес целый графин воды. Сквозь желанный ливень железной воды я слышал, как он был добр ко мне. Я встал. Он заботливо протянул мне полотенце, проводил до кровати, на которой дал мне напиться. Накрыл меня чистым одеялом. А когда он ушел, то свет просто потух без агонии.       Я дрожал, не мог уснуть. Кто обрек меня на эти мучения? Неужели Рицка? Да, возможно, он, потому что Кадзу смог в одно мгновение спасти меня. Нет, не Рицка, Рицка не мог, он всегда помогал мне, спасал защищал, вытянул на поверхность, когда я остался один, он понимал меня. Рицка сейчас меня ищет! Я не могу потерять веру в него.       Я вскочил, меня чуть повело в сторону. Я помню, что одна деталь у конструкции душа слишком острая. Я нацарапаю ею, что Рицка мне не враг. Кое-как я нашел эту деталь, медленно, боясь потеряться в чертах, я высек на коже, кое-где глубоко повредив ее, «Рицка — не враг».       Это успокоило меня, теперь у меня было то, во что я верил, что не могло дать мне усомниться. Я уснул, казалось, на миг, потому что в следующее мгновение меня стали тревожно расталкивать.       Я открыл глаза — вновь ослеп от яркого света. Надо мной нависал размытый силуэт — Кадзу. Он был встревожен и даже расстроен, это лилось из его мутных глаз и откладывалось в складках губ. Он отшвырнул свой телефон на край кровати, чтобы взять мое лицо в ладони.       — Сато, я едва тебя спас. Ночью сюда пробрались Рицка и Акихико! Смотри, что они сделали с твоей бедной рукой, — он гладил мое предплечье, на котором я, наезжая чертой на черту, высек «Рицка — не враг». — Он просто изверг.       — Это сделал я. — Теперь я мог мыслить трезво, хоть в груди у меня и металась птица сомнений. Но я точно помнил, что это я вырезал во тьме.       — Бедный Сато, тебе это верно приснилось, тебе было страшно, поэтому твой разум так попытался защититься, — в его голосе такая тревога, мне не по себе. — Но такую фразу мог высечь только этот Рицка! Он хочет запутать тебя, поиздеваться! Сейчас, Сато, не беспокойся я схожу за аптечкой. Не бойся, сегодня наверху установят еще одну дверь — он больше не потревожит тебя.       Он ушел. Я сидел, погруженный в сомнения. Что-то в его словах было похоже на бред, а где-то мне казалось, что он абсолютно честен, но отличить одно от другого не мог. Я уже и не верил своим воспоминаниям. Может, когда-то Рицка и любил меня, но сейчас — вдруг действительно хочет избавиться от меня?       Я опустил голову на ладонь — было тяжело. О боже! Здесь телефон! Надо попытаться позвонить, вызвать помощь, хотя бы заявить о том, что я пропал.       Я схватил мобильник. Такой старый, на таких даже паролей не бывает. Руки дрожали от страха, ведь Кадзу мог вернуться в любой момент. Я зашел в справочник и первым на меня выпрыгнуло имя Уэноямы. Я не поверил себе — может совпадение. Но именно звонок этому человеку может расставить все по своим местам. Я набрал ему. Трубку взяли едва ли не через секунду. Я открыл уже рот, чтобы закричать, но меня опередили. Знакомый голос, родной голос, такой суровый, пусть и говорящий с некоторым наслаждением сказал:       — Ну что, Угэцу, уже успел полюбоваться моим ночным подарком на руке Сато? Если бы Акихико не сказал мне, что ты направляешься в это убежище, я бы, возможно, не сдержался бы и убил его.       Я отнял трубку. Как же так… Выходит, что все слова Кадзу, нет, Угэцу были правдой? Рицка хочет убить меня. Он не придет, чтобы спасти меня. Наоборот, меня уже здесь спасают. Я не могу опровергнуть ничем этот голос, эти слова. Как же я мог так ошибаться?       Безвольно я положил телефон. Безвольно протянул руку своему спасителю, чтобы он позаботился обо мне. Он смотрел на меня так внимательно, наверное, не мог понять перемены в моем поведении. Он исчез, а потом появился с подносом еды. Я ел добровольно, забыв о наркотике, который, наверное, тоже подсыпал раньше Рицка.       — Сато, ты веришь мне? Ты мой? — Угэцу сжал мою руку и так сильно приблизился к моему лицу, что едва не касался лба.       — Да, мой враг Рицка. И Акихико. Кадзу, Угэцу, спаси меня! — я ухватился за его темную рубашку, боясь, что он не верит мне, уйдет. Но он наоборот притянул меня к себе, прижал и стал гладить мою беззащитную шею. Как хорошо, меня спасут, я могу лишь верить ему.