В твоей песне нет правды

      Слабость встретила меня на следующий день (?). И не только слабость. Теперь я был прикован, а вернее распят. Мои руки стяжками крепились к краям навершия кровати. Да, вчера я совершил откровенную глупость, из которой не смог вывести никакой информации. Наверное, странно в моем положении, когда руки вновь скованы, в любой момент может заявиться псих, который стремится накачать меня, чтобы внушить свой бред, должным образом тревожиться лишь вопросом: что я буду делать, если в таком положении мне потребуется в туалет? Я, конечно, сомневаюсь, что при таком дефиците воды мой организм что-нибудь сможет посчитать за мусор, но все же.       Какое-то напряжение внутри, которое раньше я не замечал, стало пульсировать во мне. Мне было душно и приторно — хотелось вдохнуть свежего воздуха. Чувство скуки усугублялось и абсолютной безвольностью. Если честно, то мысль, что похититель… нет, я уже не могу звать его не по имени, пусть он будет «Кадзу». Так вот, мне было неуютно и, пожалуй, жутко от того, что Кадзу мог войти и увидеть меня таким — неспособным даже защититься, закрыться руками от его спокойных и посмеивающихся глаз. Теперь, лишившись рук, я не мог даже для собственного духа предпринять бесполезной попытки противостоять, сбежать или защититься.       Я уже несколько раз пытался порвать стяжки — бесполезно, они лишь образуют на руках болезненные полосы, впиваются в мои худые запястья.       Я просидел так наверное полчаса, пытливо и упрямо вглядываясь во все углы комнаты, ведь у этого засранца должна быть какая-нибудь камера здесь. Но Кадзу не появлялся. Если честно, то я так часто спал теперь, что находить в этом занятии спасение становилось все труднее. Рассматривая россыпь родинок на левом колене, я вспоминал друзей, спокойную жизнь. Так мне было проще верить в них.       Наверное, Рицка уже начал тревожиться и искать меня. Я уверен, что он обзывает меня «дубиной», пытается уверить себя, что я заснул в поезде и уехал в Казахстан, клянется, что как только найдет меня, возьмет за мой сонный нос и оттаскает. Эх, в последние дни я сам себя не узнаю, во мне нет той рассеянности, спокойствия, желания спать, наверное, потому что мир вокруг стал слишком узким и враждебным. Акихико и Харуки уже тоже тревожатся, значит, меня будут искать — этому Кадзу не поздоровится.       Внезапно я задохнулся от ужаса. Мой бедный Кедама, мой маленький шпиц! Кто знает, может, я здесь уже неделю, а мой беспомощный песик голоден. Он же умрет так — и ключей нет ни у кого, кроме хозяйки квартиры! Боже, устрой так, чтобы моего Кедаму спасли, накормили и успокоили!       Ну вот, я вновь разволновался — этот Кадзу вторгся в мою личность. Хотя покажите мне изверга, который бы не тревожился о дорогом ему существе. Но успокоиться надо, надо беречь нервы, потому что на них в последнее время давят слишком часто.       Сон, все же во сне я рискую меньше всего, поэтому решил вновь поспать. Я прикрыл глаза. Висеть вот так и положить голову на грудь не очень удобно, но выбора нет. Я расслабился, насколько мог, и постарался не думать ни о чем, кроме красной темноты перед веками.       И в этот момент произошло то, чего я не ожидал. Красная темнота сменилась на черную, а затем на красную. Я открыл глаза и огляделся. В комнате никого не было, свет горел. Может, какой-то сбой.       Я вновь закрыл глаза, но прошло какие-то жалкие секунды и свет вновь замигал. Я вновь открыл глаза. Нехорошее предположение закралось у меня. Чтобы его проверить, я вновь прикрыл веки — свет замигал. Кадзу решил лишить меня сна.       Казалось бы, чего такого сложного в том, чтобы спать, когда свет то вспыхивает, то меркнет, но на самом деле это нереально. Мозг не может успокоится, его тревожит то, что происходит, он ожидает, что там за шторами моих глаз находится какая-то опасность. И уговорить его в обратном я никак не мог.       Я решил подождать. Но через час история повторилась. Спать мне не сильно хотелось, а эти «проказы» Кадзу больше раздражали. Но проблема в том, что на этом он не остановился. Когда я ясно дал понять, что спать не намерен, он стал включать и выключать свет с периодичностью в десять секунд. Сначала это не находило у меня никакого отклика — просто яркий и ядовитый свет слепил меня, после кромешной и душной темноты, но со временем я стал бояться, что вспышки не будет. Что цикл нарушится. Одновременно с этим мне становилось дурно от этого мельтешения, к горлу подкатывала тошнота, а мозг путался. Меня бросало в жар и холод. Моя стойкость меня подвела, я понял, что не выдержу:       — Прошу, прекрати, мне становится плохо! — крикнул я в надежде, что он найдет способ услышать.       Спустя пару минут мерцание прекратилось, вновь воцарил едкий свет, который, казалось, обжигал мою кожу. Вот сейчас я бы и рад был забыться в бреду, во сне, чтобы сбежать от дурноты, которая все еще не покинула мое тело. Однако, когда я попытался заснуть вновь, свет опять стал играться. Мука!       Не знаю, сколько я так провел: может, день, а может, два — здесь время отрицает физику, даже в теории относительности. В какой-то момент мозг все же принял в приоритет сон, стал игнорировать вспышки. Я стал медленно проваливаться в небытие. Но тут случилось то, что привело меня к осознанию: я опустился на дно ада.       С нарастанием в комнате застенала скрипка. Наверное, она играла красивое, я замечал ее мелодию, но в моем измученном организме она отзывалась болью и слезами. Она не давала спать, резко вскрикивая, бередила и щупала мой мозг своими визгами. Я не могу уснуть!..