В твоей песне нет правды

      Бумс головой. Бумс в кеды. Бумс в кеды. Я считал их, эти толчки, старался запомнить, потому что верил, что шанс на побег есть. Раз за разом я начинал проговаривать про себя эти «бумсы», но тут же бросал, потому что появлялся новый поворот — его надо было прибавлять.       Машина резко затормозила. Я скатился с сидения и застрял там, куда беззаботные люди в мирных обстоятельствах ставят свои облепленные теплой пылью ноги. Наверное, мы встали на светофоре. Это мой шанс повторить про себя путь. Скоро я стал пытаться построить карту моего похищения в голове, но у меня ничего не выходило. Я уже даже сомневался, куда мы повернули в первую очередь.       У меня в голове навязчиво, как глупая рекламная песня, вертится мысль, что этот сладко-тошнотворный запах из верха мешка, надетого мне на голову, убивает мой ум, мое спасение. Более того, он убивает и ощущение ненормальности. Когда меня дернули в сторону за рукав, когда я упал, зацепив виском дверной проем в машине и ободрав там кожу, я пытался махать кулаками, хотя уже и не видел своего противника. Я хотел сбежать, потому что, когда похищают человека, к добру это не ведет. Сам факт пленения толкал к действию. Сейчас же, спустя полчаса езды, даже если бы передо мной раскрыли двери на свободу, я едва бы дернул ногой. Просто остался бы лежать, как равнодушный и жирный кот.       Когда через время я вздрогнул и проснулся, а вернее очнулся, то не особо удивился тому, что в таком стрессовом положении смог отключить сознание — это было не по моей воле, не моими руками сотворено. Страх, который на время был умерщвлен во мне, вспыхнул вновь. Самыми ужасными были мысли о том, что со мной могут сделать. От предположений все внутренности сводило так, что, казалось, они плотно прилипают к оболочке моего тела.       Может, я бы и смог взять себя под контроль, вновь трезво начать думать, хотя это навряд ли привело бы меня к спасению, но именно ситуация уничтожала меня. Теперь вокруг меня было пустое пространство, в котором я тонул, терялся. При этом я не видел ничего из-за дурманящего мешка, в котором дышать становилось все тяжелее с каждой минутой, наверное, паника начинала властвовать. Руки подчинились веревке, держащей их сзади, а ноги бороздили в растерянности что-то мягкое, на что меня, очевидно перенесли.       И даже не все это было страшным. Мое безволие, беспомощность, потерянность — они все же принадлежали моим рукам, ногам, разуму, я чувствовал их своим телом. Ужас наводила посторонняя возня вдали от меня. Кто-то что-то делал, ронял, бормотал, замирал и вновь принимался за дело. Я не оставлял попыток освободиться, но замирал всякий раз, когда замирало это живое в углу. У нас словно была игра.       Через четверть часа, а может через четыре — я не знаю, в моем положении обманутый разум потерял время — вошканье прекратилось и в мою сторону устремились твердые и чуть пританцовывающие шаги. Я замер, как мне хотелось в тот момент стать крошечным и незаметным. Сердце так припустило, что, наверное, смогло бы проломить кирпичную стену, если бы за ней оказалась свобода. Я почувствовал, как к щекам прилипает жар, стало еще душнее, сложнее дышать в этом темном мешке.       К моему плечу что-то неуловимо прикоснулось. От этой точки по всему телу волной прошла рябь дрожи. Мой слух ловил все, что только мог, поэтому трепетное дыхание, переплетенное с волнением, меня оглушало.       Меня перевернули на спину — я не сопротивлялся, пока не видел в этом смысла. На мой живот сели, нет, скорее, нависли над ним, но именно это действие лишило меня перспективы отдалиться от похитителя. Словно ребенку, под мою голову подвели руку, чтобы приподнять ее и снять мешок. Если честно, то тело было тяжелым, я бы действительно не смог сам это сделать. Пальцы у моего врага были длинные, тонкие, холодные и чуть шершавые на кончиках.       С головы медленно слез мешок. Глаза заслезились от мерцающего, серого электрического света. Для меня отчего-то в этот момент самым важным на свете было рассмотреть лицо человека передо мной, поэтому я отчаянно щурился и пытался собрать расплытый взгляд. Но лишь в пятнах я увидел темные волосы и смазанное, но, скорее, острое по очертанию лицо.       — Сато, я спасу тебя. Я буду с тобой честен, я защищу тебя.