Мы встретимся вновь...

Темный коридор освещал лунный свет. Будто спешащие мотыльки к свету, он бегал. Освещая то стены, то пол коридоров. Угнаться за светом, бывший капитан не спешил, но вскоре неизведанные пыльные проходы закончились, и он вышел в правое крало замка. Некогда он служил там, и знакомая обстановка накаляла эмоции. Те стены, тот лазарет, гостиная и ее покои — все это пробуждало, казалось, давно забытые воспоминания, такие же новые, но все еще старые. Их ценность состояла в том, что все о ни были о ней. Смотря на пыльные стены, он вспоминал как в порыве страсти, они быстро передвигались к ее покоям. Параллельно целуясь, но сейчас эти воспоминания были для него болезненно остры. Порезами они проходились по разуму, воспоминания об их первой встречи, воспоминания об ее заботе и нежности. И Дайнслейфу казалось, что он не может забыть. Сердце начало пульсировать, слезы пробирались наружу. Их лапы тянулись к давно угасшему свету, пытались выбраться из загадочной мрачной темницы. Капитан казалось понял, что тот свет, за которым он тянулся больше не сиял. И вряд ли он еще увидит то изумительно-золотое свечение. Проходя по коридору вглубь, он забыл за чем пришел к ней. Из обременительных размышлений его вывел тонкий, будто нить звук. Легкий скрип пронесся быстро, будто изящная синица. Дверь тихо отворилась, и теперь Дайнслейф мог почуять запах старой древесины. В сопровождении приятных и родных запахов вышла знакомая фигура. И пусть при их недавней встречи на лице ее играло безразличие и отстраненность, сейчас ей овладела тяготеющая с каждым столетием печаль. Это было под силу понять капитану, их чувства были единожды. Всегда осторожная девушка, которая предугадывала каждый следующий шаг оппонента, сейчас была неосторожна, рассеянна. Ее взгляд поднялся на Дайнслейфа. Его сердце пульсировало, а кровь казалось начала приливать с бешенной скоростью. Как раньше ее золотые глаза смотрели в синие, как океан Дайнслейфа, но по какой то причине в золоте ее очей тонул он. Возможно из-за тех скрытых чувств, он до сих пор не мог трезво смотреть на принцессу, но заметив, как она готовится к атаке, он морально вытер слезы с лица. — Почему ты здесь, — она снова приняла ту форму, надела маску за которой скрывались все правдивые чувства. Они были скрыты под лживым презрением и уродским безразличием, даже так она выглядела изумительно. И на секунду Дайнслейф запутался. — Я пришел за тобой, Люмин. Я хотел… — Я не буду говорить с тобой… — и эта фраза казалось разбивала сердце, но последовало неожиданное и приятное продолжение, оно склеило раны и будто языком по лицу сгладило старые морщины, — …здесь, разумеется. Мед стекал на сердце, словно вязкая смола, золотая и такая притягательная, прям как она. И последовав за Люмин, он не мог рассмотреть ее лица. Так что вновь ее эмоции и истинные чувства были скрыты от него, за пятьсот лет изменений произошло мало. И войдя в родную ему комнату, он ощутил сильное дежавю. Надеясь на повторение сценария, он сел на бархатно-бордовый диван. На против него сидела принцесса, самая настоящая и величественная. И за этой притворной грациозностью скрывалась несчастная девушка, она старательно избегала взгляд мужчины на себе. Подобно игре в кошки мышки, но роли их менялись, и не одной из сторон это не приносила удовольствия. Она была готова к возможной войне и начала говорить. — Почему ты пошел за мной. Я ведь сказала тогда, при встрече, не попадайся мне на глаза, — проигнорировав ее вопрос. Капитан спросил: — Кошмары, они все еще мучают тебя? — введя Люмин в ступор, Дайнслейф можно сказать выиграл схватку, но ответив с иронией, Люмин не понесла бремя поражения: — Я вероятнее всего совру, если отвечу нет. Почему ты спрашиваешь, — взгляд ее был пронзительный и слова ее кололи сердце. Он молчал, но девушка продолжала пытки — я спросила почему ты спрашиваешь, — проигнорировав ее вопрос, Дайнслейф открыл себе приятно. Прогулку по минному полю. — Те поцелуи, ты не помнишь их? — его слова поразили Люмин, — Разве ты не помнишь, как мы танцевали на площади Мондштадта; разве не помнишь, как я обтирал тебя, когда у тебя была горячка; ты не помнишь, как я успокаивал тебя после кошмаров. Неужели ты забыла! Ты забыла, как мы тогда напились и… — Замолчи! — в висках пульсировало и голова раскалывалась на тысячи осколков и все это из-за идиотских воспоминаний, «ненужных» эмоций, и старого друга — Дайнслейфа. Голова Люмин была опущена вниз. Разглядеть ее лицо было невозможно, но Дайнслейф знал, что глаза ее намокли, и что она сдерживает пришедшие слезы. — Помню, я помню… — девушка заплакала. Кристаллы побежали по щекам, они оставляли за собой соленный след, напоминая об вечном присутствии и клейме принцессы грешников. Смотря на это засохшие слезы на щеках Дайнслейфа, вновь начали болеть. Они жгли кожу, будто новое проклятье. Проклятье расставания с Люмин, новое расставание. — Почему ты ушел тогда! За что ты так со мной! Я думала мы будем вместе. зачем ты ушел той ночью! — ее ярость успокаивала грешника. Видя ее эмоции и чувства спустя столько лет, он начинал верить и вспоминать. — Почему ты ушел! Я хотела избавить тебя от проклятья, до сих пор хочу. Если я это сделаю, мы будем вместе? — Дайнслейф продолжал молчать, — Если я убью их всех на этом чертовом небе, порежу их на куски, заставлю страдать, ты полюбишь меня снова? — она злилась, плакала и утопала в слезах. Замок сломался и все накопившиеся чувства за прошедшие пятьсот лет вылились наружу. — Я и так люблю тебя, Люмин, — глаза девушки расширились, и не успел Дайнслейф закончить, как девушка резко потянула парня на себя. Взяв ворот рубахи, ее нежные губы вонзились в капитанскую плоть. Поцелуй будто роза, нежный любящий и страстный, шипы ранили кожу. Она целовала его, так будто сейчас умрет. Это был их последний поцелуй? Дайнслейф отвечал взаимностью на столь отчаянное действие. И не задаваясь больше глупыми вопросами, просто плыл по течению. Беспрерывное действие сопровождалось отдышками и короткими отдыхами. Возвращая дыхание в норму, все вновь становилось зря. Дыхание сбивалось, а языки плясали свой танец. Они переплелись, вели бои за доминантность. Но обе стороны явно знали, что победителей в этой войне не будет. Продолжая пляски, они кусали и посасывали губы. Слюна давно смешалась и столь отчаянное действие привело к тому, что стол что по идее являлся преградой для контакта грешника и богини, потерял смысл. Кругленький столик упал на пол, и Люмин в спокойном танце перебралась к Дайнслейфу на колени.