Philautia

Кратос возвращался в Ванахейм, чтобы воссоединиться с Фрейей после успешной, но разочаровывающей разведывательной миссии с Хильдисвини. Разочаровывающей миссия оказалась потому, что их разведка подтвердила слухи: в Муспельхейме и в Мидгарде обнаружились крупные силы эйнхериев, судя по увиденному, их было больше, чем суммарно за предыдущие семь лет. Никто не знал, откуда они взялись, но Фрейя подозревала, что Гна успела вытащить их из Вальгаллы перед своей смертью. Фрейя провела все лето в Ванахейме, занятая делами своего родного мира. Кажется, недавно сформированному Совету в качестве первой задачи придется разбираться с этим эйнхериями. Члены Совета собирались ежедневно, и хотя Кратос не вошел в Совет, по его собственному нежеланию, он продолжал быть Генералом. Другой причиной оставаться в Ванахейме была сложная беременность Фриды, матери Хильды, той самой малышки, которая подарила Кратосу букет много лет назад – и которая действительно приходилась Фрейе племянницей. Хильда была все той же милой девочкой, только подросла и стала более разговорчивой и склонной командовать. Она обожала и Кратоса, и Фрейю, называя их Бьорн и Фальки, соответственно. Фрейя потакала малышке, обращаясь в сокола каждый раз, когда девочка выкрикивала это прозвище, так что малышка искренне верила, что это она обращает богиню в птицу, а не магия. Частично это было правдой, но не потому, что Хильда владела такой силой, а потому что Фрейя слишком ее любила. Но больше всего Хильде нравилось командовать Кратосом, и они провели вдвоем большую часть лета, пока Фрейя и Сиф, обе опытные акушерки, присматривали за матерью девочки. Любимым способом перемещения малышки было ездить на широком плече Кратоса, разговаривая со своими «подданными» сверху вниз. И она воистину разговаривала. Кратосу не приходилось говорить ни слова, девочка могла поддерживать беседу весь день напролет, от него только требовалось иногда что-то проворчать, если Хильде казалось, что он ее не слушает. Они идеально дополняли друг друга, хотя после первого полного дня с малышкой на вылазке на природу Кратос был в полной уверенности, что с ним что-то не так, физически, потому что он никогда в жизни не чувствовал себя настолько выжатым как лимон. Фрейю чрезвычайно позабавил его вид: он лежал на кровати, раскинув руки и ноги, с цветочным венком на голове, и не мог даже пошевелиться. Она заверила Кратоса, что это абсолютно нормально, быть истощенным физически и морально после столь плотного и долгого общения с Хильдой, в чьих жилах текла кровь Фрейра. Третьей задачей Фрейи в Ванахейме была работа над заклинанием, занимавшим все ее свободное время в последние два года – тем самым, что должно было снять с Кратоса проклятье. Она проконсультировалась с каждым известным ей могущественным адептом магии Сейдр, и теперь вместе со старой подругой Халли доводила заклинание до совершенства. Чем ближе она подбиралась к тому, что казалось ей идеальным заклинанием, тем больше волновалась. Кратос знал, что они с Фрейей оба хотели снять проклятие, но она еще и совершенно не хотела никогда в жизни больше иметь дело с проклятиями. Она волновалась, и не удивительно – ее прошлая история с проклятьями заставляла ее опасаться всего и сомневаться в конечном результате. Они оба знали, что заклинание полностью готово, что нет нужды пытаться что-то еще дополнить или улучшить, и он был готов – но она не была, и он не хотел ее торопить. Несмотря на то, что для Кратоса лето выдалось весьма утомительным, учитывая Хильду и частые миссии с Хильдисвини и Мимиром, он был рад любой возможности отвлечься. Фрейя, в Ванахейме, летом, была полностью в своей стихии, и сказать, что она была непреодолимо соблазнительной, было сильным преуменьшением. Он был полностью очарован и не скрывал своего восхищения, как и она – по отношению к нему. Сначала он пытался списать регулярное, но внезапное повышение температуры тела на жару Ванахейма, но потом признал, что это Фрейя так на него влияет. Не так уж важно, он ли не сводил с нее глаз, или чувствовал, что она за ним наблюдает... в любом случае его бросало в жар. Иногда ему казалось, что это может прорваться огнем спартанской ярости. Это лето было постоянным контрастом: растущее и обжигающее желание и сразу же холодный душ от осознания, что его постоянно окружают дети. Когда лето подошло к концу, сменившись прохладной свежестью осени, они оба почувствовали лишь незначительное, но все же облегчение. Перед тем, как оправиться на эту миссию с Хильдисвини, Кратос обсудил с Фрейей грядущие планы, и она согласилась, что лучшее время снять проклятие – после родов Фриды. Она готова, если он готов. Они оба опасались, что эта проблема с эйнхериями может нарушить их планы, если они не поспешат, так что было в ней и что-то положительное, по крайней мере, Фрейя набралась смелости и решимости использовать уже давно готовое заклинание. Кратос не мог представить, что придется оставаться в своем теперешнем виде и дальше. Он много и постоянно мечтал об их совместном с Фрейей будущем (и предавался все более жарким фантазиям о ней), и ни в одном из этих видений, ни в одной фантазии он не был Призраком Спарты. Ему нужно было это искупление, чтобы двигаться дальше с ней, это стало его наваждением, как и Фрейя. Едва они с Хильдисвини вошли в лагерь, Кратос сразу заметил Фрейю и оставил своего спутника на половине какой-то незаконченной фразы. Хильдисвини привычно закатил глаза, глядя на удаляющуюся спину Картоса. Он понимал стремление вернуться как можно быстрее к Фрейе и молча радовался, что между ними тремя не возникло никакого напряжения после его необдуманного брачного предложения несколько лет назад. Фрейя была его другом сотни лет, и они легко и быстро оставили позади это недоразумение, к всеобщему облегчению. Фрейя, и даже Кратос, иногда по-доброму поддразнивали его по этому поводу, и Хильдисвини считал, что это не слишком тяжелая кара за его кратковременное помрачение рассудка. Фрейя почувствовала его присутствие, едва Кратос вошел в лагерь, и они встретились в центре лагеря, слившись в настолько горячих объятиях, насколько позволял его доспех. К ее удивлению, он подхватил ее так, что ноги оторвались от земли, и Фрейя рассмеялась, позабавленная такой нехарактерной игривостью, хотя это можно было списать на целое лето, проведенное в играх с детьми. Он опустил ее на землю и поцеловал в лоб, и она улыбнулась ему той невыразимо теплой улыбкой, по которой он скучал всю эту неделю. - Я знаю, что ты, скорее всего, устал, но Хильда собрала всех детей у озера, и они ждут нас. - Вся эта неделя была почти отдыхом, не считая длинных пеших переходов – так что у меня есть силы на детей. - Хорошо, потому что она просто придет и найдет тебя, если ты попытаешься спрятаться, - рассмеялась Фрейя, потому что они оба знали, что это чистая правда. - Она неутомима в своей любви, - ответил он с теплотой в голосе. - Семейная черта, однозначно. Пока они шли к их временному жилищу, которое они делили с Сиф и Труд, Фрейя расспросила его о результатах разведки. - Слухи оказались правдивы, мы нашли сотни эйнхериев и в Муспельхейме, и в Мидгарде. Она промолчала, обдумывая полученную информацию. - Они не кажутся организованными, просто собираются в нескольких местах. Кажется, у них нет никакой определенной цели. Мы не видели, чтобы они нападали на города, но слышали истории, что небольшие деревни оказывались под ударом. Хильдисвини доложит завтра Совету, чтобы мы могли организовать помощь. Она по-прежнему хранила молчание до самого дома, куда они зашли, чтобы Кратос мог избавиться от доспеха. В комнате Фрейя отвернулась к камину и смотрела на потухшие угли, пока Кратос переодевался. Он подошел к ней сзади, и она обернулась, чтобы обнять его как следует, без барьера в виде доспеха, и он задержал ее в объятиях, поглаживая по спине, снимая нервозность, вызванную его рассказом. - На данный момент мы ничего не можем сделать, зато можем побросать детей в озеро. Давай оставим эту проблему для обсуждения завтра на Совете, - тихо предложил Кратос. - Ты прав, давай немного отвлечемся и развлечемся. Только постарайся больше не швырять детей через озеро, - поддразнила Фрейя. Кратос переборщил в прошлый раз и перебросил одного из мальчишек на противоположный берег, где тот шлепнулся в высокую траву, слава богам, не получив повреждений, благодаря наличию в жилах крови одного любвеобильного бога. И, конечно же, остальные дети немедленно потребовали того же, и Кратосу впервые пришлось хоть в чем-то им отказать. - Кроме того, вечером будет празднование Дня Жизни, - проинформировала Фрейя, и Кратос совсем не удивился. Вечерами у ванов всегда был какой-то праздник, и редко хоть кто-то на самом деле знал, что именно празднуется. - И кто же родился в этот день? – спросил он, уверенный, что она не знает. - Понятия не имею, - рассмеялась Фрейя, и они направились к озеру, держась за руки. После победы над Гна Кратос несколько недель почти сожалел, что они это сделали, ведь уничтожение валькирии было последним их большим совместным заданием в квесте по восстановлению мира и порядка в восьми мирах, и он был не уверен, как они будут жить дальше, без постоянных путешествий и сражений. Это лето показало ему, как может выглядеть мирная и спокойная жизнь, и Кратос был очарован тем, что эта жизнь могла предложить.

***

Во всех этих вечеринках всегда была точка невозврата, когда употребление вина становилось неумеренным, и это был сигнал для Кратоса, Фрейи, Труд и Сиф незаметно покинуть общее веселье и устроить свои маленькие посиделки где-то еще. Сиф и Труд никогда не пили вообще, Кратос и Фрейя наслаждались небольшим количеством вина для расслабления, но предпочитали оставаться в трезвом уме и при памяти. Как Сиф считала своим долгом следить, чтобы никто не обсуждал и не осуждал Кратоса и Фрейю в их отсутствие, точно так же и они, в свою очередь, сочли необходимым сразу же положить конец настойчивым попыткам ванов вовлечь Сиф и Труд в то, что считалось здесь надлежащим празднованием. Так что теперь, когда они покинули застолье, никто даже и не счел нужным заметить их отбытие, вечеринка продолжалась, набирая обороты. Они вчетвером устроили тихие посиделки в доме Сиф, как делали уже много раз этим летом. Кратос и Труд устроились за столом и расставили искусно вырезанные Хильдой фигурки на доске для военной игры. Во время партии Труд всегда сначала перехватывала инициативу, применяя тактику, основанную исключительно на грубой силе и напоре, но всегда же в итоге проигрывала, не устояв перед терпеливой и расчетливой стратегией Кратоса. Постепенно она даже научилась достойно принимать поражение. Фрейя и Сиф устроились на мехах у огня, собираясь заняться переплетением одной из кос златовласой богини. Без того количества слуг, к которому Сиф привыкла Асгарде, уход за ее волосами был той еще задачкой, Фрейя старалась помогать, когда могла, но ее визиты в главный лагерь были не так чтобы частыми, так что проблема нарастала. На днях Сиф заключила сделку с Халли: уход за волосами в обмен на помощь в выращивании превосходного урожая. Фрейя все равно чувствовала себя немного виноватой, что не могла помогать подруге с прической больше и регулярнее, так что сейчас намеревалась немного облегчить Халли будущие труды. Сиф, тем временем, делала набросок Фриды в своем дневнике, и Фрейя вспомнила о своем собственном и о недавнем разговоре с Кратосом на эту тему: - Сиф, а ты не знаешь случайно, что произошло с моими вещами, когда я покинула Асгард? - Он все сжег. А почему ты спрашиваешь? – Тихо поинтересовалась Сиф. - Мой дневник, что я вела в Асгарде. Недавно он всплыл в разговоре с Кратосом, и мне теперь любопытно, что с ним стало. - Я забрала его. - Правда? – Фрейя была удивлена, что Сиф вообще озаботилась этим. - Да. Он так отчаянно хотел его заполучить… Разнес на кусочки всю твою комнату, пытаясь его найти. Наблюдать его метания было так забавно, и тебя там не было, чтобы он мог сорвать злость, так что я спрятала твой дневник. - Ты его прочитала? – Едва слышно прошептала Фрейя. - Да, прости, я прочитала его. - Пожалуйста, не извиняйся. Если бы я кому-то и доверила его прочитать, то это тебе. - Сначала я не собиралась его читать, я просто… Хотела видеть, как он страдает, поэтому мне достаточно было просто хранить твой дневник в тайнике. - И почему ты все же прочитала? - Он не прекращал говорить про тебя, и все его слова были настолько полны злобы… Я тогда не очень хорошо тебя знала, но ты не казалась заслуживающей такой ненависти. Так что я прочитала твой дневник как-то ночью. Хотела бы… я знать тогда, через что тебе приходилось проходить. Для стороннего наблюдателя ты казалась… Я не знаю, как это описать. Ты то была маниакальной и почти злобной, то испуганной и параноидальной, то запиралась на недели в своей комнате. Он просто говорил тогда, что ваны все немного сумасшедшие, что твоя магия так на тебя влияет. У него всегда были объяснения на любой случай… - Я понимаю. Когда я вспоминаю то время, я даже не узнаю себя. Он… незаметно накачивал меня одним зельем – я случайно об этом узнала из одного разговора с Мимиром. Это, конечно, не извиняет меня целиком и полностью, но все же объясняет, почему я вела себя так хаотично и не всегда адекватно. Они замолчали на несколько минут, уделив внимание косам, и Фрейя перехватила обеспокоенный взгляд Кратоса – их с Сиф беседа не прошла незамеченной. Она улыбнулась ему, заверяя, что все в порядке, и спартанец вернулся к игре с Труд. - Знаешь, я начала делать как ты: записывать все, что он говорил. Все. И так я поняла, насколько мерзким манипулятором он был, и как искусно лгал. После того, как я прочитала твой дневник… Я пожалела, что не попыталась узнать тебя получше в Асгарде. Мы могли бы стать его ночным кошмаром, объединись мы против него. – В голосе Сиф звучало горькое сожаление. Фрейя не желала больше ни о чем сожалеть, вместо этого подумала, насколько бы Один был взбешен и потрясен, увидь он своими глазами этот вечер, в этом доме. И это радовало ее несказанно. - Мы больше не те, что были прежде, и я знаю, что мы все пострадали от его рук, и продолжаем страдать, в каком-то смысле. Но это – все мы здесь, вместе – это и есть наша самая сладкая месть. Он и в самых страшных кошмарах не мог такого представить. Сиф мягко рассмеялась, признавая неоспоримую истину в словах подруги: - Да, ты абсолютно права.