Все оттенки кроваво-красного

— Ну как? Есть прогресс? Пожилой чуть сутулый доктор Цинь Сюй дважды осторожно сгибает и разгибает в колене правую ногу лежащего на низкой кушетке пациента, обезображенную глубоким шрамом. Чэн Фэнтай кивает, скупо улыбнувшись. — Чувствительность вернулась не до конца, но ходить уже гораздо легче. Да и на левую нагрузка уменьшилась, колено не ноет по вечерам. Спасибо почтенному лао Циню, вы за неделю добились того, чего другим докторам не удалось за месяц. Старик, с удовлетворенным видом пожевав губами, машинальным жестом оглаживает свою жиденькую бороденку. — Вот и славно. Можете одеваться, мой ассистент запишет вас на начало следующей недели. Ступив с крыльца, Чэн Фэнтай едва удерживает равновесие, когда наконечник его трости скользит вперед, угодив в расплывшуюся на тротуаре бордовую жижицу, в которую превратился оброненный кем-то и раздавленный фрукт. Ругнувшись сквозь зубы, шагает уже осторожнее, потом останавливается и оглядывается по сторонам. Оживленная шумная улица большого города живет своей жизнью — вокруг полно прохожих, витрины магазинов и ресторанов манят яркими вывесками, торговцы уличной едой вовсю надрывают голосовые связки, свободные рикши сгрудились в кучу как стадо коз, а возничие в широких соломенных шляпах неторопливо курят, сидя рядом на корточках. Запахи еды и сигаретного дыма смешиваются со сладковатым влажным и приторным запахом зелени и неистребимого аромата гниющих морских водорослей и промышленных отходов, доносящегося со стороны гавани. Он так и не привык к этому городу. Казалось бы — будучи человеком современным и предприимчивым по натуре, он должен был находить удовольствие среди деловой суеты, высоких каменных домов и постоянного движения. Но стоило закрыть глаза, как под опущенными веками начинали мельтешить танцующие в морозном воздухе над крышами низких архаичных строений снежинки, а в ушах почти постоянно звучала музыка. И голос. Доктора говорили — просто чудо, что господин Чэн не лишился ноги. Это так странно — у тебя отрезают часть тела, а ты продолжаешь жить. Больно, наверное. Хотя это не может быть больнее, чем когда отрезают часть души, оставив взамен вибрирующую пустоту, сотканную из тоскливой тревоги, ожидания новостей, чувства вины, смутной надежды и иссушающей неутолимой жажды — жажды видеть, слышать, прикасаться. Порой, шагая по улице, он съеживал плечи, подсознательно ожидал, обмирая внутри, знакомого негромкого оклика — «Эр-Е…» — Эр-Е! Он резко вздрагивает и оборачивается назад всем корпусом. Глаза его водителя под тенью козырька летней светло-серой кепки внимательные и озабоченные. — Я сигналил вам, но вы не слышали. Чэн Фэнтай расслабляет плечи, выдыхая. — Ах да… Здесь вокруг много машин, постоянно кто-то сигналит. Я не ожидал, что ты приедешь за мной, я же дал тебе отпуск, чтобы ты провел время с родней. Лао Гэ чуть приподнимает уголки губ. — Господин добр, но я воспользуюсь вашей добротой когда вы начнете нормально ходить. — Мне уже гораздо лучше. Тот врач, которого порекомендовал твой двоюродный дядя, творит чудеса. — Рад слышать. Значит, скоро у меня будет отпуск. А пока — поедем домой? Госпожа уже, верно, приготовила ужин. Фань Сянэр встречает мужа в прихожей, вид у нее непривычно оживленный и слегка загадочный. — У нас гость. — И добавляет многозначительно качнув бровями. — Из Бейпина. Это Седьмой господин Ду. Пригласи его остаться на ужин. У Чэн Фэнтая на миг замирает сердце, а потом пускается вскачь, словно оборвавший поводья конь. Их отношения с Ду Лочэном нельзя назвать дружескими, скорее, они сложные и неоднозначные, но сейчас любой недавно приехавший из Бейпина знакомец или даже незнакомец — самый желанный и дорогой гость в его доме. Он спешит в гостиную, едва сняв шляпу и даже не сменив пиджак на легкую домашнюю куртку. Фигура гостя, что стоит у окна, ссутулив плечи, из-за бьющего сквозь приоткрытые шторы солнечного света похожа на изломанную угловатую тень. — Господин Ду, рад видеть вас! Давно вы в Гонконге? Тот неторопливо оборачивается, отходит в сторону на два шага, так что теперь его можно разглядеть. Чэн Фэнтай непроизвольно вздрагивает — лицо стоящего перед ним человека кажется чужим, незнакомым и… слегка пугающим. И дело даже не в заострившихся и сделавшихся жестче чертах и угрюмых складках в уголках губ. Дело во взгляде. Эти глаза за круглыми стеклами очков частенько глядели на него с возмущением, раздражением и ревностью, но никогда ранее не плескалась в них такая всепоглощающая безнадега и такая горькая тягучая ненависть. Ощущая, как внутри все словно покрывается коркой льда, Чэн Фэнтай открывает, было, рот, но гость его опережает. Его голос, прежде всегда раздражающе громкий и нахальный, теперь похож на шорох осыпающейся с деревьев мертвой листвы. — Нет. Я только сегодня приехал. И сразу отправился к вам. У меня для вас есть кое-что. Он вынимает из внутреннего кармана пиджака свернутый вчетверо газетный лист, кладет на стол, бережно расправляет замятия. Даже стоя в нескольких шагах Чэн Фэнтай видит крупные иероглифы названия издания «Бейпинский ежедневник», а на заглавном листе крупное фото Шан Сижуя, и его сердце обморочно ухает куда-то вниз, а голова делается холодной и гулкой. Он подходит ближе; ноги кажутся ему такими же деревянными, как и трость. Вертикальные отпечатанные строчки плывут и прыгают перед глазами, он не может их прочитать, он не хочет их читать. Впрочем, достаточно и заголовка. Трясущимися пальцами Чэн Фэнтай касается блеклого газетного снимка — кажется, это одно из старых фото. А Ду Лочэн не отводит жадных мстительных глаз от его лица, словно выпивая до дна его эмоции и пытаясь заполнить ими пустоту в своей душе. Он вновь начинает говорить, и голос его все тот же — мертвый, шелестящий. — Его арестовали за то, что он укрывал в театре человека, подбросившего бомбу в казарму к японским солдатам. После ареста японцы добивались его признания в связях с сопротивлением несколько дней. Его расстреляли на следующий день после того, как он подписал все что они хотели. Ты должен был увезти его. Любыми способами — уговорить, обмануть, у тебя ведь это хорошо получается. Он никого не послушал бы, кроме тебя. Сукин ты сын… Фань Сянэр появляется на пороге гостиной, за ее спиной маячит служанка с подносом, уставленным посудой для чаепития. Остановив на ней взгляд, Ду Лочэн нервно дергает плечом и делает шаг к двери, задев по пути стул. — Простите, я… Я не могу остаться. Очень спешу. И выходит вон. Фань Сянэр растерянно глядит ему вслед, затем оборачивается к мужу. — Почему… Что случилось? Чэн Фэнтай не оборачивается, так и стоит к ней спиной, ссутулив плечи, словно под непомерной тяжестью. Молчит. И это его молчание ощущается некой материальной живой субстанцией, вибрирует в сгустившемся воздухе пронзительным разрывающим уши криком. Ей становится страшно. — Дорогой, не пугай меня! Скажи что-нибудь! Не произнеся ни слова и не оборачиваясь, он деревянно шагает вперед, по направлению к своему кабинету. Заходит внутрь, со стуком захлопывает за собой дверь и щелкает замком. Лежащий на краю стола газетный лист соскальзывает вниз и медленно пикирует на пол.