И мне так грустно, как в хорошей книге.
Мне не вернуть этот день назад,
Как сказку с тобой.
Tori Amos — A Sorta Fairytale
Пять дней спустя. Проснувшись, Баффи почувствовала себя так, словно проспала целую неделю. Она мало помнила о своей болезни, в голове мелькали странные образы и воспоминания. Видения тающих обоев и жаркого пламени, лижущего ее тело. Самым сильным воспоминанием было лицо Уильяма, чередующееся с лицом Спайка, мелькающее туда-сюда, как в фильме, который соскочил с катушки. Оглядев знакомую комнату, она увидела Дженни, сидящую у ее кровати и сосредоточенно работающую иголкой и ниткой над наволочкой. —Дженни? — голос Баффи дрогнул. —Элизабет?! — выпалила Дженни, уронив наволочку на пол. —Я думаю, мы уже разыгрывали эту сцену раньше, Дженни. По крайней мере, в этот раз ты не зовешь меня «Бесси». Я была больна, да? — прохрипела Баффи. Дженни взяла стакан воды с тумбочки и поднесла его к губам Баффи, и та сделала благодарный глоток. —Да, ты была… совсем не в себе с воскресенья. —Какой сегодня день? —Сейчас утро четверга. Баффи только кивнула; беседа все еще слишком раздражала ее пересохшее горло. —Ты всех нас ужасно напугала, но больше всех мистера Пратта. Если честно, не знаю, за кого я больше волновалась - за тебя или за него. —С ним все в порядке? — обеспокоено спросила Баффи. У нее было странное чувство, что с Уильямом было что-то не так, хотя она не могла понять, почему. —С ним все в порядке… в известной степени. Я никогда не видела его таким. Он не оставлял тебя и в самый худшие моменты. Помнишь? Ты говорила очень странные вещи. Баффи не знала, что на это ответить. Холодные кончики пальцев страха пробежали по горлу. —Он плакал о тебе, Элизабет. Я никогда раньше не видела, чтобы мистер Пратт плакал. Даже когда его отец покинул этот мир. Было очень странно. Чувствовал ответственность, что ты подхватила такую болезнь, полагаю. Баффи безучастно кивнула, и Дженни продолжила болтать дальше. —А миссис Пратт намного лучше. Увидела своего мальчика в таком состоянии, и это заставило ее вскочить больной с постели. Она была нужна своему сыну, и этого было достаточно. Она уже давно не была такой активной. Теперь большую часть дня проводит в кабинете на первом этаже. —А Уил… э… мистер Пратт? — спросила Баффи. —Мы с ним редко видимся, только когда он заходит проведать тебя, а в последнее время он это делает не так часто. Дженни оглядела Элизабет, словно принимая какое-то решение, а затем наклонилась и прошептала. —Он пил, и немало. Это так же не похоже на него, как и все, что я видела. Как будто мистер Пратт собрал свои вещи и оставил нас с пьяным незнакомцем, который к тому же еще и хам. О, черт. Значит, тогда все было так плохо? Ее видения о Спайке и их прошлом, из кинотрейлера, не были рассчитаны на аудиторию. Очевидно, Уильям тоже был ознакомлен с шоу и сделал самые худшие выводы. —Дженни, я бы хотела сейчас отдохнуть. Ты не возражаешь? —Вовсе нет, Элизабет. Возможно, если она притвориться спящей, Дженни выйдет из комнаты. Ей нужен был шанс ускользнуть и поговорить с ним, чтобы начать выправлять ситуацию. Однако Дженни задержалась, и вскоре Элизабет погрузилась в неглубокую дремоту. Она проснулась в пустой комнате. Уильям был первой мыслью, пришедшей к ней в голову. Ее охватил холод, который не имел никакого отношения к пневмонии, но имел отношение к нему; к тому, как ее болезнь навредила ему и, несомненно, изменила отношения между ними. Ее потребность увидеть его превратилась в своего рода голод, который рос с каждой минутой, урча у нее в животе и терзая разум. Она одевалась так торопливо, как только могла, руки дрожали, и застёгивание пуговиц было мучительно трудным процессом. Все еще немного пошатываясь, опираясь на стену, она шла по знакомому пути к его комнате и их библиотеке. Она слышала разговор миссис Пратт и Дженни, который эхом доносился снизу, но на втором этаже было тихо. Его не было в библиотеке, поэтому она тихонечко постучала в дверь комнаты. Когда ответа не последовало, она была в таком отчаянии, что дернула за ручку. Дверь была заперта. Заперта? О, неужели все так плохо? На часах было четыре часа дня, она предположила, что он может быть в клубе, и удалилась в свою спальню, потерпев поражение. Она никогда не знала, как правильно с ним поступать. Даже когда она принимала решение, оно часто оказывалось неправильным, причиняя ему боль, даже если это было тем, чего она старалась избежать. Утомленная болезнью и усталостью, она бродила по своей маленькой комнате, ища хоть какое-то отвлечение. Что-то, что могло бы отвлечь ее мысли от гложущего внутри страха, поднимающегося из ее живота. Она посмотрела из окна на сад, позади дома, размышляя, что ей делать, когда… увидела его. Он сидел на маленькой каменной скамейке, на которой она видела его однажды, когда впервые очнулась в этом странном мире. Однако теперь на коленях у него не было пачки бумаг; Уильям держал бутылку виски и смотрел на участок земли у своих ног. Ветер развевал его непокорные волосы, полностью закрывая глаза, но он не делал никаких попыток, чтобы отбросить их в сторону. Он опрокинул бутылку, чтобы сделать еще глоток. Она спустилась по черной лестнице, мчась так быстро, насколько могла, на дрожащих ногах, стараясь ступать тихо, чтобы не привлекать внимание домочадцев. Она выскользнула незамеченной персоналом, но звук закрывающейся двери заставил Уильяма повернуть голову в ее сторону. Он посмотрел вверх сквозь копну волос; выражение его лица невозможно было прочесть. Он встал и направился в дальнюю часть сада, за решетку из роз. Она решительно последовала за ним. Когда она повернула за угол, ей открылся вид на его спину; он смотрел поверх кирпичной садовой стены. —Элизабет, тебе следует вернуться в дом. Его голос был устрашающе бесцветным. Он не обернулся. —Уильям, пожалуйста. Мы не можем поговорить? —Нет. Его голос был холоднее, чем она когда-либо слышала. Даже когда он был Спайком и в ярости на нее, по крайней мере, тогда в его голосе была нотка страсти, в отличие от того мертвого тона, которым он говорил с ней сейчас. Не зная, что еще сделать, она неуверенно подняла руку, чтобы коснуться его плеча. Он тут же развернулся, и его голос внезапно дрогнул. —Ты не можешь сделать для меня одну вещь, Элизабет? Неужели я так много требую от тебя, что ты не можешь мне этого дать? Впервые за неделю, она увидела его без непонятных последствий лихорадки, и она почувствовала внезапное падение, словно она упала назад в холодное небо. Под его затравленными глазами залегли темные круги, а щеки покрывала грубая щетина. Он сразу же отвернулся от нее, но она заставила себя смотреть на него, на то, каким разбитым он выглядит, на то, что она с ним сделала. Опять. Он пристально смотрел в землю. —Мне невыносимо смотреть на тебя. Ты уже повсюду. В каждой комнате в этом доме. Ты преследуешь меня. В моей спальне, в библиотеке, даже в чертовой гостиной. Поэтому я прихожу в сад на заднем дворе, чтобы убежать, обрести немного покоя, но и здесь его нет. Я не могу убежать от тебя. Ты моей голове, моем нутре, в каждом моем вздохе. И если этого недостаточно, ты все равно спускаешься ко мне во плоти. —Уильям, мне кажется, я знаю, почему ты злишься на меня, но я бы предпочла услышать это от тебя. —Ты настаиваешь, чтобы я вдавался в подробности? Это еще недостаточно больно? Потому что ты любишь другого. В любовных отношениях с другим. Ты говорила о нем, когда была больна. —Потому что я говорила о Спайке? Он скривился от этого имени, его рот дернулся, как будто она дала ему пощечину. —Чертовски верно, ты говорила о Спайке. Твоя любовь. Ты будешь отрицать это? —Это не то, что ты думаешь… —Но ты этого не отрицаешь, — выплюнул он с горечью. —Что я должен думать, Элизабет? — он произнес ее имя так, словно это было проклятие. —Что ты играла со мной? Что тебе было скучно и ты решила развлечь себя моими чувствами? Или все гораздо хуже? Неужели ты настолько хорошая актриса, что решила посмотреть, какие безделушки может купить такой дурак, как я, ухаживая за любовницей? Она попыталась заговорить, но слова застряли у нее в горле. Она каким-то образом сделала это. Жестоко превратила своего милого Уильяма в этого озлобленного сломленного мужчину. —Я даже не могу тебя уволить. Однажды я пытался освободить тебя от твоей работы, ты знаешь. Ты никуда не ушла. Видя его таким, она разозлилась. Даже если она причинила ему боль, он не должен был просто отказаться от нее. Не после того, что они пережили. —Уильям, я думаю, что заслужила достаточно уважения, чтобы ты дал мне возможность объясниться. У меня есть на то причина, есть объяснение. Но мне нужно, чтобы у тебя была ясная голова. Я не собираюсь рассказывать тебе об этом, когда ты так пьян. Он ничего не сказал, но посмотрел на нее налитыми кровью глазами. —После того, как ты меня выслушаешь, ты сможешь решить, что ты хочешь, чтобы я сделала. Если ты действительно будешь считать, что мне лучше уйти, я сделаю так, как ты желаешь. Но сначала ты должен выслушать мою историю. Он не ответил. Ни кивка, ни слова. Не зная, что еще сделать, она нетвердой походкой направилась обратно в дом. Она вдохновила его на то, чтобы постоять за себя, но добилась этих перемен самым худшим из возможных способов. Разбив ему сердце и заставив его противостоять ей. Если бы она только знала, что ее ждет, она бы давно воспользовалась шансом и объяснила, кто она на самом деле. Теперь для этого было слишком поздно. Она могла только надеяться на то, что он поверит в эту неправдоподобно звучащую правду. Это было все, что она могла ему предложить.***
В восемь часов вечера следующего дня она услышала его мягкие шаги по коридору. Она сидела на кровати уже целый час, как скаковая лошадь у стартовых ворот, ожидая знака. Уже знаковый лист бумаги цвета слоновой кости, аккуратно сложенный пополам, скользнул в щель под ее дверью, и она с нетерпением открыла его. Элизабет, Вчера ты говорила о своем желании побеседовать со мной. Я буду в библиотеке до конца вечера, если ты этого еще хочешь. Твой, Уильям. Она терпеливо ждала, пока не стихнут звуки его шагов. Нет необходимости сбивать человека с ног, торопясь объясниться. Она будет уравновешена и спокойна, будет делать осторожные шаги, пока дело касается его сердца. В течение всего дня, несмотря на все старания Дженни поддержать разговор, Баффи репетировала речь, которую она произнесет перед ним. Она даже провела некоторые время в библиотеке, изучая книги о путешествиях во времени. К сожалению, «Машина времени» Герберта Джорджа Уэльса, либо отсутствовала в библиотеке, либо она еще не была опубликована. Однако она нашла несколько полезных книг по этой теме, которые «незаметно» оставила на столе Уильяма. Стоя перед дверью библиотеки, она колебалась. Постучать? Просто войти? Почему она чувствовала себя как девушка, открывающая дверь на первое свидание? Там был Уильям. Это была их библиотека. И она была и остается Истребительницей. Единственной Избранной во всем мире бла-бла-бла. Она ела монстров на завтрак и была вполне способна разобраться с этим. Она выпрямилась, сделала глубокий вдох и шагнула внутрь. Баффи обнаружила его сидящим в одном из зеленых кресел с мягкой спинкой рядом с мерцающим камином. Его волосы были аккуратно причесаны, он был побрит, но в его глазах по-прежнему было затравленное выражение. —Элизабет. Он встал, чтобы поприветствовать ее, выражение его лица было серьезным и спокойным. —Спасибо, Уильям. Я знаю, что это нелегко для тебя. Мне тоже… нелегко. Он ничего не ответил на это, но сел обратно в кресло, устремив на нее серьезный взгляд. —Я заготовила речь, — бодро начала она. —Это неплохая речь, на самом деле. В ней есть несколько основным моментов, как и полагается. В ней есть отличный заключительный абзац. Единственная проблема в том, что… я так и не смогла придумать для нее начало. Он продолжал молчать. —Я помню кое-что из того, что я говорила, когда мне было плохо, и я знаю, что это тебя беспокоит. Я много говорила о смерти и сожжении и много говорила о Спайке. При упоминании этого имени он вздрогнул. Она словно вонзила в него бесплотный клинок. —О, черт. Мне действительно надо было лучше поработать над началом. Уильям, я не знаю, как еще это сделать. Затягивание этого не принесет пользы никому из нас. Спайк был, есть и будет кем-то очень важным для меня. Он умер. Это было настолько близко к истине, насколько возможно. —И ты любила его? —Да, любила. Очень сильно. Уильям продолжал смотреть на нее молча. —Однако есть еще кое-что. То, о чем действительно трудно говорить. Помнишь, ты заметил, что у меня есть секрет? Что было что-то, что ты знал, я скрываю…? Она колебалась. —Этот мужчина был твоим секретом? Он специально избегал произносить имя Спайка, тщательно контролируя свой тон. —Ну, вроде того. Видишь ли, правда в том, что… Спайк - это ты. —Спайк - это я, — ошеломленно повторил он. —Ух ты, — она с шумом выдохнула воздух. —Понимаешь? Помнишь, у тебя было ощущение, что я не совсем из этого места? Почему я так много всего делаю неправильно и просто не соответствую действительности? Ты был прав. Я не из Йоркшира, я родом из совсем другого места. Но проблема не только в том, откуда я. Все дело в том, «когда». Я пришла из другого времени, не из этого. И в том времени я знала тебя, как Спайка. Он долгое время ничего не говорил, а затем, наконец, спросил тщательно выверенным голосом. —Откуда же ты родом? И «когда»? —Да. Это самое неприятное. Ну, первая часть не так уж сложна. Я родом из Калифорнии, Соединенные Штаты Америки. А часть «когда»? Я пришла из будущего. Он скептически посмотрел на нее. —Я знаю, что это звучит невероятно, но это не что-то невозможное. У тебя есть книги об этом. «Рип ван Винкль» от дилетанта и «Какая то другая книга» от кого-то там еще. Ты знаешь, о каких я говорю. Она жестом указала на книги, которые незаметно оставила ему для чтения. —И когда же ты появишься? Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, потирая лоб. —Через сто с лишним лет. Назад пути не было, и она была далеко не из тех, кто поворачивает назад, поэтому Баффи смело продолжила движение по прямой, пересекла комнату и села на пол у его ног. Это, по крайней мере, привлекло его внимание, и он настороженно посмотрел на нее. —Послушай, я знаю, что это звучит странно, Уильям, но мы уже подошли к средней части моей речи. К части, которую я отрепетировала. И поскольку ответа ожидать не приходилось, она начала. —Я из Саннидейла, штат Калифорния, и из 2011 года. Меня зовут Баффи Энн Саммерс. Теперь, когда она действительно произносила свою речь, она звучала гораздо менее впечатляюще, чем в ее голове. Ближе к «Что я делал прошлым летом», чем к «У меня есть мечта». —Я не могу вдаваться в подробности своего прошлого. Я думала об этом и в глубине души знаю, что было бы неправильно рассказывать тебе что-то, помимо самых основных деталей. Но… я знала тебя тогда, Уильям. —Ты знала меня в будущем? —Ну, мое прошлое, твое будущее. Твое возможное будущее. В это время кое-что произошло, кое-что ужасное. И мне был дан шанс вернуться к тебе сейчас и исправить этот плохой момент. Чтобы его не произошло. —Итак, я буду знать тебя в будущем, и меня буду звать Спайк, и я каким-то образом доживу до ста пятидесяти лет. Выражение его лица было не совсем насмешливым, но очень близким к этому. —Ты не доживешь. Не… совсем. Слушай, я же говорила тебе, что это сложно, а я все время все запутываю. Когда я тебя знала, тебе было столько же лет, сколько сейчас. —Значит, я путешествовал во времени, как это делаешь ты? —Не… совсем. С тобой случится кое-что плохое. Это произойдет с тобой в ближайшем будущем, и благодаря этому ты проживешь долгое время, не старея. Она просто не могла объяснить ему, каким чудовищем он станет. Не потому, что он не поверил бы ей, а потому, что она не могла причинять ему боль. Не сейчас. —Я пришла к тебе, чтобы предотвратить это плохое событие. Если ты подумаешь об этом, то поймешь, что я права, Уильям. Мои странные манеры? Я ничего не знаю об английской культуре, или о том, кто является Королевой? Песни, которые я пою, и то, что я делаю? Это потому, что я из другого времени, Уильям. Он ничего не говорил, но оставался в своем кресле, устало потирая лоб рукой. —Держу пари, ты даже знаешь, когда я появилась. Если подумаешь об этом. Когда я изменилась. Когда девушка, которую ты знал, как Бесси, начала вести себя так, как будто она другой человек? При этих словах его глаза распахнулись, и он скептически посмотрел на Баффи. —В ту ночь, когда бандит напал на нее. Напал на меня. У меня есть теория, что в ту ночь, девушка, которую вы знали как «Бесси», умерла, а меня поставили на ее место. С тех пор, это была я - обосновавшаяся в ее теле. Гнетущая тишина только усиливала ее отчаяние. —Уильям, ты знаешь, что в этом есть определенный смысл. Ты должен это признать. Могу поспорить, что ты даже можешь вспомнить что-то, что возможно объяснить только таким образом. Не так ли? Он не ответил. —Пожалуйста? Когда она замолчала, единственным звуком был тихий шелест и треск умирающего огня. Казалось, время остановилось. —Ты попросила меня спеть песню, — сказал он с беспокойством. —Когда ты была больна, ты попросила меня спеть песню, которую моя мама пела мне, когда был болен я. Об этом знали только она и я. Как ты узнала об этом, Элизабет? Сказать чистую правду означало бы причинить ему больше боли, чем она могла бы вынести, поэтому она рассказала ему более мягкую версию. —Твое будущее «я» рассказало мне об этом. Он посмотрел на нее - ни веря, ни не веря. Просто смотрел на нее. —Эм… ты был единственным, кто видел меня, принимал такой, какая я есть. Ты был моим другом, моим любовником и многим другим. Случились ужасные вещи, и мне дали шанс вернуться, чтобы попытаться их исправить. —Это я, я сделал «ужасные вещи»? —Не твой финал, Уильям, не это. Ты погиб, как чертов Великий Герой. Я хотела бы рассказать тебе об этом в деталях, но не могу быть уверена, как это повлияет на мир, который мы знаем сейчас. Я могу рассказать тебе только о самых важных моментах. Да, мы были вместе в то время. Мы любили друг друга, и ты погиб по самой благородной причине - чтобы спасти мир, чтобы спасти тех, кого любил. Она подняла на него глаза и вгляделась в его лицо, на мгновение потеряв дар речи. Осмелев, она положила руку на его колено. —Я люблю тебя. Ты единственный человек, которого я люблю уже восемь лет. Дольше. Я знаю, что ты никогда не сможешь осознать это. Ты можешь даже не поверить ни единому моему слову. Но важно, чтобы ты знал. Я люблю тебя, Уильям. Она медленно встала и повернулась, чтобы уйти, слезы текли по ее лицу. —Теперь ты знаешь, кто я и откуда. Я не хотела причинять тебе боль, Уильям, пожалуйста, поверь мне. Она была у двери библиотеки и только начала поворачивать ручку, как почувствовала нежное прикосновение его руки к своему плечу. Надежная стена его груди позади нее. Тепло его губ, прижатых к ее уху, и успокаивающий звук его голоса, произнесшего три слова, которые утолили голод, терзавший ее со вчерашнего дня. —Я верю тебе. Она резко обернулась. —Почему? Она знала, что в этот момент ей следовало бы сказать нечто более красноречивое, но «почему» было единственной мыслью в ее голове. Почему он поверил ей? —Отчасти потому, что это единственное, что может объяснить… тебя. —А что с другой частью? —Элизабет, если я ошибаюсь и ты лжешь мне, то я не хочу жить в этом мире. Я бы предпочел жить в том мире, в котором ты говоришь правду. В том, где ты любишь меня. Он наклонился и захватил ее губы в страстном поцелуе. Она так крепко обхватила руками его шею, что оторвалась от земли в своем страстном желании обладать им. Его руки гладили ее по бокам, в то время как он сам прижимал девушку вплотную к двери. Его язык скользил вокруг и вдоль ее языка, жадно пробуя ее на вкус, язык девушки присоединился к танцу, и они дышали друг другом. Они были живыми. Один - не холодный и мертвый, другая - не в горячке и не при смерти, и тридцать шесть и шесть у обоих. Он был тем, кто прервал поцелуй, отстранившись и хватая ртом воздух, думая о чем-то безотлагательном. —Ты ведь знаешь, Элизабет, что я люблю тебя. —Я знаю, — торжественно сказала она. —Но спасибо, что сказал это. —Я ужасно скучал по этим поцелуям. По твоему вкусу. Он провел пальцем по ее подбородку и нежно вернулся к губам. Ее руки все еще обвивали его шею, и она наслаждалась стуком его сердца, которое сейчас билось учащенно. Она улыбнулась ему. —Было время, когда ты предпочитал вкус печенья моему Баффи-вкусу. —Я не знаю, что это за печенье, но оно не может быть таким восхитительным на вкус, как ты. Он наклонился и начал осыпать поцелуями ее шею, нежными губами пробуя на вкус чувствительную кожу за ее ушком. —Тебе нравится это местечко, — пробормотала она, ее дыхание становилось глубже, пока он прокладывал влажную дорожку вдоль ее горла. —Когда я болела, ты часто клал туда голову. —Должен признаться, я питаю невероятную слабость к твоей шее. Ты не возражаешь? —Это то, кто ты есть, Уильям. Она запустила пальцы в завитки на его шее, чувствуя легкую слабость в коленях. —У меня есть ощущение, что помимо шеи могут быть и другие места, которые тебе могут понравиться. Он перестал целовать ее ровно настолько, чтобы отстраниться и встретить ее взгляд, его голубые глаза сияли. —Больше, чем печенье? Он наклонил голову в сторону и одарил ее слегка плутоватой улыбкой, постукивая языком по зубам. Уже не застенчивый Уильям, но все равно ее Уильям. Она положила руку ему на щеку и ответила на его улыбку своей. —Возможно, библиотека - не место для таких исследований? — предположила она. Он взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее. —Тогда пойдем со мной. И он повел ее к двери своей спальни.