bodybag

не сказать, что это было предприятие из легких – но наоя старался, и это дало плоды. плодовой мушкой, наоя кружил вокруг дома тоджи – иногда не своими глазами, иногда не на своих номерах, иногда не в своей одежде и в медицинской маске, но он был там практически каждый день. всегда следом, как собака спешит за бежащим, вылитая гончая за зайцем – но медленно, аккуратно, нерасторопно. он узнал место жительства мегуми. он стоял на лестничной клетке, пролетом выше, смотрел, как они выходили за руку – как тоджи шел выгуливать свою блядь, как тоджи улыбался, как менялось его лицо и язык его тела, когда он чувствовал себя любимым и в безопасности. наою передергивало от этого до буквальной физической тошноты, но он брал себя в руки, выжидал время, слушал звук их шагов по лестнице вниз вместо биения сердца. и наоя не верил, когда ключ из мастер-системы входил в скважину как влитой – наою трясло и короткие волосы на его руках становились дыбом от предвкушения. когда он держал ненужные кредитки мегуми, оставленные дома, документы в ее ящиках, ее одежду, ее заколки, ее тарелки, ее еду. он думал, как приправляет мышьяком рагу из ягненка, оставленное на ужин. как ждет ее в ее ванной, чтобы накинуть ей шарф-удавку на шею, когда она пройдет мимо. тоджи работал на них. тоджи прекрасно знал, что ему не скрыться в этой стране – зенинов было так много, что они наводняли каждую префектуру своим присутвием. в этой стране тоджи был заложником – но вот прошел месяц с того самого события, и тоджи растворился, тоджи исчез и сгинул. одним днем он не вышел на связь и одним днем он не вышел из дома. наоя летел на скорости к дому мег – стоял в ее подъезде, у ее подъезда, поджидал ее, выжидал ее каждый день – она не выходила. она сгинула. вместе с тоджи, и это рвало душу на мелкие лоскуты, наоя рвал себе волосы, царапал свое лицо, кусал свои руки, кричал, драл себя на части и тихо выл. они были вместе. они исчезли вместе. старания наои дали гнилые плоды, срок годности коих давно истек и они не имели смысла. *** но гнилые плоды дают зерна. наоя был ищейкой. наоя не мог успокоится и не мог найти мир в себе, пока он не мог найти тоджи. он рассказал отцу о секрете в тот же день, опуская подробности, от которых его желудок до сих пор завязывался в узел, а к члену стекало тепло. наоя говорил, что нужно пробивать всех пассажиров, летящих в любой из городов северной и южной америки прямым рейсом, а так же тех, кто вылетел с пересадкой. отец его избил. не слишком сильно, но вполне внушительно – за тупое поведение и еще более тупые идеи. тоджи мог деваться куда угодно и дождать в транзитной стране хоть месяц, ловя возможность улететь любым рейсом в абсолютно случайный день. тоджи мог запросто купить или сделать по знакомству новые документы – какие по счету, четвертые? был вариант отследить по камерам аеропортов – слишком тонкое и аккуратное действие, требующее усилий. был ли тоджи настолько ценным ресурсом? он многое знал – не столько, как зенины-чистокровки, но достаточно, хотя не подлежало сомнениям, что некую часть информацию он давно мог и распродать. он выполнял работу лучше всех – за него не приходилось беспокоиться. он мог убить с десяток людей за месяц, не выходя из строя, берясь за любые задания. целые семьи – запросто, девушек – запросто. но стоил ли он усилий, сравнимых с усилиями федеральной полиции? для наои – да. *** в порослях диких ягод наоя измазался красным соком с ног и до головы, походя на соучастника преступления или заложника, на глазах которого похититель выпустил пулю в лоб. но сам он чувствовал себя диким животным, разорвавшим травоядное на куски собственным зубами. он шел по следу. он не был на окинаве с тех пор, как ему исполнилось девять. его вели наводками и рассказами, его вели люди и чутье. за чертой небольшого города, он шел к заброшенным дачам пригорода, козьими тропами, жухлыми листьями. тоджи жил. и тоджи жил там. один. проникая на территорию, находя тоджи на тряпках в углу подвала заброшенного даже бомжами и малолетками сквота наоя чувствовал, будто его сердце нагревают на ложке, как вещество. тоджи спал, свернувшись клубком, как уличная собака с гладкой короткой шерстью, отдыхающая в тени. наоя был пустым местом в пустой комнате. ни одного предмета, чтоб зацепить за него внимание, только наоя – как дерево среди поля, как крест на могиле. и тоджи все еще игнорировал человека, искавшего его и нашедшего. дикое животное, лиса, шедшая по кровавому следу раненной собаки. двое не людей. они были так близко и наоя встал на колени, чтоб доползти до тоджи на них, трогать его, хватать его за одежду. – ты сводишь меня с ума. наоя ему улыбался и ждал реакции. ждал чего-то. ждал боли. ждал, что его изобьют и убьют, повесят, нашинкуют, расчленят, дадут эмоции, наградят его за поиски и путь – но тоджи молчал. поднялся по стене в сидячее положение, не скидывая с себя жадные руки. наоя смеялся и ластился об него. живой. в японии. без мегуми. сломанный и замучанный, выглядящий, как ничто – его тоджи. – тоджи, – наоя чувствовал, как от нервной улыбки его лицо рвется, как рисовая бумага, а холодный пот бежит по его вискам. он говорил сиплым и хриплым голосом, чавкая словами, будто они были перемазанные жирным соусом. – собачка моя любимая, возвращайся, я же со всеми поговорю, я устрою все для тебя, мой милый, ты будешь жить, ты будешь жить со мной, тоджи, я не трону твою девушку, я не трону твоего сына, никто к ним не прикоснется. тоджи. я скажу, что ты подсел на внутривенное. давай я сделаю тебе отметины на руках, как от шприца. я скажу, что ты в забытьи шатался по притонам, неизвестным женщинам, что ты просто лежал на случайных хатах студентов и отдыхал. тоджи, убивать людей это тяжелая работа, и тебе понадобился отпуск. просто заторчал и решил развеяться! – я убил ее. наоя замер, как и его несчастная судорожная улыбка. его пальцы все так же крючковались в футболке тоджи, будто трупный ступор. единственное, что мог выдавить наоя, это «а?», пока ничего в его позе и лице не поменялось ни в какую сторону. тоджи поднял глаза к потолку и сказал то ли короткую молитву, то ли несвязную ругань. – мегуми умерла от моих рук. я убил ее. ее нет, наоя. сейчас она замотанная в брезент и отдыхает в лесу. и это не связано с вами, господи упаси. это было в наших отношениях. это не первый раз, когда я убиваю женщину. она стала неудобной. все, что гудело в мягком и нежном мозгу наои это вопрос «ты вернешься к нам?». потом промелькнула мысль о том, как давно трахался тоджи? ебал ли он проституток после всего, или случайных женщин? героиновых наркоманок, одной из которой наоя и сделал тоджи в своем фантазийном плане. наоя даже не был сильно обрадован услышанной информации. он хотел вернуть тоджи под бок зенинов. он хотел таскать тоджи сумки, набитые деньгами, он хотел нюхать его перчатки, курить его сигареты, вытаскивать объедки из его помойного ведра и запихивать себе в рот, лизать его ванну дочиста. он бы стал его существом, созданием. сердце наои проткнула ревность, когда он понял, что жизнь мегуми была отдана рукам тоджи. наоя хотел того же. наоя хотел умереть и гнить, щекотать запахом своей гнили глаза и ноздри тоджи. наоя хотел наполнить его желудок. увидеть тоджи стервятником, в безумии пожирающим полежавшую плоть наои, ища смерти от трупного яда. – ты так нужен мне. если бы я мог, я бы родил от тебя ребенка. если бы он был похож на тебя, я бы ждал пока он вырастет до твоего возраста сейчас и научил бы его быть тобой, и потом бы я стал его личной тряпкой. у меня ноги дрожат, когда я говорю об этом. ты мне нужен сильнее, чем все что ты можешь подумать своим ограниченным мозгом. тоджи разжал его пальцы наконец-таки – занемевшие, побелевшие на костяшках. тоджи был животным, что пришло умирать вдалеке от дома. тоджи не думал идти обратно. это было путешествие в никуда. – но она была особенной. это был такой тупой спор, что растянулся на дни. я не могу терпеть, когда женщины трахают мою голову. я бросаю их, я избегаю их, я делаю вид, что забыл их лица, но мегуми любила меня, правда меня любила, и хотела разобраться, стучалась в мои двери просила «давай закончим этот ненужный спор. давай все будет как раньше. я хочу вернуть наши прежние отношения». я просто взял и сломал ей шею. просто заткнул ее рефлекторно, сломал ее, как будильник. знаешь, пару минут мне казалось, что это вымысел. что я представляю себе убийство, чтобы успокоить свои нервы, а на деле мег все так же что-то пиздит в реальности. но это не было простой мыслью. я убил ее. нечаянно. без значения. просто так. и я ее действительно любил. я не хочу продолжать эту канитель. у меня нет цели. я хочу застрелить себя, но тут ты. ты возьмешь мой пистолет и будешь вылизывать его от остатка моих мозгов, когда я себя убью, а потом трахнешь себя этим, какая тупость. я даже не могу умереть без того, чтобы зенины не подтирали мной свою задницу. – тоджи, это просто была женщина. если ты вернешься, то ты найдешь еще миллиард таких. любовь это чувство-вспышка, это не одержимость, а я одержим тобой. благодари богов, что они не сделали тебя именно одержимым твоей девушкой. ты бы убил себя следом, если бы она что-то значила для тебя, не так ли? – намекаешь на то, что убьешь себя следом за мной? наоя застыл. это было настолько логичное завершение его жизни – путь прямо на ладони. он будет преследовать тоджи даже в подземных котлах. или, раз уж это ад, он больше никогда не увидит тоджи? его ад. – тоджи, не убивай себя, у тебя будет нормальная жизнь. все будет как раньше. все будет хорошо, никто не будет тебе мешать. – я срать хотел на все, что зенины называют нормальной жизнью. и на тебя, наоя. я даже не знал как ты выглядишь до недавнего времени, я не всматривался в тебя. ты просто был информатором, курьером, как доставка. ты ничего для меня не значишь. ты даже особо меня не злишь. просто есть и все. как паразит в кишках. просто червь. я срать хотел на твои слова. и я знаю, что если сейчас я убью тебя, задушу тебя, изобью тебя, выломаю пальцы, выбью зубы, выколю глаза и вырву язык, то ты просто кончишь. мне не интересно слушать слова такого, как ты. и я не хочу того, что в твоих словах «нормальная жизнь». – но… если я убью себя, тебе станет легче? *** – номер триста тридцать шесть! три пончика с бостонским кремом и два латте на обычном! – да-да, это мой заказ. благодарю. хорошего дня вам! мегуми поправляет волосы за ухо, пока ребенок покачивается в платке-слинге. за время беременности она так соскучилась по настоящему кофе, что грех было себя не баловать иногда, пересаживая сына на смеси на пару дней. тоджи успокаивал ее, говоря, что ничего криминального в этом нет – она заслужила и пить кофе, и есть рыбу, и принимать горячие ванны и смотреть страшные сериалы. возможно, он просто слишком любит ее и позволяет ей многое, даже если это не очень нравится всем вокруг. она пригубляет латте через трубочку, неся второй стаканчик и пончики за столик к своей новой подруге-репетитору джесси. рингтон гудит приятной мелодией, напоминающей биение ветра об стеклянный колокольчик-фурин. мелодия для обозначения звонка тоджи – его голос почти всегда действовал на нее так же успокоительно, как и легкий перезвон, вызванный ветром. – милый? легкое шуршание в телефоне, звуки, которые взрезает пресловутый, самый любимый ею в мире голос тоджи. он всегда звонил ей в шум, иногда перекрикивая помехи. – мегуми, ты ведь не против, если я прилечу в четверг? – ты шутишь, – мегуми приходится схватиться рукой за край столика, чтоб усадить себя на диванчик. радостные искры сокращают в улыбке ее нежное лицо. – тоджи, ты наконец-то прилетишь к нам? на сколько, тоджи? – думаю, на этот раз навсегда. – господи. наконец-то. у меня сейчас сердце разорвет, я так счастлива, что все наконец… наконец закончилось. – да, мегуми. сумка трещала по швам от тяжести. тощий выблядок оказался вполне себе говнистым и тяжелым, и если это не составляло труда для тоджи, то вот найковской переноске приходилось не очень сладко. тоджи должен был передать это тело клановым лидерам выблядков рода камо – не хуже и не лучше, чем зенины, но по личным причинам и убеждениям они нравились тоджи больше, да и платили тоже не хило. он загрузил тело в машину, припаркованную чуть ближе к цивилизации, и выехал на трассу. джипиэс показывал в городе транспортное происшествие, по новостям говорилось о последствиях ужасной аварии. тоджи задумался о том, как объехать кишки, размазанные по асфальту – ему хватило жести на сегодня. но он скинул с себя хмурость, когда мегуми мяукнула «ало?», почувствовав заминку в разговоре. – и я тоже счастлив, детка.