Как же мне быть? На моëм рукаве увлажнëнном Сверкает свет, Но лишь прояснится сердце, В тумане меркнет луна. Сайгë
— Гавриил, прошу, раскайся. Уверен, если ты раскаешься, Михаил будет милостивее, — голос лился нежный, призывающий и обеспокоенный за чужую судьбу. Обладатель его глядел умоляюще — среди безмятежного моря белоснежных цветов, внутри столь же белоснежный мраморной ротонды этот взволнованный юноша выбивался так же сильно, как и его товарищ, чёрным вороном застывший среди райских угодий, но волнения никакого не выказывающий. Чернильная точка не вписывалась в безмятежные поля, хоть и была столь же безмятежна. — Друг, если я раскаюсь, то будет не искренно. Разве оно не является грехом куда большим? Ложь в вере и кривость души, или прямые честные вопросы? Что бы выбрал ты на моём месте? В чём я провинился, когда задавал вопросы, пытался разобраться в этом деле? Нарушил идиллию? Как я её испортил? Как я умудрился её запятнать попыткой узнать правду, разыскать близкого? Почему небеса оставили моего брата? Гавриил с грустной усмешкой смотрел на чистые небеса, на одно-единственное на них тёмное облачко, прямо под ним. — Есть ли смысл раскаиваться за то, в чëм не кривил душой? — Уверен, слишком долгое пребывание среди смертных помутило твой рассудок. Богохульники, атеисты, всё ненужное, что ты видел, что ты читал… это моя ошибка была отпустить тебя вслед за твоим братом много лет назад, я в этом виноват, за что буду расплачиваться вечно… — Прекрати, — холодно отрезал, заставив удивлëнно поднять глаза на него своего давнего товарища, таким он видел его впервые. На миг на лике его отобразилось нечто дурное, чуждое ангелам. То было недовольство? — Мой выбор не подлежит обсуждению. Твой выбор тоже. Я захотел — сделал. Ты бы меня, как ни захотел, не остановил бы. Гавриил резко развернулся, непривычное движение для плавности ангелов, но оно поведало о многом его товарищу — слишком очеловечился, потеряв прежний покой. — Ты обрекаешь себя на это сам? Понимаешь последствия? — робко спросил, опечаленный. Гавриил задумчиво наклонился, чтобы заглянуть в потайную пропасть, вившуюся водоворотом под ним. Белëсо-аквамариновые завихрения, предназначенные для него, были готовы принять к себе ангела, касаясь слегка его ног в качестве одобрения его решения. — Быть мне падшим ангелом? Так тому и быть, — серьёзно посмотрел на Амалиэля. — Но я выясню, что случилось с Итуриэлем, моим братом, и помогу ему. — Но это недопустимо. Если ты станешь падшим, то лишишься части своей силы. Иначе… — Иначе? — Я… это противоречит правилам, пойми же. Ты будешь наказан за подобную наглость хуже, чем просто отнятие силы. Это преступление, Гавриил! — Посмотрим, что Михаил предпримет против меня, — обернулся через плечо, улыбаясь удивительно искренне, словно шаловливый ребёнок. Ему было известно о том, что последует за его действиями, но отправляться в мир слабым человеком казалось не выходом. Необходимо будет скрываться, но ему достаточно будет хоть небольшого количества той силы, что ему дана от рождения. Опасность была известна так же, но пускай за его дерзость будет он преследуем небесами, отказаться от своей природы не входило в его намерения. Белоснежные цветы, точно чувствуя его настрой, вдруг потеряли покой вместе с налетевшим ветром, провожая фигуру волнением и попытками тщетными удержать ангела подольше, чтобы переубедить, настроить на нужный лад, чтобы тот не совершал ошибки. Друг застыл, глядя растерянно ему вслед. Его охватил нарушивший порядок мысли страх. Стало невыносимо от того, что его часть, что его преданный товарищ уходит из родного дома, вылетая из-под крыла небес, стало невыносимо от мысли, что следующая их встреча будет вероятным концом Гавриила. Он спешно, вместе с беспокойным морем цветов, бросился ему вслед, протягивая руку и цепляясь за вороной плащ. Гавриил застыл, прикрыв глаза. Было страшно от того, что он оставляет товарища, но пренебречь своим решением, принятым давно и подожжëнным недавней пропажей брата, Гавриил так же не мог. Нашарив руку друга, он крепко её сжал, чем дал надежду на то, что ещё можно необратимое предотвратить, но Амалиэля ждало горькое разочарование, когда рука его соскользнула с запястья мягко, словно ручеëк, который ускальзывал от него. Неожиданно, приблизившись к нему вплотную, он прошептал ему, легко вложив в ладонь частичку себя — пëрышко, как напоминание о себе. — Может, ещё увидимся… — глаза чуть улыбались. — …мой друг, — двинувшись к краю небес, он ловко скользнул в небесный потайной проход, оставляя Амалиэля, который смотрел ему вслед, удивлëнный действиями и столь резким исчезновением, что не успел ничего сказать напоследок, так и замершим в одиночестве.Пролог
20 марта 2024 г. в 17:33