Гарри Поттер и Организация имени Меня

Жизнь птицы в клетке не так уж полна радостями, как можно думать. Конечно, у тебя есть красивые золотые прутья вокруг, зеркальце в изящной раме, заменяющее друга, много игрушек, в окружении которых ты проводишь ночи, чтобы не чувствовать сжирающее одиночество, даже полные книжек полки — тщательно изученные отцом. У тебя есть платья с милыми рюшами и бантами, ленты, которые ты вплетаешь по утрам в длинные косы. Полная украшений шкатулка с топазами. И даже волшебная палочка. Но ничего больше. Тебе нельзя выходить за ворота, даже когда папа с улыбкой на лице исчезает в громком хлопке. Нельзя читать мерлинов Пророк, потому что информация из внешнего мира «опасна». Двери в библиотеку для тебя заперты, ведь ты можешь научиться новому и сбежать. Все уроки только с тщательно проинструктированными французами и немцами, под другой фамилией, с иным именем. Никаких разговоров о том, что творится Там, будто есть только Здесь. И папа, который раз в неделю сухо перечисляет то, что сказал ему директор Дамблдор. Обещания, обещания, обещания того, что скоро, совсем скоро это все закончится. Это длится уже четырнадцать лет, с чего бы прекращаться? Было лучше, когда была мама. Она, на которую дочь была так похожа, эта прекрасная леди, такая добрая и понимающая, разрешала Элизабет иногда гулять по лесу вместе с ней. Собирать ягоды и грибы, слушая рассказы о мире магов. Именно от нее Элизабет однажды узнала о том, что у нее есть брат. Да и какой! Великий волшебник, который смог уничтожить самого Тот-Кого-Нельзя-Называть! Маленькая Лиззи хлопала в ладоши и хотела однажды обнять братика. Мама нежно улыбалась и гладила ее по голове, обещая, что это точно случится. В детстве все казалось прекрасным сном, и даже золотая клетка не казалась такой тесной. Однако как иногда бывает во снах, внезапно все сменяется кошмаром. Вот мама, сгоревшая за месяц, истончившаяся, слабая. Лиззи хватала ее за руку и сама подносила к своему лицу, чтобы мама могла хотя бы не увидеть, но почувствовать свое «маленькое чудо». Девочка смотрела на лицо, потерявшее румянец, который сменила зеленоватая бледность. Вплетала пальцы в длинные, ставшие жесткими волосы. С надеждой смотрела на веки, больше не открывающие голубые глаза. Она подслушала потом как-то, что это было проклятие одного беглого Пожирателя. Тот якобы узнал о том, что выжил не только Гарри Поттер и так отомстил. Того Пожирателя поймали, конечно же. Слава Мерлину, он не успел связаться со своими друзьями. С тех пор папа помешался на безопасности. И вот уже только оперившиеся крылышки стянул жесткий золотой жгут. Тесно, мало, тошно. Тошно просыпаться изо дня в день, чтобы видеть те же холеные лица учителей, чтобы слушать одинаковые дежурные фразы отца, чтобы читать одни и те же строки в книгах, набивших оскомину за столько лет. Но всему приходит конец. И вот папа и директор Дамблдор уже два часа ругаются в кабинете, забыв даже поставить заглушающее. А хрупкая девичья ладонь сжимает оставленный на обеденном столе Пророк с разоблачающей статьей. Та была полна слов о большой лжи, предательстве и секретах великого Белого волшебника. «Что же еще скрывает директор, которому вручены жизни наших детей?» «Чего еще мы не знаем об октябрьской ночи?» — Многое не знаете, — прошептала Элизабет, зажмуриваясь. Слушать, как отец кричит, не было никаких сил. Его можно было понять — затронули его слабое место, его ахиллесову пяту. У девушки не было иллюзий: отец ее любит, перегибая палку в моментах, но любит. Так что от нападок магического мира постарается защитить. Вот только Элизабет это было не нужно. Она крепче сжала кулак. Бумага захрипела, сминаясь. — Папа! — резко распахивая дверь. Джеймс растерянно замолчал, осознавая. — Мисс Поттер, — устало огладил лицо ладонью Дамблдор. — Не стоит. — Я хочу учиться в Хогвартсе, — девушка снова зажмурилась, предвкушая волну гнева отца, но тут же смело продолжила: — Теперь все равно всем известно обо мне, так что, если мы будем продолжать прятаться, то прослывем трусами, а если расскажем правду, то кто-то даже поймет нас. — Нет, и это не обсуждается, — тяжелый кулак ударил по деревянному столу. — Иди в свою комнату. — Твоя дочь права, — директор присел в кресло, откидывая полу мантии с колена. — Пора. Время пришло, пусть раньше, чем планировалось, но тем не менее. Дальше прятаться нет смысла. Волдеморт объявит на вас охоту все равно, а в Хогвартсе вы будете в большей безопасности. — Мы оба? — Да, Джеймс, вы оба. Ты тоже будешь находиться в школе. Здесь тебя могут найти. — Ради безопасности, — протянул Поттер, хмурясь. — Папа, я смогу общаться с Гарри! Джеймс помрачнел: — Альбус рассказал мне многое о Гарри. Теперь он не тот, с кем стоит дружить, — Поттер поднял руку, не давая дочери возразить. — Азкабан плохо на него повлиял. И если Сириус остался прежним, то мой сын больше даже не человек. — Не будь столь категоричен, — добродушно улыбнулся директор. — Он все еще славный мальчик. Немного своеобразный, но все же довольно неплохой. — Никакого общения с Гарри, — жестко отрубил Джеймс. — И, раз уж мы возвращаемся в магический мир, то сейфы в Гринготсе переходят под моё управление. Я не намерен спонсировать глупые игрушки и причуды своего сына. Если ему так дороги его, — он фыркнул, — барабаны, то пусть зарабатывает на них самостоятельно. — Джеймс, — вздохнул Альбус. — Что? Если из-за Вашей ошибки мы оказались в опасности, то будьте добры исправить ее. Либо Вы принимаете мои условия, либо ни о каком возвращении и речи быть не может. Я все сказал. — Хорошо, — погрустневший директор поморщился. — Я принимаю твои условия. Сейчас начало года, так что Элизабет отлично впишется в учебную жизнь. Сначала, конечно, придется пройти распределение. — На Гриффиндор! — воскликнул Джеймс. — На Гриффиндор, — кивнул Альбус. — И, раз уж это моя ошибка, я предлагаю, в качестве подарка, приобрести защитный амулет. — Одну из безделушек Боргина? — Нет. Качественный амулет защиты. Я принесу его уже завтра, а пока можете собирать вещи, — деловито засобирался директор. — Нужно предупредить гоблинов и подготовить комнату в школе. И, — он оглянулся, выходя из кабинета, — решите, что будете говорить в интервью мисс Скитер. Из вас его вытянут в любом случае, рано или поздно, так что лучше выступить на опережение, так сказать. — Старый пройдоха, — пробормотал Джеймс. — Он очень хороший, — Элизабет улыбнулась. — Папа, а ты будешь общаться с дядей Сириусом? — Конечно, дорогая, — стирая мрачную маску с лица и растягивая губы в легкой улыбке ответил Поттер. — Уверен, вы с ним поладите, — он снова нахмурился. — Только вот простит ли он меня за все это? *** Простил. Это было просто понять по крепким объятиям, которыми был награжден Поттер, стоило ему ступить на каменную мостовую Диагон аллеи. Элизабет улыбнулась, рассматривая дядю Сириуса. Лицо его отдавала легким, присущим аристократам, налетом высокомерия. Это не порадовало девушку, но судить раньше времени она не стала. Вот только покровительственно положенная на плечо большая ладонь не вселила счастья тоже. — Малышка, — сжал руку Блэк. — Так похожа на маму. — Вы знали мою маму? Сириус замешкался и оглянулся на Джеймса. — Да, виделись, — неуверенно ответил. — Но это неважно! Джейми, расскажи лучше, как вам с директором удалось это провернуть? И под негромкий разговор они направились к банку. Элизабет не слушала: она знала эту историю. Директору тогда удалось достать амулет от Авады. Мало кто знает о его существовании, да и стоит он баснословных денег, поэтому был куплен только один. В момент нападения Волдеморта этот амулет был у папы, поэтому он выжил. У Элизабет было много вопросов, но папа на них никогда не отвечал. Она надеялась, что эти вопросы озвучит Сириус, но тот лишь похлопал папу по плечу и улыбнулся. Почему не удалось достать два амулета? Почему амулет был у папы под рукой? Он знал о том, что Волдеморт идет? Как вообще этот амулет работает? Почему никто не говорит о таких? Они были бы широко известны во времена войны. Как так получилось, что Гарри, при живом отце, воспитывался не с ними? Где он был? Откуда? Как? Почему? Вопросы остались без ответа, как и в прошедшие лет так восемь. Элизабет оглядывалась, жадно впитывая окружающий мир. Высокие домики магазинчиков, будто нагромождение кубиков, окружали аллею. Потертые камни выстилали землю, приятно ощущаясь под подошвами туфель. Небольшие компании, группы и группки магов сновали туда-сюда, и каждый оглядывался, чтобы бросить взгляд на Поттеров. Учебный год уже начался, так что не было стаек детей, только еще более любопытные взрослые. Синие, зеленые, оранжевые, красные мантии то и дело появлялись среди черных. Устаревшие маггловские наряды, которые, если судить по книгам, были популярны сотню, а то и две лет назад. Камзолы с рюшами, панталоны поверх брюк, неказистые яркие костюмы. Все-таки волшебникам была не чужда некая эксцентричность. Витрины магазинов были полны товаром. Метлы, котлы, клетки с животными, ингредиенты и книги, книги, очень много книг. — Папа, — Элизабет дернула отца за рукав, — можно мне в книжный? — Нет, нельзя, — отрезал Джеймс. — Держись рядом со мной. Никуда не ходи в одиночку. Амулет директора — это, конечно, здорово, но от всего не защитит. — Постоянная бдительность! — прищуривая один глаз хохотнул Сириус. Элизабет притихла. Отказ отца ее расстроил гораздо сильнее, чем могло показаться. Несмотря на то, что они вышли в мир, клетка никуда не исчезла, все еще сжимая в своих плотных прутьях несчастные маленькие крылышки. Хотелось разорвать оковы, спастись, но вот лететь была некуда. Тут — плохо, там — опасно. И поэтому приходилось смиряться, предпочитая смерти несвободу. Девушка покачала головой, ощущая, будто застыла на утесе перед морем надежд и разочарований, куда частенько проваливалась, будучи в одиночестве, но тут ее отвлекло огромное белое здание. — Добро пожаловать в Григоттс! — воскликнул Сириус. Процедура «юридического возрождения» отца прошла быстро. Гоблинам не требовалось доказательств кроме присутствия и ключа, так что вскоре Джеймс снова стал хозяином сейфа Поттеров. Он даже проговорил отдельно, что доступ Гарри к сейфу теперь ограничен. Элизабет тогда еще больше загрустила, с горечью посмотрев на отца. Тот будто пытался отрезать ее брата от семьи. Но почему? Элизабет мысленно сделала заметку: узнать об том все возможное. Вряд ли расследование увенчается успехом, но попытаться можно, ведь в Хогвартсе у отца не будет возможности ограничивать доступ к библиотеке. Девушка задохнулась, только что осознав это. У нее будет возможность читать все, что душе угодно! И никаких тебе сотен правил и запретов, просто берешь книгу с полки, открываешь и учишься. Подумать только! Время прогулки по аллее пролетело незаметно. Элизабет только и могла думать о том, что совсем скоро сможет зарыться в книгах, учиться и даже общаться с десятками других людей: роскошь, прежде ей недоступная. Конечно, первое время, как, например, сейчас, ее будет окружать досужие разговоры, шепотки, толпы вопросов, присыпанные россыпью подозрений и недомолвок. Но потом, когда общественность поутихнет, можно будет со спокойной душой погрузиться в магический мир и его секреты, не зацикливаясь на секрете своем. Ей предстояло поступать на пятый курс. «Это очень важный год, — говорил вчера отец, — ведь нужно будет сдать СОВ.» Элизабет только отмахивалась. Никакие экзамены ей не страшны после упрямого Шарля, который устраивал проверочные на каждом занятии, стоя над душой и внимательным взглядом уставившись на дрожащую руку с пером. Выводить буквы в такой атмосфере было сущим кошмаром. Но она всегда справлялась на отлично, с гордостью смотря на столбик плюсов напротив ее ответов. Или во время практических занятий, когда рядом, почти уткнувшись длинным носом в ее плечо, стоял Генрих, отслеживая правильность стойки и аккуратность взмахов палочкой. Под таким наблюдением хочешь не хочешь, но научишься всему. Только вот Травология упорно не давалась. Множество растений, которых на территории поместья не было, но которые нужно было запомнить и выучить, вместе с их свойствами и способами сбора, никак не поддавались. Элизабет думала, что ей не хватает практики, но учителя были намерены добиться результата теоретически. Не очень продуктивно. Конечно, вызубренный материал стал отскакивать от зубов, но понимания не прибавилось. Девушка могла, при необходимости, встать посреди ночи и рассказать о том, как добыть гной бубонтюбера, но вот провернуть это в полевых условиях ей бы вряд ли удалось. По прибытии домой пришлось сгрузить в сундук гору книг. Элизабет все-таки получилось убедить папу взять ей немного «дополнительной литературы» — милое просящее лицо она отработала на отце еще лет в шесть, с тех пор используя его от случая к случаю. Через пару часов должен был прийти директор, чтобы аппарировать с ними к школе, так как он посчитал вечер воскресенья самым удачным временем для перемещения: все школьники будут сидеть по гостиным, доделывая уроки на понедельник, дописывая кажущиеся такими длинными эссе и отрабатывая взмахи палочкой. Эльфы уже подготовили комнаты, которые находились совсем рядом с Гриффиндорской гостиной. Все же безопасность, поэтому Элизабет будет жить не со всеми студентами, а у отца под боком. Хоть в гостиную разрешили ходить, даже в общую, и на том спасибо. *** Об общей гостиной судачили гораздо меньше, чем о возвращении Поттеров. Гарри уже порядком поднадоели навязчивые шепотки, новая волна которых взвилась в тот момент, когда артефакт показал Джеймса Поттера. А ведь голоса за спиной только начали затихать. Вопросы, вопросы, вопросы, письма от Скиттер с просьбой об интервью. Эта женщина его забавляла, но он все равно не собирался встречаться с ней снова. Не то, чтобы ему было нечего сказать, было, вот только раскрывать душу перед сотнями волшебников? Ни за что. Только перед, возможно, Гермионой. — Гарри! — судя по тону, звала она его уже не в первый раз. — Ты меня слышишь? — Да, — он неохотно отвлекся от эссе по Трансфигурации, в котором за последние полчаса не прибавилось ни строчки. — Что? — Они прибывают сегодня, — девушка склонила голову набок. — Это секретная информация, поэтому все знают. Разве ты не хочешь увидеть своих родных? — Нет, — Гарри покачал головой. — Я не хочу видеть тех, кто бросил меня. Нахуй таких родственников. Гермиона нахмурилась: — Твой отец поступил не очень хорошо, это правда. — Ты преуменьшаешь. Он вышвырнул меня к Дурслям. — Но вот твоя сестра уж точно ни в чем не виновата. Сестра. Какое странное слово. Он еще не видел ее, а школьники не могли дать более подробного описания, чем: милая, светлые волосы, голубые глаза, очень милая. Так она была похожа больше на куклу, чем на человека. Сестра. Младшая, судя по всему. Та, кто, в отличие от него, познал заботу, любовь, жизнь в собственном доме. Кто знает, что такое есть три раза в день и надевать новую одежду. Кто не проторчал в Азкабане несколько лет, в холоде и голоде, кутаясь в плешивый плед в попытке отыскать хоть капельку тепла. Нет, он вовсе не завидует. Может быть совсем чуть-чуть. — Посмотрим, — Гарри снова склонился над эссе. Его нужно было сдать уже завтра. Школьные годы чудесные — всегда есть то, что отвлечет от неприятного ощущения пустоты в сердце. Он вывел еще пару предложений. Вступление закончено. Теперь предстояло перечислить основные ошибки в полного полиморфизма. Ерунда, по мнению Гарри. Все ошибки сводились к тому, что нужно как можно лучше представлять объект, к которому стремишься, правильно махать дурацкой палкой и произносить заклинание. То же самое, что и в трансмутации, только полиморфизм затрагивал живое. Единственное, чего Гарри не понимал — ладно, совершенно не единственное — так это зачем ему превращать крысу в бокал (что, вероятно, настолько важно, что проходится уже на третьем курсе), если можно просто взять бокал? Или хотя бы трансфигурировать его из чего-то неживого, чтобы не кривиться от фантомного ощущения шерстки на губах. Следующие темы, те, что идут после повторения, были гораздо интереснее. Там и трансфигурация органов, и создание собственных заклинаний. Но это только через пару месяцев, когда профессор МакГонагалл посчитает, что они достаточно хорошо усвоили материал предыдущих пяти курсов. А, в случае Гарри, изучили его впервые. «Практический полиморфизм» совершенно не помогал с эссе, своей мутной скукотой вгоняя в тоску. Книженцию хотелось сжечь больше, чем читать, но мадам Пинс этого бы точно не простила. Остальные — «Полная транфигурация. Учебник для старших курсов» и «Руководство по трансфигурации с опорой на семь основополагающих законов» — были не менее пространными. В отличие от магглов, которые переписывали учебники каждые пару лет, а то и чаще, маги все еще брали знания из книг, которым было по меньше мере лет пятьдесят. Минимум! Гарри этого не понимал. Неужели никто не придумал ничего нового за целых полвека? Или никому не интересно изучить саму систему магии, разобраться, почему она работает так, а не иначе? Любопытство магглорожденных, поступающих в Хогвартс, тает с каждым днем, за исключением, разве что, Гермионы, но и ее больше интересовал менталитет магов, их законы и политика. Она была отличной ученицей, но ей, по мнению Гарри, больше пошла бы роль не ученой, а министра. Уж силу ее вдохновляющих речей и убеждения он познал. Как сейчас. — Гарри, тебе стоит хотя бы увидеться с родными, — Гермиона продолжала настойчиво. — Это важно — иметь семью. Ты слишком долго был один, и, возможно, встреча с родственниками поможет тебе вспомнить то, как быть прежним. Нет, — она покачала головой, — я не думаю, что ты стал хуже, но, посуди сам, ты очень изменился, стал отстраненным и грубым, нельзя это отрицать. Внутри ты все тот же ребенок, которому не дали покоя и любви. — Ты меня без ножа режешь, — Гарри фыркнул. — Все равно не хочу их видеть. Тем более если они сделают из меня размазню. Девушка грустно вздохнула и вернулась к проверке эссе Рона по Зельеварению. По ее виду было ясно, что она не закончила, но лишь отложила дальнейшие уверения на короткий срок. Настойчивость, поначалу незаметная в Гермионе, становилась очевиднее со временем: она, как ледокол, прорубит лед сомнений и убеждений, методично и логично, преодолеет любой аргумент, справится с недоверием. Гарри не был уверен, нравится ему эта черта или нет. Но завтра, послезавтра и через пару дней его будут ждать очередные разговоры о важности семьи, это точно. Он вздохнул, пробегаясь взглядом по эссе. Вроде готово. Принципы, ошибки, правила, законы и прочая ерунда перечислены. Можно сворачиваться и на боковую. Глаза уже закрывались. В Азкабане он привык много спать, но в школе послеобеденный, а также послезавтрачный и послеужинный сон были недоступны. Жалких восьми часов было до ужасного мало, так что Гарри старался урывать хотя бы пять минут на переменах. В такие моменты, когда, сидя на занятиях и борясь с упорно падающими веками, он с трудом слышал фразы преподавателей, невольно хотелось посетить занятия по Истории магии. Но, к сожалению, директор не посчитал нужным записывать на них Гарри, ограничившись теоретическими вопросами каждую неделю. Впрочем, никто из их курса не решился продолжить этот предмет после СОВ. Спал Гарри все еще на полу. Уже не в ванной, потому что оттуда его выгнали, когда надоело наступать поутру на сонного и злого от резкого пробуждения парня. Пару раз он пытался лечь в кровать, но было по-прежнему слишком мягко, до дискомфорта. Что уж говорить, если ковры иногда казались ему чересчур нежными. Этот высокий ворс, так неправильно склоняющийся от любого прикосновения, совсем не был похож на деревянные доски нар Азкабана. Он завернулся в тонкий плед, который ему удалось перехватить во время прогулки по миру магглов и который так напоминал тюремный. Прикрыл глаза, уже собираясь отрубиться, но тут раздался шумный хлопок, моментально выводящий из приятной полудремы. Перед ним оказалось странноватое существо. Кажется, у Сириуса было что-то подобное, вроде бы Кричер его звали. Тот был до ужаса ворчлив, страшен в своей грязной наволочке и очень любил свою хозяйку. Во всяком случае так казалось Гарри, который однажды утром заметил домового эльфа, болтающего с портретом коридоре. Но тот эльф, что предстал перед ним сейчас, был не так ужасен. У него, конечно, были те же большие уши и маленькое тельце, напоминающее ребенка, что вызывало странные ассоциации, но хотя бы наволочка была довольно опрятной, и в глазах не светилась ненависть ко всему живому. Напротив, в них была даже какая-то гордость. — Мистер Поттер, — звонко начал эльф, — директор Дамблдор приглашает Вас в свой кабинет. Пароль — Мартабек. Гарри тяжело вздохнул, посмотрел на пижаму и вздохнул снова. Нет, даже ради директора он не будет переодеваться. Он вдел ноги в кроссовки, некрасиво наступая на задники, и лениво поплелся к кабинету. Скорее всего Господь услышал слова Гермионы. Других причин для вызова в столь поздний час не было. Только семья, чтоб ей пусто было! Громкое шарканье разносилось по коридорам школы, уже пустым. Редкие ученики пробегали тут и там, с любопытством оборачиваясь на Гарри, который едва перебирал ногами. Видеть семью было неохота. Если оставили его тогда, то какой смысл пытаться в семейные отношения сейчас? Видимо, и это Господь услышал. Или судьба. Или миллионы других богов, о которых Гарри помнил из книжек, выброшенных Дадли. — Проходи, мальчик, — тон Джеймса был холоден. В карих глазах не было и капли теплоты, на которую, где-то очень глубоко в душе, надеялся Гарри. Мужчина сидел, вольготно развалившись на кресле, распахнув мантию, отороченную золотой нитью. Подобное великолепие нисколько не впечатляло, и пусть сколько угодно сверкает алый галстук, так бессмысленно демонстрируя факультетскую принадлежность даже через столько лет после выпуска. А вот девушка, притаившаяся на краю соседнего кресла, вовсе не выглядела настолько заносчивой. Она, сложив аккуратно руки на подоле светлого желтого платья, разглядывала самого Гарри с каким-то странным блеском в глазах. Покрасневшие веки то и дело прикрывали голубую, яркую, будто летнее небо, радужку. Она плакала? Потеплели кончики пальцев, поток энергии, подобного которому он не чувствовал уже давно, пронесся по венам, заставляя мышцы напрягаться. Руки сжались в кулаки, да до того сильно, что ногти почти прокололи кожу, как Гарри заметил потом. Сейчас его слишком удивила та волна злости, то желание двинуть по лощеному наглому ебалу Поттера. Он даже отсупил на шаг, впечатлённый. — Не бойся меня, — усмехнулся Джеймс. — Я не настолько страшен. — Ты ебнулся? — Гарри отразил усмешку. — Я пытаюсь не въебать тебе. Глаза Джеймса расширились, он вскочил, выхватывая палочку. Мантия взвилась вокруг его ног, путаясь. — Мальчишка! — повысил голос мужчина. — Я пришел сюда не для того, чтобы потакать твоей невоспитанности. — А кто в ней виноват? — Гарри приподнял брови. — Я не сам противозаконно посадил себя в Азкабан. — Уж лучше бы ты там и оставался! — Папа! — девушка схватила уже начавшую подниматься руку с палочкой. — Прекрати! — Дорогая, мне кажется, что я уже разговаривал с тобой об этом, — мужчина выдернул руку из хватки и оттолкнул дочь. Та оступилась, неловко падая обратно в кресло. — Дурак, что ли? — Гарри дернулся, будто пытаясь подхватить и удержать девушку. Сестру. — Не смей так со мной разговаривать! — рявкнул Джеймс. — Прежде всего — я твой отец. Ты обязан меня уважать. — Дядя, я тебя вижу впервые в жизни, — Гарри хмыкнул и повернулся к Дамблдору. — Так зачем меня вызывали-то? — Джеймс, мальчик прав, тебе стоит успокоиться, — мягко начал Альбус. — И тем более не стоит хвататься за палочку. Я не позволю тебе напасть на ученика, — он потемнел лицом. — Так что скажи то, что хотел сказать, и отпустим молодого человека спать, — тут он хитро покосился на гаррину пижаму, — как он и собирался. — Ладно, Альбус, — Поттер сел на место, скривившись. — Слушай меня, мальчишка, — он посмотрел на Гарри недовольно. — Я хотел уведомить тебя о том, что счета, которые ты использовал, теперь снова под моим контролем, и еще спасибо мне скажи за то, что я не требую от тебя вернуть то, что ты потратил. На свои капризы зарабатывай как хочешь. И к моей дочери не подходи. Увижу тебя рядом с ней — никакой директор тебе не поможет. Все понял? Гарри покосился на грустную девушку. Она точно плакала недавно. Может, ее жизнь не так радужна, как он представлял? И тут до разума дошли слова отца. Он забирает у него доступ к сейфам? Сукин сын! У Гарри еще оставалось немного маггловской наличности, этого хватит на пару месяцев занятий на барабанах, но потом-то что делать? Есть вероятность, что мистер Милтон позволит ему как-то подработать, может хотя бы официантом, после открытия клуба. Или подыщет другую работенку. Нет, конечно, было понятно, что батя — тот еще мудак, раз уж бросил маленького ребенка на произвол судьбы, но чтобы быть настолько отбитым? — Окей, — внешне Гарри не шевельнул и мускулом. — Это все? Поттер кивнул. — Тогда пошел нахуй, — Гарри быстрым шагом вышел из кабинета. Возмущенный вопль «отца» заглушила так вовремя захлопнувшаяся дверь. Идти обратно было еще печальнее. Мало того, что спать хотелось теперь гораздо сильнее, так еще и мысли роились в голове, не собираясь успокаиваться. А ведь он даже не знает ее имени! Но она выглядела такой грустной, даже напуганной, особенно когда Поттер поднял палочку. Эта хрупкая девочка пыталась пойти против собственного отца, и ради чего? Ради своего чокнутого брата, которого видит впервые. Что-то в этом было… Но он подумает об этом позже, когда не будут так упорно смыкаться глаза. *** — Привет, — Элизабет осторожно подошла к Гарри в библиотеке. Несмотря на запрет отца с братом хотелось подружиться. И после первого учебного дня — вдвойне. Нет, ей нравилось учиться! Правда, очень. И даже то, что ее распределили на Гриффиндор без распределяющей шляпы почти не портило настроение. Ведь какая разница с каким факультетом ходить на занятия, если жить она будет отдельно? Апартаменты, кстати, ей вполне понравились — там у нее была личная комната и общая с отцом гостиная, так что спрятаться от навязчивого внимания вполне было возможно. Вот только стоило выйти за пределы комнаты, как ее окружала толпа. Каждый норовил познакомиться, потрогать, спросить. А она лишь улыбалась, хлопала глазами, изображая дурочку, кивала и пожимала руки. Было какое-то спасение в том, чтобы делать вид, что ты вовсе не понимаешь причин переполоха. Например, когда к ней подошел Дин Томас, с популярным вопросом: «А как же твой отец выжил после Авады?» она ничтоже сумняшеся ответила, что ему помогла сила любви. А на не менее распространенный вопрос: «А почему твой отец прятался так долго?» от Лаванды Браун, не шевельнув бровью, ответила, что он, де, не прятался, а жил себе спокойно. Были и другие вопросы. «А ты веришь, что Тот-кого-нельзя-называть вернулся?» — «А кого нельзя называть?» «А кто тебя учил?» — «Папа приглашал учителей, я даже не знаю, откуда» «А кто твоя мама? Почему ты не похожа на Лили Поттер?» — «Я почти не помню маму, она рано погибла.» Тут все обычно охали и сочувственно вздыхали, прекращая поток вопросов. На уроках было проще: от нее не требовали многих знаний, много ума, лишь примерного выполнения заданий, даже если результаты не идеальны. Вот только все их задания были слишком просты. Приготовить умиротворяющий бальзам? Легко. Применить заклинание невидимости? Проще простого. Воспламенить что-то? Запросто. Пусть ее учителя были весьма строго проинструктированы, но и борьба с сильнейшими защитными заклинаниями в школьный курс не входила, так что программа пятого, а частично и шестого курса была освоена Элизабет. СОВ? Ерунда! — Мне нельзя с тобой говорить, — Гарри даже не обернулся. — Я никому не скажу, — девушка улыбнулась. — Как тебя зовут? — Элизабет, — тонкие светлые брови немного приподнялись. — Об этом во всех газетах писали. — Элизабет, — протянул Гарри. — Прикольное имя. — Да, твое тоже ничего. — Мне не нравится, — он поморщился. — Почему? — неподдельно заинтересовалась девушка. — Потому что так меня называли и называют неприятные мне люди. — Какие же? — она присела рядом с ним и с любопытством уставилась на наполовину написанное домашнее задание по Зельям, от которого отвлекала. — Да все, — он усмехнулся. — Так что я посылаю их нахуй. И вовсе он не такой плохой, как о нем говорят. Даже забавный, шутит вот. — Привет, — раздалось рядом. — Это Гермиона, она мозг Гриффиндора, — представил подошедшую подругу Гарри. — Приятно познакомиться, — по привычке Элизабет захлопала глазами, на что подошедшая удивленно покачала головой. Непослушные волосы, настоящая грива их, качнулись. Мягкая улыбка обнажила немного длинные передние зубы. — Тебе не нужно притворяться с нами, — Гермиона прищурилась. — Как ты узнала? — Безукоризненно выполненные задания преподавателей сдали тебя. Любой, у кого есть хоть капля внимательности, понимает, что, будь ты дурочкой, в магии была бы такой же бездарностью, как… — Как я, — Гарри почти рассмеялся. — Как Гарри, верно, — Гермиона усмехнулась. — Если как Гарри, то я не против, — Элизабет присоединилась к общей улыбке. Это было непривычное чувство — улыбаться с кем-то. Но приятное. Отдавало теплом в душе. Хотелось петь, танцевать и немного плакать. И отец лишил ее этого чувства? На целые четырнадцать лет. Конечно, была мама, с которой можно было и посмеяться, и поплакать, но друзья — нечто совсем иное. Нечто более, если можно так сказать, индивидуальное, не привязанное к крови. Друзей ты выбираешь сам. И Элизабет выбирает этого грубоватого, но забавного Гарри и эту внимательную и добродушную Гермиону. И никакой отец не помешает ей с ними дружить!