Гарри Поттер и Организация имени Меня

Обскур — пугающее слово для каждого волшебника. Их боятся, почти панически, и никто не хочет, чтобы его ребенок превратился во что-то подобное. Поэтому малышей-магов учат принимать и любить свою магию, не просят подавлять магические выбросы, терпеливо и спокойно убирая их последствия. Ребенок не должен думать, что он делает что-то непоправимое, что его сила способна причинить только боль. Напротив, магия должна нести радость и восхищать. Возможно, иногда любовь к магии у волшебников переходила некоторые границы и взращивала гордость и чувство превосходства перед магглами, но для Магического мира это не так страшно, как появление Обскури. Пусть как грибы после дождя появляются Темные лорды, пусть магические фашисты бродят по Косой аллее, прикрывая высокомерие и ненависть к магглорожденным игнорированием с легким налетом презрения, да, мистер Малфой? Пусть так, но зато Магический мир не познает бешенства силы, разрушающей все на своем пути, ненавидящей каждого, уничтожающей все, чего коснется черная плотная дымка со всполохами молний и огня. Неостановимая, почти всесильная, яростная. Вот только жаль, что даже свои собственные законы маги знали плохо. О некоторых из них — о самых древних — забывали даже Главы Отдела магического правопорядка. Гарри повернул голову набок, просыпаясь. Уже четыре года по утрам он наблюдал одну и ту же картину. Стены из крупного черного камня, покрытые изморозью. Значит, утренний обход дементоры уже провели. Значит, скоро будет завтрак. Гарри с трудом поднялся, откидывая в сторону потрепанное одеяло. Он даже не поморщился, когда голые ступни коснулись холодного пола. Направился к скупому умывальнику, если можно так назвать небольшую струю воды, бьющую из стены. Умылся. Хмыкнул на грохот железной тарелки и чашки об пол, когда они проехались между прутьями решетки. Зевнул, проморгался, потянулся. Прислушался. У них давно не было новых «постояльцев» на этаже, к сожалению. Они привносили веселье во всеобщую тишину: кричали, ругались, клялись, плакали с надрывом. Но сейчас было тихо, как и всегда. Если это можно назвать словом «тихо»: слышались стоны и вздохи, свист ветра в коридорах, завывания дементоров в отдалении, грохот решеток, по которым от скуки стучали запертые, слышался в конце коридора стук железных мисок об пол и шаги стражи. Да здравствует новый день! *** — Гарри Поттера выпускают из Азкабана, — торжественно заявил Альбус. — Эта информация еще не просочилась в газеты, и, если быть честным, я не знаю, отчего вдруг начался переполох. Но Амелия Боунс связалась со мной пару дней назад, чтобы сообщить эту радостную новость. — Весь в своего крестного, — хмыкнул Снейп. — Заткнись, Сопливус, — рыкнул Сириус, потянувшись к палочке. — Прошу, успокойтесь, — Дамблдор обреченно вздохнул, — я созвал Орден Феникса не для того, чтобы мы выслушивали глупые ссоры. Я хотел поручить тебе, Сириус, и всем Уизли, а также Гермионе, предстоящую интеграцию Гарри в обычную жизнь. В сентябре, если у вас все получится, мальчик отправится в Хогвартс. — В школу? — вскинулась Молли. — Мальчику предстоит долгое восстановление, все-таки столько лет в Азкабане для ребенка — это губительно. Ему нужен минимум год покоя, я настаиваю! — Хотелось бы ему это обеспечить, но, к несчастью, все мы знаем о возрождении Лорда Волдеморта. Педигрю постарался на славу несколько месяцев назад, а Гарри — все еще Мальчик-который-выжил, чья судьба — победить темного волшебника, — директор вздохнул, — поэтому мальчику нужно как можно скорее нагнать своих сверстников. Он пойдет на шестой курс и будет обучаться вместе со всеми, но с дополнительными занятиями с каждым из преподавателей. Я составлю ему персональное расписание. — Альбус, это попросту неразумно! — не прекращала Молли. — Но у нас нет другого выбора, — отрезал директор. — Ремус, пока Гарри будет здесь, ты займешься с ним ЗОТИ, Северус, ты начнешь преподавать ему Зельеварение. Рон, Гермиона, постарайтесь подружиться с ним снова. Он мог измениться за эти четыре года, но, тем не менее, он всё тот же Гарри. Рон покачал головой, но затем нехотя кивнул. Он до сих пор с ужасом припоминал, за что Гарри упекли в тюрьму. Смертельное заклятие, такое же, как-то, что поразило его родителей! И этот одиннадцатилетний мальчик сумел его, во-первых, обнаружить, и во-вторых, успешно применить. Наверняка сейчас, после стольких лет, он способен на еще более жуткие вещи. Пыточное, там, или, не дай Мерлин, Империо. И наверняка будет применять их направо и налево. А потом станет каким-нибудь очередным Темным Лордом или примкнет к Тому-Кого-Нельзя-Называть. Конечно, в душе еще сохранилось тепло, которое он чувствовал, рассказывая, немного покровительственным тоном, о секретах и премудростях Магического мира, но это преступление перечеркнуло все. Оставалось только гадать, почему Рон за весь год бок о бок так и не заметил темной натуры друга. Гермиона погрустнела. Она читала об Азкабане и, как ей казалось, прекрасно понимала, насколько разбитым и иным вернется оттуда ее первый настоящий друг. Рону так и не удалось его заменить, этого любопытного большеглазого паренька, с интересом слушающего ее рассказы и принимающего помощь со сложной домашней работой с радостью, готового отплатить тем же при случае. Он бы стал великим волшебником, если бы не знал, не прочитал в одной из книг слова Смертельного проклятия. Иногда Гермиона чувствовала свою вину, ведь она изо всех сил поддерживала друга в его любопытстве и даже советовала пробраться, конечно, в шутку, в библиотеку ночью под мантией-невидимкой, чтобы прочитать все самые интересные книги, к которым у первокурсников не было доступа. Откуда-то же он узнал это Мерлиново заклятие?! Гермиона вздохнула и кивнула. Она внутренне ставила перед собой цель: помочь Гарри как можно быстрее вернуться к нормальной жизни. Каким бы этот мальчик сейчас не был, она постарается и сделает все возможное. На секунду закралась мысль о том, что мистеру Блэку удалось прожить двенадцать лет в Азкабане и вернуться вполне в своем уме, но тут же была отметена. Мистер Блэк был анимагом, а дементоры не реагировали на животных, но маленькому Гарри такое было точно не под силу. Сириус в этот момент только мечтал. Он видел мальчика только на фотографиях из Пророка. Каким-то образом он заметил на фото маленькую крысу-Педигрю, но попадание крестника в то же место, где был он, прошло мимо его взгляда. А совсем скоро они снова увидятся. И Джеймс будет снова рядом. Сириус уже был готов потратить львиную долю своего состояния на новую метлу для малыша, а в голове смешивались воспоминания о том, как лихо Джеймс закладывал виражи на квиддичном поле в школе, как здорово ловил снитч во время отдыха или квоффл на поле, а также как Гарри, будучи совсем малышом, летал в метре от земли на детской метле. Наверняка он будет счастлив снова взлететь в воздух. Молли только беспокоилась. За детей в основном, конечно. Сейчас большая часть Уизли были здесь, на прощади Гриммо. Близнецы, Рон, Джинни, которую еще не пускали на собрания, Артур, пусть тот и много времени проводил на работе. Правда, ситуацию немного облегчало то, что привычные часы, указывающие, где кто из членов семьи сейчас находится, удалось перенести сюда и повесить на стену маленькой и неуютной кухоньки. Неприветливый домовик из раза в раз пытался их снять, но чары вечного приклеивания спасали ситуацию. И теперь, когда сюда же попадет пусть и ребенок, но виновный в своем преступлении, которого ей предстоит кормить, адаптировать, о котором ей предстоит заботиться, никто не мог гарантировать, что ее дети останутся в безопасности. Главное — вовремя поглядывать на часы, верно? Альбус был счастлив. И верил. Пытался поделиться этой верой со всеми, но ничего не выходило. Грюм хмуро отворачивался, Кингсли качал головой, Снейп так и вовсе не обращал внимания на известие, Тонкс смотрела прямо перед собой, а ее волосы сменили цвет на тревожный болотно-зеленый. Весь Магический мир будет против мальчика, если уж даже Орден Феникса ему не рад. Страх, недоверие, презрительные смешки — вот, с чем придется столкнуться будущему Спасителю. Но он должен выполнить свое предназначение. Ситуация становилась все более опасной: побег сначала Педигрю из Аврората, затем многих Пожирателей из Азкабана, в процессе которого эти монстры добыли кровь Гарри, впоследствии позволившую возродить Волдеморта. Темные силы крепли, а Светлые дрожали рядами, сомневались и морщили лбы. Сейчас было не время для слабости, но они были слабы. Им нужно то, что поможет придать их небольшому войску хоть несколько баллов в этой грядущей войне. В том, что она будет, Дамблдор и не сомневался. Она не только будет. Она и не заканчивалась, лишь застыла на годы, многие годы, чтобы вернуться с новой силой. И весь магический мир защитят лишь они. Фадж позорно скрыл побег Пожирателей и побег Педигрю, очевидно надеясь, что удастся поймать их тихо, но вот уже прошло пару месяцев, и никаких подвижек в этом деле нет. Злодеи не помогают, скрываясь и не предпринимая ничего. Скрываются, таятся по теням и убежищам, лишь разнося слухи о Возвращении щепотками в толпе, обращая внимание ищущих Силы. Он оглядел комнату. Их было слишком мало. Чуть больше двадцати человек не могут противостоять Пожирателям. Некоторые из них всего лишь дети, другие — старики. Что ж, директор знал что-то, чего не знали они. Он знал, куда можно обратиться за хоть какой-то помощью. У Ордена сейчас, к счастью, нет недостатка в финансирование. Это было следствием того, что сам директор многие годы откладывал заработок со своих открытий и патентов, а также Сириус неплохо вложился, отдав почти всю компенсацию, полученную от Министерства. Другие не могли похвастаться вкладом, но, Альбус надеялся, что хоть на какое-то количество защитных и боевых амулетов этого хватит. У него был хороший поставщик, как ни странно — не связанный с магическим миром. Но с ним он свяжется чуть позже. Сначала нужно позаботиться о Гарри. *** «Спустя четыре тяжелых года в тюрьме Азкабан Гарри Поттер возвращается в Магический мир. И не просто так! С компенсацией от Министерства Магии. Неизвестно, почему именно сейчас, а не раньше, но всплыл на поверхность давно забытый закон: детей сажать в Азкабан нельзя! Почему же, спросите Вы? А ответ страшен для каждого волшебника. Оказывается, маленький колдун может приобрести такую неприятную особенность, как Обскур. Или, что более страшно, стать Обскури. Поэтому столетия назад был введен мораторий, исключающий попадание в Азкабан до совершеннолетия. Неважно, каким было преступление, породить Обскури гораздо страшнее. Он может разрушить нашу мирную жизнь, с чем и без их помощи справляется кое-кто уважаемый (простите мне мою слабость). А что же случалось с маленькими волшебниками, нарушившими закон? Всего лишь попадание в Святого Мунго и проверка психологического состояния, а также выяснение глубинных причин совершенного проступка и их искоренение. И никаких дементоров! А сейчас магическому миру стоит принести извинения бедному мальчику. Директор Дамлбдор уже настоял на том, что мальчик продолжит обучение в Хогвартсе наравне с остальными студентами его возраста. А до первого сентября будет проживать со своим не так давно отпущенным на свободу крестным, Сириусом Блэком, решившим взять Гарри под свое крыло на правах последнего родственника-волшебника. Мальчику предстоит долгие месяцы, а то и годы, попыток оправиться от ужасной забывчивости Магического мира, но мы все, каждый из нас, постараемся ему в этом помочь. А я, Рита Скиттер, при первой же возможности постараюсь узнать мнение малыша о том, что ему пришлось пережить. Также некоторая компенсация будет выплачена Рубеусу Хагриду, который, как известно небольшому кругу лиц, также был вынужден некоторое время провести в Азкабане в подростковые годы.» — Скиттер как всегда мастерски расставляет акценты, — хмыкнул Сириус, переворачивая страницу. Совсем скоро должен был прийти Альбус с Гарри, прямо после обследования в Мунго, — Такое ощущение, что это не Министерство отправило Гарри в Азкабан, а каждый из нас. — В некотором роде — это правда, — Гермиона покачала головой. — Никто не помнил об этом законе, хотелось бы знать, кто приложил свою руку к тому, чтобы его вспомнили. — Неважно, — Рон вмешался, — главное, что Гарри скоро будет здесь, — он немного лукавил. Рону было страшно. Он помнил одну свою фразу: «Он заслужил», — сказанную Гермионе после прочтения известия в Пророке четыре года назад. Даже статья не заставила его сомневаться. Он мало знал об Обскури, но был уверен, что Дамблдор-то сможет справиться с этой штукой. А смертельное заклятье — есть смертельное заклятие, за него стоит получить достаточный срок в Азкабане. Даже если ты ребенок. Тем более, если ты ребенок. Миссис Уизли колдовала на кухне. Мясной пирог, пюре, котлеты, жареный бекон, тыквенный пирог, небольшой торт со взбитыми сливками — все было готово к приходу наверняка голодного гостя, который годы не видел настоящей еды. Ремус, Снейп и МакГонагалл, выбравшаяся из школы, тоже сидели за длинным столом, дожидаясь, пока камин вспыхнет зеленым. И вот, момент настал. Пламя полыхнуло, и из камина выступили две фигуры. Встревоженный вздох пронесся по кухне. Растерянные взгляды уставились на… мальчика? Это был точно Гарри. Те же растрепанные волосы, явно подстриженные Альбусом с помощью заклинания, те же черты лица, пусть и с ушедшей детской припухлостью. Только вот было несколько но. Он был выше, чем ожидалось от заморыша, почти доставая плечом до плеча директора, который был добрых шесть футов с лишним. Он был не так уж и худ для заморыша, пусть и тюремная роба висела на нем мешком, открывая миру голые лодыжки. Темные зеленые глаза, ясно видные без стекол очков, оглядели всех присутствующих, ни на ком не остановившись. Гарри дернул плечом, сбрасывая руку Альбуса. — Где я могу спать? — хрипло от долгого молчания проговорил он. Его голос был холодным, низким, будто уже сломавшимся баритоном. — Второй этаж, первая дверь налево, — облизнув губы автоматически ответил Сириус. Гарри кивнул и, резко развернувшись, направился к едва видимой в проеме кухни лестнице. Джинни, стоявшая на пороге, не успела отшатнуться, получив грубый удар локтем в плечо. Заскрипели шаги на второй этаж, с грохотом захлопнулась дверь. — Он совершенно здоров, — растеряно произнес Альбус. — Главный целитель внимательно осмотрел Гарри, и он совершенно здоров. Небольшое недоедание, несколько старых переломов, которым больше десятка лет, а в остальном — он в полном порядке. Его разум будто не подвергался влиянию дементоров. Даже зрение почему-то восстановилось. Единственное — он не чувствует боли. Целитель подозревает анелгезию и просит внимательно присматривать за мальчиком. Это ужасная болезнь, так как боль защищает человека от опасности, а если он ее не чувствует, то может случиться что угодно. Он различает холод и жару, но они не приносят ему дискомфорта, чувствует прикосновения, и, как не странно, различает запахи, на что обычно больные с таким заболеванием не способны, — Альбус вздохнул. — Я прошу вас всех внимательно следить за Гарри, и сообщать обо всех странностях. В комнате поднялся шум. Каждый хотел выразить мнение: страшно ругался Сириус, не узнавая в этом новом Гарри Джеймса, Рон кричал, что не будет дружить с этим таким похожим на ненавистных ему слизеринцев Гарри, Молли суетилась, накладывая на отдельный поднос еду, собираясь отнести ее мальчику, МакГонагалл судорожно вздыхала в ужасе от этого страшного и будто мертвого взгляда, Ремус, вцепившись пальцами в волосы, едва слышно материл Министерство, шепча о разрушенной жизни бедного ребенка, Джинни раздраженно потирала плечо, возмущаясь такой грубости. Молчали только трое: Снейп, Гермиона и Альбус. Первому было откровенно плевать на состояние Героя, вторая была в полной растерянности, так как Гарри выглядел гораздо более здоровым, чем она ожидала, и тихо радуясь тому, что он хотя бы в своем уме. Возможно, что не полностью, но отчасти точно. На ее губах то и дело проскальзывала тихая улыбка. Альбус покачал головой и поднял руку, молча прося всех замолкнуть. — Уважаемые, прошу вас всех вспомнить, что пришлось пережить мальчику, и не делать поспешных выводов. — Вот именно, — вставила миссис Уизли, вмещая на поднос еще один кусочек тыквенного пирога, — он только что из проклятого Азкабана, и нам нужно радоваться тому, что с ним почти все в порядке. Ему нужен отдых и внимание, только и всего, — она налила в большую кружку чая и передала поспешно вставшей Гермионе. — Спасибо, дорогая. Пойдем. Пусть Молли не была уверена в том, что мальчик безопасен для ее семьи, пусть сомнения предательски обгладывали разум и душу, но он был еще ребенком. Совсем, как ее Рон. И несмотря на грубость, он наверняка был немного напуган, или даже в шоке. Ему нужна была забота, и еда. Миссис Уизли вздохнула, качая головой, и направилась к выходу из кухни. Все наконец-то затихли и проводили их взглядами. Снова заскрипела лестница. — Гарри, — Молли постучала в дверь, — мы принесли тебе покушать. Ты наверняка голоден. Дверь распахнулась, и Гарри молча пропустил их в комнату. Та выглядела так же, как и утром. Кричащие красно-золотые обои, на которых настоял Сириус, удобный рабочий стол у окна — идея Ремуса, большая кровать, трансфигурированная МакГонагалл из предыдущей, маленькой и неудобной, укрытая толстым теплым одеялом в нейтральную коричневую клетку. Тоже была видна рука шотландки Минервы. — Приятного аппетита, — проговорила миссис Уизли, проходя вглубь и устраивая поднос на столе. — Если захочешь еще — спускайся и попроси. Я понимаю, что тебе может быть неприятно находиться среди людей, но… — Мне похуй, — пожал плечами Гарри. — Ох, дорогой, не стоит употреблять такие слова, — миссис Уизли поморщилась, осторожно касаясь плеча парня. — Да похуй, — тот снова пожал плечами, не меняясь в лице. Гермиона тихо хихикнула, тут же затихнув под холодным взглядом Гарри. Она неловко прочистила горло: — Прости, Гарри, — она протянула ему кружку с чаем, — вот, держи, — девушка сглотнула, чувствуя комок в горле. — Я бы хотела с тобой поговорить, чуть позже. Я понимаю, сейчас у тебя шок и тебе нужно отдохнуть, так что оставим разговоры на потом, — она вцепилась пальцами в собственную руку, прокручивая запястья в хватке. — Не, говори сейчас, — парень снова пожал плечами. — Тогда я вас покину. Приятного аппетита еще раз, Гарри, — Молли улыбнулась и вышла, осторожно прикрыв дверь. За ней послышалось роново: «Мама, ты оставляешь Гермиону наедине с этим…». Остаток фразы мягко растаял за скрипом. — Я… — Гермиона замялась. — Мне очень жаль, что тебе пришлось это пережить, — она вздохнула и подняла голову, твердо глядя Гарри в глаза. — После статьи Скиттер, которая написала о законе, запрещающем сажать детей в Азкабан, я виню себя за то, что не исследовала юриспруденцию подробнее и не нашла его сама. Тогда бы ты мог выйти раньше. Прости за это, — девушка отвела взгляд, посмотрев в окно, за которым в туманных облаках рассеивался свет летнего солнца. — Я надеюсь, что ты не слишком зол на меня за это, и что мы сможем снова стать друзьями, Гарри. — Все нормально, — парень отпил чай и поставил кружку на прикроватную тумбочку. — Там было очень скучно. И довольно холодно первое время. Но стража относилась ко мне хорошо. Я не злюсь, — он посмотрел на Гермиону, но та не увидела ни единой эмоции на все также бесстрастном лице. — Мне правда похуй. Гермиона улыбнулась: — Что ж, хоть так. Я рада, что ты хотя бы не злишься. Можно тебя обнять? Гарри замешкался. Но потом медленно кивнул. Девушка подошла к нему, будто боясь спугнуть, и аккуратно приобняла, смыкая руки на его спине. Он был так высок, что ее подбородок не доставал до его плеча. Она вздохнула. Тюремная роба, которую он не успел сменить на те немногие вещи, которые лежали в шкафу, пахла холодом и плесенью, легким сладковатым запахом гнили, но Гермионе было все равно. Это был Гарри. Ее первый друг, который вовсе на нее не злится. Обнимать его было приятно и также грустно, как и на первом курсе, тогда, когда они проходили испытание Снейпа, и она брала из его рук флакон с зельем, возвращающим обратно через огонь. Она назвала его великим волшебником в тот день, и не отказывалась от своих слов и сейчас. Тот, кто смог с наименьшими потерями пережить четыре года с дементорами, не имея никакой защиты, действительно велик. — Спасибо, — она отстранилась, украдкой стирая слезу рукавом. Пусть он не обнял ее в ответ, пусть. — Ага, — Гарри заметно растерялся. — Не реви. Гермиона улыбнулась: — Прости, я просто рада тебя видеть, — она шмыгнула носом. — Отдыхай, и приятного аппетита. Девушка покинула комнату вслед за миссис Уизли. Гарри посмотрел ей в спину. Он не врал. Ему и вправду было все равно. Изменение обстановки было лишь приятным, но казавшимся недолгим моментом. Было такое ощущение, что стоит ему закрыть глаза надолго, и он снова проснется в маленькой комнатушке с одним единственным окном в четыре дюйма в ширину и высоту. В него виднелся лишь осколок вечно туманного неба, на который Гарри подолгу смотрел, в первые пару лет — мечтая о свободе, в остальные — издеваясь над самим собой. Даже как-то сроднился с этим металлическим серым. Месяцы и годы пролетали один за другим, но дни тянулись как бесконечная жвачка. Одинаковые, блеклые, пустые. Он перестал плакать еще в первую неделю, он перестал надеяться через две, он злился всего еще три, а потом бесцельно бродил по малюсенькой клетке часами, тратя время, которого у него было в достатке. Заняться в Азкабане все равно особо было нечем. Хотя, было у него одно хобби, которое не требовало никаких приборов, инструментов или особых умений, зато приносило покой и порядок в его мрачную жизнь. Гарри присел на кровать и прикрыл глаза, вспоминая. Хлопок рукой по колену, еще один, стук ногой, снова он, хлопок, стук, хлопок… Он потерялся в длинном и ровном ритме. Держать темп было также легко, как дышать. Стук, хлопок, стук, хлопок. Сердце тоже ускорилось, подстраиваясь под звуки. Стук, хлопок, стук, стук, стук. Нет, не так. Гарри поморщился. Это не входило в его картинку. Но дверь снова заскрипела, впуская очередного гостя. — Что ты сделал с Гермионой? — Рон в ярости сжимал кулаки. — Почему она плачет? — Не ебу, — мрачно хмыкнул Гарри. Его настроение, только начавшие улучшаться, снова кануло в бездну. Сердце снова замедлилось. В желудке заурчало. — Ты, придурок, что ты ей сказал? — Уизли повысил голос. — Ты думаешь, что раз тебя выпустили, то все можно, да? — Я думаю, — Гарри медленно встал, вмиг оказываясь выше Рона и уже не смотря на него снизу вверх, — что ты можешь нахуй пойти. Понял? — и Поттер отвернулся. Его влек румяный мясной пирог. Он уже годы не ел нормального мяса, только обгладывал косточки с редкими и совсем небольшими кусочками, жесткими и застревающими в глотке. Или вот пюре. В Азкабане оно было похоже на воду с вкраплениями кусочков картофеля. Эта склизкая масса липла к небу и оставляла мерзкий прогорклый привкус пережаренного масла на языке. Или, о, котлеты! Даже то, что ему доставалось у Дурслей, обычно обгоревшее, но все же мясное, и в подметки не годилось тем капустно-кабачковым комкам, обычно пересоленным, которыми он питался каждый вторник в тюрьме. Или то невероятное сочетание блеклой гречки с кусочками мясного жира и соленой рыбы с луком? О, божественно! На самом деле, это было даже неплохо по сравнению со всем остальным. Хотя бы не холодная морковная запеканка, сладко-соленая, невнятная и такая же пустая, как все вокруг. Рон сжал челюсть так, что желваки заходили. Как бы он не побаивался этого потенциально темного волшебника, но прощать ему то, что тот довел его подругу до слез? — Отвечай на вопрос! — Рон решительно развернул Гарри лицом к себе. — Блять, ты реально такой тупой или только притворяешься? — Поттер закатил глаза. — Она была рада меня видеть, в отличие от тебя, уебка. — Чушь, от этого не плачут, — Рон мотнул головой, недоверчиво прищурившись. — Ты нихуя не понимаешь в людях, — Гарри пожал плечами. — Все, пошел. Рон яростно раздувал ноздри, но не мог ничего сделать. Конечно, всегда был вариант стукнуть этого самоуверенного балбеса по челюсти, но за такое ему Дамблдор спасибо не скажет. А разочаровать директора хотелось меньше всего. Может быть как-нибудь потом. Ну не могла же Гермиона и правда плакать от радости? Гарри лишь смотрел но то, как Рон, сжав зубы, разворачивается и уходит. Наконец-то снова стало тихо. Теперь можно и поесть. Набить желудок от души. Хорошо, что ему даже не будет больно, в отличие от тех моментов, когда он, после пары дней голодовки у Дурслей, получал целую тарелку некрасиво слипшихся макарон. Как там это называется? Анелгезия, кажется. Гарри схватил с подноса кусок пирога в вцепился зубами в хлебный бок. О, это пропеченное тесто, о, эти кусочки фарша! Настоящее мясо, вкус которого он почти забыл. Рай для языка. Гарри решительно схватил поднос со стола и запрыгнул на непривычно мягкую кровать, садясь по-турецки. Он поставил поднос на колени и, схватив с тумбочки все еще горячий чай, начал трапезу. А после можно использовать поднос как барабан. Не откажет же миссис Уизли бедному мальчику в развлечении?