Гарри Поттер и Организация имени Меня

Часы превращались в дни, дни в недели, недели в месяцы. В два месяца, если быть точным. Локи не мог поверить, что уже столько дней он здесь, в этом в прямом смысле волшебном месте. Бродит во время уроков по коридорам, на переменах — увлекаемый толпой учеников, на которых смотрит с умиленной улыбкой. Его уголок в библиотеке уже никто не занимает, что позволяет ему вдоволь узнавать о магическом мире. Все шире и полнее становилось его представление. Особенно его привлекали картинки в книгах о магических существах. Одно дело — слышать от дяди Джона, и совсем другое — видеть точную, словно изображение на экране компьютера, иллюстрацию одного из полюбившихся с детства зверей — дракона. Локи обожал драконов. Они были величественны, полны достоинства, красивы, нет, даже великолепны — их небольшие рога, переходящие в спинные гребни, доходящие до кончика хвоста, невероятного размаха крылья, с острыми когтями, как у летучих мышей, позволяющими им держаться на отвесной скале, зубы величиной с ладонь и, самое главное, глаза, огромные блестящие глаза, хранящие на глубине мудрость веков. В магическом мире, правда, они были лишь игрушкой для развлечения толпы. Маги были удивительно непочтительны к красоте мира, открывающегося перед ними. Прогулки по школе также стали традицией. Локи познакомился с доброй половиной картин, которых видел на своем пути и которые проявляли желание с ним поболтать. Да, как однажды ему объяснил директор, они не были действительно живыми, лишь отражением реальных людей, но все же оставались приятными собеседниками. С преподавателями также удалось установить неплохие отношения. Хотя бы с профессором МакГонагалл, профессором Флитвиком и профессором Спраут. Они были благосклонны к сквибу. в отличие от профессора Снейпа. Тот был все также мрачен и не реагировал на попытки его разговорить, хотя Локи старался изо всех сил. Ему и правда было интересно чуть больше узнать о зельеварении. Все же, такая наука была наиболее близкой к обычному травничеству, которым в деревнях занимались знахарки и знахари. У Локи даже появилась мысль о том, что это почтенные женщины и мужчины были магами, скрывающимися в мире обычных людей. Но Дамблдор развеял его надежды, сказав о том, что у магглов иногда получается добиться некоторых результатов, смешивая различные ингредиенты, но того самого эффекта, который получают маги, они не достигнут. Были еще кое-какие шальные мысли, мешавшие спать. Воспоминания о высоком платиновом блондине, вот что. У него были изящные длинные пальцы, которые хотелось почувствовать на своем подбородке, тонкие губы, с чуть пухлой нижней, которые хотелось почувствовать на своих, шелковые волосы, которые хотелось прочесать пальцами, путаясь в прядях. А широкие плечи, обтянутые плотно черной мантией? А бедра, мелькнувшие в вырезе мантии? О, они ему снились. Не то, чтобы он этого хотел, напротив. После каждого подобного сна, заканчивающегося быстрой дрочкой в ванной, он прилежно вставал на колени перед карманной иконой и молился. Чтобы утром снова проснуться в поту и продолжить замкнутый круг. Самой главной проблемой, если можно так сказать, оставалось зеркало. Отражение частенько пренебрегало своими обязанностями, сползая по раме и усаживаясь, прислонясь к ней. Оно вертело в руках вылезшую нить из рукава, презрительно хмыкало на просьбы показать себя в полный рост и иногда с грустью вздыхало. Локи спрашивал у него, что происходит, но получал в ответ лишь взгляд более ярких, чем его, глаз. — И не надоело тебе? — спрашивало отражение. — Не надоело что? — недоумевал Локи. — Травить себя. Притворяться. Пытаться нравиться. Дурак. — Мне кажется, что ты что-то путаешь, — нервно кусал губы мужчина. — Ерунду несешь. То лишь хмыкало и отворачивалось. В остальном — все проходило шикарно. Шепотки за спиной прекратились через пару недель. Презрительные взгляды слизеринцев только заставляли шире расправлять плечи. Гриффиндорцы и хафлпаффцы приняли его уже к концу первой недели и старшекурсники даже приглашали в свои гостиные, куда он с удовольствием приходил, чтобы поболтать и рассказать о маггловском мире. У него даже завязалась переписка с отцом рыженьких Уизли. Тот очень забавно интересовался строением машин, происхождением электричества и очень удивился, когда Локи поведал ему о том, что резиновые уточки предназначены всего лишь для развлечения. Для ответа на остальные вопросы приходилось просить недовольного дядю высылать научные книги по физике и автомобилестроению, чтобы тут же переправлять их Артуру. Равенкловцы держались более отстраненно, только подходили иногда, чтобы задать какой-то вопрос. Но даже они не могли переплюнуть фантазию мистера Уизли, тот оставался непобедимым рекордсменом в этом деле. Время от времени, когда вечер не был занят беседой с директором, Локи уходил гулять по замку. Он уже не боялся потеряться, потому что еще в первую неделю Дамблдор попросил одного из домовиков присматривать за его перемещениями и, в случае чего, показывать дорогу к комнате. И именно с этими прогулками было связано воспоминание, бывшее основой для многих снов, иногда по-подростковому влажных фантазий, иногда кошмаров, где за грехи он горел в адском пламени. Он медленно брел по подземельям, касаясь кончиками пальцев холодных камней стен. К счастью, на нем был темно-синий свитер крупной вязки — один из любимых — поэтому он почти не мерз, только пальцы на ногах немного немели. Старые туфли не были особенно согревающими. Так вот, брел он по неизвестным местам, потеряв ориентацию в пространстве уже давно, но без страха. И услышал вдалеке голоса. — Нет, Люциус. Ты мой друг, но я не намерен устраивать слежку за твоим сыном. Он уже на пятом курсе и в состоянии самостоятельно организовать подготовку к СОВам. Локи узнал тихий и холодный голос Северуса Снейпа. Морозец прошел по спине, мурашками пробежался по рукам, да так, что волоски приподнялись. Кажется, он знал, с кем разговаривает профессор. — Северус. Мой сын, как мне кажется, не до конца понимает, что на его плечах лежит ответственность за авторитет нашего рода. Ему нужна сильная рука, которую я не в состоянии обеспечить из менора, в то время как ты находишься здесь и у тебя все карты на руках. Ну же, Северус. Я достойно отблагодарю. Знаю пару интересных ингредиентов, которые есть в запасе у Малфоев, и они понравятся тебе. Локи задрожал. Этот голос! Его он слышал раньше! — Тихо, — раздалось холодное совсем близко. — У нас гости, не так ли, мистер Лафейсон? — насмешливо выплюнул его фамилию Снейп. — Здравствуйте, — Локи кротко наклонил голову. — О. Вы, — усмехнулся Люциус в презрении. — Симпатичная мордашка без значимового наполнения. Какая неожиданность. — Ну знаете ли! — вскинулся Локи, встряхнув блеклой медью волос. — Я не давал Вам повода так ко мне относиться! — этот человек, этот Люциус Малфой непонятным образом заставлял его испытывать слишком много эмоций. — За исключением того факта, что Вы являетесь, по какому-то недоразумению, не иначе, двойником Величайшего из Четверки. За какие заслуги Вам досталась столь почетная роль? Вы ее вовсе не цените. — Отчего же? Ценю. Я читал о ссоре основателей, так что знаю, что произошло, и в этой ситуации Салазар Слизерин повел себя не самым лучшим образом. — Разумеется, Вы же лучше, чем гениальнейший волшебник тысячелетия, понимаете суть проблемы, — язвительно отметил профессор Снейп. — Директор Дмаблдор тоже… — О, и Вы прониклись очарованием старого безумца? — Люциус улыбнулся, но тут же склонил голову набок, будто прислушиваясь. — Впрочем, возможно, я излишне строг к Вам. Не желаете ли заглянуть в поместье Малфоев однажды? Локи замер, Озноб, гулявший по всему телу, превратился в пожар. Он пробежал от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног, согревая, сжигая моральные устои. Устойчивые принципы покачнулись. Он не мог и подумать… Да, подумать, вот, что ему нужно. Долго, мучительно, страшно, смотря на свое взбунтовавшееся отражение. Но что-то он должен ответить сейчас. Что-то ответить, а не молчать истуканом. — Я не гей!.. — только начал Локи. Люциус тут же оборвал его: — У меня нет времени выслушивать Ваши размышления. Если захотите зайти в гости — пришлите сову. Камин Вам предоставит Северус. Удачного вечера, — трость ударила о каменный пол, змеей обвилась вокруг нее черная мантия, соскользнув приятным глазу потоком, и Лорд Малфой ушел, приобняв профессора Снейпа за плечи. Оставляя Локи в одиночестве коридора. Раздался хлопок. — Господин желает вернуться в комнату? — спросил появившийся домовик. — Да, — пробормотал Локи и прочистил горло, — да, желаю. Ему предстояли долгие раздумья *** Думал он действительно долго. Начал в понедельник и закончил только к субботе. Конечно, у другого человека кризис ориентации, наверное, прошел бы с большими потерями. Но Локи был упорно убежден — он не гей! Ему просто понравился один конкретный мужчина. Один конкретный великолепный блондин. Раньше ничего подобного не было, думал Локи, вспоминая свою жизнь. Она была обычной, стандартной даже. Родился, отец-священник, его ранняя смерть, воспитывался дядей. Учился прилежно, но звезд с неба не хватал. Твердый ударник. Встречался с девушками, пусть и не помнил подробностей. К своим тридцати пяти годам так и не обзавелся ни семьей, ни даже кошкой или собакой на худой конец. Хотя кошки ему нравились гораздо больше — такие элегантные и независимые. Он даже людей, окружающих его, сравнивал с кошками. Вот дядя Джон, например, был огромным черным котом, который не поддавался даже хозяевам и был вожаком в доме. Джи была элегантной кошечкой с длинной родословной, попавшей во дворы и ставшей там первой красавицей, за благосклонный взгляд которой боролись все местные хулиганы. Ее брат — наглый мей-кун, ленивый и любящий развалиться на солнышке, недовольно щуря глаза. А больше друзей у Локи и не было. Так, мимолетные знакомые, плотной чередой проходящие через клуб. Студенты на подработке — маленькие юркие котята, завсегдатаи — немного высокомерные и разноцветные, проститутки — ехидные и неизменно серые, дилеры — рыжие и с драными ушами, сутенеры — пятнистые черно-белые… Бизнес-партнеры дяди — огромные жирные коты (даже те, что отличались стройностью), их жены, всегда заседающие за отдельным столом — недотягивающие своей элегантностью до великолепной Джи, но все же стройные (даже те, что не отличались стройностью) и спокойные. Таков мир. Все люди в нем коты. Даже Люциус. Самый красивый и самый породистый. Ради которого он, кажется, собирается разрушить до основания дворец своих принципов. Слишком красив… Слишком… ОН. Чем больше Локи думал о нем, тем сильнее становилась в голове мысль: «Он — тот самый, та самая любовь с первого взгляда, о которой он мечтал одинокими ночами». А раз так, то не пошли бы в Ад те самые принципы. Он же будет один такой. Единственный. Единственный мужчина, которого он полюбил, и идеальное завершение его поисков. Да, так тому и быть. Локи решительно кивнул своему отражению, которое все эти дни выслушивало его длинные, полные сомнения тирады и хохотало в голос. — Он же просто высокомерный индюк! — Он эгоист до мозга костей, даже смешно от мысли о том, что кто-то подобный способен любить! — Он тебя презирает и хочет использовать, только и всего! — Ты просто жалок. Говорило оно, закатывая глаза. И ухмылялось чему-то своему, хитро щурилось. Но Локи игнорировал разумные предупреждения, потонув в чувствах. Только уперся рукой в раму и кивнул сам себе субботним вечером. *** — Я не гей! — неубедительно утверждал Локи, едва сделав шаг из камина. Люциус только вздохнул. Ему уже порядком надоела эта повторяющаяся из раза в раз песня, которая никак не скрывала восхищенный взгляд. Он только покачал бокал с вином в руке, заставляя его плескаться о стеклянные стенки, даря удовольствие отблесков алого. Этого цвета было сегодня много в этой комнате. Вообще она была серо-голубой, даже серебристой, обивка кресел и дивана была исшита тонкой, как паутинка, нитью, выписывающей стальные узоры цветов и птиц, сидящих на ветвях, а подол кровати был настолько воздушен, что, казалось, дрожал в дуновении дыхания. Но в цвете камина все вокруг казалось багрово-алым, огненным, скрывая своя изначальный цвет. — Рад, что ты всё же решился посетить мою скромную обитель, — Люциус змеино улыбнулся, усмехаясь. Он отпил вино. — Тебе налить? — обратился он к Локи. — Нет, спасибо, — тот покачал головой, осторожно присаживаясь на край свободного кресла. — Не переношу вино, жуткая кислятина, не представляю, как можно его пить. Впрочем, я и виски не пью, и бренди, и шампанское, и пиво, и… — Весь алкоголь мерзок на вкус, но он дает расслабление, за которым люди и гонятся. И тебе бы оно не помешало сейчас, ты слишком напряжен, — Люциус отставил бокал на низкий столик, и встал, отходя за спину Локи. Тот вздрогнул, не ожидая касания мягких, не тронутых трудом пальцев. Они сжали его плечи, аккуратно массируя. Прошлись по твердым, каменным плечам, чуть сжались у акромиона, задерживаясь на несколько секунд, во время которых Локи, затаив дыхание, прислушивался к еле слышному шелесту ткани пиджака, который он решился надеть ради такого случая, пока тонкие длинные пальцы, которые он по ночам представлял у своих губ, перебирали складки. — Дыши, — Люциус слабо улыбнулся, невидимо и неуловимо. Локи громко выдохнул. Это было слишком приятно. Руки на его плечах скользнули к затылку, крепко сжимая, проявляя свою силу, таящуюся в неведомо как имевшихся мышцах. По мнению Локи, и в соответствии с его малыми знаниями о магическом мире, маги не утруждали себя большим количеством физических нагрузок, так откуда на теле аристократа взяться рельефу рук, если те привыкли только производить взмахи волшебной палочкой? Возможно секрет был в питании. Всё же домовые эльфы заботились о своих хозяевах, предоставляя им лучшие условия. Мысль об этом напомнила Локи о рыбах-прилипалах, которые прилепляются к телу хозяина, и чистят его от грязи и паразитов, питаясь остатками пищи с барского стола. Только домовики, как ему рассказывал дядя, питались магией, которую испускали дома волшебников. Аналогия была недалека от правды. Наверное, поэтому у Хогвартса столько домовиков. Они питаются его силой, следя за процветанием школы и ухаживая за сотнями маленьких волшебников. В какой-то степени это было даже мило. Такое яркое проявление мутуализма. Прекрасное в своей привычности, о котором уже давно не задумывается ни один волшебник, принимая как данность. Но столь ужасное в своих маленьких деталях, вроде тех моментов, когда волшебники, забываясь, находили в себе наглость не уважать маленьких домовиков, негордый народец, создающих образ безупречного подчинения. — О чем задумался? — отвлеченно, не думая об ответе, спросил Люциус. — О том, что волшебники, на самом деле, те еще паразиты на лице Земли, как и все люди, — не отрывая взгляд от огня произнес Локи. Огонь казался ему таким знакомым, таким домашним, как объятия матери, которых он, на своей памяти, никогда не видал. — Чушь, — Люциус коротко впился ногтями в локиевы плечи. –Волшебники — венец эволюции, верхняя ступень развития человечества. Только и всего. — Шутишь? — Ни капли. — Есть еще более великие существа, например, те люди, которые находят в себе мужество доброты, — сознание Локи сейчас представляло собой чистый лист, слова на котором проявлялись нежданно-негаданно, пропуская момент осознания, переходя сквозь губы. — Доброта глупа и эгоистична. В ней нет ничего хорошего, кроме желания людей почувствовать свое превосходство перед другими, в желании очистить себя в своих же глазах. — Ты отменно нигилистичен. — Я всего лишь реалист. К черту добро, — пальцы сжались сильнее, причиняя боль. — Ты пришел сюда не за пространными рассуждениями, не так ли? — Я не… — Локи вздрогнул. — Я не знаю, почему пришел. — И нет никаких идей о том, чем мы займемся? — Люциус ухмыльнулся и склонился, позволяя волосам упасть на плечи Локи и опуститься к его груди. Замер, прикасаясь губами к блекло-медной макушке, не сияющей привычной рыжине яркостью даже в свете огня. Притворная и приторная нежность выходила у него хорошо. Даже привычно. Чему только не научишься в бытии человеком. Локи судорожно вздохнул, чувствуя прикосновение губ. — Я… не знаю, — выдохнул он. — Твоя нерешительность убивает, — Люциус отступил, отворачиваясь и снимая мантию, бросая ее на спинку кровати, обнажая белую рубашку с черным жабо, оттеняющим аристократичную бледность кожи и вынуждающим держать голову гордо-ровно. — Либо ты решишься сейчас, либо мы больше не увидимся. Очень жаль, если это произойдет, ты производишь впечатление, несмотря на глупые свитера и упертую убежденность в собственной гетеросексуальности. — Я не гей! — Локи встал, оборачиваясь, полыхая гневом, который тут же был затоплен тихим восторгом. — Ты слишком красив, только и всего. Любой человек, я уверен, так на тебя смотрит. — Святая простота, — Люциус обернулся, лаская эго взглядом напротив. — Большинство людей меня ненавидят, некоторые готовы убить, кто-то боится. — Значит они просто ничего не понимают, глупые, — Локи покачал головой. — Хотя я столь же глуп, потому что потерялся в тебе, как мальчишка, — мужчина покраснел, в стеснении прикрывая глаза. — Никогда раньше я не испытывал такого. Нет, конечно, — он забормотал поспешно, — испытывал, только к девушкам, только к девушкам, особенно когда был подростком, очень давно, что даже и не вспомнить. — Только убереги меня от рассказов о твоей молодости, она меня мало интересует, — Люциус подхватил со стола бокал и отпил еще немного вина, аккуратно слизывая с нижней губы каплю, явно красуясь, но уберегая белоснежную рубашку от несчастья быть разрушенной. — Я был обычным подростком, — завороженно проследил за движением языка Локи, — ходил в школу, ни с кем не дрался, воспитывал меня дядя Джон, он очень хороший. — Поверю на слово, — Люциус усмехнулся реакции, и, потеряв терпение, сделал широкий шаг навстречу мужчине. Он мягко провел тыльной стороной ладони по щеке Локи, прослеживая костяшками остроту скул. Она ему нравилась, в отличие от чрезмерной болтливости ее хозяина. Все его лицо, а, разумеется, только лицо в основном и интересовало Люциуса, напоминало о ком-то давно знакомом, но забытом, о том, кто сыграл важную роль в жизни Люциуса. Когда-то давно. Но в голову не шла ни одна идея, только неясные воспоминания о пустых коридорах Хогвартса, об Астрономической башне, обдуваемой ветрами, о кувшине вина, распитом на двоих, об изгибе черных бровей напротив и тонких губах на его. Казалось, он забыл что-то важное, но мог вспомнить сейчас, когда напротив был Локи, такой нелепый и казавшийся блеклой копией неизвестного оригинала. — Ты чего? — Локи смотрел широко раскрытыми глазами, зеленая бледность которых казалась голубоватой, в упор на Люциуса. Он гулко сглотнул. — Не привык целовать магглов, — Люциус улыбнулся. — Целовать? Люциус приподнял лицо Локи за подбородок, вынуждая того привстать на носочки, и прикоснулся к тонким губам. Те нерешительно дрожали, приоткрываясь, пропуская юркий язык, нагло движущийся вперед. Их поцелуй не призвал громы и молнии, как отчасти боялся Локи, но и не разогнал туман в воспоминаниях, как надеялся Люциус. Он был… до боли обычным прикосновением губ, проникновением языков в чужие рты, скользящим по зубам, ощупывая мимолетом неровности и оставляя странноватый привкус чужой слюны, чуть отличной от собственной по кислотности. «Или правильно говорить щелочности?» — призадумался Локи, отстраняясь. Но тут же забыл глупую мысль. Его тянуло снова к Люциусу, снова к его губам. Он поцеловал его в этот раз сам, преодолевая собственную неуверенность. Второе прикосновение вышло более длительным. Пришлось наклонить голову и обхватить Люциуса за шею, вплетая пальцы в гладкие волосы, потрясшие своей красотой еще в первую встречу. Теперь губы двигались в унисон, приспособившись к ритму друг друга, точнее, Локи приспособился к напору Люциуса, полностью сдавая позиции одну за другой. Вот он дрожит от приобнимающей за плечи ладони, а вот уже та же ладонь медленно спускается по спине, останавливаясь на талии. Локи вздрогнул от слишком быстрого развития событий и прервал поцелуй, делая шаг назад. — Что не так? — Люциус нахмурился недовольно. Он уже надеялся, что желание Локи преодолело его убеждения, но, кажется, это еще не произошло. Тот стоял, зажмурившись и крепко сжав кулаки. — Это неправильно, — приоткрыл глаза Локи, — неправильно так делать. Мне страшно. — Мне плевать, — Люциус откинул волосы за спину, презрительно скривившись на мгновение. — Как я уже говорил: либо мы продолжаем, либо ты уходишь. — Я не могу уйти сейчас, — Локи обхватил себя руками, — я уже согрешил, теперь у меня нет иного выхода, только идти до конца. — Мерлинова борода, только церковных басен нам не хватает! Упаси меня от этого бреда, — Люциус разъяренно махнул на Локи рукой и снова отошел к камину, берясь за бокал. Это начинало ему надоедать. — Прости. Мой отец был священником, — виновато начал Локи. — Мне плевать, кем был твой отец. Мне плевать, кем был твой дядя. Мне плевать на тебя, — твердо сказал Люциус, беря Локи за плечи и крепко встряхивая. — Я здесь, чтобы получить удовольствие, только и всего. Решай уже быстрее, я не настроен ждать. И он отвернулся снова, оставляя Локи одного. Локи замер. Такой ультиматум был ему не нов, он слышал его и сегодня, и в прошлом. Но никогда желание остаться не был так сильно, так всепоглощающе. В Люциусе ему нравилось все: волосы, руки, бледность кожи, тающие на языке поцелуи. Ему не нравилась резкость характера и искренняя вера в превосходство магов. Но это становилось ерундой в тот момент, когда на него падал взгляд пронзительных голубых глаз. В конце концов, может быть это и есть любовь? Может это именно то, что он искал так долго, и не мог найти ни в одной девушке, имена и лица которых он помнил совсем смутно. Встреть он одну из них — не узнал бы. А теперь он чувствует невероятное влечение к мужчине. Да еще и какому! Потрясающему, красивому, от которого перехватывало дыхание. Более того, этот мужчина согласен сблизиться, если можно так сказать, с ним, Локи. О чем он только думает? Это шанс. Шанс, который не стоит упускать, ибо он выпадает не так часто. И Локи прикрыл глаза, решительно кивая сам себе. — Я решил, — гордо произнес он. — И что же ты решил? — голос Люциуса был безразличен, он даже не обернулся, что кольнуло Локи в сердце глупой обидой, от которой он тут же отмахнулся. — Я остаюсь. — Отлично, — и Люциус отставил бокал. Разворачивался он как в замедленной съемке, по крайней мере так показалось Локи. Время вдруг растянулось, как жвачка, и он успел увидеть каждый взметнувшийся волосок, каждый отблеск. Он успел в полной мере почувствовать толчок в грудь, который помог ему также медленно удариться о спинку кровати. Но Люциус налетел быстро, ломая остатки сопротивления. Грубый укус в губу был ценой за раздумья, поэтому Локи принял его молча, чем, кажется, только раззадорил Люциуса, ухмылка которого чувствовалась в поцелуе. Тот снова, но мягче, прикусил губу Локи, провел по следу от зубов языком, будто извиняясь. Локи тихо простонал, удивляясь самому себе. Это было приятно, так приятно, как ни с одной девчонкой. Сказал бы он, если бы помнил хоть один свой предыдущий поцелуй. Они все растворились в сильных движениях губ сейчас, и стерлись ладонью, проскользнувшей по боку, а затем переместившейся на живот и выше, на быстро бьющееся сердце, трепещущее в ужасе и восхищении. Локи осмелел и прикоснулся сам, положив дрожащие руки на талию Люциуса, прижимаясь ближе, и вдруг дернулся почти судорожно, почувствовав, что вторая рука, та, что все еще была на его спине, скользнула ниже, сжимая его задницу в тесной хватке. Не то, чтобы там было, что сжимать — Локи был довольно худым, где-то даже костлявым. Дядя говорил, что у него быстрый метаболизм. Из-за этого же и мышцы, даже после дней в спортзале, упорно не проявлялись. А теперь его худобу увидит самый великолепный мужчина, которого он когда-либо видел! На секунду снова стало страшно, но Локи понимал, что любое проявленное сейчас сомнение грозит тем, что он будет вышвырнут отсюда через камин, и не факт, что туда будет добавлен летучий порох. — Хорошо, молодец, — прошептал Люциус, отрываясь от тонких губ. Он запечатлел в памяти улыбку, тронувшую эти губы, снова пахнувшую ностальгией, и взял Локи за руку, отводя к кровати и заставляя упасть на нее спиной, а затем уверенно забираясь сверху, между безвольно разведенных ног. В таком положении они были еще ближе, еще интимнее сплетены, и Локи со смущением понимал, что Люциус определенно чувствует его стояк, как и он чувствует, подумать только, член Люциуса. И как только примерный мальчик, когда-то чтивший Бога сильнее, чем своего отца, мог оказаться в такой ситуации? — Расслабься, — проговорил Люциус, решая уделить толику внимания партнеру. — Я не сделаю тебе больно. Наверное, — он усмехнулся, выпуская Локи в губы воздух с многозначительным «пф». Локи только мимолетом подумал о том, что не был бы против небольшого количества боли, если эта боль будет причинена этим человеком. Если бы Люциус мог читать мысли, то допустил бы еще одну усмешку, только более широкую и шумную, или, может быть, даже засмеялся бы. Но он не засмеялся, только отцепил мешающее жабо и откинул его в сторону. Теперь черный кусок ткани не сминался неудобно на шее Локи, и можно было оставить на ней небольшую отметину, с силой втягивая кожу. Локи выгнулся, рефлекторно подбрасывая бедра вверх, прижимаясь сильнее, задыхаясь. Люциус милостиво поцеловал засос, и провел губами ниже, к складкам рубахи с накинутым на нее пиджаком. — Нам нужно снять это, — пробормотал он, приподнимаясь на коленях, стаскивая серый пиджак Локи. — Хорошо, — тихо ответил тот, опираясь на локти и отбрасывая ненужный кусок ткани в сторону, где тот так неуловимо приятно приземлился на мантию Люциуса. — Теперь рубашка, — продолжил Люциус, быстрыми, отточенными движениями расстегивая маленькие пуговицы на груди Локи. Эта преграда сдалась также быстро, и рубашка полетела к пиджаку неровно смятым белым комком. Следующим зазвенел ремень брюк. Люциус вытянул ремень из шлёвок, на секунду призадумавшись. — Подними руки, — сказал он приказным тоном. — Что, прости? — Локи, выгнувший шею и подставляющийся под мимолетные касания, не расслышал и опустил голову. — Руки. Подними. Локи не успел толком согласиться, как Люциус обхватил его запястья и поднял к изголовью кровати, обматывая ремнем и крепко привязывая. Локи на пробу дернул руками, но узел был достойный. Это ему даже понравилось, потому что снимало всю ответственность с него. Теперь якобы не он принял решение остаться, а его приняли за него. Конечно, с такой стороны это было бы насилием, что в корне неправильно и сама мысль о чем была ужасна. Нет, всё же не очень идея с привязыванием. Он хотел было попросить отвязать, но Люциус положил руку на его пах и мягко сжал. Локи со свистом выдохнул, чувствуя, как к рельефу члена прижалась ткань, как надавило на вены, создавая приятное ощущение неяркого, поглаживающего огоньком удовольствия. — Молодец. Подчиняйся, и я доставлю тебе удовольствие, — проговорил Люциус, проводя вверх к пуговице и оглаживая ее большим пальцем. — Хорошо, — простонал Локи, хватая ртом воздух, когда чужая ладонь проникла под его брюки и нижнее белье. Движения Люциуса были излишне резки, он широкими жестами двигал рукой, так, что ширинка расстегнулась сама собой, упираясь в его запястье, оставляя след от молнии на аристократической бледности. Убедившись, что Локи достаточно возбужден, чтобы не испортить вечер, Люциус решительно стянул его брюки до колен, и встал с кровати, чтобы снять их окончательно. Сам он не расстегнул даже рубашки. Не было необходимости. Отбросив брюки и вернувшись на место, он вынудил себя ободряюще улыбнуться Локи, видя его страх и неуверенность. Такой широкий жест явно успокоит того и поможет расслабиться. Напряжение было бы сейчас совсем некстати. Быть обнаженным перед Люциусом Локи не нравилось. Тот взглядом пересчитывал торчащие ребра и провел холодной ладонью по впалому животу, мимолетно касаясь головки члена, смазка на которой отблескивала кроваво-красным в свете камина. Это касание заставило Локи нервно выдохнуть, волнуясь еще больше, одновременно дрожа от нетерпения. Хотелось скорее, хотелось чего-то, о чем он даже не знал, хотелось больше и сильнее. Хотелось скорее, подумать только, почувствовать сильные движения внутри, и Люциус теперь, кажется, читал его мысли, потому что уместившись удобнее между ног Локи, достал как будто из неоткуда палочку, прислоняя ее к внутренней стороне бедра мужчины, лежащего под ним. Тихий шепот очищающего заклинания и ощущение прохлады внутри заставило Локи ярко покраснеть. Это было неловко, но еще более неловким было ощущение тонкого, длинного пальца, одного из тех, на которые он молился ночами, внутри него. Проникая медленно, влажным от заклинания пальцем в тесные мышцы, Люциус мало задумывался о комфорте Локи. Насухую было бы довольно больно ему самому, а кровь — не лучшая смазка, слишком быстро засыхает, оставляя жесткую корку, которая может ранить тонкую кожицу члена. Растягивал он Локи недолго, за считанные секунды находя выпуклость простаты, набухшей от возбуждения. Помассировав ее точно выверенное опытом количество времени, Люциус усмехнулся тихому и стесненному стону, вырвавшемуся через тонкие губы, сжатые в неловком удовольствии. Второй палец добавился предельно быстро, на что Локи поморщился от дискомфорта, но тут же громко, будто издеваясь над самим собой, простонал, запрокидывая голову снова, следя за тем, как тонким мареве удовольствия, появившемся мигренозной аурой — только без боли — скрываются серебристые детали на обоях. Как птицы, сидящие на ветвях, отблескивающие алым пламенем от камина, будто срываются со своих насиженных мест, взмахивая тонкими крыльями, и скрываются из поля зрения. Как искусные цветы шевелят лепестками в невидимом ветре, а листья отзываются тихим шелестом. Все это, ему, разумеется, только казалось, пока он снова и снова, громче и громче, стонал, выгибался и надсадно хрустел позвонками. — Люциус, — прошептал Локи между стонами, — это так хорошо, так хорошо, — он снова изогнулся, позволяя ярко-голубому взгляду пересчитать заметные ребра, вынуждая ту руку, которая сейчас не была внутри него, надавить ему на живот, чтобы перестал ускользать от ласк. — Я знаю, — ответил Люциус, — не болтай. — Это так хорошо, — продолжил Локи, сжимая простыни, — что мне хочется, — он прервался на шумный выдох сквозь зубы, — мне хочется кричать. — Кричи, — прошептал ему на ухо Люциус, закидывая ногу Локи себе на бедро и снова надавливая пальцами на простату. И Локи кричал, выгибаясь снова и снова, жмуря глаза, в которых калейдоскопом смешивались вспышки цвета и тихое мерцание тьмы. Тьмы той же самой, которую он, прикусив губу и приоткрыв глаза, видел в усмешке Люциуса и на глубине его зрачков. Эта картинка запечатлелась в его глазах и в тот момент казалось, что навечно, надолго, насовсем. Этот изгиб губ, которые хотелось целовать часами, этот оттенок голубого в радужке глаз, который хотелось наблюдать, как небо. — Достаточно, — пробормотал Люциус, вытаскивая пальцы наружу. Локи хныкнул внезапной пустоте, разбившей тянущееся удовольствие, но тут же задрожал, чувствуя, как к внутренней стороне бедра прижимается горячая обнаженная плоть. Кожей чувствовались венки под тонкой кожицей, головка пачкала смазкой. — Готов? — безразлично спросил Люциус, тут же прижимая головку к анусу Локи, проникая внутрь. Тот скривился. Это не было больно, но неприятно. Дискомфортно. Нехотя растягивались мышцы, напрягаясь, сковало полу-болью распрямившуюся спину, уже ноющую от изгибов в удовольствии. Но неприятные ощущения не продлились долго, стираясь проехавшейся по простате головкой, проникающей достаточно глубоко. Чуть было опавший член снова прижался к животу, электрическим разрядом прострелило поясницу, в немом крике распахнулся рот, моментально пересохла глотка, и стон вышел хриплым подобием, но Локи было уже плевать. Удовольствие захлестнуло его бурной волной, на что он мог только капитулировать, бросая оборону. Его качало, потолок с тонкой вуалью балдахина вздрагивал при глубоких толчках, взгляд плыл. Жесткий удар по щеке вспыхнул алым, сбивая с толку, и выбивая из танца наслаждения. Локи поднял глаза на Люциуса, столько прекрасного. Рубашка смялась в нескольких местах, волосы растрепались, скользя по груди и плечам, но взгляд, воинственный и гордый, взгляд завоевателя, поражал воображение. — Люциус, — простонал Локи, хватая того за руку, держащую его за талию. Тот только кивнул, ускоряясь. Он был на грани оргазма, а излишняя болтовня сбивала концентрацию. Люциус закрыл глаза, сосредотачиваясь. Узость сжимала член плотно и ярко, наслаждение концентрировалось густым шариком внизу живота, набираясь, доходя до точки кипения, и внезапно взрываясь фейерверком. Люциус обхватил Локи за талию, прижимая его плотнее, ловя еще одну краткую, но довольную мысль о том, что его семя останется глубоко внутри этого мужчины. Люциус вынул член, надрачивая, сдаивая остатки густой спермы на живот Локи, замершего в восторженной тишине. Тот еще не кончил, но Люциуса это волновало мало. Он закончил, и отвернулся, натягивая штаны, отходя к камину. Он снова взял еще наполненный бокал вина, слыша, как за его спиной застонал тихо Локи, дрожа в остаточном трепете оргазма, достигнутого самостоятельным шелестом простыней от движения руки. — Ванная направо, — повысил голос Люциус. — Хорошо, — почти неслышно прошептал Локи.