Драконья Кровь

       Понимание, что сейчас произошло, ошеломило ее, и она оперлась свободной рукой на край кроватки, потерянно смотря на рассмеявшегося малыша, пытающегося своими крошечными пальчиками схватиться за ее руку, находящуюся в кроватке.        В голове проносилось множество мыслей. Она теперь драконица. Мама-драконица. У нее теперь есть магия, и учителя надо искать не только Раналду, но и ей! В глупом романе не упоминались настолько поздно пробудившиеся: шутка ли, Рагнит двадцать три! Самый поздний зарегистрированный в империи отпраздновал на момент открытия дара тринадцатый день рождения! Она опоздала на десять лет!        Может, она ошиблась?..        Нет. Жар внутри, щекотавшее горло рычание и магические потоки вокруг (Рагнит столько читала о них, но никогда не ощущала!) твердили: ошибки быть не может. Драконье наследие пробудилось, и с ним нужно что-то делать. — А мы так долго укладывали молодого господина, — проворчала молодая нянька, но тихо, она бы и не услышала, не обострись сейчас все ее чувства настолько сильно: мягкую домашнюю обувь, обхватывавшую ступни, тугие ленты в густых локонах, чуть стягивавшее ребра платье, даже воздух и пылинки в нем, казалось, ощущала!.. — Тш-ш, разве не прекрасно, что малыш так тонко чувствует маму? — строгим тоном, но так же тихо спросила умиляющаяся кормилица.        Затрещало дерево под ее рукой, и Раналд засмеялся громче, кажется, ориентируясь исключительно на драконью силу матери. Его веселило ее замешательство? Или ее присутствие? Внутри черепной коробки, смывая лечение целителя, с болью бились странные, несвойственные мысли: «Мой ребенок! Забрать! Заботиться! Защищать!».        Не хотелось никого к нему подпускать, она мечтала запретить всем смотреть на него, приближаться к нему! Это ее детеныш, ее дракончик… И мысли эти глубоко противоречили всему, что она о себе знала, всему, что помнила и совершала в будущем Рагнит. Только этот диссонанс сдерживал ее в относительно человеческих рамках — но те трещали ровно так же, как кроватка под судорожно сжатыми пальцами.        Зов магических летающих ящеров в ее новом теле казался так силен, что даже со своим категоричным отказом от материнства она не могла толком воспротивиться. Эта древняя магия в крови пела и гудела, заглушая здравые холодные мысли, огнем бежала под кожей, испаряя самообладание… Как она еще не воспламенилась? Не то чтобы драконы в человеческих телах воспламенялись, но она ощущала, что ее температуре недалеко до огня: только магия не давала ей зажариться в пробужденном пламени. — Перенесите детскую в соседнюю с моей спальней комнату. И научите меня обращаться с ребенком, — приказала она не своим голосом, даже не голосом Рагнит: да, получилось внятно, но от рычания до конца избавиться не удалось!        Ей не хотелось того, что она прямо сейчас приказала!.. Только драконье наследие считало иначе, и она сама повиновалась ему, надеясь смирением хоть немного унять пламя. Оно не причиняло боли, но сводило с ума, обращало в пепел то немногое, чем она была внутри оставшихся воспоминаний Рагнит.        Если она не послушается драконицу — лишится себя?        Кормилица и нянька с охами и ахами бросились выполнять приказ; молчаливая Келли на их фоне выделялась абсолютным равнодушием под стать госпоже. Прежней госпоже.        Приказ Рагнит выполнили менее чем за час, и, сидя в смежной со спальней новой детской, в мягком кресле с Раналдом на руках, она думала, что при всем желании не сможет остаться пассивной. Удовлетворенное урчание рождалось где-то в груди, у солнечного сплетения, и в человеческом теле не было органа, способного порождать столь странный звук, но она слышала его.        Вероятно, слышал и Раналд, так быстро уснувший вновь, а что до других — даже если и слышали, не высказывали вслух.        Она знала, что у людей не имелось инстинктов. А вот у драконов — вполне. Удобный мир с магией, да? Прошлые мысли сейчас казались наивными и глупыми, притянувшими несчастье на ее голову. С чего вдруг ей захотелось посмотреть на мальчишку? Глядишь, избегай она его так же, как Рагнит, почти до первых именин, и не случилось бы ничего…        Она могла предполагать, могла оплакивать призрачный упущенный шанс, а могла смириться и, держа на руках горячий комочек драконьего наследия, предпочла поискать плюсы. По крайней мере, теперь ей тоже будет доступна магия.        Которой надо учиться.        Нянька, молодая девушка явно младше Рагнит, расстилала на полу ковры и расставляла мягкие игрушки, а вот кормилица сидела на коленях перед креслом и была готова в любой момент помочь или вовсе забрать младенца… Раналд, впрочем, не особо беспокоил кого-либо, сладко уснув в руках матери, даже не догадываясь, что ее тело заняла самозванка. Самозванка, удивленная легкости ребенка в ее руках: казалось, он почти ничего не весил, хотя на вид в нем не могло быть меньше трех килограмм! Или это пробудившаяся драконья кровь в теле игнорировала слабость человеческих мышц, усиливая их магией, позволяя так легко удерживать драконьего детеныша?..        Она знала, что люди с драконьей кровью, даже спящей, отличаются от обычных: легче переносят холод и жару, сильнее и выносливее физически, стареют медленнее… Всё это уже выяснили благодаря наблюдениям за почти поголовно имевшими в предках драконов северянами.        А еще — что Рагнит могла похвастаться разве что моложавостью и отменным здоровьем. «Слабая кровь твоей матери», — как-то сказал ей с присущим ему равнодушием герцог Мораг, и Рагнит нечего было возразить. Мать обладала магией, но не драконьим наследием, а по итогу дочери не передала ничего… По крайней мере, так было в книге и в будущем, которое насильно запихнули в ее голову, как только она оказалась в теле Рагнит.        Как всё-таки иронично, что лишенная воли к жизни после родов, тронутая тонкой и оттого только более коварной паутиной депрессии Рагнит отослала дегустатора именно в день, когда в ее чашке оказался яд с поэтичным названием «Драконья погибель». Иронично, что яд принес такой результат. А возможно — дело и не в нем, а в богине Калех. Насколько она реальна в этом магическом мире? — Герцогиня, прибыл герцог Мораг, — вошел в новую детскую поверенный Рагнит, мужчина лет пятидесяти пяти, перешедший в Финварр следом за Рагнит бывший дворецкий дома Мораг.        Она не ожидала отца этого тела так скоро! Впрочем, письмо наверняка пришло ему еще вчера, а путешествие через Менгир быстрее всякого известного ей такси, учитывая, что камни-якоря для перемещения — а иногда даже целые каменные круги, — существовали во многих аристократических домах. Какие-то блокировались, когда союзы распадались, какие-то вновь активировались, возводились новые, когда союзы заключались… У герцога Морага был прямой доступ в герцогство Финварра.        Пользовался он им лишь единожды — когда прибыл на свадьбу единственной дочери. — Где он? — спросила она, не спеша вставать и тем более выпускать из рук пылающий комочек драконьего наследия.        Пробужденные магические инстинкты воспротивились даже простой мысли отдалиться от сына! Ей это не очень нравилось, она ощущала себя привязанной незримыми цепями к младенцу, но еще больше ей не нравилось, что она не ощущала особого раздражения и неудобства. Проклятое наследие сглаживало недовольство, гасило раздражение, рушило сопротивление, навязывая свою волю, своё понимание родительства: драконица охраняет детенышей, обустраивает безопасную берлогу — и горе тому, кто рискнет сунуться с дурными намерениями.        Драконица внутри готова была рычать только на угрозы извне, но не позволяла скалиться просто из-за недовольства внезапно обрушившимся на голову материнством. Сжигала ту, кем она считала себя… — Уже здесь, — как будто дожидаясь ее вопроса, ответил полный силы мужской голос, и в комнату вошел высокий и широкоплечий джентльмен, если и тронутый временем, то не более пышущих здоровьем мужчин, перешагнувших тридцатипятилетний рубеж.        Лишь несколько морщин вокруг рта и глаз и белых нитей — в густых черных волосах старили его. В остальном его глаза, такие же серые и бесчувственные, как в отражении, выдавали ум и железную хватку. Он смотрел как господин, даже придя в чужой дом, и простое человеческое тепло не трогало его взора, даже когда он смотрел на свою единственную дочь. Жесткий, холодный, несгибаемый.        Не знай она, что ему уже пятьдесят два, едва бы поверила, что он взаправду отец этому телу… или, скорее, поверила бы, что он был неприлично молод во время зачатия. Драконья кровь хорошо сохранила красоту.        Нянька и кормилица рухнули на колени перед герцогом, хотя кормилице достаточно было повернуться к нему, а поверенный — Томас, если она не путала воспоминания Рагнит, — просто низко поклонился.        Герцог Роул Мораг.        Роул. Рагнит. Раналд. Если бы не знания Рагнит, она бы даже не поняла, что в их именах в самом начале есть древнее слово, означающее «Боги/высшие силы». Более того, Роул и Раналд являлись разным произношением одного и того же имени… Какими бы ни были холодными, промораживающими, калечащими отношениями в семье Мораг, но Рагнит по-своему сломанно и неумело любила отца, дав сыну его имя.        Всё оказалось бессмысленным, когда она осталась одна, а долгожданный первенец не принес счастья, на которое она рассчитывала: младенец не вызывал в Рагнит отклика… зато теперь вызвал — и еще какой — в ней! Дьявол бы побрал драконо-магические заморочки, на которые она не подписывалась, как и на это попаданство… — Раналд, поздоровайся со своим дедушкой! Ты назван в его честь, — почти промурчала она — если драконы или люди вообще умели мурчать, но просачивающиеся в голос звуки рычанием быть никак не могли.        Герцог Мораг остолбенел, и впервые на его лице проступили хоть какие-то эмоции. Рагнит видела лишь горькую разъедающую скорбь, когда ее мать-герцогиня умерла после долгой борьбы с болезнью, но вот это? Удивление? Он был тронут? Растроган? Ни малейшего понятия, инструкции, как читать каменное лицо Роула Морага, не найдется не то что во всей империи Офион, но даже и у автора книги «Последний Король Осени»! — Это правда, Рагнит? — сухо спросил он, но выглядел уже и в половину не так сурово, как до того, как она открыла рот.        Да и, по правде говоря, как только он вошел в комнату, она не ощутила чего-то вроде ауры властности или давления… Он тоже дракон. Вырастивший ее дракон, родитель, семья. Пламенная суть внутри согревала сердце и пела, что зрелый дракон — свой, родной, близкий, безопасный. Его не страшно пускать в гнездо, ему не страшно доверить детеныша…        А она сама увидела отличную возможность избежать привязки к сыну без того, чтобы бесплодно и мучительно бороться с навязанными древней кровью установками. — Стала бы я врать? — холодно осведомилась она, поднимаясь с ребенком в руках с кресла и приближаясь.        Герцог стал выглядеть еще менее уверенным, еще более уязвимым. Его отчужденная маска крошилась, когда он во все глаза смотрел на маленькую хрупкую жизнь в руках дочери, и она могла лишь посмеяться с того, как легко было вывести его из равновесия. Знай Рагнит другую жизнь, получи она другое воспитание — непременно бы добилась раскола этой маски куда раньше, ну а теперь… теперь на семейных чувствах будет играть она. — Давай, отец, возьми его. Ты зрелый дракон, ему необходимо твое присутствие… ты умеешь держать маленьких детей? — спросила она, демонстрируя уверенность и благожелательность, тогда как сама не более, чем часом ранее научилась правильно это делать. — Да-да, дракон… подожди, Рагнит, дракон? Подожди, я не… — он затих и буквально закаменел, когда она аккуратно, но требовательно сложила его руки как надо, перекладывая на них дитя. — Держи головку. Бережно, — патокой лился ее голос; глаза насмехались над беспомощностью герцога.        О, он мог быть суровым управляющим и свирепым воином, но так робел перед младенцем! Это ли значит становиться дедушкой? — Раналд… — прошептал имя внука Роул. — Раналд, — увереннее произнес он, ощутив силу в голосе и имени, отражении его собственного. Едва дернул уголками вечно поджатых тонких губ, и это можно было считать широчайшей улыбкой в его исполнении. — Ты красив, как твоя мать, и силен, как я, — похвалил он ребенка, издавая тот же самый едва рычащий, скорее нежно мурлыкающий звук — и она сама не заметила, как откликнулась.        Непроснувшийся Раналд издал скорее высокий вибрирующий писк, но эта слившаяся в одно мелодия трех драконов вдруг ошеломила их. Кроме Раналда, предпочитавшего спать, пока глупые взрослые не понимают простых вещей, над которыми он сам еще не скоро задумается — или не задумается вовсе.        Герцог поднял взгляд, уже не такой отчужденный и пустой, на нее, и она потерла горло, хотя предательские драконьи звуки вырвались как будто и не из него. Кажется, так вибрировала драконья магия внутри. Громко, мелодично, по-звериному… — Рагнит, твое наследие пробудилось? Так поздно, но у твоего сына так рано, — почти твердым, но все же непривычно для герцога растерянным голосом сказал он, и ей нечего было сказать: его замечание перекликалось с ее собственными мыслями!        Только вот из глубин чужой жизни всплыли слова. Обидные слова, хлесткие, и пусть правдивые, но засевшие острой иглой в и без того пострадавшем сердце Рагнит. — Не такая уж «слабая кровь», да? Пробудиться после рождения сына — ну что за насмешка, — попыталась перевести она всё в шутку; ссориться не желала (он еще должен нянчиться с Раналдом), но и промолчать не могла из уважения к Рагнит.        Рагнит пронесла обиду через всю жизнь: это он назвал ее «слабой кровью», он предпочел отдать ее замуж за Джоселина, лишь бы не делать ее наследницей Мораг. А ведь мог… — Я знал, был уверен, что без магического наследия ты бы не выстояла против вассалов дома Мораг, похожих больше на стаю оголодавших северных волков, чем настоящих аристократов Офиона, — сдержанно сказал герцог, опуская взгляд на внука, но она не особо вдохновилась пояснением.        Звучало как оправдание, но, возможно, он не врал. — Тогда стоило это сказать именно так, как ты это сказал сейчас, а не так, как ты это сделал после похорон матери, — хлестко, не жалея его, бросила она и вздохнула. — Это дело прошлого, а сейчас я хочу, чтобы моя отравительница отправилась на плаху, — перевела тему, решая обратить внимание на действительно важные вопросы.        Обиду прошлой Рагнит она высказала, теперь та может покоиться с миром, а сейчас хотелось бы обеспечить безопасность себе и так быстро ставшему близким младенцу.        Герцог Мораг нахмурился, мягко покачал в руках внука и поднял тяжелый взгляд на кормилицу: — Уложи ребенка, — приказал он, поймав ее взгляд, и женщина приблизилась так быстро, что аж юбки зашуршали. — У тебя есть конкретная подозреваемая? — деловым тоном осведомился Роул, и в мыслях она улыбнулась хватке.        Сейчас он походил на давившегося пламенем, готового выдохнуть его на того, кого посчитает достойным испепеления, дракона. Вопреки всем отрицательным чертам и неблаговидным поступкам, так поломавшим Рагнит, герцог Мораг всё-таки был именно что ее защитником. Понимай только Рагнит, что всегда может попросить его о защите и помощи, знай, что он никогда ей не откажет ни в чем…        Чего уж там, тогда и всей известной ей истории просто бы не случилось? — Да, есть весомые подозрения, что это любовница моего мужа — леди Эна… Она могла купить яд на проходившем недавно аукционе, а подлить его через какую-нибудь новенькую служанку в нашем поместье, к тому же мотив у нее более чем имеется, — выложила она предположения, а на самом деле — факты, вычлененные из известного в будущем Рагнит расследования.        Не то чтобы предзнание особо полезно сейчас и уж тем более останется полезным в будущем: она уже сходит с тропы, по которой шагала Рагнит, и изменения будут накапливаться, хочет она того или нет. — Не обязательно новенькую, если позволите, герцог, герцогиня, — поклонился им Томас. Она заинтересованно посмотрела на него, а Роул чуть кивнул, позволяя продолжить. Поверенный слегка улыбнулся, но улыбка эта не касалась глаз и не несла тепла: так палач из вежливости или прихоти улыбается жертве. — Низкородная девица Триста — служанка леди Эны, которую герцог Джоселин принял на работу, чтобы обмениваться с Эной любовными письмами. Зачем рисковать внедрять новую, не знающую поместья девушку, когда есть уже опытная и примелькавшаяся?        Она оценила острый ум Томаса: он и в чужих воспоминаниях оставался исключительно хорошим дворецким и хорошим поверенным… Он стал отцом Рагнит настолько, насколько позволяли социальные рамки, и заботился о ней больше, чем кто-либо еще в ее жизни. Неудивительно, что он уже оценил некоторые варианты и отыскал преступницу. Рагнит, да и она, как-то не обратили внимание на исполнителя, сосредоточившись лишь на заказчице, потому о Тристе она не то что не знала — просто не думала. — Я взял на себя смелость запереть ее в подвале, приставив стражу, — положив ладонь в безупречно белой перчатке на сердце, вновь поклонился Томас.        Что же, она не возражала и была более чем удовлетворена. — Спасибо, я довольна твоей работой, — похвалила она искренне.        У них была Триста, которая не станет беречь тайну леди Эны: что значит влияние присягнувшей роду Финварра баронессы по сравнению с влиянием герцогини Финварра? Леди Эна могла много чего обещать, однако все ее обещания истаяли миражом, когда Триста провалилась. — Мы быстро разрешим это дело. Я отправлюсь в императорский дворец немедля, — посмотрев на нее, сообщил твердо герцог Мораг.        Она скрыла досаду, понимая, что не сможет оставить отца Рагнит нянчится с Раналдом… Что же, в другой раз. — Обязательно возвращайтесь, отец. Моему маленькому дракону нужен дедушка, тем более — когда его отца нет дома, — попросила она, нарочно демонстрируя печаль.        И кто поймет, что печаль эта вовсе не по Джоселину и даже не из-за несчастного Раналда? — Обещаю вернуться как можно скорее, Рагнит… — заверил он ее, поклявшись, и она лишь подивилась покладистости. Это точно айсберг, описанный в книге и источавший холод даже в воспоминаниях Рагнит? — Рождение сына… смягчило твой нрав. С твоей матерью такого не случилось, — сказал он одно, но, похоже, снова имел в виду что-то иное.        Был ли герцог Мораг рад, что его дочь стала нежнее и мягче?..        Знал бы он, что его дочери вовсе не стало. — Удачного пути, отец, — улыбнулась она, надеясь еще немного вывести его из равновесия, но герцог довольно быстро скрылся за дверьми детской.        Что же, увидит она его через неделю, когда пройдет суд и подготовят эшафот для леди Эны. Глупышка правда думала, что ей удастся прыжок из баронессы в герцогини? Она была почти близка! Не появись здесь она, всё еще не помнящая имени и пока еще не согласная на «Рагнит», у леди Эны только в теории появился бы шанс на место подле Джоселина… Но призрачный такой шансик, который, скорее всего, быстро бы растворился, как только бы на горизонте появилась красавица Лейтис.        Столько событий, а она еще даже не поела! Непорядок, учитывая, сколько испытаний на нее свалилось в одночасье!        Драконье стремление к защите потомства позволило ей, пусть и с некоторым дискомфортом, переместиться в спальню. Она приказала накрыть стол прямо там, и Келли унеслась выполнять повеление госпожи, Томас же был отправлен за документами в кабинет герцога. В отсутствие мужа — а теперь еще и самой Рагнит, — вся забота о владениях Финварра ложится на ее плечи. Спасибо оставшимся знаниям, но как бы всё-таки не разбазарить всё, что можно…        Соблазн был велик, чисто из мелочной мести Джоселину, но снова вмешалась драконья суть: «Детенышу нужны богатства, наследие, дары». Драконы здесь забивали драгоценностями логова не из патологической мании к собирательству, а потому что обеспечивали потомство, как велели их инстинкты, и пусть времена поменялись, и в драконов люди больше не обращались, как и драконы в людей (да и драконов уже лет сто никто не видел), ей инстинкты всё равно диктовали древнее мнение, а уж она могла выбрать, как их удовлетворить. Приумножением богатства рода Финварра? Отлично, внутреннее драконье пламя радо.        Переродиться, чтобы стать образцовой матерью (когда вообще детей не хотела) и трудоголичкой со своей версией менеджмент игры… Ей тянуть эту лямку пять лет! Пять лет без выходных!        Джоселин очень крупно ей задолжает, и если Рагнит с него долг не спросила, лишь спустя десяток лет залив особняк алхимическим огнем, то вот она спросит всё.        Пожалуй, начнет даже прямо сейчас! С письма!        В высшем свете письма мужьям на фронт не пользовались популярностью — их считали уделом пылких глупых девочек, ведь «женские мысли лишь отрывают их от войны и подрывают боевой дух»… Но многие просто оправдывали нежелание поддерживать общение с мужьями, брак с которыми оставался исключительно договорным. Не всегда в этом плане имелся выбор, неважно, мужчина или женщина: в империи Офион старшие родственники, опекуны, давшие тебе образование и эту жизнь, решают, с кем ты её проведешь.        Хотя император мог одобрить развод, но в целесообразности его надо было еще убедить, что даже сложнее, чем попасть к нему на аудиенцию. Джоселин убедительным не был — или просто не старался (как и в постели).        Некоторые даже грезили о становлении вдовами — и тогда тем более не желали переводить бумагу и чернила (а еще и время) на мужей.        Она же подумала, что ничего не потеряет, в теории, может, и приобретет, если напишет Джоселину письмо. Да и познакомиться банально хотелось с тем, кто теперь являлся ее мужем!        Хотя, по правде, письма Джоселину — отличная замена дневнику. Как писать популярному человеку в соцсетях, зная, что он никогда не прочтет и тем более — не отзовётся: шансы на ответ от Джоселина такие же.        Утром посыльный забрал ее письмо, а вернулся с другим… конечно же, это был не быстрый ответ от мужа, а письмо от герцога Морага, и она пожалела, что открыла его за завтраком, когда пила кофе. Еще бы немного — и напиток оказался бы на письме!        Что в жизни, что в письмах герцог предпочитал краткость и сухость:        «Предоставленные Императору доказательства убедили его в необходимости тщательного расследования, по итогу которого его Императорское Величество вынес смертельный приговор. Эна будет сожжена на костре завтра в полдень на городской площади своего баронства. Я зайду за тобой в десять.        Твой отец, герцог Р. Мораг».        Проглотив кофе, она издала смешок, с неверием смотря на письмо. Чуть-чуть семейного тепла, и вот герцог управился с этим делом не за неделю, а за… да меньше чем за день?! Что же он там такого императору наговорил? Хотя, вероятно, всё дело в главном отличии от известной ей версии: в драконьем наследии.        Сейчас выходило, что леди Эна совершила не просто покушение на герцогиню — да, вопиющее, но в общем-то не слишком редкое среди аристократов преступление… Леди Эна покусилась на жизнь драконицы, и это уже куда страшнее. «Драконы — костры магии…» и всё такое, иными словами, действия леди Эны — почти государственная измена! Так что император не мог растягивать дело на неделю, как в каноне.        «Леди Эна»… Она фыркнула уже куда жёстче, со злым весельем. На том же древнем языке в имени Эна скрывалось «пламя». Не такой себе, пожалуй, представляли родители Эны судьбу дочери, когда нарекали её…        Иронично, да? Вся ее жизнь теперь отдавала иронией, и она оказалась ей сыта по горло еще вчера. — Келли, подготовь наряд на завтра. Я отправляюсь с отцом на казнь леди Эны, — мрачно улыбнулась она, впрочем, удовлетворенная. Леди Эна желала ей смерти, пусть даже прежде всего — желала смерти Рагнит… так почему она должна жалеть Эну? — Что-нибудь торжественное, Келли, но не слишком яркое. Я думаю, мы с отцом еще кое-куда заглянем…        Еще не решен вопрос с магическим наставником для нее! Сыну рановато, но он будет быстро расти. Наверное.        Смотря на розоватого пупса с черным пухом на голове, которого похлопывала по спинке кормилица, чтобы он отрыгнул после еды, она не была уверена, как быстро Раналд станет развиваться.