***
Хёндже распахнул глаза. Он, кажется, слышал свое имя. Так отчаянно, почти в истерике, его уже звали прежде. — Хёндже, прошу, открой глаза. Хёндже. Его сердце глухо отбивает нестройный ритм, поддавшись странной, безосновательной панике. Хёндже садится на постели резко, и ему кажется, что прямо сейчас он снова находится в том здании, где развернулась последняя игра. Перед глазами вспыхивают красные огни. На висках выступает холодный пот и руки дрожат, когда он нащупывает маленькую лампу, включив ее и осветив слабым желтым светом скромную комнату, расположенную в небольшом доме на Чеджу. Он даже не заметил, как затаил дыхание, и выдохнул только тогда, когда глаза зацепились за покрытый лаком шкаф из красного дерева, стоящий слева от дверей, стол, заваленный всяким хламом, и стену с пустыми рамками, в которых они хотели разместить свои фотографии. Они с Джуёном. Хёндже переводит взгляд на парня под боком, который и был причиной его пробуждения. Его голова беспокойно металась по подушке, а майка намокла от пота. Он хмурился во сне, но при этом по щекам его текли слезы. — Джуён, — Джехён тихо позвал парня, коснувшись его плеча, и с губ последнего сорвался едва различимый всхлип, — Все хорошо, Джуён, я здесь. Здесь. Хёндже обнимает его, прижимая к своей груди и поглаживая по волосам. Это происходит почти каждую ночь. Призраки прошлого цепко хватают Джуёна и тащат за собой, пока заботливые руки его парня не спасают от всего плохого, что скрыто в дальних углах израненного сердца. На утро Джуён не скажет ни слова, лишь коротко улыбнется, выдав дежурное: — Все хорошо.***
Хёндже встрепенулся, словно его окатили холодной водой. По коже пробежались мурашки, заставляя его поежиться и свести брови к переносице. Что это было за чувство? Он подул на руки и потер их друг о друга, пытаясь хоть как-то их согреть, но они были непослушными, словно онемевшими. Парень посмотрел на раскрытые ладони, покрытые ссадинами и мозолями. А затем вскинул голову, заслышав пронзительный птичий крик. В окно, а точнее в огромную дыру, которая когда-то должна была им стать, залетел черный дрозд, закружив под потолком, а затем приземлившись на протянутую руку. У него к шее была привязана капсула с запиской, которую Хёндже незамедлительно снял, разворачивая свернутую бумагу. Пробежавшись по строкам, парень кивает сам себе и подносит листок к огню масляной лампы, которой пользовался. Он вспыхивает в его руках, мгновенно превращаясь в пепел.***
Кью появляется на пороге дома в Пусане слишком неожиданно даже для его хозяев. Сону удивленно замирает, не веря своим глазам, когда открывает дверь, а его там поджидает парнишка с широкой улыбкой. — Чанмин? Какими судьбами? Все хорошо? — на первый взгляд Сону кажется, что все в порядке, но он на всякий случай глядит по сторонам, на пустующую улицу, и отходит в сторону, пропуская друга внутрь. — Соскучился, — выдает парень, скидывая обувь и пихая в руки Сону пакет с закусками. — Почему Эрик не с тобой? Вы же вместе уезжали, — они проходят в гостиную, где Кью падает на диван, закинув ногу на ногу. — Я же говорил, что не уживусь с ним. Он через месяц собрал вещи и уехал, — он хмыкает, покачав головой, — Ни ответа ни привета более я не получал. Поработал сам по себе, пожил, и вот захотел поехать к морю. Я же хотел с вами порыбачить! Где Чанхи, к слову? — На крыше, у него там новая страсть, — Сону кивает неопределенно куда-то в сторону, — Можешь подняться и найти его, пока я доварю обед. — Да ты прям хозяюшка, — улыбается Кью, а затем встаёт с дивана, хлопнув себя по ногам, — Ты же угостишь меня? — Да да, иди уже, позовешь его заодно к столу, — Сону уже косится в сторону кухни и в итоге уходит туда, проверяя что-то аппетитное и дымящееся в кастрюле. Кью поднимается на просторную площадку на крыше, и первое, что слышит - шорох крыльев и птичьи вскрики. Он удивленно вскидывает бровь и идет на шум. Его глазам предстает уникальная картина - огромный вольер с частыми прутьями, в котором сидят на декоративных ветках несколько черных и белых птиц. — Вау, Чанхи, ну ты даешь! — выпаливает Кью, а Нью вздрагивает, чуть не просыпав корм мимо кормушек. — Я что, вижу призрака? Ты как тут оказался, Кью? — Нью хлопает глазами, отставляет мешок в сторону и подходит к другу, оглядев его с головы до ног, все еще не веря в это, — Что-то случилось? Странный вопрос, который обычно никто не задает своим друзьям, даже если вы не виделись какое-то время. Разве должно что-то произойти, чтобы состоялась встреча? Причем в этом вопросе звучит ожидание не хороших новостей, а обязательно чего-то плохого. — Если хочешь спросить, где Эрик, то он не выдержал моей компании и однажды просто ушел. — И даже не сказал куда? — в голосе Нью звучат странные нотки сомнений и подозрений, будто какая-то нерешенная головоломка стала получать новые подсказки и детали. — С чего вдруг? Мы не дети малые, ушел и ушел, может вообще улетел из страны, в которой радужные обещания вливаются в уши и головы людей, надевая на них розовые очки, через призму которых они смотрят на всю эту несправедливость и неравноправие, считая это каким-то законом природы, а не навязанным правилом общества. Нью усмехается, запустив руку в волосы. Да, их попытка начать ряд изменений в стране закончилась не то чтобы провалом, но умелым тушением искры, упавшей с зажженной сигареты и прижатой ногой грубого ботинка. Возможно, у них никогда и не было огромных шансов, но они просто попытались. И успех их состоял в том, что они хотя бы смогли заставить Высший круг отменить проведение смертельных игр. — Ты все еще злишься из-за всей этой истории? — скорее риторически спрашивает Нью, уже зная ответ, и Кью действительно отмахивается небрежно, закатив глаза, — Ладно, не будем об этом. Они обедают втроем, расспрашивая друг у друга новости о других ребятах, но оказывается, что каждый едва ли владеет какой-то точной информацией. — Надо бы наладить контакт, — задумчиво бросает Кью. — Нет, это опасно, — отрезает Сону, не вдаваясь в комментарии. Кью и Нью переглядываются между собой с озадаченными лицами и пожимают плечами. Кью хочет задержаться еще, но Сону настойчиво отправляет его обратно еще при свете дня, попросив быть осторожным и смотреть в оба. Они даже не стали договариваться о каком-то дополнительном совместном времяпровождении. Сону и Нью не уточняли, надолго ли приехал Чанмин, а тот и не стал вдаваться в подробности. Такая уж участь непрошенных и нежданных гостей. Кью задумывается о том, что ему стоит поехать к Ёнхуну и попросить его придумать для них специальное средство связи. Они отказались от телефонов, так как их легко можно было отследить, а потому жили альтруистами, лишившись контактов. Сложно было сказать, искали их в конечном счете люди Высшего круга или нет, но год прошел относительно спокойно. — Что с тобой? — Нью скрещивает руки на груди, когда Сону долго стоит на пороге, провожая Кью взглядом до тех пор, пока он окончательно не скрылся из вида. — Показалось, что дождь собирается, вглядывался в облака, — Сону закрывает дверь, повернувшись к Нью, который помрачнел еще больше. — Ты в эти дни сам не свой. Можешь мне рассказать, в чем дело? Я не чужой человек тебе, в конце концов! Живем тут как пара семейная, — Нью сокращает между ними расстояние в несколько шагов, заглядывая в темные глаза Сону, надеясь найти там неозвученные ответы. Возможно раньше Сону выложил бы все Чанхи как на духу, без утайки. Но не сейчас, когда они считались смутьянами и нарушителями порядка, и пускай видимой угрозы не было, острие меча невидимой тенью свисало над их головами, готовое сорваться в любой момент. Сону отводит взгляд, повернув голову куда-то в сторону. — Хорошо, хорошо. Я решил, что твоя птица улетела, пытался проверить и не хотел тебя пугать, — с каких пор Сону стал так часто врать. Нью хмурится, но затем его брови ползут вверх, и он с возгласом выдает: — Один дрозд научился клювом поддевать замок и снимать с петли! Что если это он? Боже! — и он срывается с места, направляясь на крышу, чтобы все проверить. Сону стоит в прихожей, и во внезапно повисшей тишине ему становится до жути неуютно. Эта тишина натянутой струной подрагивает в воздухе низким гулом, с болью надавливая на барабанные перепонки. Сону кажется, что в этой тишине он слышит треск огня, который пожирает заброшенные в него тела. Он стоял тогда в крематории и смотрел на беснующееся пламя, и руки его были в крови, как и лицо, и одежда. Он ударял работников канцелярским ножом четко в вену на шее, и хотя ему не следовало жалеть тех, кто хладнокровно предавал огню стольких погибших игроков, разум твердил ему, что он стал настоящим убийцей. — Этот бунтарь на месте, — посмеивается Нью, спускаясь по ступенькам, выводя Сону из оцепенения. Он с облегчением выдыхает, слегка улыбнувшись. — Значит, показалось. — Раз он такой смышленый, хочу научить его доставлять письма, — с энтузиазмом выдает Нью, позабыв о напряжении, висевшим между ними минутами ранее. — Ну и ну, средневековье какое-то, — хмыкает Сону, но ничего не имеет против. Он помнит, как спустя полгода их секретного образа жизни, они узнали, что под самой черепицей птица свила гнездо и куда-то пропала, бросив на произвол судьбы своего крохотного птенца. Нью тогда захотел его выходить и отпустить, но птица не улетала, так и поселившись у них на крыше. Потом Нью решил, что ей может быть одиноко, и притащил с рынка другого птенца, а потом еще, и еще. — Птичья мама, — ласково звал его Сону в те моменты, а Нью хихикал, смущенно прикрывая лицо ладонями. Сейчас сложно было его так называть, когда птицы выросли, но теперь его можно будет называть птичьим тренером. — Ты хоть знаешь, как это надо делать? — спрашивает Сону про тренировку птиц. — Надо бы почитать и изучить этот вопрос. Попробовать стоит в любом случае! Сону и Нью весь вечер перебирают книги в поисках полезной информации, раскладывают их на полу, делают закладки, что-то шумно обсуждают. И Сону отвлекается от проблемы, которая не давала ему покоя все это время. Он еще успеет подумать на ее счет и что-то предпринять. Главное, не втягивать в это Нью. Он должен жить беззаботно и легко, как свободная птица в небе. Нью, поглощенный новой идеей, на самом деле пытается заглушить волнение, поднявшееся резвой волной в его душе. Ему хотелось считать, что он ошибся и просто навыдумывал всякого. Ему хотелось убедиться в течение этих дней, и уже потом начинать действовать. Но Сону вовлекать он в это не смел. Он достаточно пережил на игре, приняв на себя нелегкий груз ответственности.***
Эрик сталкивается взглядом с собственным отражением в зеркале. На этом мрачном, безэмоциональном лице не отражается ничего, и даже солнечный свет не играет ярким теплом на его впалых щеках и точеных скулах. Сколько времени прошло с того момента, как он оказался здесь? Среди стеклянных зданий и просторных коридоров, сверкающих чистотой столь сильно, что глаза режет с непривычки и голова кружится. Здесь люди чинно ходят с охапками бумаг, поправляя галстуки и пиджаки, ведут беседы, едва касающиеся обычных людей, и делают вид, что знают много больше каждого здесь находящегося. — Господин Сон, вас ожидает совет Высшего круга, — Эрику все еще непривычно слышать это обращение к себе, поэтому он реагирует лишь тогда, когда его снова зовут, — Господин Сон? — А? Да, уже иду, — он кивает, нервно оправив края черного пиджака. Он находится в Высшем круге ровно 9 месяцев и 13 дней, он помнит. Потому что каждую неделю совет вызывает его к себе, рассказывая о важности проведения игр, о ситуации в стране, и об их великих общественных планах, которые приведут к развитию и повсеместному благополучию. — Меня все ещё беспокоит последняя игра, — внезапно произносит господин Ли - глава Высшего круга и совета; все остальные 10 человек кивают ему в молчаливом согласии, а затем косятся на Эрика. Победители игры попадают сюда, но в последней игре не было победителя, и появление одного из участников среди них вызывало много пересудов, упреков и хмурых взглядов. Эрик привык к подобному, поэтому даже бровью не повел, ожидая дальнейших комментариев. — 11 юнцов смогли разрушить нашу идеальную систему. Это повлекло за собой народные волнения, которые удалось остановить колоссальным трудом! Они, пусть и скрывшиеся из поля зрения, все еще представляют опасность для нас! Кто знает, что еще они готовят? И снова эти колючие взгляды, как репейник, цепляются к Эрику, и он сжимает пальцы в кулаки под столом, заскрежетав зубами. Его раздражает то, как к нему здесь относятся, и он хочет очистить свою репутацию, чтобы спокойно существовать в этом мире. Мире, в котором все лучшее достается лишь избранным, достойным по чьим-то придуманным критериям. И ведь Эрик уже здесь, шагнул в этот самый мир, осталось совсем ничего - доказать, на что он способен, и удовлетворить этих стариков с их вечными подозрениями и опасениями за собственные нагретые места. — Что вам нужно непосредственно от меня? — как можно более вежливо спрашивает Эрик. — Их местоположение.