Something to Stand On

Нил Джостен никогда не мог быть настоящим. Он был одной из многих личностей, профессиональным лжецом, до тех пор, пока что-то или кто-то не забрал его; один из верных последователей мясника или, может быть, чрезмерно преданный поклонник Воронов. Эндрю не знал. Нил Джостен был в лучшем случае легким увлечением и балансировал на последнем контроле Эндрю в каждый момент между ними. Нил Джостен был проблемным ребенком с острым языком, и только потому, что Эндрю думал, что у него есть потенциал не быть таким болезненно раздражающим, как любой другой лис на корте. По крайней мере, это то, что говорил себе Эндрю, когда отсасывал другому мужчине в задней комнате Эдема, в то время как Нил спокойно спал в лисьей башне. Их мирная ночь закончилась за несколько часов до этого сигаретой на крыше и слишком большим количеством правд, так много правд и Эндрю чувствовал, что он задыхается, когда они ползли ему в горло. Истины, которые вырезали все, что могли, как только достигли его груди. Он сдавался с тяжестью их ничего, и земля, на которой они доверяли, начала уходить у него из-под ног. Нил сидел рядом с ним, огонек его сигареты, освещающая все эти нереально красивые черты, которые Эндрю ненавидел, блаженно не зная, что «это ничто» заканчивается, всего в нескольких дюймах от него, но Эндрю, он уже организовал падение мира. Потому что «это» никогда не может принадлежать Эндрю; это всеобъемлющее чувство, эта сказка о том, что Нил Джостен когда-либо может быть чем-то большим, чем ничего, и не опустошать Эндрю в процессе. Тот, кто посадил идею в мозг Нила Джостена о том, что Эндрю когда-либо может быть полезен для чего-то, чего-то большего, чем боль и разрушение, лгал ему слишком много раз, они могли мечтать так же высоко, как и сам мальчик. Патологические лжецы бегут парами, или так кажется. Поэтому, когда Нил заснул, глядя на Эндрю, как будто он повесил звезды в небе, прежде чем закрыть глаза, Эндрю знал, что ему нужно делать. Ему придется сломать Нила Джостена, прежде чем Нил сможет сломать его. Потому что, пока Нил смеялся с Мэттом или говорил легкие истины Ваймаку, никто, казалось, не замечал, что Эндрю смотрел на Нила точно так же. Эндрю не спрашивал его имени, и он не притворялся, что его волновало хоть одно слово, которое безымянный сказал после этого. Если он обиделся, он не показал этого, и этого было достаточно для Эндрю. — Хочешь выбраться отсюда? — ответом была только приподнятая бровь, но эго человека, похоже, не пострадало. Он просто ждал, пока Эндрю закончит пить, и был достаточно умен, чтобы следовать за ним, когда Эндрю подошел к двери с надписью «Только персонал». Где-то в задворках сознания Эндрю догадывался что, возможно, сломать Нила будет иметь необратимые последствия. Как Нил посмотрит ему в глаза, когда он узнает? Как, после всех людей, которые вырезали его драгоценную кожу, он мог лежать в постели рядом с кем-то, кто намеренно причинил ему такую же боль. Ситуация была другой, мотив был в нескольких милях отсюда, но предательство все равно звенело у него в ушах. Этого можно было бы избежать; Эндрю мог сказать мужчине, чтобы он пошел нахуй, он мог сесть на сиденье этого проклятого Maserati, и он мог бы вернуться к Нилу. Эндрю мог залезть в постель и быть встреченным человеком, который доверял ему во всем, и спокойно заснуть, как он это делал каждую ночь в течение последнего месяца. Он мог бы это сделать. — Не трогай нигде ниже лопаток и пометь мою шею. Мы не собираемся трахаться, и ты не собираешься меня подводить к разрядке. Я никогда не свяжусь с тобой, и если я увижу тебя здесь снова, тебе лучше повернуть в другую сторону. Да или нет? — Эндрю задал свой вопрос, повернувшись к запертой двери. — Да, да, это звучит идеально. Нил Джостен легко спал, потому что не было причин этого не делать. «Крепко спящий умрет таким образом», — сказала Нилу однажды его мать, где-то в Германии. Поэтому, когда он услышал рычание Maserati, врывающуюся на тихую парковку, он смахнул сон из глаз. Он знал, что Эндрю поехал на машине, он делал так иногда, когда дни были слишком длинными, или идея спать практически кричала о кошмарах которые придут вместе со сном. Нил отпустил его, потому что он знал лучше, чем кто-либо другой, каково это — чувствовать, что задыхаешься под призраками, которые не оставляют в покое. Он услышал, как Эндрю вошел в общежитие с хлопком двери и ключами на прилавке. Дверь холодильника открылась, и ложка стукнула о бока кружки, когда он приготовил себе напиток. В тихом общежитии шум был оглушительным. Эндрю открыл дверь спальни всего через несколько минут, выключил свет и прекратил издавать шум, когда вошел в ванную комнату. Он не сказал ни слова Нилу, когда молча закрыл дверь, теперь в баскетбольных шортах и толстовке Нила, и прошел к кровати. Нил перевернулся в своей постели, открытое приглашение, и спросил простое: «Да или нет?» и не принял это на личный счет, наблюдая, как Эндрю забирается в свою кровать. Сегодня была не очень хорошая ночь, чтобы спать в той же постели, что и он, и это было нормально. Может быть, поэтому, когда Нил мирно заснул несколько минут спустя, Эндрю лежал на спине, глядя на кровать Нила. Дерьмовый матрас в общежитии прогибался под телом Нила, чтобы Эндрю мог точно определить, где лежал Нил. Может быть, тот факт, что это всегда было да, если только это не было нет, имел такую большую власть над ним. Может быть, это был тот факт, что в лице Нила никогда не было намека на разочарование, когда Эндрю отказывал ему в том, что он хотел. Может быть, это был тот факт, что комната была настолько темной, что Нил не мог видеть следы засосов, которые оставил другой человек, разрисовывая шею Эндрю в синий и фиолетовый цвет, как поле фиалок. Возможно, все факторы вместе взятые были причиной, по которой Эндрю не мог заснуть. Может быть, это будет проблемой утром, и Эндрю не знал, как он собирается это исправить или жить с этим дальше. Когда Нил проснулся от звона будильника и восхода солнца через жалюзи, он продумал свой график. Идет на пробежку — вероятно, короткую, в зависимости от того, как Эндрю все еще себя чувствовал, принимает душ, завтракает с Кевином и Эндрю, чтобы пойти на занятия, хотя в основном с Кевином, и пойти на занятия. Его день после этого был бы простой рутиной, как всегда, и ему не о чем беспокоиться. У него было расписание упражнений на сегодняшнюю тренировку, и если бы все пошло так, как планировалось, у них будет уверенная победа над соперниками в пятницу. После этого, если бы Эндрю был готов к этому, они могли бы пойти на крышу и поговорить о том, что происходило прошлой ночью, может быть, нет. Нил бросил ноги на матрас и искал лестницу, глаза закрылись, когда он опустился на пол. Только после того, как Нил направился к ванной, он заметил Эндрю, сидящего в своей постели. Нил продолжил свой путь к двери, схватив одежду и обувь по дороге. — Доброе утро, Дрю. Ты рад поговорить о тренировках за завтраком с Кевином? Молчание. — Я слышал, что у него будет поджаренный пшеничный хлеб, капустные смузи и морковь — твое любимое. Я уверен, что он поделится, если ты вежливо спросишь. Молчание. Нил нахмурился, но продолжил одеваться. Для Эндрю было обычным отклонять небольшие разговоры, но в последнее время он сам иногда начинал бессмысленные разговоры с Нилом. Может быть, сегодня был выходной, и это было то, над чем они могли бы поработать. «Может быть, мне стоит позвонить Би», — подумал Нил. У Эндрю была тяжелая ночь, и сегодня утром ему, похоже, тоже было не намного лучше. Когда Нил вышел из ванной, он снова посмотрел на Эндрю. Эндрю не выглядел так, как будто много спал, но он смотрел на Нила со смесью тоски и осторожной апатии, которую Нил никогда раньше не видел. Как будто он тянулся к чему-то, но терпеливо ждал, когда это откусит ему руку, как только он приблизился. — Дрю, ты спал прошлой ночью? Я могу пропустить свою пробежку сегодня, хочешь… — Не надо. Не называй меня так. Не сейчас. — Эндрю задохнулся словами, как будто они обматывали его горло колючей проволокой. Он плотнее натянул одеяло вокруг своего тела, и Нил никогда не видел, чтобы он выглядел таким маленьким. Это было бы мило, если бы не мешки под глазами или отчаяние в его голосе. — Эндрю, поговори со мной. Что я могу сделать? Хочешь, я позвоню Эбби? Тебе нужно остаться дома сегодня? — Эндрю не ответил ни на один из вопросов, но его плечи сгорбились еще больше, когда Нил подошел чуть ближе. — Эндрю. Да или нет? Нил Джостен был таким же совершенным, как и нереальным, поэтому, когда он задал Эндрю этот вопрос, через несколько часов после того, что сделал Эндрю, и за несколько минут до того, как он узнает правду, Эндрю согласился. Он сказал да, потому что был эгоистом, потому что если Эндрю собирался потерять его из-за бессмысленного минета, он хотел обнять его в последний раз. До того как небо рухнет на землю и разрушит его мир. До того, как Нил перестанет так на него смотреть. Нил был рядом с ним в мгновениях, осторожных руках, бегущих по волосам Эндрю, было за гранью реальности то, насколько мягким мог быть сын мясника. Как Нил был способен на это все после того, как мир показал ему только грубые руки, громкие голоса и острые ножи — Эндрю никогда не узнает. Будет ли Нил все еще таким мягким, когда одеяло упадет? Когда преднамеренная ошибка Эндрю будет выставлена на всеобщее обозрение, свечение из ванной подчеркнет каждый маленький синяк? Эндрю попросил об этом сам, он думал именно об этом моменте, когда он был на коленях перед человеком, который никогда не будет иметь значения, и он думал, что это того стоит. Эндрю думал, что это защитит его от боли со стороны Нила; он просто не думал, что причиняя боль Нилу будет так сильно болеть тело и все внутри. Это ощущение того, что его внутренности вырезаны снаружи, желание рвать себя на части каждую следующую ночь, от одной мысли о том, что Нил уберет свою руку. Заберет себя навсегда у него. Эндрю влюбился в него, полностью и безвозвратно, и он не хотел признавать это, пока не упал на землю. Он разбился о землю. Он сломал фундамент, теперь ему больше не на чем было стоять. — Нил, я сделал что-то плохое прошлой ночью. Я не был пьян. Я инициировал это, я согласился на это. В тот момент я думал, что мне это нужно, но мне необходимо сейчас, чтобы ты понял, что мне это не нужно. Мне больше ничего не нужно и не нужно было тогда, — дрожал Эндрю. Как люди это делали? Если бы Эндрю мог чувствовать только минимум, он не хотел бы представлять, каково это будет для Нила, Нила, который чувствовал все, и ничего из всего дерьма своей жизни не заслужил. Ничего подобного. — Эндрю, что бы ты ни сделал, мы можем это исправить, но ты должен рассказать мне, что случилось… Эндрю уронил одеяло, и последовавшая за этим тишина поразила его так, как он не мог себе представить в самом страшном кошмаре. Нилу потребовалось некоторое время, чтобы понять, на что он должен был смотреть, и что именно это значит. — Эндрю… Секунда. Засосы. Две секунды. Нил не делал их. Они не занимались сексом несколько дней. Три. Эндрю вышел вчера вечером, и он не мог смотреть на Нила, когда вернулся. Четыре. Кто-то другой целовал Эндрю. Эндрю целовал кого-то другого. Нила затошнило, он думал донести это до пола в ванной комнате. Уродливая желтая плитка откололась от многих лет, когда мальчики-подростки не были аккуратны. Может быть, Ваймак мог бы поговорить с кем-нибудь о ремонте. Нил хотел добраться до туалета или мусорного бака, но он не думал, что желчь в горле может ждать так долго. Он просто не хотел пачкать ковер; ковер был хорош. Нил решил, что когда они сделают ремонт, ковер может остаться. Пять. Нил был ничем. Шесть. Они были ничем. Семь. Эндрю хотел кого-то другого, кого-то, кто не был Нилом. Нил не добрался до туалета или мусорного бака, но он добрался до плитки. Это не было достижением, в книге Нила. Сейчас ничто не могло быть достижением. Не тогда, когда его «парень-друг с преимуществами-все-это-ничто» Эндрю был с кем-то другим. Нилу нужно было подумать об этом в комнате, в которой не было Эндрю. Зубная щетка Эндрю в ванной комнате, его одеколон неуловимо витает в воздухе, его постоянное тело, стоящее в дверном проеме — в толстовке Нила, после того, как у него были губы другого мужчины на шее. — Если бы ты мог положить это в стиральную машину, я был бы очень признателен. Мне пора идти. Мне нужно пойти на пробежку, позавтракать с Кевином, а затем пойти на занятия. Это то, что я запланировал сделать сегодня. Нил не знал, пойдет ли он сегодня на занятия или может Кевин позавтракает один после возвращения от Теи, но он знал, что ему нужно бежать. Ему нужно было бежать, потому что если бы он этого не сделал, он бы разрушился. — Абрам, поговори со мной. Ты не можешь убежать от этого, — голос Эндрю был пропитан гневом, это было направлено на Нила или на самого себя? — Я причинил тебе боль, и нам нужно поговорить об этом, чтобы мы могли решить, что делать дальше… — Когда мы стали «мы», Эндрю? Ты всегда говорил мне, что мы «ничто», и что «этого» нет, — Нил не мог в это поверить, не так ли? Эндрю заставил его в это поверить? — Ты не изменял мне, мы никогда не были вместе. Логическое объяснение было мертво по прибытии, доставлено завернутым в неосторожный тон Нила, с синими как небо глазами, которые никогда не выглядели такими мертвыми. Эндрю пусто уставился на Нила, его пальцы дрожали, когда он завязывал шнурки. Эндрю почувствовал пустоту в животе, и он хотел обнять себя, чтобы сохранить свои внутренности нетронутыми. Он хотел, чтобы Нил сохранил свои внутренности нетронутыми. Нил в последний раз взглянул на Эндрю с уровнем апатии, которая напугала его. — Ты всегда говорил, что тебе станет скучно, это произошло раньше, чем кто-либо из нас ожидал. Все в порядке, Эндрю. Это было не так. Все в этой ситуации было не в порядке. Но Эндрю никогда не учили общаться, а Нила никогда не учили справляться. Не с этим, не с чем-то подобным. Поэтому, когда Нил закрыл дверь комнаты, Эндрю молча стоял там, спрашивая себя, действительно ли это то, чего он хотел. Если это было то, что необходимо чтобы чувствовать себя защищающим и защищенным, Эндрю никогда не хотел делать это снова.