Вместо нее

      Елена завернулась в плед, поудобнее устраиваясь на диване. Восемь часов вечера, любимое ток-шоу, легкий салат на ужин. Потом можно будет почитать что-нибудь или посмотреть кино, недолго поболтать с Сэмом по телефону, выпить чая, какао или бокал вина, принять душ и лечь спать. Так проходили ее вечера. Спокойные, тихие, чаще всего одинокие, но не менее от этого уютные. Она укутывалась в тишину, нарушаемую лишь бормотанием телевизора или тиканьем часов в гостиной, надежно пряталась в коконе, свитом из похожих, словно близнецы, друг на друга дней. То, что прежде тяготило, теперь стало неотъемлемой частью ее жизни, и Елена ни о чем не жалела. Слишком много в ней уже бурь, много горя, потерь, беспочвенных и вполне обоснованных обид, чувства вины. Гибель родителей заставила ее быстро повзрослеть, все остальное — известие о том, что она приемная дочь, желание отца забрать ее от семьи, адаптация на новом месте — поначалу породило какую-то хроническую усталость. Но со временем внутренние протесты сошли на нет, и теперь Елена жила в подобии мира с самой собой. Мира, который рьяно оберегала. Стерегла от чужих глаз и новых людей, с их беспокойством, заботами, внутренней сумятицей. И даже от близких. Особенно от них. От тех, кто настойчиво искал в ней прежнюю Елену — смешливую, беспечную, готовую ввязываться в разные, даже самые рискованные авантюры, искал и не находил.       Трель мобильного телефона вывела Елену из легкой задумчивости, и только тогда она поняла, что почти не следит за происходящим на экране. Вздохнув и откинув плед, она спустила ноги на пол, нащупывая тапки.       — Да, Ник, — телефон нашелся в сумочке, оставленной на трюмо в коридоре.       — Привет, Елена, — отозвался на том конце провода тягучий голос с английским акцентом. — С наступающим тебя.       — Не рановато ли? — усомнилась она, возвращаясь к телевизору. — Ты что-то хотел? Если сказать спасибо, то без проблем…       — Меня заела совесть, — перебил коллега.       Брови Елены взметнулись вверх, лицо приняло скептическое выражение.       — Тебя? Что случилось, Макларен?       — Меня оскорбляет твое недоверие, — фыркнул Ник, а потом вздохнул. — Поссорились с Маргарет. Она уже успела пожаловаться моей мамочке, и теперь они заодно. Так что я предпочту любые пытки семейному рождественскому ужину.       — Как мило, — пробормотала Елена.       — Ты не рада? — не слишком правдоподобно удивился Ник.       Они уже давно привыкли, что Гилберт — девушка, мягко говоря, своеобразная: любит засиживаться на работе допоздна, без проблем меняется дежурствами, редко появляется на любых неформальных сборищах. Ходили разные слухи — о тяжелом разрыве, отце-тиране, темном прошлом, но было ли что-то из этого правдой, Ник не знал.       — Рада, конечно, — отозвалась Елена, прекрасно понимая, что по ее голосу этого не скажешь. — Просто, если ты завтра передумаешь…       — Не передумаю, — уверил ее Ник.       Не то чтобы он совсем не сомневался: Маргарет девушка, конечно, вспыльчивая, но отходчивая, а еще страстная, как дикая кошка, и любит мириться ночи напролет, поэтому он и согласился расстаться с холостяцкой жизнью так рано. Но дважды менять решение было неправильным по отношению к Елене — даже его не слишком въедливая совесть не позволила бы этого.       — Ладно, тогда хорошо, — с наигранной бодростью сказала она. — С наступающим тебя.       — Елена… — Ник прикусил язык, но было уже поздно.       — А?       — Ты, в общем, не встречай Рождество одна, — быстро проговорил он. — Увидимся в следующем году.       — Да... конечно, увидимся, — запнувшись, отозвалась Елена, но Ник уже повесил трубку.       Снова забравшись с ногами на диван, Елена какое-то время неотрывно смотрела в светящийся экран, а затем, в приступе непонятного раздражения, схватила пульт и выключила телевизор. Подтянув одно колено к груди и уткнувшись в него подбородком, она задумалась, невольно прокручивая в голове последние несколько лет жизни....       Первое время по приезду в Ричмонд она жила с Джоном. Не сказать, чтобы это было легко, особенно поначалу, но стоило ей немного ослабить оборону и перестать воспринимать любое его слово или поступок в штыки, как жизнь начала налаживаться. Они не были особенно близки, она по-прежнему называла его по имени, но с некоторых пор в разговорах со знакомыми он все-таки стал «отцом», а их общение приобрело устраивающий обоих тон. Пожалуй, это был лучший итог, на который можно было рассчитывать.       Примерно через год Елена поступила в университет и переехала в студенческое общежитие. А затем, прямо на выпускном, отец сделал ей более чем щедрый подарок — небольшой домик в пригороде Ричмонда. И хотя они об этом даже не говорили, Джон Гилберт словно бы почувствовал, что дочь не собирается искать других вариантов и останется в полюбившейся полупровинциальной больнице. И действительно — временная практика стала постоянным местом работы, до которого она могла добраться за пятнадцать минут на машине. Впрочем, большую часть времени та пылилась в гараже, а Елена предпочитала выйти пораньше и пройтись пешком. Иногда ее подвозил Сэм — когда погода не располагала к прогулкам или ей просто хотелось поговорить с кем-то не о работе.       Уже второй год Елена жила одна. Изо дня в день, из месяца в месяц, теперь уже — из года в год, и ее все устраивало. Но при мысли об одиноком Рождестве стало тоскливо. Конечно, у нее есть свой дом, любимые фильмы и отличный диван, а еще кровать, куда можно лечь пораньше и забыть, что сегодня двадцать четвертое декабря. На крайний случай — есть Сэм. Она не хотела отрывать его от семьи, но он бы с радостью приехал к ней на обед. Все-таки это было лучше, чем… что? Одиночество? Поездка домой? Ведь даже Джона не будет в городе на праздниках.       Последний раз Елена приезжала на Рождество в Мистик Фоллс четыре года назад. Елена до сих пор помнила это пробирающее до костей чувство инородности. Отчего-то смущенные и вежливые «Передай, пожалуйста, салат» и «Как учеба?», неловкость от соприкосновения взглядами, неуверенные улыбки. И это ожидание — выматывающее, высасывающее остатки сил. Они ждали ту Елену, которую помнили и любили, ту Елену, которой рассказывали городские сплетни или вместе вспоминали детские шалости. Ту, от которой она однажды вполне сознательно отреклась. В другие дни было проще, но навязанная атмосфера семейности торжества давила до ломоты в плечах.       Ей вспомнился вчерашний разговор с Бонни. Ее вялые оправдания, горячие уговоры подруги, в голосе которой под конец отчетливо слышались разочарование и усталость. Год, другой, и они тоже сдадутся. Перестанут ждать ее. На мгновение ею овладел страх, но Елена стряхнула его. Поднявшись, она отправилась в кухню и включила чайник. Под шум закипающей воды, она вглядывалась в темноту за окном, рассеиваемую тусклым светом фонарей и соседскими гирляндами. Так будет лучше — для всех них. Она никогда не станет прежней. Не потому, что не хочет, а потому, что в тот далекий день все изменилось, и главное — изменилась она сама. Теперь у нее была любимая работа, отец, который не навязывал ей свое общение, друг, с которым можно было поговорить по душам в редкие минуты необходимости, и крыша над головой. Все, что нужно… Нет, не для счастья. Просто нужно. Такие слова как «счастье» и «любовь» давно потеряли для Елены свою обманчивую привлекательность, не выдержав встречи с реальностью.              Проснувшись на следующее утро, Елена какое-то время не могла заставить себя встать с постели — она так и не приняла накануне окончательного решения, отложив его на потом. И это «потом», судя по всему, наступило. Повернувшись на бок, она задумчиво смотрела в холодное голубое небо — с некоторых пор она перестала закрывать занавески на ночь, предпочитая полумраку залитую дневным светом комнату. Словно так она становилась частью чего-то большего, не лишаясь права просыпаться одной и не чувствовать себя при этом ущербной. На самом деле, было не так легко прийти к этому. Чтобы слова «меня все устраивает» не фальшивили в глубине души робкой надеждой и бессмысленным ожиданием. Но у нее получилось.       Подумав об этом, Елена откинула одеяло в сторону, чуть поежившись от окутавшей разгоряченное тело прохлады, и поднялась. Потягиваясь, она подошла к окну и улыбнулась знакомой картине, которую наблюдала чуть ли не каждое утро: ее сосед направлялся к почтовому ящику, а возле его ноги степенно и гордо вышагивала немецкая овчарка, которую выдавал только виляющий хвост.       Так они когда-то и познакомились. Мальчишка-разносчик перепутал адреса. Елена до сих пор помнила, с каким удивлением забирала пачку пухлых конвертов, журнал и несколько цветных брошюр из ящика для писем. Разобравшись, что корреспонденция предназначалась не ей, она решила сначала окончить завтрак, а уже потом отнести почту по назначению. Но сама не заметила, как увлеклась, перелистывая плотные, пахнущие краской страницы журнала, на обложке которого красовались две статные гончие. Она даже не услышала, как в дверь постучали, и очнулась, лишь заметив в своей гостиной молодого привлекательного мужчину. Без проблем разглядев ее чтиво, незнакомец улыбнулся:       — Кажется, это мое, — сказал он, а затем шагнул к ней, протягивая руку. — Сэм Адамс, ваш сосед.       Растерявшись, она машинально пожала крепкую и теплую ладонь.       — Как же зовут вас, прекрасная похитительница?       — Я? Что? То есть, нет… — Елена запнулась, переведя взгляд с Сэма на журнал и обратно. — Я хотела это вернуть, но… кажется, немного увлеклась.       — Хм, похоже, ситуацию сможет исправить только чашка кофе, — задумчиво проговорил он, а потом вздохнул, посмотрев на стоящую перед ней миску с хлопьями. — Но соглашусь и на стакан молока.       — Елена Гилберт, — улыбнулась она. — Кофе тоже найдется.       Сэм Адамс оказался ее разведенным соседом кинологом и просто отличным парнем. Случайно появившись в ее жизни, он никогда открыто не претендовал на особое в ней место и не проявлял чрезмерного любопытства, довольствуясь только тем, что рассказывала сама Елена.       Сам он, кажется, ничего не скрывал. В очередном разговоре Сэм поведал ей, что выбрал профессию кинолога еще в детстве, допекая родителей тем, что таскал в дом и прикармливал всех бездомных шавок в округе. Когда ему было десять, отец умер от сердечного приступа, и его мать, довольно известная на тот момент писательница-романистка, слегла с сильнейшим нервным расстройством. Оправившись со временем, она сделала все, чтобы сын сумел освоить ту профессию, о которой мечтал. Женился он довольно рано, но брак не сложился, а после того как жена потеряла второго ребенка, и вовсе затрещал по швам. Были попытки спасти отношения, выяснения, кто больше не прав, длинные, тяжелые разговоры, истерики и походы к семейному психотерапевту. Однажды Саманта просто съехала вместе с сыном и вещами из их съемной квартиры, пока Сэм был на работе. Тогда он вернулся к матери — волнения за него вновь пошатнули ее здоровье, и она почти не выходила из дома. Потеряв мужа, миссис Адамс больше не писала книг, но вела колонку в одной из чудом еще не обанкротившихся газет, и Сэм очень боялся того, чем для нее может обернуться потеря работы.       — Ты считаешь меня неудачником? — спросил он как-то у Елены, поделившись очередными подробностями.       — Неудачником? Почему?       — Тридцать лет, живу с мамой — по-моему, это классика, — усмехнулся он.       — Я считаю тебя хорошим человеком, — Елена тепло улыбнулась. — А еще хорошим отцом и сыном. И профессионалом, конечно же. Так что, по-моему, ты вполне состоявшийся человек, а значит, никак не можешь быть неудачником.       — Спасибо, — серьезно ответил Сэм, помолчал, глядя на нее как-то слишком внимательно, и нерешительно продолжил: — Елена…       — Подожди, — она выудила из сумки вовремя зазвонивший мобильный. — Да, Метт, — чересчур бодро поприветствовала она бывшего парня, с которым встречалась еще в школьные годы. — Да, все хорошо…       На протяжении всего разговора Сэм бросал на нее задумчивые взгляды.       — Твой парень? — напрямую спросил он, как только Елена повесила трубку.       — Нет… то есть… все сложно, — промямлила она, злясь на себя за вынужденную ложь.       Но ей так не хотелось терять единственного друга.       — Что ж, — сказал Сэм после небольшой паузы, — несмотря на мое разбитое сердце, я рад, что у тебя кто-то есть, — он улыбнулся, и Елена поняла, что он не лукавит — в первую очередь, она тоже была для него другом.       — Пфф, — она шутливо пихнула его локтем в бок.       Вынырнув из воспоминаний, Елена увидела, что Сэм тоже заметил ее и машет рукой. Стыдливо прикрывшись занавеской, она ответила на приветствие, Адамс демонстративно прикрыл глаза ладонью.       Фыркнув, Елена отошла от окна. Нет, она не станет навязываться ему в праздник, который он собирался провести в компании матери, «десятка ужасных тетушек» и новой девушки, с которой у него только-только начали завязываться отношения. Вместо этого у нее будет свое маленькое Рождество, ее собственная новая традиция. И никаких лишних переживаний, судорожных поисков, жалости к себе или страха перед будущим. Она просто привыкнет. Как привыкала ко многим вещам до этого.       Правда, заглянув в холодильник, Елена поняла, что кое-чего ей все же не хватает. Приготовить легкий, но по-своему изысканный ужин оказалось просто не из чего.