Лики Макая

В один из дней Йоко, задумчиво жуя травинку, которую до этого вырастил на абсолютно голой земле, точнее, прямо в пространстве (сейчас они слишком близко подобрались к Барьеру, и безжизненное окружающее пространство не имело привычных контуров), — сказал: — Ему надоело. Хиеи, до того осматривавший территорию, отвлекся от всё еще непривычного занятия и посмотрел на лиса: — Кому? — Кураме. В имени, сорвавшемся так легко с его губ, не было сожаления и скорби — обычная констатация факта. Слишком сухо для того, кто прятался в чужом теле. — Что именно ему надоело? — уточнил Хиеи, раздумывая: разматывать повязку на лбу сразу или немного подождать? Использование Джагана всегда требовало много сил и йоки. Йоко-то и раньше демонстрировал, что с легкостью может убить огненного демона, но если он ослабнет — это станет не тяжелее, чем переломить зубочистку. — Убегать. Прятаться. Скрываться. Контролировать свою йоки, — перечислял Йоко, снова касаясь Барьера пальцами. Снова обжег их, облизал. Каждый раз одна и та же история, словно в памяти его не откладывались прошлые ошибки. Или ему нравилась боль? — Много всего. Вот и надоело. — Курама был не из тех, кто легко откажется от жизни, — возразил Хиеи. Он сжал ладонью печать на правой руке, под которой томился дракон. — Он слишком любил свою мать. — Именно она виновата в его смерти. — Знаю. — Хиеи винил себя в том, что не смог предотвратить смерть друга. Курама просил не вмешиваться, и Хиеи не вмешивался, но преодолеть собственное сомнение и смотреть, как единственный близкий друг умирает на глазах, было тяжело. А теперь Йоко снова играет на его чувстве вины, пытаясь в очередной раз чего-то добиться — он же упоминал, что Хиеи ему зачем-то нужен. Неужели сейчас пробило на откровения, и он расскажет то, что Хиеи хочет услышать? — Ты не понимаешь. — Сквозь белую челку на глазах Йоко посмотрел на него, усмехнулся: — Если бы ты помешал Кураме и убил его мать, он бы тебя не простил. А ты этого не хотел. — Нет, — признался Хиеи. — Но и смерти Курамы я не хотел. — Он принес себя в жертву, чтобы его семье ничто больше не угрожало, — Йоко вздохнул. Обернулся к Барьеру, прислушиваясь к окружающему пространству, продолжил: — Слухи о смерти разносятся быстрее, чем ты можешь представить. И все враги, которых у меня было превеликое множество, наверняка удавились от злости, что не смогли сами со мной расправиться. Хотел бы я посмотреть на их лица. Йоко рассмеялся. Хиеи не верил. В его словах была логика, но ее тоже можно продумать и сочинить умело. Курама отлично умел делать подобное. Он был слишком умным. И не верится, что смог пойти на такой серьезный шаг. Ладно Хиеи, ладно Юске и остальные, но собственную мать? Что-то не складывалось. — Ты ведь не договариваешь главного, да? Йоко перестал смеяться, потянулся, взмахнув кончиком хвоста: — Если я буду рассказывать сразу обо всем — это станет скучным. Йоко обернулся в тот момент, когда Хиеи уже стянул со лба повязку. Джаган смотрел на него, следил за каждым движением. Довольная улыбка показалась на лице Йоко. — Ты стал умнее, — заметил он одобрительно. — Я хочу знать правду, — сказал Хиеи. Сжатый в ладони белый отрезок ткани обвис мертвой петлей. — Ладно, — Йоко пожал плечом. Кивнул в сторону Макая. — Нам туда. Тут слишком неспокойно. — Признай, что тебе нужна земля для растений. — Ты ошибаешься. Главное условие — это вливание йоки в само семечко. От этого оно начинает расти, — охотно объяснил Йоко. — Земля для отвода глаз, — понял Хиеи. Он же столько раз видел, как Курама из волос извлекал розу — обманное и красивое движение, отвлекающее от главного. — Схватываешь на лету. От похвалы Хиеи проникся к Йоко большим доверием. Почувствовал, как сердце бьется чаще, словно учитель похвалил его достижения. Фальшивое чувство, которое Хиеи в себе старался искоренить. Он восхищался Йоко, но из-за Курамы его каждый раз охватывали противоречивые чувства. И забыть нельзя, и наслаждаться непозволительно. — По этой причине ты мне нужен. — Помню, ты как-то упоминал, что тебе что-то нужно в Нингенкае, — нахмурился Хиеи, сверля спину шагавшего впереди Йоко. Он позволил тому отклониться от темы касательно смерти Курамы и сейчас читал мысли, пробегавшие в голове Йоко с небывалой скоростью. Множество картинок, обрывков воспоминаний, ничего не значащих фраз, чья-то смерть и много крови, бегство, Курама... Хиеи непроизвольно вздрогнул. Он смотрел на Йоко, и до него медленно доходило то, что скрывалось под фальшью последних лет. Не хотел верить, но видел. ...Курама договорился с Йоко. Заключил сделку: добровольно отдал тело Шуичи при условии, что после его "смерти" Йоко будет заботиться о матери и проследит, чтобы ни один йокай не смог причинить ей вреда. Потому как месть йокаев могла достигнуть его матери, несмотря на смерть самого виновника. Естественно, Юске и остальным он ничего не рассказал, чтобы так было убедительнее бежать. И это дурацкое, набившее оскомину, прощание, больше похожее на признание: "Ты мне всегда нравился, несмотря на твою угрюмость и одержимость силой. Поэтому, прошу, не надо ничего делать ради меня", — которое Хиеи вспоминал так много раз, что казалось, его не было вовсе. Все произошло ранним утром. Курама и Минамино Шиори возвращались домой из поездки. Курама, печально улыбнувшись, прорастил семечко макайкого мака, который своим запахом вызывал галлюцинации, переходящие в глубокий затяжной сон. Так мак защищал себя от хищников, а вот забредших путников защитить никто не мог. Некоторые виды плотоядных растений вполне уживались с макайскими маками, прекрасно взаимодействуя. Курама приготовился к тому, что будет, и спокойно заговорил: — Мам, мне очень понравилась поездка, спасибо. — Шуичи, — не отрываясь от дороги, мать улыбнулась, — мы уже давно хотели с тобой съездить. Ты ведь мечтал еще с прошлого года. Сокровищница императора — поистине красивое место, мне самой было интересно. Курама согласно кивнул. Он с замиранием сердца ждал, когда запах распространится по всему салону и начнет действовать. С Йоко он уже договорился и хотел в последний раз попрощаться с той, кто научил его испытывать не только гордость и жестокость, но и любовь. — Чаши Бессмертия прекрасны, — подхватил Курама, вцепившись в пояс безопасности, перечеркивающий грудь смертельной меткой. — Как и сундук с сокровищами, принесенный в дар. Чеканка монет невероятна в своих мелочах, а блюда из золота с изумрудами и рубинами — отдельный разговор. Спасибо, мам... Курама чувствовал вставший в горле ком, как наворачивались слезы, собираясь крупными каплями и застилая глаза прозрачной размытой пленкой. Он сдерживал себя, понимая, что это самый последний раз, когда он видит ее лицо таким светлым, наполненным спокойствием и радостью, пока ничем не омраченным. Она ведь будет винить себя в том, что не уберегла его, что сама стала причиной, что не справилась с эмоциями. — Милый, когда приедем домой, у меня для тебя подарок. — Спасибо... мам... — Курама почувствовал, как слезы скатываются по щекам, оставляя отвратительные влажные дорожки, похожие на его кривую жизни. — Спасибо... за все, — он протянул руку и сжал ее ладонь. Ее тепло, родное и привычное, влилось в ладонь успокоительным. — Не за что, Шуичи, — мать посмотрела на сжавшую ладонь и закричала от ужаса. А потом все закрутилось с головокружительной скоростью. Машина вильнула в сторону, царапаясь о бортики ограждения, вспарываясь металлической боковиной. Шиори пыталась отбиться от демона, сидевшего на месте ее сына и державшего ее за руку. Неуправляемая машина петляла на дороге. Мать вырывалась из мертвой хватки, даже расстегнула ремень безопасности, чтобы лучше отбиваться. О том, чтобы следить за дорогой, когда рядом сидит чудовище, и речи не шло. А когда ей удалось высвободиться, закричала: — Шуичи! И Курама не выдержал. Закричал от безысходности и своего неудачного плана, из-за которого ему пришлось причинить боль человеку, ближе которого не было. Он хотел изменить решение, хотел вернуть обратно то, что натворил, но было уже слишком поздно. Шиори, испугавшись пронзительного крика, нащупала пилочку для ногтей, которая всегда лежала у нее в кармане куртки. Она нанесла несколько ран прежде, чем вильнувшая машина выскочила на встречную полосу, по которой несся грузовик. Курама вовремя вывернул руль, и машина съехала по склону, врезалась в дерево. Шиори выбросило сквозь лобовое стекло. Она пролетела несколько метров тряпичной куклой. Вся в его крови, без сознания, неподвижная. Гулко бившееся сердце разрывало грудную клетку, в ушах гудело. Курама ничего не чувствовал, кроме сожаления и злости на самого себя. Время замерло. Подбегавший водитель грузовика — его Курама заметил краем глаза — что-то кричал. Кровь из ран капала слишком медленно, привлекая затаившихся в листве деревьев мелких йокаев. Он распугал их, пустив мощный импульс йоки. Выбраться из машины, наполненной дурманящим запахом, было сложно. Он держался за плечо, но медленно шел по осколкам стекла к матери, лежавшей на пожухлой листве. Курама не слышал, что говорил водитель грузовика, в ушах стоял нескончаемый звон, голова кружилась, перед глазами двоилось. Регенерация, так необходимая сейчас, не работала. Шиори вздрогнула, приоткрыла глаза. Курама присел рядом, ободряюще сжал ее плечо. Мать посмотрела на него и ее лицо исказилось гримасой ужаса. — Шуичи... — прочитал Курама по ее губам. — Где он... Курама обещал, что подчинится Йоко. Йоко обещал позаботиться о матери. Они обо всем договорились. А остальным не обязательно знать, что случилось. Осколок стекла словно сам оказался под её рукой. Она схватила его и... Йоко хлопнул в ладони, и Хиеи дернулся, выпадая в реальность. Он потер лоб, пытаясь сориентироваться — он еще никогда не проникал в мысли так глубоко, и теперь расплачивался за это. Они находились все на том же высоком островке; с одной стороны было бесконечное макайское море — пожалуй, единственное в своем роде, — по другую — густой лес. — На самом деле, — Йоко почесал ухо, — не стоит его винить. — За то, что он ничего не сказал? — Хиеи все меньше и меньше доверял Йоко. Тот преследовал свою выгоду. Но какую? Почему он, освободившись, работает на Рейкай, ведь мог сбежать в любой момент, сам же говорил. — Или за то, что он сделал такое с собой? — Ты знаешь ответ, — Йоко потянулся и плюхнулся на огромный фиолетовый лист с желтыми прожилками, служивший ему местом отдыха. — Нет. Йоко сузил глаза, сверкнув желтыми радужками, процедил: — Ты снова врешь. Врал. На самом деле Хиеи сделал бы то же самое для Юкины. — Но я тебе нужен. — Мне никто не нужен, я и один могу справиться, — Йоко закинул руки за голову, посмотрел в черно-красное небо. — Но ты забавный. И он просил за тобой присмотреть — я не мог отказать. — Значит, ты признаешь, что ты и Курама совершенно разные? — Мыслим по-разному, но являемся одним целым, — Йоко не повелся на провокацию. — Тебе не надоело нас сравнивать и вычленять то, что ты хочешь вернуть? — Он перевернулся на живот, хвост вилял из стороны в сторону. — Забудь. Курама добровольно ушел. Возможно, он дремлет где-то внутри меня в глубинах сознания, но ты до него не достучишься. Значит, шанс был. Хиеи знал, что Йоко говорил правду — Джаган не даст соврать. Все, что требуется, — оставаться рядом с ним, как он сам того и желает. Хиеи никуда и не собирался уходить, потому что с Йоко было гораздо интереснее даже на патрулировании. Без него он был бы послушной собачонкой у Рейкая, выполнял всякие мелкие поручения, как когда-то вместе с Юске. Хиеи остался бы с Юске, но тот после смерти Кейко решил вести отшельнический образ жизни, и где он сейчас находился — не нашел бы ни один детектив Рейкая, что уж говорить про остальных? — Хорошо, — Хиеи сел на землю возле выложенного по кругу камнями затухшего костра. Немного йоки — и огонь яркой вспышкой взмыл в небо, тут же опадая. Хиеи подкинул веток, влажных и сырых от близости моря, и они тут же зашипели. Точно так же, кажется, совсем недавно, Хиеи сидел с Курамой, и они обсуждали первое совместное дело — проникновение в Хранилище Рейкая за тремя сокровищами. — Так что тебе надо? — повторил в который раз Хиеи, предвкушая нечто интересное. — Ты же работаешь на Рейкай сейчас. — Сейчас мне это выгодно. Я на стороне Рейкая, а он замял все мои грешки, дает возможность гулять по мирам и при этом не преследует. Исчезнуть незаметно в один из переходов при патрулировании — раз плюнуть. Меня не будут искать сразу, даже не заподозрят в чём-то. Хранилище Рейкая совершенно бездарно охраняется — заберу кое-что и исчезну. — Не думаешь, что я тебя сдам? — Ты? — Йоко рассмеялся. — Врешь. — Да, — согласился Хиеи и усмехнулся. — Проникну, заберу, уничтожу и освобожусь от надзора Рейкайских псов, — перечислил Йоко. — А прятаться я умею. С тобой это будет проще. И веселее. — Уж постарайся, — улыбнулся Хиеи. Жизнь налаживалась. И если раньше это было нудным однообразным существованием, то перспективы Йоко ему нравились гораздо больше. Ограбить Рейкай? Что может быть интереснее. Не говоря о том, что в напарниках у него самый известный на все три мира вор — Йоко Курама.