***
— Веселье только начинается, — уныло, всем своим видом показывая сарказм, тянет Накахара, покручивая бокал с шампанским. Дазай неопределенно пожимает плечами, и жест этот означает весь спектр эмоций от «согласен полностью» до «надо бы устроить скандальчик». — А может… — Нет, — отрезает Чуя, даже не давая договорить наёмнику. Знает он, что тот предложит: уронить пирамиду из бокалов или задеть плечом какого-то беднягу, чтоб заставить его потом извиниться. Не сказать, что Осаму был жестоким, совсем нет. Он просто искал любую возможность развлечься, чтоб хоть немного забыть о смерти, преследующей его по долгу службы. И ведь до сих пор не забрала; жалеет, чертовка. В ответ на отказ парень строит недовольную мордочку и, ища хотя бы какого-то поощрения, покровительски приобнимает своего господина за плечи. Накахара кривится, однако большого недовольства не высказывает. — О, — губы Дазая складываются в трубочку, а глаза невольно начинают сверкать и улыбаться даже без участия рта. Он, всё ещё не отпуская начальника, постукивает длинными пальцами по его плечу, привлекая внимание, — Там, случайно, не наш кадр стоит? Возле фуршета. — Какой кадр? — Чуя прищуривается, из-за чего и без того узкие глаза вытягиваются в тонкую линию, а наёмник скрывает улыбку в плече: знает, что попадёт за умиление выражению лица начальника. — Подожди. Вроде он, — Рука Осаму тут же соскальзывает с плеча, а взгляд становится хищным: сосредоточенным, но не без толики азарта. Для него было честью загнать такую длинноногую лань. — Я разберусь. — Нет. Стой. Нельзя убивать людей посреди торжественных вечеров. В конце концов, это невежливо: вдруг они ещё не успели насладиться танцами?***
Дазай же, к сожалению (а может и счастью) Оды, метафор зачастую не улавливал. Он предпочитал действовать и лишь потом думать, что же именно вкладывал человек в свои слова. Особенно если этот человек — любимый и драгоценный босс, пусть и не терпящий нежностей на людях. Осаму ведь знал, насколько ласковым тот может быть. Замечтавшись о сильных пальцах в копне своих волос, он буквально впечатывается в высокого мужчину, к которому, собственно, и направлялся. Приятно знать, что вестибулярный аппарат не подводит даже после бокала шампанского. Тот, кажется, даже внимания не обращает («Видимо, привык к вечно врезающимся официантам», — промелькнуло в голове Дазая), но взгляд приходится перевести после пары довольно сильных тычков пальцем куда-то в область плеча. Казалось, что сердце Одасаку провалилось куда-то вниз, вышло через брюки и больше никогда не планировало возвращаться, оставив хозяина тела самостоятельно разбираться в сложившейся ситуации. Человек, которого он столько раз замечал в окне тонированной машины, которого видел на каждой фотографии, висевшей в кабинете, человек, на которого он хотел найти хоть что-нибудь, стоял перед ним и весело улыбался. В глазах, как и у Накахары на той самой фотографии, мелькала искра, зажегшаяся то ли от алкоголя, то ли от вида жертвы, загнанной в угол. — Добрый вечер, господин Сакуноске. Простите, что напугал Вас. Просто хотел поближе познакомиться с человеком, который так настойчиво пытается стать частью моей жизни, — добродушная, на первый взгляд, улыбка не сулит ничего хорошего, Ода прекрасно это понимает. Он делает шажок назад, пытаясь хоть немного отдалиться от опасности, но Дазай и не думает отступать, приближаясь ровно на то же расстояние. — Позвольте вопрос. Что Вы здесь делаете? — Что же делает журналист на вечеринке богачей?.. Глупый вопрос. Думаю, Вы и сами знаете, — мужчина старается успокоить дрожь в руках, но бокал всё равно заметно прыгает, из-за чего приходится отставить его на барную стойку. Почему, ну почему у него всё время что-то идет не так?! «Даже завещание не успел составить», — проносится единственная мысль в голове. — У меня к Вам деловое предложение, — Дазай не медлит, кладя руку рядом с бокалом мужчины и слегка постукивая пальцами, из-за чего Ода переводит взгляд на них, будто загипнотизированный мерным мягким звуком, — Вы навсегда отвязываетесь от моего босса, а мы предоставляем Вам информацию, которая может быть гораздо интереснее той, что ты пытался нарыть, — Осаму позволяет себе фамильярность, которую собеседник даже не заметит, увлеченный высматриванием подвоха в глазах наёмника. Неужели он не шутит? — И вы даже не планируете меня убивать? — Ну что ты. Конечно, его темнейшество бывает иногда жесток… — Дазай оглядывается через плечо в сторону начальства, на что получает неопределенный взгляд, что-то среднее между «делай, блять, свою работу» и «я горжусь тобой». Всё-таки муж и жена… точнее, муж, — но нельзя же убивать всех, кто хоть немного лезет к тебе? Тогда бы совсем никого в городе не осталось, — молодой человек усмехается и хватает бокал, который ещё недавно держал Сакуноске, смело отпивая из него. Тот даже возразить не может, да и не хочет, если честно. Брови Оды хмурятся, а губы поджимаются. Он работал над этой статьёй столько времени не для того, чтоб сдаться, но цена слишком высока. Не каждый готов заплатить за сенсацию своею жизнью. Одасаку тоже не готов. — Что за информация? — мужчина прикусывает губу с внутренней стороны, стараясь заглушить голоса в голове, которые транслировали кардинально противоположные мысли. «НЕ СОГЛАШАЙСЯ. ЭТО ОБМАН!» — кричал первый. Ода практически чувствовал, как тот рвал на себе волосы. «СОГЛАШАЙСЯ. ТЕБЕ ВСЁ РАВНО ПРО КОГО ПИСАТЬ!» — нет, совсем не всё равно. Сакуноске с самого детства обладал обостренным чувством справедливости, поэтому раскрыть дело, которое, как ему казалось, имело государственный масштаб, было честью. Он уверен, что Накахара так или иначе связан не только с коррупционными сделками, но и с чем похуже, мафией, например. Честно говоря, даже сам Осаму выглядел как типичный её представитель. — Мори Огай. Думаю, ты сам прекрасно понимаешь, что это рыба покрупнее. — Гораздо крупнее… — Одасаку приходится схватиться за барный стул, чтоб окончательно не свалиться с ног. Такое предложение полностью меняет ход дела, ведь Накахара, в сравнении, был просто песчинкой на огромном пляже, именуемым правительством. — Тогда согласись, что это выгодное предложение, господин?.. — Сакуноске Ода. — Господин Одасаку. — Меня зовут не… — Через пятнадцать минут у черного входа. Садись в машину и не задавай лишних вопросов, — рука Дазая скользит по плечу мужчины, а пальцы касаются затылка, слегка сжимая волосы. Тот даже оглянуться не успевает, как наёмник скрывается в толпе, Ода лишь чувствует легкую улыбку, адресованную ему. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, журналист замечает огненную копну волос, направляющуюся к чёрному выходу.