Песня рассвета

Ты хочешь сказать, что думаешь, будто знаешь ответ на эту загадку? Мартовский Заяц

Они приносят Салли к Дереву Душ и укладывают на мох под светящимся шатром спускающихся сверху ветвей. Нейтири молча садится рядом. Она касается лица мужа кончиками пальцев. Обводит закрытые глаза, заострившиеся черты. Под ее теплыми руками холодная неподвижность камня. Безмолвие остановленного движения. Оболочка застывшей мраморной статуи. Души Джейка больше нет в этом теле. Это даже не кома. Это состояние куда более глубокой потери сознания. Теперь он с Эйвой. До ухода за грань осталась пара шагов, и эти шаги будут пройдены в любой момент. Полковник понимает это очень четко: он видел достаточно умирающих на своем веку. И тут краем глаза Куоритч замечает какое-то движение. Он и не заметил, что у Дерева был еще кто-то. Это молодая пара. Женщина прижимает к груди малыша, а мужчина ласково обнимает ее. На'ви склоняют головы в знак уважения к чужому горю и тихо уходят. – Они слушали свою песню рассвета, – говорит Мо'ат. – Что? – переспрашивает Куоритч. Информация сейчас доходит до него с трудом. – Песню рассвета, – повторяет цахик. – Так мы говорим, когда наступает новая важная часть жизни. У той пары родился первенец, и они приходили с ним к нашему священному Дереву. Кому-то время жить. Кому-то время умирать. Так было и так будет. ***** – Теперь он с Эйвой, – тихо говорит Мо'ат и протягивает руки к Нейтири. – Дочь моя, поплачем вместе. Ну вот, а говорила, что выплакала все слезы. Но Нейтири будто не слышит мать. Она сидит возле тела мужа и смотрит на него застывшим взглядом. Потому что слишком сильное горе выжигает еще не успевшие пролиться слезы. Куоритч отворачивается. Мир расплывается у него перед глазами. Сколько было опасностей. Сколько сражений. Сколько возможностей потерять жизнь. Сколько раз полковник безуспешно пытался убить Салли? Но у Джейка был талант выворачиваться из самых безвыходных ситуаций. И ради чего? Чтобы все закончилось… так? Как это глупо. Как нелепо. Как… больно. Да сколько же можно? Салли, ты что, издеваешься?! Думаешь, вот просто взял – и умер? И все? Кинул всех и смылся? Свалил в закат за грань бытия. А Куоритч остался. Нет уж, Джейк, так легко тебе не отделаться. Хрена с два. Потому что полковник полезет за ним в эту гребаную Эйву и притащит назад за чертову косу. Куоритч разворачивается к Дереву. – Я пойду за ним, – говорит он. – Нужно попробовать его вытащить. Он рассуждает так: если Салли еще дышит, и жизнь не окончательно покинула его тело, значит, Эйва дает ему – им всем! – какой-то шанс. А такие шансы всегда нужно использовать. Нейтири вздрагивает от его слов и поднимает глаза, в которых загорается намек на отчаянную надежду. – Ты сделаешь это? – дрожащим голосом спрашивает она. Полковник пожимает плечами. Сказать, что сделает, – это слишком опрометчиво. Но, по крайней мере, он рискнет. Нейтири поднимается, и, глядя на Куоритча пронзительным взглядом, касается его. Кладет руки на плечи. – Я отправилась бы за ним сама, но… – говорит женщина и полковник понимает, что она имеет в виду – она ждет ребенка, а такое путешествие не кончится добром для еще не рожденного малыша. Нейтири сглатывает комок в горле и тихо добавляет: – Но… если ты вернешь его, я… – и, не в силах продолжать, она прижимает руку к сердцу. На'ви верят, что именно там у них находится душа. Как и люди. И она не называет его демоном, как бывало раньше. Уже прогресс. – Нет уж, спасибо, – с кривой улыбкой отвечает Куоритч. К черту такие жертвы. Они ему не нужны. – Я не ем чужие души на завтрак. Предпочитаю обычный стейк. – Сейчас не время для шуток, – руки Нейтири сильнее сжимаются на плечах полковника. – Я все видела… все, что между вами… уже давно. Но не могла принять это. Не могла, пойми. Но… если ты вернешь его, я… приму тебя. Вот здесь, – она снова прижимает руки к груди, не отрывая от Куоритча пронизывающего взгляда, но выдержка изменяет ей, и она с рыданием просит: – Если ты не враг, как сказал тогда, помоги! Это не пустое обещание, понимает полковник. Так и будет. Она готова пойти на все ради спасения своей пары. На все. Даже принять Куоритча. Наверное, это и есть настоящая любовь. – Мне не нужны жертвы, – произносит он уже вслух. – Я пойду за ним в любом случае. – Это невозможно, небесный воин, – говорит Мо'ат. – Еще никто не делал этого. – Почему нет? – спрашивает полковник. – Я слышал, что на'ви, потерявшие родных, соединяются с Деревом и могут видеть ушедших. – Это так, – кивает Мо'ат. – Но их душа не зовет другую душу обратно. Ну да, глаз Эйвы – не перекресток, по которому можно ходить туда и сюда. Хотя… Глаз или прямая кишка – какая разница. Все равно положение дерьмовое. А Куоритчу и так нечего терять. – Просто никто не пробовал это делать, – пожимает плечами он. – По крайней мере, я попытаюсь. Ему кажется, или Нейтири вздрагивает, будто что-то вспомнив? А, неважно. Он устраивается слева от тела Джейка, и Мо'ат начинает петь обращение к Эйве. Куоритч чувствует, как под мерный ритм молитвы его с тихим шелестом оплетают полупрозрачные нейронные окончания. Прорастают под кожу черепа, обвивают позвоночник. Движутся дальше внутрь. В мозг будто разом впивается тысяча штекеров. Ну, вперед. ***** Он проваливается в бездонную кроличью нору, как какая-то гребаная Алиса в стране чудес. Только синяя и полосатая. И очень злая. Пространство вокруг распускается во вспышке Большого Взрыва и одновременно сжимается до нуля. Здесь нет осей координат. Он – бесплотная самонаводящаяся точка. Заряженная частица, повторно несущаяся по траектории имени Салли. Пункт назначения определен четкостью намерения. Возможно, это билет в один конец. Но это не имеет значения. Потому что главное – найти того, кто ему нужен. ***** Все мгновенно начинается и мгновенно заканчивается. Начало и конец совмещены и слиты воедино. Но между ними помещается целая вселенная. Куоритч снова ощущает свое тело. Под ногами твердая поверхность. Глаза обретают способность видеть. Он стоит на антрацитовом песке, тянущемся волнистой линией пляжа по берегу странного багрового моря. В темном фиолетовом небе висит огромное тускло-оранжевое светило. Солнце мертвых. Царство Аида на Пандоре. А вот и тот, кого он ищет. Салли сидит на берегу, глядя на световую дорогу в волнах, оседающих на черный песок рыжеватой пеной. Маслянистая лента протянулась от берега к горизонту. Путь в никуда. Джейк оборачивается, будто почувствовав присутствие полковника, но в глазах его нет удивления. – А я-то думал, чего хватает этому месту, чтобы стать адом, – говорит он. – Вот теперь картина полная. – И тебе привет, – отвечает Куоритч. – Долго собрался отдыхать? – А ты долго будешь валять дурака, – парирует Джейк. Просто здорово. Полковник пришел спасать Салли, а тот вместо благодарности ему еще и хамит. – Не боишься получить за тупые вопросы? Что за манера постоянно нарываться? – интересуется Куоритч. – Это был не вопрос, – говорит Джейк и снова смотрит на багровое море. Ладно. Терпение. – Тебя там вообще-то ждут, – замечает полковник. – Не забыл про детей и беременную жену? И твоих любимых на'ви? – Не забыл, – тяжело отвечает Салли, и что-то в его тоне Куоритчу очень не нравится. – Просто… я не могу вернуться. Не могу выбраться отсюда, понимаешь? – Что-то больно быстро ты сдался, капрал, – говорит полковник. – А как же твердолобая упертость Салли? – Да никак, – пожимает плечами Джейк. – Я уже тут вволю находился. И напрасно шляться дальше смысла не вижу. Это только белки в колесе бегают ради зарядки. – А если проверить? – предлагает Куоритч. – Давай, давай, отрывай задницу от земли, пока она не приросла. Попробуем вместе. Салли без энтузиазма поднимается, и они идут вдоль линии черного пляжа. Их ноги будто и отмеряют расстояние, но… Ничего вокруг не меняется. Они не замечают никакого искривления пространства. Просто остаются на старом месте – и все. Два придурка на беговой дорожке, за пределами которой расстилается оранжево-багрово-черный День Сурка. Кроме ленты непосредственно у них под ногами не движется ничего. Но они все равно продолжают идти. Идти. Идти. Час. День. Год. Миг. Полковник не знает, сколько времени проходит. Времени здесь нет. – Да ну на хер, – устало говорит Джейк и снова садится на песок. – Бесполезно все это. А ты возвращайся. Здесь тебе делать нечего. Надо же, раскомандовался. Полковник сам решает, как ему поступать. Без всяких подсказок со стороны. К тому же он всем своим существом чувствует – нет, точно знает! – что вернуться уже не сможет. Точка невозврата пройдена. – Там мне тоже нечего делать, – отвечает Куоритч и садится рядом. Гигантский оранжевый глаз равнодушно смотрит на черный песок неоправдавшихся ожиданий и несбывшихся надежд. Багровые волны тихо шепчут: "Выхода нет, выхода нет…" Они опять встречаются взглядами, понимая друг друга и без всякой связи. Если обратная дорога закрыта… Значит, там, в реальности, они умерли. И застряли здесь навечно, обреченные друг на друга. Обреченные. И тогда на сердце внезапно становится легко. Теперь больше нечего терять. Нет никаких ограничений. Нет обязанностей. И обязательств перед другими. Не нужно быть вождем, защитником, героем, от которого все чего-то ждут; тем, кто должен все предвидеть и принять единственно верное решение, потому что неверное упадет на душу еще одним грузом вины. Не нужно сжимать себя в кулак, казаться монолитной скалой без слабостей, быть солдатом без страха и упрека, суровым воякой, который только и умеет, что убивать врагов и добиваться поставленной кем-то цели. Все закончилось. Никто никому ничего не должен. И так естественно принять и последовать ранее задавленным волей желаниям тела и души. Не тратить понапрасну силы, отрицая ту часть себя, которая все равно никуда не денется. Пальцы одной руки, лежащей на антрацитовом песке, переплетаются с другими. Они синхронно тянутся друг к другу, соединяя губы. У поцелуя терпкий вкус безысходности... И при этом ощущения странной свободы.