мясная лавка

колющий холод в ногах заставил Егора приоткрыть глаза. картинка не сильно отличалась от той, что была при закрытых: беспросветная темнота, несмотря на сугробы за окном. пришлось спрятать все вытянувшиеся за время сна конечности под одеяло. не то, что бы он опасается того, что может прятаться за банками закруток под кроватью или в скрипящем шкафу, совсем нет. просто вдобавок к низкой температуре, любые повреждения кожи с заживлением начинают зудеть. чуть отросшие ногти прошлись по коркам запёкшейся крови на рёбрах, животе.. касаться ниже было больно. лишь попытавшись сморщить нос он понял, что промерз до мозга костей. заснуть будет трудно. поворочавшись на противно скрипучей панцирной койке, Егор всё же встал и ещё пару минут бурил промерзшую темноту тупым мыльным взглядом. по коже шли мурашки. неприятно, однако. он натянул свитер и, прихватив пачку сигарет, уверенно двинулся по воющим половицам вон из комнаты. на всякий случай оглянулся. привычка. по выверенному маршруту, так, чтобы пол не скрипел, выскользнул мимо комнаты бабушки на крыльцо. сигарета повисла на нижней губе, а сам Егор, выудив из полупустой пачки спичечный коробок и успешно подкурив, всматривался в горизонт и сонные соседские дома. зима за городом совсем иная, нежели в нём. здесь и звёзды ярче, и ветры не так буянят. лишь звенящий мороз, голый лес и иссохшие высокие травы, из последних сил выстаивающие и пробивающиеся сквозь снежный настил. как, например, сейчас пробивалась сквозь снег знакомая до ужаса фигура. даже через пелену дыма Егор мог без труда узнать Данилу. при одном упоминании этого имени увечья на бедрах начинали ныть, и далеко не от холода. тело отчаянно пыталось отгородить себя от грядущей встречи, но разум трепетал в предвкушении. "он, конечно, дурной немного, но зато мой." — твердил Ракитин сам себе. из раза в раз. и из раза в раз его снисходительность все глубже впивалась в кожу лезвием тупого тесака. не прошло и минуты, как фигура, минуя пару первых ступеней, оказалась почти лоб-в-лоб с Ракитиным и пролепетала искренне удивлённое "о, Егор..!". — о, Даня, — младший вяло пожал плечами и взглянул ему в глаза. по спине пробежалась мурашки: то ли от пробирающего холода, то ли от вида Данилы. чуть помутневший взгляд выдавал его с потрохами. "Даня опять в нестоянии". не мудрено, не так давно он упоминал день рождения своего брата. правда, младшего, но для Кашина это всё ещё повод накидаться. — у нас там только-только гулянка кончилась, поразбежались все.. а я чё, рыжий? драить ещё всё запрягут.. — не то чтобы Егору было интересно. хотя, может быть только самую малость. — разрешите присосаться — Егор радушно кивнул и протянул руку Дане. он взялся за ледяную егоровскую кисть, сжимающую меж заострённых пальцев почти дотлевшую сигарету, и затянулся с руки. — слушай, так домой не хочется, — звучало даже не очень наигранно, но все ещё жалобно. тяжёлая во всех смыслах голова упала на плечо Ракитина. тот запустил пальцы в рыжие волосы. — я тогда у тебя побуду, да? — не дожидаясь ответа, Даня мазнул мимо его губ, куда-то левее, и, подобно бугаю, широкой спиной задевая стены узкого коридора, поплелся в комнату, оставив Егора наедине с дотлевшим фильтром. половицы о чём-то очень горестно запели. долгое время стоять и пялиться в глубокую и темную даль не удалось. с колотящимися зубами Егор зашёл в сени и захлопнул тяжёлую дверь. оказалось, Даня написал ему, что придет. а ещё оказалось, что шел четвёртый час утра. экран телефона погас, напоследок моляще показав картинку с красной батарейкой. после Дани в коридоре остался спиртной шлейф, который Егор безнадежно пытался разогнать руками, пока шел в комнату. из угла за сервантом порицающе на него глядела икона. большая, с позолотой. правда пыльная. как, впрочем, и все остальные углы жилища. кто на ней — этого Егор точно не знал. она просто была здесь всегда и каждый раз, когда Кашин навещал этот дом, молча по-матерински корила Егора, стыдливо отводившего взгляд. и каждый раз он мысленно оправдывался, клялся что "это в последний раз, посмотри, куда он ещё в таком виде пойдёт?". нет, Даня не плохой, отнюдь. он достаточно образованный, разносторонний и рукастый пацан. имеет какой-никакой оклад с разделывания мяса в лавке своей матери, да и уродцем его назвать язык не повернётся. однако, не обошлось и без своих странностей. Егор помнит его с мальства, помнит все его выходки. помнит как ещё в детстве он излишне увлекался мамиными пособиями по судебной медицине. помнит как с неподдельным интересом он всегда рассматривал дохлую птичку или мышку, а через время и сам начал заниматься их умерщвлением. Егора не сильно стращали виды вывернутых хрящей, но тогда было действительно жутковато. как замечали многие, Даня никогда не отличался эмпатичностью, но был один человек, ради которого он был готов идти по головам и плясать мазурку на костях. этим человеком посчастливилось стать Егору.