что, если не смерть может остановить человеческую сущность от необдуманных деяний? что, если не неизвестность страшит нас больше всего в размышлениях о собственной кончине?
Ночи Элисон не любила. Глубокая темнота отталкивала, казалась похожей на нахождение в открытом океане, вокруг — ни намёка на островок или далёкую землю. Бескрайний вакуум. Колыхание волос холодным порывом ветра, так тихо-тихо, неспешно и беспечно, что глаза сами закрываются. Тело без труда, само удерживается на водной поверхности. Мнимое успокоение тревоги. Элис всегда успевает проснуться до того, как океанская вода начинает затягивать её на дно. Словно если бы она это сделала, Элисон уже никогда бы не очнулась. Она не знала, откуда взялся этот дикий, почти первобытный страх утонуть. Бродила в воспоминаниях — может, в детстве был неудачный поход в бассейн или на море? Но ничего. Она умела плавать и делала это хорошо ещё в подростковом возрасте. Такое неведомое, но определённо точно существующее явление в её голове. И это раздражало и пугало одновременно. На всё должны быть ответы, на всё находятся объяснения. Океан снился ей не так часто, чтобы эти сны надолго засели в воспоминаниях. Но если и случалось, то эта картина, мрачная и бедственная, влекла за собой необъяснимое волнение. Что, если однажды она действительно там утонет? Будет ли это спокойно, пройдёт ли без нестерпимых мучений? …и день смерти лучше дня его рождения. Элисон распахивает глаза. Пахнет смертью. На бледном потолке её спальни продолжают неспешно крутиться узоры теней от веток деревьев. Она сглатывает, переводит взгляд в сторону. Снова здесь. Справа — большое незашторенное окно, за ним — яркая-яркая луна. Большая. Круглый холодный шар, продолжающий следить за ней даже во сне. Элисон кажется, будто его печальный свет почти эфирно касается бледной кожи её рук, поглаживает медленно, заставляет приподняться. Она устало расправляет плечи, водит головой из стороны в сторону. Ноги сами несут её к приоткрытой двери — в коридоре слышится чей-то взволнованный шёпот. А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога… Каждое слово знает почти наизусть. Элисон одними губами шепчет продолжение, мрачным взглядом смотря себе под ноги. — Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его… Сознание рисует мутную картину её дома, где каждый вечер при тусклом свете на кухне, раз за разом, страница за страницей, глаза её вчитывались в строчку за строчкой. — …размышления мои побуждают меня отвечать, и я поспешаю выразить их. Она идёт на кухню, продолжая шептать — уверенно, но глаз не поднимая. Фигура за столом сразу чувствует её присутствие. Элисон смотрит вперёд, и её отец, лицо которого сливается с чёрной тенью позади, тихо молвит, глядя в глаза: — Ибо крепка, как смерть, любовь.▲△▲△▲△▲△▲
В лазареты Элисон старалась по возможности наведываться не слишком часто. Ей хватало той вязко-тоскливой атмосферы и в больнице, на приёмах у Харрингтон. В целом она была редким посетителем у врача общей практики : радовал крепкий иммунитет. Если она и заболевала, то это всегда было не серьёзнее чем обычная простуда или затяжной насморк. Вдобавок к этому ожидание приёма к обычному терапевту могло затянуться на неделю, а к этому времени, уж очевидно, Элис сама выздоравливала. «Все болезни от волнений» — уверял её когда-то Эванс. Звучало логично: сильный стресс ослаблял иммунитет и, как следствие, делал его более восприимчивым к различным вирусам и инфекциям. Рассматривая порой в зеркале поседевшие волосинки среди чёрных прядей, Элис задавалась вопросом: как с такими периодическими уровнями волнения её ещё не одолела какая-нибудь длительная хворь? Что-то было отталкивающее в шприцах, наполненных различными препаратами, холодных металлических инструментах для осмотра и звуках надевания медицинских перчаток на руки медсестры. По-хорошему Элисон давно бы пройти полное, настоящее медицинское обследование всего тела, но мысли о том, что у неё с лёгкостью нашли бы после него недостаток витаминов — в качестве самого незначительного — или последствия давних рабочих травм, отталкивали её от этого решения. И не только они. При переводе в Креденхилл она прошла осмотр только по бумагам, сдала кровь и прочие анализы на проверку, и все результаты обследования и их заполнение взял на себя Эванс, которому было крайне важно, чтобы в документах не отобразили ни единого намёка на оплошность или сомнительные показатели. Элис пришлось самой сдавать только тест по физической подготовке. Она не чувствовала за это стыда, откровенно говоря. Раз полковник посчитал нужным сделать проверку именно таким образом, прежде всё обговорив с ней, значит, так было необходимо. — Можем поговорить, пока я готовлю лекарства, — предложила Анна, мельком взглянув на Элисон. Это имя ей подходило. Такое одновременно серьёзное и нежное. На вид местной медсестре было около тридцати пяти или, возможно, чуть меньше. При заходе в кабинет Элис почувствовала, что температура в этом помещении ощутимо ниже, чем в тех же длинных коридорах по пути сюда. Анну она до этого не видела, да и не то чтобы сегодня ей хотелось с ней встречаться. — О чём? — спросила Элис, поправив волосы за ухо. — О том, как всё прошло, — Анна вскинула брови, выпустив из шприца остатки воздуха, — например. — Точно нет, — мотнула Элисон головой и опустила взгляд в пол. Она не смотрела на то, как иголка пронизывает её бледную кожу и как в вену постепенно вводят лекарство. Пока Анна рассматривала её медицинскую карту, которую за почти месяц уже успели передать на базу, Элис придерживала ватный диск на месте укола, согнув руку в локте, и перевела настороженный взгляд на медсестру. — Я вас раньше не видела, — сказала Анна, продолжая перелистывать карту. — Я здесь недавно. — И я. Около двух месяцев, кажется? Должно быть, общий анализ крови вы сдавали ещё до этого, — задумчиво продолжила женщина, задержавшись на одной из последних страниц. — Если сдадите сейчас, не будет необходимости заходить через неделю, — повернувшись корпусом к Элис и отклонившись на спинку стула, Анна сложила руки на бёдрах. — А что через неделю? Место укола как-то странно пульсировало. Элисон нахмурилась, почувствовав лёгкое головокружение. — Общий осмотр. Пока вас не было, пара человек слегли с гриппом. Вот, решили сделать и проверку пораньше. Если не заходили в крыло с больными, вероятность заражения невелика. — Нет. Через неделю я к вам сама приду. — Хорошо, — кивнула Анна, сдержанно улыбнувшись. — Что-то болит? Голова, горло? Слышала, на острове было довольно холодно. — Не холоднее, чем здесь. Голова кружится немного. — Понятно. И… — Анна сощурилась, пристально глядя на Элисон. — Больше ничего не беспокоит? Какие-нибудь… другие симптомы? — Если бы что-то болело, я бы сказала, — отрезала Элис, кинув ватный диск в мусорное ведро поблизости. — Я не идиотка. — Я этого не говорила. Голова кружилась ещё до укола, верно? Элис нахмурила брови. Не понравилось ей, к чему шёл весь этот разговор. — Видела, как вы чуть не ударились о ту койку, — махнула Анна рукой на соседнюю постель. — Имеет место быть лёгкому сотрясению. Тошноту не ощущаете? Элисон не знала, что отвечать. Диалог приобретал противную атмосферу. Она даже не знала, какие симптомы можно отнести к последствиям от удара по голове, а какие — от ранее принимаемых обезболивающих, поэтому и решила, что единственное, чему стоит уделить внимание, — это головокружению, ранее не присутствующему. Тошнить её могло и от начинающегося абсистентного синдрома в связи с пониженной дозой опиоидов. Сдавать анализ крови, которая насыщена обезболивающими, было всё равно что добровольно идти на смертную казнь. А как избавиться от этой необходимости, Элисон предпочла бы подумать не здесь, не под изучающими глазами Анны. — Послушайте, — мягко обратилась к ней женщина, подавшись вперёд, — любые жалобы важны, понимаете? Последствия рано или поздно дадут о себе знать. Элис кивнула, поджала губы, но глаз не отвела. — Там что-то случилось, Элис? — вкрадчиво поинтересовалась Анна. — На острове. — Оставь его. Возьми снаряжение, мы идём дальше. Заинтересованность Анны раздражала. Она была слишком настойчивой. От чего только не умирали солдаты спустя время после посещения лазарета, ведь здесь лечили не слишком серьёзные травмы и ранения, сразу при необходимости перенаправляя пациентов в соседний госпиталь Херефорда. Отсюда выходишь здоровым, но не уверенным, что бессимптомное течение болезни не обернётся боком, а таких заболеваний могло быть много. Какое там дело медсестре до солдата, который из-за гордости или чего-то ещё не стал жаловаться на своё здоровье? Никакого. Особенно если позже проявлялась болезнь, диагностировать которую без должного медицинского оборудования, которое здесь отсутствовало, было невозможно. Её задача — подлатать человека так, чтобы тот мог дальше работать, а лечение болезней, активировавшихся после ранения и протекающих без видимых симптомов, — уже работа для врачей других специализаций. Но здесь, в тихом кабинете, воздух которого был пропитан удручающим запахом сильного антисептика, и под гнётом внимательных глаз напротив, Элисон прекрасно понимала: захоти Анна от неё анализа крови и всего прочего, она с лёгкостью могла бы выписать направление, не дожидаясь её ответа. Только Элис приоткрыла губы для объяснений, как дверь в комнату негромко открылась, неприятно скрипя. В проходе показался хмурый Мактавиш, сразу нашедший Элисон взглядом, и, прокашлявшись, почти шёпотом спросил: — Можно тебя? — он кивнул в сторону коридора. Элис ничего не сказала Анне, провожающей её взглядом, выходя из помещения. Говорить о том, что у Соупа хилые манеры, раз тот не постучал в дверь, Элисон не стала. И вообще молчала до самого выхода на улицу, послушно следуя за мужчиной. Погода стояла отвратная: до конца зимы всего пара недель, а непрекращающиеся дожди за окном казались бесконечными. Вдалеке, у самого города, глухо кричал гром и густые тучи пронизывались яркими молниями. Мактавиш молчал некоторое время, затягиваясь сигаретой и смотря куда-то вдаль. Несколько дней он отлёживался в лазарете под капельницами, но бодрого вида ему это не придало: всё такие же засевшие под глазами тёмные круги, как и всего несколько недель назад, никуда не ушли. Он был первым, кому понадобилась медицинская помощь. Элисон казалось, что этот человек способен перейти целое поле цветов, не получив ни одного пчелиного укуса и оставшись невредимым, но это оказалось всего лишь обманчивым первым впечатлением. Она бы спросила о его самочувствии, о том, как он провёл последние дни после миссии, чувствует ли себя лучше, не тревожит ли его что-то, но никак не решалась. Видела, что ему если не плохо, то точно не настолько хорошо, чтобы вернуться в прежнее, более-менее приподнятое настроение. Но и брать на себя роль психолога или хотя бы делать вид, что ей действительно не плевать, Элисон не хотела. Не сейчас, когда, по её мнению, ей самой было куда хуже в моральном плане. — Знаешь, зачем я здесь? — спросил Джон, искоса посмотрев на неё. Элис выдохнула дым, сжав в кармане куртки ладонь в кулак. Её тело в последние дни было слишком напряжённым, сжатым, словно пружина, и после того, как они эвакуировались с острова, это напряжение никуда и не думало исчезать. Казалось, что на её плечи навалились целые скалистые горы, и сдвинуть их Элисон если и была в состоянии, то не знала, что именно нужно для этого сделать. Первичный осмотр по прибытии на базу ничего не показал, кроме нескольких гематом в разных участках тела, низкий уровень обезвоживания и лёгкую простуду, но спустя несколько дней, чувствуя затуманивание рассудка, не отпускающее даже после сна, Элисон, отбросив все свои убеждения и уверенность в отсутствии необходимости медицинской помощи, направилась в лазарет. Завтра ей снова выходить на смену, и если в этом случае она бы чувствовала себя так же, как и сегодня и несколько дней назад, то вряд ли бы дотерпела до утра, не потеряв сознание. — Говори по делу. Мне ещё к Прайсу идти, — хмуро ответила она, впервые чувствуя такой уровень раздражения к Мактавишу. Не он был виноват в её поганом настроении и наверняка это знал, но на объяснения Элис попросту не хватило. Мактавиш чему-то усмехнулся, смотря себе под ноги. — Хотел раньше него поговорить с тобой. Уже видела отчёт от лейтенанта? — Видела. — Тебе не кажется, что не всё, что он написал там, объективно? Кинув окурок в урну, Соуп сложил руки в карманы брюк и, вскинув голову, добил Элисон настойчивым взглядом в глаза. Сейчас она не могла понять, скользят в его тоне нотки сарказма или он хотел обсудить это действительно вполне серьёзно. — Что ты имеешь в виду? — Тот абзац последних дней на НП. Слова про… неожиданную лихорадку? Или помутнение рассудка? — Я ухожу. — Гоуст уже поговорил с ним, — Соуп остановил её, и Элис помедлила, задержав ладонь на дверной ручке. — Если не планируешь уходить, скажи ему всё как есть. Ледяной дождь и последние слова Мактавиша эхом стучали в ушах, когда она шла по коридору. Будет хорошо, если Прайс с порога не напомнит, что зайти Элисон должна была ещё утром. Дни после прибытия казались бесконечно долгими из-за ожидания этого разговора, и лучше бы капитан сразу, ещё на вертолётной площадке, высказал ей всё что думает: тогда бы Элис не кусала от волнения нижнюю губу каждый раз, когда видела его, и ей не снились бы сюжеты с её увольнением. Почесав подбородок, Элисон неуверенно постучала в дверь и зашла сразу, не дожидаясь одобрения. Дышать стало тяжелее — то ли от душного кабинета, то ли от повисшего в воздухе напряжения. Даже в лазарете запах антисептика не казался таким удушающим. — Сэр, — хрипло сказала Элис, когда тишина затянулась на добрую минуту. — Садись, — коротко отозвался Прайс, не подняв головы. Элисон сглотнула и взяла стул, нервно присела, скрестив руки на груди. — Полагаю, утром ты была в лазарете. — Верно. — Что сказали? — Ничего такого. Сделали пару уколов. Позже сдам кровь, — не глядя на мужчину, Элис перебирала пальцами, буквально кожей чувствуя его пронизывающий взгляд. — Понятно. Хорошо, что ничего серьёзного, — выдохнул Прайс. — Читала вчерашний отчёт? — Да, сэр. — Что скажешь? Капитан снял очки, положил их подле бумаг на столе и, сложив руки в замок, взглянул наконец-то на Элисон. Чудная панама отбросила тень на его неприветливое лицо. От его уставших и тёмных глаз ей стало не по себе. Кто-кто, а он точно был из тех, кто мог видеть чужие переживания насквозь. Элис, может, и старалась поневоле скрыть своё волнение, которое с лёгкостью могла скинуть на общее недомогание, но понимала она и другое: делать вид, что всё хорошо, когда на самом деле сгораешь от тревоги, — глупо и почти всегда очень заметно. — Всё… в отчёте отображено достоверно, сэр. Приложен журнал наблюдений и… — Ты согласна со всем, что лейтенант внёс в отчёт? — перебил он её, словно ожидая другого ответа. — Вполне, — она пожала плечами. — Мне нечего добавить. — Хорошо. То, что Прайс закурил сигару, Элисон поняла только по специфическому аромату. Она не решалась поднять на него взгляд и вообще не понимала, к чему все эти формальности, если ей уже было известно, зачем он её позвал. На лёгкие будто давил тяжёлый груз, отчего каждый вдох давался с трудом. Всё это слишком отличалось от их первой встречи, которую, комфортную и вполне приятную, вспоминать теперь было тревожно. — Видимо, я недостаточно изучил рекомендации Эванса, — мужчина прильнул к спинке стула, выдохнув. — И решил, что в качестве твоего первого задания тут будет хорошим вариантом именно разведывательная операция. Рядовые на протяжении некоторого времени занимаются здесь не такой работой, ты ведь знаешь? — кивок. — Но я учитывал и твой прошлый опыт, который прочитал в личном деле. Дождь глухо стучал по окну, и завывающий ветер снаружи, качающий ветки голых деревьев, только добавлял натянутости разговору. — Моя вина, — чуть громче произнёс мужчина, заставив Элис поднять глаза. — Я прав, Элисон? Как ты считаешь? — Я не думаю, сэр, что это ваш промах. — Конкретнее. — Вероятно, я недостаточно подготовилась к этому… заданию. Элис могла поклясться, что Прайс слышал её участившееся сердцебиение. Было это последствие травмы или перенапряжения, сказать она не могла, но была уверена, что с каждой затянувшейся секундой контролировать своё состояние казалось всё сложнее. — У тебя было время. Даже… слишком много времени. Или тебе не подходит такой формат работы, Элис? Может, тебе стоит перевестись в другой полк и выбрать иное направление? — Под «перевестись» вы имеете в виду жалобу в личном деле и передачу меня другому капитану? — Есть причина для внесения жалобы в твоё дело? — Думаю, вы к этому и ведёте. Так чего же мы ходим кругами и прямо не обсудим мой перевод? Прайс едва заметно поднял уголки губ, провёл ладонью по тёмной щетине и, затянувшись, отложил сигару в пепельницу. — Мы обсуждаем не перевод, Элисон, — он склонил голову. — А твоё увольнение. Элис провела кончиком языка по пересохшей нижней губе и шумно выдохнула. Вмиг стало жарко. — Знаешь, почему главный майор дал разрешение на пятую группу в полку? — невзначай спросил капитан. — Я отбирал их лично. Каждого. Мне было бы интересно услышать твоё мнение о вашей совместной работе, но сейчас для этого нет времени. Мы сотрудничаем и с ЦРУ, и с другими специальными подразделениями из разных стран мира. И в ОТГ входят не только те, с кем ты успела встретиться, — мужчина отодвинул стул, поднялся и, оказавшись впереди Элис, бёдрами опёрся о стол. — Здесь нет места «промахам». И никогда не было. Сейчас Прайс ей казался намного выше, когда его фигура практически склонилась над ней и непрерывно сверлила взглядом. Она понимала, к чему мужчина ведёт, и оттого тошнота незаметно подкрадывалась к её горлу, заставляя сглотнуть. Сердце сдавливали невидимые нити тревоги, и каждое слово, сказанное Прайсом, заставляло их сжиматься ещё сильнее. — Странно называть «машинами» тех, к кому вы привязаны больше всего, капитан, — хмуро сказала Элисон, смотря ему в глаза. — Вы им всё прощаете? Или ваши «машины» никогда не оступаются, никогда не ошибаются? — Никогда. Не в тех ситуациях, когда от них зависят чужие жизни. От давления, которое мужчина на неё оказывал, растерянность и волнение Элисон постепенно уступали место другому чувству — злости. От несправедливости и нескрываемого обвинения. Она бы предпочла никогда не видеть эту сторону капитана. И осознавать собственную вину было мерзко, неправильно. Даже если где-то там, в самой глубине души, Элисон знала, что всё это её просчёт, то открыто признавать этого не хотела и не планировала. Она даже не считала, что это действительно тот промах, о котором стоило настолько серьёзно говорить и который мог подвергнуть сомнению её рабочую компетентность. — Может, ещё что-то хотите на меня повесить? — саркастично поинтересовалась она. — Например? — Например то, что мы, чёрт возьми… потеряли Билла. Его гибель вы тоже мне припишете? — дрогнувшим голосом продолжила Элисон. Слова давались тяжело, комом сжимали глотку, но спросить это казалось ей не желанием — необходимостью. — Мы не знаем, мёртв он сейчас или нет, — спокойно ответил мужчина. — Не говори того, в чём не уверена. — Разве не это вы делаете прямо сейчас? Не в силах ощущать себя ниже, слабее, уязвимее, Элисон приподнялась со стула, обошла его и положила ладони на спинку, тихо выругавшись. Такое положение их тел относительно друг друга давало ей хоть какую-то уверенность в своих словах. — В отчёте сказано, что твои действия могли повлиять на исход операции. Даже если всё в итоге закончилось так, как закончилось, Гоуст недоволен тем, что ты сделала, — пояснил Прайс, одновременно сложив несколько документов, лежащих на столе, в большую чёрную папку. — Он мог и сам мне сказать об этом. На этих словах мужчина выдохнул, выпрямившись в спине, и взглянул Элисон в глазах. Покачал головой, будто она сказала несусветную глупость. — Он приложил жалобу, чтобы я её просмотрел. Я перечитывал весь отчёт несколько раз, может, получилось бы свести то, о чём писалось на последних страницах, к твоему недомоганию. Но ты и сама понимаешь, что сделала это осознанно. — Знаю. И, к слову, не от меня зависело, если бы болезнь внезапно повлияла на моё состояние. По инструкции я приняла лекарства и продолжила наблюдение, эта ночь перед финальным этапом — лишь доказательство, что такие неожиданности не влияют на мою работу, — сильнее сжав пальцы на спинке стула, объяснила Элисон. — Гоуст считает иначе. Я с ним согласен. И ты удивишься, в каком ещё состоянии можно работать, Элис. Элисон казалось, будто его острый взгляд резал по коже, и куда бы она ни посмотрела, что бы ни сделала — Прайс следил внимательными глазами, видел каждый напряжённый мускул её лица и тела. Её слова, она поняла, сейчас не имели для него никакого веса и значения, ведь всё, что можно было сделать, Элис уже сделала, и прямое доказательство этого лежало на столе капитана. — Я хочу убедиться, что этого больше не повторится, — продолжил мужчина, вернувшись за стол. — И пока что не уверен в этом, исходя из того, что ты говоришь. — Мы выполнили всё, что от нас требовалось. Вернулись назад. То, что я сделала, нельзя воспринимать как нарушение протокола. — Неподчинение вышестоящему лицу, Элисон. Оно остаётся таковым, даже если последствия твоих действий не привели к провалу операции. Перед тем как отправлять отчёт командованию, я решил поговорить с тобой. Если ты уверена, что в этом нет твоей ошибки, боюсь, жалоба дойдёт до руководства и разбираться с последствиями придётся комиссии. Повлиять на их решение я уже не смогу. Понимаешь? Конечно, она понимала. Выдохнув, снова присела на стул и, сложив руки в замок, обдумала, что дальше сказать. Если жалоба, первая жалоба за всю её службу, дойдёт до руководства — не помогут никакие рекомендации. Никто не погиб и не травмировался из-за решения Элисон, которое она приняла ещё на острове, но факт того, что она не последовала приказам лейтенанта, взяв всю инициативу в решении ситуации на себя, только усложнял ситуацию. И при этой мысли Элис усмехнулась. Не на Прайса она должна была злиться. Гоуст отразил в отчёте всё то, что привело к этому разговору. Даже не обговорил с ней этот момент так подробно, как хотелось бы. И по-хорошему, как ответственный за всю операцию, с самого начала лейтенант должен был поговорить именно с ней, но вместо этого предпочёл сразу нести весь отчёт руководству. Она была недовольна. Ей казалось, что здесь с ней никто не считается, не принимает мнение даже наполовину, и ничего от прошлого звания не осталось, даже мысли о том, что работа рядового не требует настолько большой ответственности, которая хоть как-то позволяла расслабиться ранее, улетучилась и возвращаться не собиралась. — Вы меня не уволите, — сквозь зубы процедила Элис, вцепившись пальцами в ткань камуфляжных штанов. — Это в моих полномочиях. Только если не решить этот вопрос сейчас. — Если у вас есть вопросы к рекомендациям Эванса на мой счёт, может, вам стоит поговорить с ним об этой ситуации? — склонив голову набок, поинтересовалась она. — Уверена, ему будет что сказать. — Это угроза, Элисон? Выходишь за рамки. — Знаю. Но я говорю правду, хотите вы её принимать или нет. Некоторое время промолчав, Прайс вскинул брови и на выдохе спросил: — Знаешь, кого я бы никогда не принял в свою группу, Элисон? Тех приспешников богатых и влиятельных генералов из вышестоящих, что прячутся за их спинами и считают, что им за это ничего не будет. Их хватает и в других полках. — Я ни за кем не прячусь, капитан. Вы вроде бы сторонник защиты собственных позиций и мнения касательно работы, разве я ошибаюсь? — Не в таком ключе. Ты перегибаешь палку, когда вплетаешь в разговор Эванса. Мне грустно признавать, что я этим разочарован. Всё это казалось бредовым кошмаром, даже слова, которые Элисон уже произнесла, за неё будто говорил чужой язык — настолько ей не верилось в происходящее. Она так сильно боялась увольнения, что вытащила единственный козырь в рукаве в виде полковника — ведь у того наверняка были и возможности, и связи, чтобы на это решение повлиять. Однако уровень уважения от Прайса, каким бы он ни был до этого разговора, она уже безвозвратно потеряла. — Обсудим это позже. Можешь зайти ко мне вечером, если обдумаешь сказанное. Офицер Браун завтра сообщит о твоём расписании, пока что тебя ждут дополнительные часы отработок в течение месяца. Тебя позовут, как только что-то изменится. Всё понятно? — Да, сэр. Могу идти? Капитан только махнул рукой, уткнувшись в заполнение рабочих бумаг. Элисон хотелось ещё много чего сказать, много что оспорить, но сейчас в этом не было никакого смысла. Она вышла из кабинета и долго стояла, упираясь спиной в стену, смотря в потолок и восстанавливая сбившееся от злости дыхание. Вдобавок ко всему боль в ноге обострилась так, что теперь неприятным импульсом поднималась почти до самого колена. Не было никакого доверия, ни намёка на понимание — так ей казалось. Уже на улице, торопливо делая одну затяжку сигареты за другой, Элисон постепенно осознавала, что стоило на самом деле сказать капитану, а о чём следовало промолчать, но было уже поздно. Теперь он посчитает её обычной трусихой, которая не в состоянии нести ответственность за свои поступки. И всё это казалось до омерзения несправедливым. Элис прикрыла веки, откинув голову на стену, и громко выдохнула. Перед глазами мелькали мрачные картины с острова, и одна особенно чётко прояснилась, когда в небе ударил очередной шум грома. — Вы, ребята, наверное, устали. — Чёрт, — досадно выругалась она, с силой ударив по стене за спиной кулаком.▲△▲△▲△▲△▲
В послеобеденное время Элисон не встретила ни капитана, ни Мактавиша, ни других знакомых лиц. Ей бы и не хотелось: теперь она считала, что все знают о том разговоре и будут смотреть на неё с презрением, отвращением, хотя для этого не было никаких предпосылок. Не мог же Прайс на всю базу сообщить о том, что какая-то рядовая грозила ему вышестоящим лицом, тем самым опозорив её перед всем полком. Гнев и на него, и на лейтенанта постепенно стихал. Если Элис и злилась на что-то, то довольно быстро эти эмоции её оставляли. Минус этого был в том, что, поддаваясь тревоге и навязчивым мыслям, она иногда совсем не подбирала слов. С Эвансом всё было легче: он ей практически всё прощал. Но знание того, что за то своеволие, за которое в любом другом месте настучали бы по голове и приписали жалобу, у полковника не привело бы к увольнению и отстранению, не развязывало Элисон полностью руки. Она и не думала этим пользоваться. Вспоминая разговор с Прайсом и морщась от недовольства, Элис всё глубже думала о том, что всё-таки это было зря. Весь этот перевод, мысли о привыкании к новой работе. Зачем она так старалась, если и двух месяцев не прошло, а её кинули в кровавую мясорубку и пригрозили увольнением, даже если миссия прошла вполне успешно? Она начала думать о том, чтобы поговорить с лейтенантом. Если новому переводу всё-таки быть, то Элис хотелось хотя бы выяснить причину такого к ней отношения, чтобы не накручивать себя битый час. Почему Гоуст не выяснил причину её действий? Почему сразу решил подать жалобу? Этим мыслям Элисон усмехнулась. Цепной пёс Прайса, который со всеми вопросами идёт именно к нему. Отвратительно. Либо отсутствует собственное мнение, либо лейтенант изначально не испытывал к ней хоть какой-то симпатии в рабочем плане. Даже если у него всего за одну операцию о ней сложилась какая-то картина, то он никогда не признается в этом, если спросить напрямую. Придётся идти в обход. В лазарет Элис всё-таки пришла, хоть что-то и подсказывало, что делать этого не стоило. Но, с другой стороны, похожее чутьё и шептало: Анне было что сказать, а Элисон — было что послушать. Прождать медсестру пришлось не менее получаса, в течение которого Элис рассматривала её кабинет. Не то чтобы в нём в принципе было за что зацепиться взглядом. Закрытые на ключ шкафчики с препаратами и коробками, пара коек с бледными поверхностями, потёртый стол в середине помещения, на котором валялись пустые упаковки уже использованных шприцов и одноразовых перчаток. Не слишком предусмотрительным было со стороны Анны оставлять Элисон здесь, одну, в окружении лекарств и прочих медицинских предметов, но Элис и не собиралась ничего здесь трогать. И так проблем выше крыши накопилось всего за несколько дней. Даже если бы она и хотела здесь что-то взять, то без ключа к запасам лекарств всё равно бы ничего не вышло. — Прошу прощения, — запыхавшаяся Анна нырнула в кабинет, тихо закрыв дверь, и быстрым шагом направилась к столу. — В соседнем крыле пришлось задержаться. Элисон некоторое время пронаблюдала, как женщина распустила пучок длинных светлых волос и вновь завязала их. Как только они столкнулись взглядами, она опустила глаза и принялась вновь перебирать пальцами. — Итак, — наконец выдохнула медсестра и удобно устроилась на стуле, поправив белый халат. — После укола ничего не беспокоит? Тошнота, рвота? Головная боль? Элис только отрицательно мотнула головой, ковыряя ещё незажившую ранку на безымянном пальце. Без кольца трудновато было сдерживать эту привычку. — Почему вы не настаивали на анализе крови? — спросила Элисон, вскинув подбородок и нахмурив брови. — Это ведь обязательная процедура для всех. — Ну… — начала Анна неуверенно, — сейчас это несрочно. И вряд ли анализ будет точным, учитывая, что вы принимали некоторые лекарства ранее по прибытии сюда. — Не морочьте мне голову, — хмыкнула Элис. — Все лекарства уже давно вывелись, вам ли не знать? Длинные пальцы Анны пробежались по бумажкам, перевернули пару листов и постучали по столу. У неё была изящная и тонкая рука, но неухоженные короткие ногти и мозолистая поверхность внутренней стороны ладони. Она не выглядела недовольной или уставшей: Элис вообще не могла понять, какое именно настроение отражается на её лице в тот или иной момент. Ей она казалась просто… спокойной. Даже равнодушной. — Вы хотите сейчас сдавать кровь, Элисон? — вскинула она бровь и метнула любопытный взгляд в её сторону. — Уверены? Глаза Анны — не такие пронзительные, как у капитана, тем не менее под их взором становилось неуютно. Её тон голоса, ровный и тихий, несколько раздражал Элис. Потому что в противовес этому сама она готова была вот-вот вспыхнуть от очередного издевательского разговора. — Мне на сегодня хватило странноватых собеседников, спасибо, — упрекнула она и повела плечом. — Может, скажете уже, в чём дело? Хотелось спать и спрятаться от всего мира под тяжёлым одеялом. Или, наоборот, напиться кофе и погрузиться в работу в инженерной — желания Элисон метались туда-сюда, мысли были нестабильными и хаотичными, что не позволяло до конца думать здраво. Если за возможным сотрясением и могли быть последствия, то такое неустойчивое настроение — как раз одно из них. — Хорошо, — вздохнула Анна и сложила руки на бёдрах. — Я ознакомилась с вашей картой. Не расстроены, что доктор Харрингтон больше не ваш лечащий врач? Элисон невольно дёрнула глазом и вновь провела языком по сухим губам. Анна едва заметно усмехнулась. — Не понимаю, какое это отношение имеет к делу. Или… вы её знаете? — Знаю ли я Джулс? — хмыкнула медсестра. — О, наверное, даже очень хорошо знаю. Работала в той же клинике. Так что Харрингтон для меня — не просто фамилия. Элис едва не рассмеялась — до того нелепым казалось это заявление. — В той же клинике? — вторила она, вскинув брови. — Что-то не похоже, учитывая, где мы с вами сейчас сидим. — Понимаю, звучит несуразно, — Анна провела пальцем по одной из бумаг, задумчиво всматриваясь в её текст. — Но, знаете, у меня своя история со всеми этими… бюрократами, которых я до смерти не переношу. Все эти… жалобы от пациентов, которым скучно живётся, возня с документами. А затем — бесстыдное лишение лицензии на определённую деятельность. И вот, — она вскинула обе руки, — теперь я здесь. — Зачем вы мне это рассказываете? — Вы же поинтересовались, или мне показалось? — Анна подняла уголки тонких губ, не прерывая зрительного контакта. — Вам показалось. Знаете, у меня свои дела есть, так что, может, мы перейдём к главному? — нетерпеливо пробормотала Элис, уже привстав с койки. — Я подумала, что вам нужна моя помощь, раз вы пришли сюда, — на выдохе предположила женщина. — Хотелось бы не ошибаться в своих мыслях. — Помощь в чём? — нахмурилась Элис, усевшись обратно и сцепив руки в замок. — В вашем лечении, конечно. Элисон горько усмехнулась. Либо Анна была слишком любопытной, либо Харрингтон совсем не умеет держать язык за зубами. Если это было правдой, Элис не могла позволить, чтобы предположения медсестры оказались верны. — Не понимаю, о чём вы. — Я говорила с Харрингтон. От неё требовалось срочно передать ваше дело другому лечащему врачу, но я не знаю, сообщила ли она вам. Судя по вашему удивлению, она всё-таки предпочла умолчать об этом. Анна встала со стула, сложила руки в карманы халата и подошла к Элисон чуть ближе, не сводя с неё глаз. — У вас хронические боли, Элисон. Они же и мешают вашей работе. Я права? — она снисходительно улыбнулась. Элис, честное слово, в очередной раз убеждала себя, что всё это ей просто снилось. Не только этот день — весь прошедший месяц. Скоро она проснётся в своей квартире в Лондоне, примет холодный освежающий душ, напьётся крепкого вкусного кофе и созвонится с ворчливым Эвансом, который хочет поскорее увидеть её и который, если бы мог, закончил бы её отпуск пораньше. Она усмехнётся на его недовольства и закончит разговор, растянется на широком диване в гостиной и по новому кругу перечитает какую-нибудь любимую книгу или включит фильм, подальше спрятав мысль о том, что через неделю снова выходить на работу. Год за годом, месяц за месяцем — всё было одинаковым. Поделиться с кем-то о том, как Элисон хотелось вернуться назад, она не могла. — Чушь. Вы, наверное, не так прочитали карту, — отмахнулась она и уже полностью встала, намереваясь выйти, но Анна мягко обхватила её запястье. От неожиданного прикосновения Элис чуть не замахнулась на хрупкую женщину, резко повернув голову, но сквозь стиснутые зубы только выдохнула и отдёрнула руку. — Я пытаюсь помочь. — Мне не нужна ваша помощь. — Как вы будете с ними справляться? — Анна подошла ближе, всматриваясь в лицо Элисон. Будто изучая, сканируя. — Будет неприятно, если капитан или остальные узнают о ваших приёмах лекарств, правильно? А ваш анализ крови, который вы сдавали при переводе? Слишком хорошо для кого-то, кто пичкает себя опиоидами, — почти ласково продолжила женщина. Говорила словно с ребёнком, но её слова резали так ощутимо, до колючих мурашек по спине. — Не смей, — процедила Элисон, отступив назад. — Меня всё равно уволят. Хочешь взять на себя вину за чужую боль? Кем вы все себя здесь возомнили? Дверь, ручку которой Элис со злостью дёрнула на себя, оказалась закрытой. — Открывай, — резко обернувшись, она злобно посмотрела на медсестру. — Я хочу помочь, — преспокойно сказала Анна и вновь подошла к ней, мягко отодвинув ладонь Элисон от ручки двери. — Мы просто поговорим. Если тебе предлагают помощь, отказываться от неё — высшая глупость. — Тогда лучше я буду последней дурой, чем слепо поверю твоим словам. — В таком случае я спрошу ещё раз: как ты будешь справляться с болями, Элисон? — склонив голову набок, спросила Анна. — Вариантов у тебя немного. Элис чувствовала, будто на коже мерзким липким потом оседают чужие слова. Впрочем, одного очевидного вопроса, на который у Элисон ответа не было, хватило, чтобы она медленно прошла к койке и присела. Если всё это — бредовый сон её больного сознания, стоит хотя бы узнать, чем он закончится. — Говори, — охрипшим голосом сказала Элис и кинула злостный взгляд на Анну, присаживающуюся напротив. — Мне даже интересно, что ты предложишь. — А мне интересно, предпринимала ли Харрингтон попытки к уменьшению дозы твоего препарата. Что ты принимала? — Не твоё дело. О каком уменьшении идёт речь? Минуту назад ты сказала: хроническая боль. Никто из всех, кто здесь, чёрт возьми, работает, не знает, что это такое. — Значит, ты признаёшь, что я всё-таки права? В твоих словах есть смысл, — мягко кивнула Анна. — Но это не значит, что помимо тех препаратов нет иного выхода. Её лицо до безумия спокойное и расслабленное. Не человек — безвольная кукла, не умеющая испытывать эмоций. — Хорошо. Знаешь, что такое хронические боли, Анна? — тихо начала Элис, приподнимаясь и делая шаг вперёд. — Вспомни свою самую сильную в жизни боль. И вообрази, что ты её испытываешь каждый день. Двадцать четыре часа, ночь или день — неважно. Ты не можешь думать, работать, есть или спать, — Элис подошла ровно настолько, чтобы посмотреть на неё сверху вниз. — Всё, что у тебя остаётся, — это боль. — Я понимаю. — Нет, не понимаешь, — усмехнулась Элис и мотнула головой. Нога болезненно пульсировала. — Не помню дней, когда этих болей не было, — повернувшись спиной и пройдя несколько шагов, Элисон зажмурилась, когда колено пронзила очередная пульсация. — Когда я засыпаю, я не знаю, с какой болью проснусь. Было бы хорошо, если бы я, блядь, знала хотя бы это. Так что не смей говорить мне, что ты понимаешь, ясно? Это не было исповедью или искренним желанием поделиться своими переживаниями — всего лишь слова, которыми Элисон хотела поставить Анну на место, пусть и не очень осознанно. Поэтому она и не почувствовала явного дискомфорта от того, что поделилась этим. В течение долгого времени Элис не видела никакого варианта, кроме как продолжать принимать препараты — так она могла хотя бы вставать по утрам, не боясь сделать первый за день шаг. Они долго подбирали нужное лекарство, побочные эффекты которого не мешали бы Элисон при работе, не затуманивали сознание, и Харрингтон назначала именно такую дозу, при которой боль отступала до хотя бы терпимого уровня, но не влияла на деятельность мозга так, чтобы Элис не была в состоянии продолжать работать. Но исчезла Харрингтон — исчезла и необходимость контролировать дозы одну за другой. Вроде всё высказала, но легче не стало. Чёрт. — Все, с кем я говорила, понятия не имеют, что это такое, — хмыкнув, продолжила Элисон более спокойно. — И думают, что лучше меня знают, как с этим справляться. Хорошо судить других по своим стандартам, правда? — Интересно, — широко улыбнулась Анна впервые за весь рассказ. — Ты правда так считаешь? — Я хорошо вижу таких, как я. Уж привыкла, — пожала она плечами. — И пока не встретила похожего. Анна кивнула, опустила голову и, немного подумав, порылась в кармане белого халата, выудила оттуда бумажку, бросила её в мусорное ведро и следом достала белый пузырёк с таблетками. — Это препарат от мигрени, — сказала она, покрутив пузырёк меж пальцев. — Твой? — Мой, конечно. Чей же ещё. Знаешь, что такое мигрень? — Что-то знаю. — Мне нравится трактовка из «Острова проклятых», — задумчиво сказала Анна, откинув голову назад и посмотрев на потолок. — «За левым глазом поселилась тупая боль, будто к веку кто-то приложил ложку. Свет превращался в градопад раскалённых гвоздей, а однажды Тедди одолел паралич на полтора дня». Кажется, именно так в фильме описали мигрень, — вскинув светлые брови, Анна взглянула на Элисон. — Ты… страдаешь от мигреней? — спросила Элис, сощурившись. — Как давно? — Лет с двадцати, наверное? Больше десяти лет прошло. Знаешь, говорят, что роды или зубная боль — худшее, что может испытать человек. Мне кажется, что это далеко от правды. Я, конечно, не рожала… — она усмехнулась. — Но мигрень… Это что-то очень далёкое для понимания у здоровых людей. — Хочешь, чтобы я прониклась твоей историей и подумала, что мы похожи? — сквозь усмешку поинтересовалась Элис. — Не дождёшься. Насколько я знаю, от мигреней страдают не каждый день. — Верно. У некоторых приступ случается раз в год, но и те не хотят, чтобы он повторялся даже так редко. Я ничего не хочу от тебя, Элисон. Кроме одного, — приподнявшись со стула, Анна кинула пузырёк обратно в карман и сделала несколько шагов вперёд. — Можешь меня проклинать и язвить, когда захочется. Каждый из нас думает, что его боль сильнее чужой. Но если не хочешь увольнения из-за своей боли, предлагаю сотрудничество. — Продолжай. — Я считаю несправедливым то, что меня лишили права на врачебную практику. Знаешь, Коллинз — не слишком разумный врач, раз так легко от меня избавился, — Анна слегка посмеялась. — Я хочу вернуть свою лицензию. Слышала, у тебя довольно хорошие отношения с твоим бывшим начальником. Эванс, кажется? Ты наверняка в курсе, что они с Коллинзом — очень близкие друзья. Элисон нахмурилась. Откуда Анна знала такие подробности, она уже догадалась. И впрямь работала с Харрингтон. Но как давно? И что ещё было известно Анне? Её внимание привлекла недобрая усмешка на лице напротив. И то, что Анна сказала следом, уже эхом стучало в голове Элис: — Помоги мне вернуть лицензию через Эванса. — И ты хочешь мне предложить что-то взамен, правильно? — выпрямив плечи, спросила Элис. — Правильно. Я обеспечу тебе доступ к нужным препаратам. На сильные опиоиды не надейся, не хочу ещё и отсюда вылететь и потерять работу навсегда. Но с анализами и прочим я тебе помогу. Договорились? В глубине души зарождались сомнения. Но Элис, одержимая идеей остаться здесь, всё же дала Анне ответ. И пожалеет Элисон о нём или нет, станет известно намного позже.▲△▲△▲△▲△▲
Дождь на улице не прекращался, даже когда Элис пришла в столовую. Первые дни по прибытии на базу она почти ничего не ела, потому долгое время стояла у стойки с едой, набирая всего да побольше. За столами в помещении никого знакомого она не увидела и предпочла сесть за последний столик, не забыв прихватить стаканчик крепкого кофе из автомата. Туда-сюда слонялись другие солдаты, обувь которых промокла из-за ливня снаружи, оставляя за собой скользкие и мокрые следы грязи на белой плитке. Всё вокруг было каким-то бледным и неестественным, а яркий свет потолочных ламп неприятно бил по глазам. Элисон долго сидела за столом, крутя в руках уже пустой пластиковый стакан. Отрешённо смотря в пол, она обдумывала, что же сказать вечером капитану. Уже давно решила, что зайти к нему всё-таки стоит. Но перед этим ей стоило отдохнуть в общей комнате и, возможно, немного поспать. Выйдя в коридор, она обернулась, услышав неспешные шаги позади. Элисон уже успела запомнить эту приглушённую походку. Гоуст, держащий в руках папки с документами, встретился с ней глазами. — Сэр, — сказала она, не сводя с него взгляда, и резко остановилась. — Вы не заняты сейчас? — полностью повернувшись в его сторону, сделала несколько шагов вперёд. — Что-то хотела? — спросил мужчина, осмотрев её с ног до головы. — Поговорить. Есть минутка? Лейтенант несколько секунд раздумывал, прежде чем кивнул и, бросив короткое «иди за мной», обошёл её и уверенно пошёл дальше по коридору. Элисон направилась за ним, сложив руки в карманы чёрного худи. Спустя несколько минут они подошли к кабинету Прайса. Райли, достав ключ из кармана брюк, быстро открыл дверь и бесцеремонно вошёл, следом за ним зашла и Элис. — Нам можно сюда? — спросила она, быстро осмотрев полки книжного шкафа у стены. — Прайс отсутствует, — заверил лейтенант, сложив те самые папки в ящички стола. — Пока его нет, я слежу за документами и прочим. Проходи. И дверь закрой. Полностью выпрямившись, мужчина уложил руки по бокам и, вскинув голову, посмотрел на Элисон. — Что хотела? Если это по поводу прошлого задания, все вопросы к Прайсу. — Мы уже обсуждали с ним это. У меня есть личный вопрос, лейтенант, — ответила Элис и подошла ближе, проведя по пыльноватой поверхности стола пальцем. — Почему вы не обсудили со мной заполнение отчёта? Гоуст нахмурил брови, сощурив тёмные глаза. Всё же Элисон не нравилось сталкиваться с ним лоб в лоб и особенно просить о чём под таким пристальным взглядом. Но желание отстоять свои права было сильнее всего этого. — С чего бы? — Вы были ответственным за операцию. За всех нас. Почему вы не посчитали нужным поговорить о случившемся сначала со мной, прежде чем прикладывать жалобу к отчёту? Под шумный выдох мужчины Элис опустила глаза. Тяжело до ужаса было слышать, как его дыхание остановилось, и она продолжила сверлить глазами пепельницу на столе, в которой всё ещё покоилась недокуренная капитаном сигара. — Значит, Прайс тебе всё уже рассказал, — констатировал спокойно Гоуст. — Я нёс ответственность за всех вас, ты права, — на этих словах Элисон вскинула бровь и посмотрела на него. — В той же степени, как и ты. Как и все остальные. Мне ведь не нужно объяснять, что такая же ответственность лежала и на тебе, Элисон? Она шумно сглотнула. Его голос слегка изменился — вместо равномерного произношения слов, похожего на спокойную гладь воды, Гоуст делал акцент на каждом гласном звуке, не прерывая зрительного контакта. Хрипотца, скользящая в его явно недовольном тоне, больно резанула слух. — Не объясняйте. Я просто хочу знать, считаете ли вы, что я действительно была не права, — тихо пояснила она. — Для меня это важно, чтобы продолжать работать. Гоуст вскинул брови — скорее, от её спокойного объяснения, чем от сказанного. Почему-то Элис совсем не злилась именно сейчас. Она не ощущала неприязни в его словах, оттого и не могла с уверенностью сказать, что лейтенант испытывает к ней неприятные эмоции. — Не считаю. — Не считаете? — вторила она вполголоса. — Нет. Я не думаю, что ты поступила неправильно. — Тогда зачем вы… — Но твои действия необдуманны. Если в этот раз повезло, то следующий может закончиться совсем неблагоприятно. Не только для тебя, но и всего отряда. Позволив ей обдумать сказанное, Гоуст неторопливо прошёл к окну и бёдрами облокотился о подоконник, сложив руки на груди. Элисон проследила за ним, пытаясь всмотреться в черты лица под чёрной балаклавой. Удивительно, что, закрываясь всяческими способами от общения — начиная от внешней маскировки в виде маски и заканчивая закрытой позой и грубым голосом, — даже Гоуст подавал понятные признаки хоть какого-то настроения. Элис только сейчас задумалась о том, почему лейтенант не снимал свою маску даже здесь, на базе, где угрозы для собственной конфиденциальности практически не существует. — Вы сделали это только для отчёта, верно? — спросила она приглушённо, надеясь на положительный ответ. — Просто потому что так нужно было? — Мои мотивы не имеют значения, — отрезал он, слегка качнув головой. — Имеют. Если это связано с вашим отношением ко мне, это важно. Мужчина нахмурился, и Элис затаила дыхание. — С моим отношением? — переспросил он с любопытством. — Ты считала, что я сделал это… из-за собственной неприязни? Элисон только несколько раз кивнула и спрятала слегка вспотевшие ладони в карманы брюк. — Да. Иначе вы бы поговорили со мной. — Не было нужды, — более ровно ответил Гоуст. — В мои обязанности не входит бегать за подчинёнными и обсуждать каждую деталь операции. — Но вы могли хотя бы сообщить о своих намерениях. Это ведь тоже входит в протокол и не было бы нарушением. — И что тогда? — обойдя стол, лейтенант неспешно подошёл ближе к Элис. Она сделала два шага назад, смотря на него снизу вверх. И почему раньше не замечала, насколько он выше неё? — Ты бы отговорила меня? — Нет, — качнула головой. — Вы бы и так это сделали. Того ведь требуют правила, лейтенант. А ты не из тех, кто их решится нарушить. — Тогда зачем ты здесь? — на секунду отведя взгляд, Элисон вернула его к лейтенанту. Тот, вопреки ожиданиям, смотрел не с осуждением. С интересом. — Хотела убедиться, что здесь не замешаны личные мотивы, лейтенант. Извините за беспокойство, — пробормотала она и уже направилась к выходу. Всё, что Элис хотела услышать, Гоуст уже сказал. — Элис, — окликнул он её, и Элисон остановилась у двери. — Я знаю, что ты здесь по рекомендации твоего полковника. Обернувшись, она вопросительно взглянула на Гоуста. — К чему вы ведёте? — Не разочаровывай капитана. Он не сторонник того, чтобы принимать кого-то по связям. У тебя есть всё, чтобы доказать ему обратное и остаться здесь. Понуро опустив голову, Элисон решила ничего не отвечать и вышла из кабинета, аккуратно закрыв дверь.▲△▲△▲△▲△▲
На острове холодно. Ледяной ветер забирается под шапку, и от него начинают слегка болеть уши. Элисон, поправив лямки рюкзака, делает шаг вперёд, неотрывно осматривая поверхность земли на наличие растяжек. Лихорадка и помутнение рассудка отошли на второй план, и теперь сил и мотивации ей придавало то, что они на финальном этапе задания — эвакуации. До точки оставалось меньше пяти километров. Элис вспомнила, как Гоуст хотел с ней переговорить по поводу её состояния ещё там, на наблюдательном пункте, но не стал этого делать, узнав от штаба о необходимости завершать наблюдение и отправлять на точку отбытия. Запасы уже подходили к концу, но пока они сохраняли стабильную скорость передвижения, то должны были успеть к пункту отправления назад вовремя. Когда вокруг становится слишком тихо, Элисон напрягается и замедляет шаг, наблюдая за Гоустом, идущим впереди. Едва тот поворачивает голову назад, со стороны слышится оглушительный взрыв. Элис, дрогнув от неожиданности, мгновенно переводит автомат в ту сторону и замирает. Мина — не слишком избирательное оружие для убийства. Спящий солдат, ожидающий очередной жертвы. Наполненный веществом, создающим смертельные осколки — они калечат и уничтожают. Взорвавшаяся мина, на которую наткнулся Билл, позволила горячим частям металла разлететься вокруг и привести к травмам его нижних конечностей. Вероятно, в действие её привело касание к проволочной натяжке, которую трудно было заметить. Райли, заметив рухнувшего на землю Билла, командует громко: — Соуп, проверь его и прикрой! Ближе всех к нему стоял именно Мактавиш. Пока Элисон наблюдает за обстановкой вокруг, её голову наполняют различные мысли. Страх. Беспокойство. Как Гоуст собирается эвакуировать их и самого себя в сложившейся ситуации? Они на минном поле. Единственный путь — тот, которым мы сюда пришли. Любое неровное движение может привести к ещё одной потере. Билл на мгновение глухо вскрикивает, и Соуп, шедший к нему и одновременно проверяющий каждый дюйм земли на наличие растяжек или пропущенных мин, тихо ругается и поднимает того на спину. Мины создаются, чтобы ранить, а не убивать. Если бы Билл умер на месте, это бы означало, что он более не нуждается в ресурсах и припасах, но сейчас, раненый и ждущий медицинской помощи, он, как бы ни хотелось того признавать, оказался грузом для всего отряда и привязал их к себе, вынуждая менять план эвакуации. По пути к безопасному месту, следуя направлениям Гоуста, Элисон с раздражением думает, что противники, должно быть, услышали взрыв. Почти со сто процентной вероятностью. Лейтенант подаёт знак Мактавишу и Элис занять оборонительные позиции, сам же направляется к медику. На мгновение обернувшись, Элисон видит, что Гоуст возится с аптечкой Билла. Рана свежая, и приоритетом для лейтенанта является остановка кровотечения. Если Билл потеряет слишком много крови, он погибнет, ровно как и от попадания инфекции в рану. Пока Гоуст накладывает стерильные повязки, Билл находится в сознании, но в шоковом состоянии. Для восстановления кровообращения необходимо внутривенное капельное введение препаратов. Всё происходит быстро. При необходимости, если патруль попадёт под атаку, Гоусту пришлось бы оставить раненого и занять оборонительную позицию. Их вскоре обнаружат. Объявят о необходимости патрулирования местности и найдут. Произошедшее значительно снизило мобильность отряда. Элисон в который раз думает, что для всех них смерть Билла была бы лучшим вариантом. Но Гоуст, подавший знак, что медик всё ещё дышит, развеивает эту мысль на некоторое время. Шансы на успешную эвакуацию уменьшаются. Мактавиш вновь закидывает Билла на плечи и движется с остальными в безопасное укрытие. Если вражеский патруль доберётся до этого места, то по глубоким следам точно поймёт, что их отряд несёт раненого, и по ним же предположит количество членов в группе. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Блядство. Спустя какое-то время — точно сказать было сложно — они укрываются за низким холмом и густой растительностью деревьев и кустов. В горле Элисон неистово пересыхает, вмиг становится неудобно и тесно во всей её амуниции. Соуп укладывает Билла на землю, и тот на мгновение приоткрывает глаза, вертит головой из стороны в сторону, что-то бормоча про себя. Лицо его бледное, Элис кажется, что он вот-вот снова потеряет сознание. Взгляд — мутный, будто неживой. Все мелкие морщинки отчётливо проявляются на всём его лице, когда он морщится от наступающей боли. Перед глазами всплывает картина, когда Билл заходил в их комнату переговорной — живой, в предвкушении, с лёгкой улыбкой на лице. Что же делать? Что делать? Все действия Элисон до этого поддерживались всплеском адреналина, и сейчас — первый момент, когда они остановились в относительно безопасном месте и могли обдумать, как двигаться дальше. Гоуст приказывает Мактавишу занять позицию, и Элис, сменившая лейтенанта, вновь ставит Биллу капельницу. — Ты в порядке? — хрипло, почти на исходе сил спрашивает Билл, пока она вводит иглу. Элисон смотрит в его затуманенные глаза и шумно выдыхает. — Парни… они здесь? — Не говори. Молчи, — дрогнувшим голосом отвечает она, но, ещё раз посмотрев на его измученное болью лицо, мягко продолжает: — Все в порядке. И ты будешь. — Не-ет, — медленно тянет он, закатив глаза. — Я уже… чувствую это. Элис сквозь зубы ругается, вонзает толстую ветку в рыхлую землю и прикрепляет на неё инфузионный мешок для капельницы, убедившись, что лекарство поступает с нужной скоростью. После этого она поднимает голову, сталкивается с задумчивым взглядом Гоуста и Мактавишем, не повернувшимся к ним и продолжающим наблюдение. Он смотрит куда угодно, только не назад. — Иногда стоит поговорить подольше, прежде чем отправляться на задание, согласна? Она знает, о чём думает Гоуст. Забрать Билла с собой и замедлить передвижение к пункту эвакуации, что наверняка закончится столкновением с противником, или оставить его здесь. — Жаль, что мы не поговорили подольше, — шёпотом говорит Элисон, стараясь не смотреть Биллу в глаза. Её потупленный взгляд застревает на его бледном предплечье и зелёных венах. — Молодец, — едва слышимо отвечает он и с трудом приподнимает вторую руку. Элисон берёт его ладонь своей, сняв при этом перчатки. — Не растерялась. — Говори со мной, — просит она, поджав сухие губы, когда видит, что Билл начинает говорить бессвязно. — Смотри на меня, Билли. Ты слышишь? Смотри на меня. Бьёт его по щекам пару раз, и он распахивает заслезившиеся мутные глаза, приоткрывая бледные губы. — Элисон, — слышится сверху. Её пальцы немного дрожат. — Вы, ребята, наверное, устали, — хрипит Билл вымученно, ослабляя хватку на руке Элисон. — Идите. Я справлюсь. — Мы заберём тебя, — как можно увереннее говорит она. — И выберемся. Не закрывай глаза, Билли. Слышишь? Противный писк в ушах усиливается. На бледное лицо Билла одна за другой оседают мелкие снежинки, и его кожа уже такая холодная, что таят они не сразу. — Элис, — повторяет лейтенант, и Элисон нехотя поднимает взгляд. Гоуст кивает в сторону. Смотрит на неё тяжело, хмуро, почти недовольно. — Нет, — она машет головой. — Он ещё жив. — Иди, — шёпотом просит Билл. — Давай. Уходи, Элис. Во влажном проблеске его глаз Элисон видит отражения веток деревьев и серого неба. Она держит Билла за руку, чувствуя, что его силы уже на исходе. Он просит её уйти, но в его взгляде она видит совсем не это. Не оставляй. Я же ещё жив. Элис зажмуривает глаза, когда Билл просит покурить. Сама делает крепкую затяжку, подносит сигарету к его холодным губам, и он ослабленно вдыхает. Она опускает голову вниз и видит, что все её руки окрашены в багровой крови. Пальцы неистово дрожат, в ушах звучит тот оглушительный взрыв мины. Что-то вблизи скрипит, глухо хрипит. Элисон поднимает глаза. С лица Билла лоскутами слезает кожа. От его глазных яблок остаются только пустые глазницы, и Элисон кожей, покрытой мурашками, чувствует, что даже так он на неё смотрит. Смотрит и о чём-то просит. Сморщенные кожаные частички медленно сползают вниз, открывая вид на оголённый череп. Он что-то говорит, и его голая челюсть щёлкает в такт её участившемуся сердцебиению. Тук. Тук. Тук. Элис понимает: Билл не говорит. Он кричит. Тук. Тук-тук-тук. Она в ужасе, с распахнутыми глазами, торопливо отсаживается назад, упираясь трясущимися ладонями в холодный снег, покрытый тёмными пятнами крови. Билл резко подаётся вперёд, будто его поднимают за плечи силой, и начинает протягивать к ней свои костлявые руки. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Элисон кричит, почти вопит, когда его пальцы обвиваются вокруг её шеи, сжимают с бешеной силой и начинают давить. Череп широко раскрывает свою челюсть, а там, в глубине его глотки, Элис видит блестящий глаз, смотрящий прямо на неё. Она не может поднять рук, не может отвести взгляд, только хрипит от боли и чувства удушья, пока пальцы на её шее смыкаются всё крепче, фаланги проникают под кожу, выпуская красную струю крови одну за одной. Лёгкие жжёт горячей лавой, дыхания не хватает даже на один вдох, и всё, что Элисон слышит перед тем, как потерять сознание, — бесконечный стук голых челюстей, напоминающий топот запряженной лошади и шум едущих колёс катафалка. Она знает — он направляется за ней. Тук. Тук. Тук.▲△▲△▲△▲△▲
— Ты в порядке? — спросила Ева, лежащая на кровати, качая ногой из стороны в сторону, и посмотрела на Элис. — Да, — ответила она, чувствуя дискомфорт от внимательного взгляда напротив. — А что? — Мне показалось, тебе что-то снилось, — пожала плечами Хьюз. — Кошмар? — Вроде того. Я, кажется, забыла про твоё снотворное. — Лучше перед сном пей. Ночью, — Ева продолжила что-то смотреть в телефоне. — Не хочешь поговорить? Элисон задумалась. Прошло всего несколько минут после её получасового сна, но она всё ещё не вернулась в реальность. Первым делом она осмотрела свои руки — почти чистые, где-то царапина, где-то небольшой синяк, но никакой крови не было. Обсуждать приснившееся не хотелось. Почему-то хотелось выпить. Чего-нибудь крепкого, горького. Нельзя. Нужно зайти к капитану, подготовиться к завтрашнему дню, а не вслепую поддаваться желаниям немного расслабиться. — Как… ты отдыхаешь, Ева? — неуверенно поинтересовалась Элисон, прокрутив кольцо вокруг безымянного пальца. Ева отдала его, когда Элис вернулась в комнату и застала её после рабочей смены смотрящей фильм. — В смысле? На выходных, типа? — она отложила телефон в сторону и, перевернувшись набок, подпёрла голову рукой. Элисон кивнула. — Да по-разному. Когда-то пью, когда-то отсыпаюсь. — Не очень обнадёживает, — усмехнулась Элис. — А чего тут весёлого? Ну, Мактавиш иногда в город просится съездить. Там мы ходим по магази-и-инам, — сквозь зевок продолжила Ева, — заходим в кафе или ещё куда-нибудь. — Звучит как свидание, — в ответ на это Элисон получила только недовольный взгляд. — Просто гуляем. Я здесь особо никого и не знаю, кроме него. Он, знаешь, из тех… с кем просто комфортно, — улёгшись на спину, Ева завела руки за голову и взглянула в потолок. — Мне казалось, ты его избегаешь. — Я от него устаю. Он как вампир, понимаешь? Всю энергию у меня забирает, а потом уходит весёлый по своим делам. Но иногда включает мозг и может общаться нормально дольше пяти минут. — На него похоже, — кивнула Элис. — Вы давно знакомы, да? — М-м-м… Относительно. Пару лет точно. И каждый раз узнаю что-то новое, представляешь? — она хихикнула. — Например? — Ох, там столько историй… Слышала я, как Соуп отжигает в отпуске, — Ева приподнялась и села на кровати, подогнув ноги. — Уезжает в свой Стирлинг , а та-ам… — не сдерживаясь, она рассмеялась. — Чёрт, делает он, а стыдно мне. Тебе реально интересно? Элисон пару раз кивнула, чуть улыбнувшись. — Ну, короче… Мактавиш не слишком разборчив в связях, понимаешь? С девушками. И с женщинами. Каждый раз — разные. И так почти всегда, когда Прайс ему отпускные даёт. — Ты имеешь в виду, что он… — Да-да. Ходок такой. Друшер чёртов. И выпить любить при этом. Но он такой только там, здесь я почти не видела, что он пьёт. Неожиданно, правда? — Ева усмехнулась, но не злобно. Только что выдала грязную тайну и совсем не стеснялась. — Ну-у… Он же мужчина. Как они ещё отдыхают, особенно после такой работы? — Элис замялась и пожала плечами. Не то чтобы услышанное было для неё неожиданностью. — А ничего, что… ты вообще мне рассказала это? — перевела взгляд на Еву, но та лишь удивлённо подняла брови. — О чём ты? Это же жизнь. И это не плохо, — Ева устало плюхнулась на подушки. — Пусть делает что хочет. Мне вообще по барабану. Только ему не говори, ладно? У него там какая-то любовная история печальная. Наверное, так и забывается, когда плохо. Элисон задумалась, потупив взгляд в пол. Несчастная история любви у Мактавиша? Звучало это даже интересно. Только вот Элис подумала, что виновница этой самой истории лежит напротив неё, хотя и не была уверена. Может, у них совсем не те отношения, которые Элис предполагала. Но это не её дело в любом случае. Если даже Еве всё равно, с кем у Соупа развиваются отношения и какие именно, то Элисон и подавно. Но она хотя бы узнала немного лучше болтливого сержанта, пусть и с тёмной стороны. — А ты чего спросила, кстати? — повернув голову, спросила Ева. — Уже отдохнуть хочешь? — Да нет. Просто… не могу мозг разгрузить. — Э-эх, жаль, что вас не было в Новый год. Тогда капитан разрешил притащить целый ящик пива. Сносно всё прошло. И правда. Они ведь в это время были на задании. Элисон и не задумывалась над этим. Вот так просто — остальные веселились, пока они мёрзли в холодной земле под открытым небом. И не случилось бы ничего плохого, не отправившись Элис на эту чёртову разведку. — Как же его день рождения? — полюбопытствовала Элисон, улёгшись обратно в постель. — Кого? Прайса? Он не очень любит этот день и почти не празднует. Выгнал меня из кабинета, как только я заикнулась об этом, — Ева слегка посмеялась. — Такие они, старички. Я радуюсь, когда отпуск на мой день рождения выпадает. А ты? Элис нахмурилась, даже и не зная, что отвечать. — Мой уже прошёл. Осенью. Я тоже… особо не праздную. — Ну и скукот-а-а, — устало протянула Ева. — Значит, в этом году что-нибудь придумаем, раз хочешь отдохнуть. Правда, ждать долго. Но летом и мой отпразднуем, если хочешь. Хочешь ведь? — Ева встрепенулась и энергично присела, свесив ноги с кровати. — Можно, — Элисон вымученно улыбнулась. Хьюз ей ответила широкой улыбкой и кивком головы, но, задумавшись, быстро переменилась в лице и сказала вполголоса: — Слушай… ты, наверное, думаешь обо мне что-то, — беззлобно взглянула Элисон в глаза. — Я просто ни с кем не общаюсь почти, понимаешь? — Я бы так не сказала. — Это всё светские беседы, — отмахнулась Ева. — У меня здесь нет друзей. Так, поболтать о том, о сём… — вдруг сделала паузу, опустив голову. — Но я правда обрадовалась, когда узнала, что ты со мной будешь комнату делить. Я люблю поговорить. Просто… если хочешь что-то обсудить, приходи сюда. Тяжело влиться в коллектив, когда ты одна. Я-то знаю. Сама здесь не так давно, но друзей так и не нашла. У парней всё не так, — она шумно выдохнула. — Видела, как спелись лейтенант и Мактавиш? Друг от друга порой не отходят. И что только один в другом нашёл? Не понимаю. — Он мне тоже не сказал, — поделилась Элисон неосознанно, быстро поняв, что сказала свои мысли вслух. Посмотрев на Еву, сразу же столкнулась с любопытным взглядом. — Кто? — Лейтенант. Мне показалось, ему не очень нравится женская компания. — Ему вообще никакая компания не нравится. Он близко общается только с тем же Соупом и капитаном. Может, противоположности и правда притягиваются? И разговор пошёл по накатанной. Пять минут, десять, затем полчаса. Они так легко разговорились, что Элисон стало совсем непривычно и даже стыдно за прежние мысли о Еве. Она оказалась далеко не беспечной, какой показалась на первый взгляд. Довольно наблюдательной, много знающей — вообще о разном. И о людях в том числе. Элисон никогда ни с кем не сплетничала. Считала, что это невежливо по отношению к другим людям, даже если она и не говорила ничего плохого или хотя бы того, что сама не хотела слышать за своей спиной. Сейчас, когда отношение к женщинам в армии совсем изменилось и многие уже не спорили по поводу того, есть ли им вообще место на службе, слухам и сплетням просто негде было проявиться. Но тогда, ещё восемь лет назад, как только Элисон вступила в должность на службе у Эванса, дела шли совсем иначе. Желающих вступить в армию среди женщин было мало, их принимали не на все должности и не на все профессии, и в момент, когда Элис оказалась единственной девушкой в новом, сформированном полковником отряде, ей приходилось не очень легко. Шептания прямо под носом, недвусмысленные взгляды в её сторону, не слишком однозначные намёки. Грязные разговоры о том, что женщинам повезло с облегчёнными вариантами сдачи тестов при поступлении — незаслуженно, значит, они здесь. Всё это пресекалось и не одобрялось командованием, но кто там знал, что творилось в казармах и в личное время сержантов и рядовых? Случись бы с ней неприятное проишествие, Эванс быстро бы на это отреагировал, потому и явной опасности Элисон не ощущала. Но всё же было некомфортно находиться среди тех, для кого она в первую очередь была не товарищем по службе, а предметом для обсуждений. Здесь она этого не чувствовала от слова совсем. И это было хорошо. Ей даже не хотелось, чтобы в ней видели женщину как таковую, потому что и сама Элисон этого не делала. Ей это не казалось чем-то плохим. Они много смеялись. Смех Евы был похож на щебетанье какой-то птицы — заразительный и громкий, отчего Элисон и сама не стеснялась немного посмеяться. Она давно этого не делала, давно не радовалась и не обсуждала что-то настолько просто. Было немного неловко, по её мнению, почти перемывать кости остальным, но Еву, казалось, это совсем не смущало. Если обсуждать только работу и собственные обязанности, можно и с ума сойти. И всё-таки, несмотря на всё приятное времяпровождение, из её головы не выходили ни разговор с капитаном, ни с лейтенантом. Что-то Элисон будто не договорила, чем-то не поделилась, чем-то, чем нужно было. С этой мыслью она вышла из общей спальни и направилась к кабинету Прайса, полностью готовая к разговору, уже не в таком поникшем настроении и с заранее подготовленной речью.▲△▲△▲△▲△▲
— Я приятно удивлён, — сообщил ей капитан, наконец-то подняв взгляд. — Как я и говорил, тебе стоило это просто обдумать. — Вы правы, — кивнула Элисон. — Мне жаль, что до этого дошло, сэр. — Вижу. Я… — он пододвинул папку с отчётом поближе, — не собираюсь доводить жалобу до комиссии. В конце концов, по протоколу в моих полномочиях разобраться с ней самостоятельно. Однако, — сложив руки на столе, мужчина внимательно посмотрел ей в глаза, — впредь твоя помощь в этом деле не понадобится. — Вы не расскажете, что случилось с грузом? Лодочный десант перехватил поставку? Прайс неоднозначно покачал головой. — Боюсь, у них возникли некоторые сложности. Похоже, что несчастный случай с Биллом и все последующие ваши действия навели шумихи. Они быстро спохватились и убрались из острова ещё до прибытия десанта. — Значит… всё было зря? — Ничего не бывает зря, Элисон. ЦРУ сейчас отслеживают их передвижения в Северном море. Мы… разберёмся с этим. Обязательно. — Что насчёт Билла, капитан? Вы ничего не выяснили? — Пока что, — он шумно выдохнул. — Мы работаем над этим. — Мы должны найти его. — Знаю. Но вероятность этого крайне мала. Я… надеюсь, что он нашёл там покой. В другом случае его могли найти и попытаться выяснить информацию. Это было очевидным исходом. Если организация действительно являлась местным синдикатом, они не гнушались использовать всяческие способы для добычи информации. Включая пытки. Элисон нахмурилась и повела плечом при этой мысли. — Он умный парень, — сдержанно сказал Прайс. — Если и была вероятность, что его найдут, то, скорее всего, он сам им в этом помешал. Если ты понимаешь меня. Элис вздрогнула. Хватило ли Биллу смелости пустить себе пулю в висок? Или он испустил дух ещё до прибытия противников? Думать об этом было бесполезно. Одна только мысль о том, что он остался там, практически без сил, одинокий и брошенный их отрядом, пусть это и было необходимостью, удручала и портила без того хмурое настроение. Элисон лишь оставалось надеяться, что он умер без боли и не дождался прибытия вражеского патруля. — Тебя что-то беспокоит? — вывел её из размышлений капитан, склонив голову набок и заглянув в глаза. — Нет. Я в порядке. — Хорошо. Завтра в семь приступай к работе, как обычно. Если что-то изменится, тебя позовут. Что-то в этом разговоре было не так. Ещё в коридоре, до встречи с Прайсом, Элисон столкнулась с Гоустом. Он не сказал ей ни слова и, казалось, толком не заметил. По предположениям, он тоже недавно говорил с капитаном, но точно она сказать не могла. Рассказал ли он об их диалоге, и потому Прайс так легко принял её извинения и объяснения? Под холодящий кожу морозный ветер Элисон курила на улице, стоя под козырьком крыши. Голова под вечер закипала. От утреннего разговора с Анной, которая дала ей время на то, чтобы выйти на связь с Эвансом; от кошмарного сновидения, из-за которого спать теперь было тревожно; и, вдобавок ко всему, от понимания, что Элис, сама того не заметив, подумала, что хотела бы поработать с группой Прайса ещё раз. Теперь она не считала, что слово «машины» для них — какое-то оскорбление. Они были подготовлены даже лучше, чем солдаты частных военных компаний, с которыми ей доводилось работать ещё под крылом полковника. Один только Гоуст стоил целых трёх солдат со своим опытом ведения боя. И снова она подумала о нём. Почему? Из-за того разговора? Элис старалась отогнать эти мысли. Здесь, вне поля боя, в обычной обстановке, даже его манера говорить отличалась. Взгляд его утомлённых глаз больше не отталкивал, наоборот — приковывал. И всё это Элисон сложила в единый вывод: ей бы хотелось находиться под его командованием и дальше. Она могла бы многому у него научиться. Как и у Мактавиша, к примеру. — Такие люди — лучшие товарищи по команде. Собранные. Немногословные. Не сомневающиеся в своих решениях. Кому не захочется быть в одной группе с такими людьми? Но Элисон понимала, что этому внезапному порыву не суждено сбыться. Они совсем разные. И если ей снова повезёт отправиться с ними на задание, Элис только принесёт проблем. В том числе и из-за своего нестабильного состояния. Договор с Анной был важнее всего этого для Элисон. Она вновь и вновь прокручивала этап перед эвакуацией, то, как её голова была совершенно опустошена от ненужных размышлений, как быстро она выхватила вражеское оружие и выстрелила, как в дальнейшем ослушалась приказа от Гоуста и как они оторвались от преследования. — Твои действия необдуманны. Конечно, он был прав. Но и соглашаться с тем, что это было ошибкой только с её стороны, Элис не желала. Она не могла больше жить с болью. Элисон хотелось позвонить Харрингтон и практически умолять взять её назад, вновь консультировать, говорить по душам. Всё-таки с ней эта тяжесть проживалась намного легче. Однако мешать осознанно человеку, самому вычеркнувшему её из своей жизни, Элис не хотела. Не хотела навязываться, особенно после того, как доставила Джулс столько проблем в течение всех тех лет, пока они работали вместе. Не приходила на приёмы, проживала все отпуска как в последний раз и откровенно забивала на её рекомендации, иногда превышала требуемую дозу препаратов. Как только Харрингтон с самого начала от неё не отказалась? Не то чтобы она была вправе. Эванс бы ей этого не позволил. Эванс. Эванс. Эванс. Давно она с ним не говорила. Не до конца променяла одну командующую фигуру на другую. Вспоминала при любом удобном моменте, сравнивала его рабочий подход с подходом Прайса. Если Элис и дальше позволит этим мыслям поглощать её, она никогда не увидит в новом капитане достойного начальника. Она знала, что тот ей не будет спускать с рук все промахи и просчёты. От чувства, что Элис действительно похожа на ту, которая прикрывается спиной вышестоящего лица и пользуется этим практически в открытую, ей стало омерзительно. Словно за самой ней ничего не было, и всё, что о ней можно было сказать, было связано именно с Эвансом, который сам же её и привёл сюда. Собственная личность размывалась. Элисон страдала от этого чувства уже давно, но не могла понять, с чем это связано. Осталась ли она такой же, как при службе с полковником? Не изменилась ли за то время, что пробыла здесь? Иногда ей хотелось увидеть себя со стороны и понять, сильно ли отличается её поведение при разговоре с разными людьми. Она просто подстраивалась под каждого, с кем говорила, и считала, что так поступают все. Все люди скрывают настоящих себя и показывают только им выгодную сторону. Меняют себя при общении с другими. Ведь так? Если бы я совершил всё, что задумал, разве это сделало бы меня теперь счастливее? Конечно нет. Отправившись когда-то в дальний путь, на поиски пределов самого себя, по дороге я начал сомневаться в своей цели и во всех целях вообще.▲△▲△▲△▲△▲
Следующая неделя прошла довольно неплохо. Гнетущие мысли о предыдущей операции постепенно улетучились, а за ними исчезли и мучающие Элис кошмарные сновидения. Не сразу, постепенно. Помогло с этим и снотворное, одолженное у Евы, которая, припоминая тот длинный диалог, пообещала Элисон устроить что-нибудь интересное на следующих выходных. Что именно она имела в виду, уточнять не стала. По её же словам, Прайсу не особо нравились её вылазки в город с Мактавишем. Чем меньше они появлялись на людях вне отпуска, тем лучше. За это время Элис пару раз сталкивалась с бегающей по корпусам Анной, которая предлагала заглянуть к ней, но Элисон отказывалась, ссылаясь на работу в инженерной. Это было не совсем правдой, но медсестру её ответ каждый раз устраивал. В пятничный вечер, как только Элис приступила к работе, устроившись за рабочим столом с чашкой кофе, в дверь постучали. На проходе она увидела неизвестного ей солдата — судя по форме, сержанта. Тот лучезарно улыбнулся, поправив светло-русые короткие волосы, и подошёл ближе к её столу. Элисон напряглась. Парочка инженеров, заканчивающих свою работу, провели незнакомца взглядом, но ничего не сказали. — Офицер? — спросил он полушёпотом, заведя руки за спину. — Тише, — шикнула Элисон, приподнимаясь со стула. — Вы кто? Зачем пришли? — Я искал вас, — продолжил он спокойно, не переставая улыбаться. — Найдёте для меня время? Элис недовольно оглядела его, поправила рубашку и, кивнув головой на дверь, последовала на выход. — Я вас слушаю, — строго сказала она, когда сержант обошёл её и встал напротив. Они отошли чуть дальше от стеклянных дверей, и Элисон, облокотившись на стену, сложила руки на груди. — Сержант Чарльз Моррисон, — он легонько хлопнул себя по значку на форме и снова улыбнулся. — Вообще-то я заходил к вам несколько недель назад, но позже узнал, что вы отсутствуете на задании. — Как неожиданно. И этот же человек вам сообщил о моём прошлом месте работы? — скептично поинтересовалась Элис. — Не советую выносить его на всеобщее обозрение, сержант Моррисон. — Я же не на весь кабинет его закричал, — пожал он плечами. — Навёл о вас справки, да. Похоже, с конфиденциальностью здесь всё же есть пробелы. — И что вы хотели? Мы раньше не встречались, — Элис оставалась на расстоянии вытянутой руки, осматривая его форму. Чарльз был значительно выше неё, потому ей приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Верно. Но мой презент вы-то точно встречали. Постепенно картина месячной давности сложилась в её голове, но Элис это не очень понравилось. — Встречала. Похоже, звание не влияет на смелость служащих. Чего сами не подошли? — Вы такая неуловимая, офицер, — усмехнулся сержант. — Сколько вас ищу по базе, никак не попадаетесь на глаза. Думал уже, что специально меня избегаете. — Скромности вам не занимать, — хмыкнула Элис. — Прямо-таки искали меня? — Ну, это грубо сказано. Надеялся повстречать вас где-нибудь. Элисон подметила, что Чарльз подошёл к ней немного ближе. Едва заметно, но она это увидела. И шагнула назад. Замолчала на некоторое время, пока парочка солдат не прошла мимо них, убедившись, что никто не окинул их взглядом. — Пришли просить благодарность за цветы? — спросила она, вздёрнув подбородок. — Было бы приятно. — Сержант, не мне вам объяснять, что неоднозначные намёки при первой встрече слегка отталкивают. — А я не собирался намекать, — сложив руки в карманы брюк, Чарльз сделал ещё шаг вперёд. Элисон отступать не стала. — Вы свободны в эти выходные, офицер? — Чарльз, — начала она неуверенно, обдумывая слова, — вам стоит перечитать пункт об отделе кадров и о том, что подразумевают под собой отношения между служащими. — Ну зачем вы так, — наигранно обиженно протянул сержант, — я только поинтересоваться хотел. — Хорошо. В эти выходные я занята. Поинтересовались? Элисон не заметила, как упёрлась спиной в стену, а Чарльз оказался ещё ближе. Она всматривалась в его довольное лицо, не выражающее ничего, кроме заинтересованности, и всё-таки заметила в поблёскивающих тёмных глазах что-то нехорошее. Под его густыми бровями внезапно залёг тяжёлый взгляд, направленный прямо на неё. Она сглотнула. Подумала, не слишком ли резок был её ответ. Чарльз выдохнул, качнул головой, приоткрыв губы, и только он намеревался что-то сказать, как со стороны послышалось громкое: — Сержант Моррисон. Элисон резко повернула голову к источнику звука. Гоуст, одетый в привычное обмундирование и чёрную маску, смотрел на них. Недоверчиво. — Лейтенант, — Чарльз выпрямился как по команде и отошёл от Элисон на пару шагов назад. — Нужна помощь на вертолётной площадке. Идём. Чарльз кинул неодобрительный взгляд на Элисон и, поджав губы, направился за лейтенантом. Она смогла спокойно выдохнуть только тогда, когда они оба скрылись за соседним поворотом. В груди поселилось неуютное ощущение тревоги. Заходя в кабинет, Элисон подумала, что новое знакомство лучше бы пресечь ещё в зародыше, потому что подсказывающее чувство опасности предрекало нечто большее, чем простую заинтересованность.