Blood

Наруто медленно осознает себя. Перед взглядом пляшут белые пятна, все путается, к горлу подступает тошнота. Мысли рассеянные, разбитые на множество осколков, а тяжелая, словно залитая свинцов, голова отказывается хоть немного поработать. Он прикрывает глаза, пытается лечь удобнее. Без раздражающих пятен становится чуть лучше. Из крошева воспоминаний удается собрать что-то связное. Он — Наруто Узумаки. Так. Хорошо. Он не связан. Ранен. Судя по запаху — в больнице. Дальше. Он…умер? Да, точно. Умер, но как тогда… Приступ боли сбивает с мысли, заставляет зажмурится. Наруто дает себе время отдохнуть. Сейчас он в относительной безопасности, об остальном можно подумать позже. Позже приходит осознание, что в голове слишком тихо. Ни абсцессной лексики, ни тяжелого ворчания, ни глумливых язвительных комментариев. Ни-че-го. Наруто пробует почувствовать в своей голове след чужого присутствия, но нет, там оглушающе тихо. Воспоминания, резко обрушившиеся водопадом на сознание, вызывают злое тихое рычание сквозь плотно сжатые зубы. Воспоминания странные. Смешанные картинки-образы, ситуации, которых просто не могло быть. Словно в его голову поместили еще чье-то сознание. Его воспоминания также всплывают в голове ярко отчетливо. Смерть Неджи, бой с Кагуей и прочие сложные, тяжелые, трагичные моменты, ярко отпечатанные в памяти. Боль в голове усиливается, писк приборов становится настолько не выносимым, что Узумаки машет рукой, выплескивая чакру, а в месте с ней и злость. Жесткий взгляд цепляется за кисть. Слишком маленькую, бледную, чистую от шрамов, с мягкой кожей, еще не успевшей огрубеть от постоянного использования оружия. Влетевший в палату медик застает Наруто стоящим перед зеркалом. Тот бледный, явно ослабленный опирается плечом о стену, рассматривая себя. Его губы недовольно сжаты, иссиня-черные глаза сверкают гневом, волосы цвета молодого пшена слишком длинные. — Уважаемый сын Четвертого Хокаге, — неуверенно начинает меднин, он чувствует себя слишком неуютно рядом с парнем, от которого источаются волны раздражения на грани агрессии с гневом. Узумаки не оборачивается, он не обращает на постороннего в его палате никакого внимания. Ему не до него. Понимание происходящего пришло к нему еще пару минут назад. Он читал о таком. Не верил, что справедливо, потому как все описание подобного были похоже на бред безумного ученного и теории в духе конспирологии. Но вот, пожалуйста. Его душа, которая, на секундочку, должна была спокойно умереть вместе с телом и отправиться в круг перерождения, оказалась в другом мире. Перенеслась в детское нетренированное должным образом тело восьмилетнего Намикадзе Наруто, который если верить смазанным картинкам имел плохие отношения с семьей и наивно-романтичную натуру. Слабость берет свое, накатывая новой волной, лишая устойчивости. Наруто качается из стороны в стороны, готовый в любую секунду упасть. Медик, аккуратно подхватывает его, стараясь почти не касаться, возвращается на больничную койку, явно не понимая, что стоит делать дальше. Узумаки его все еще игнорирует. Он не знает, как себя вести с любыми меднинами, которые не Сакура. Ему также непривычно проводить в больнице больше нескольких часов. Исключением было восстановление руки, и то только из-за настойчивости все той же Сакуры. Сейчас же с ним не было Курамы, у него не было ускоренной регенерации, а еще это тело очень странно реагировало на прикосновения. Наруто четко запомнил реакцию на явно осторожные сведенный к необходимому минимуму едва ощущаемые касания. Это было не высокомерное презрение избалованного невоспитанного ребенка, который плохо понимает границы дозволенного. На самом деле Узумаки не может классифицировать испытанные чувства. Нет, он умеет чувствовать, просто все его эмоции можно посчитать по пальцам одной руки. Радость. Боль от потери близкого. Злость. Беспокойство. Равнодушие. Эмоции испытанные сейчас кажутся липкими разъедающими, словно на тело налили концентрат кислоты. А еще Наруто не может понять, чьи именно испытывает эти эмоции, его или нет? Могло ли сознание мальчишки выжить. — Сколько мне еще здесь находиться? — спрашивает Наруто, голос мальчишки тонкий высокий режущий, смешиваясь с властными требовательными и суховатыми интонациями, которыми привык разговаривать Наруто с подчиненными, а этого явно молоденького меднина он уже причислил к этому типу, звучал комично. Если бы не ситуация, Узумаки позволил бы себе улыбку. — Уважаемый сын… — Довольно! — прервал его Наруто, не желая все этого слушать, — слишком много лишних слов, я задал конкретный вопрос, не тратьте ни мое ни свое время. Вот тут Наруто ожидало новое открытие. Он очень четко по фону чакры меднина определил его эмоции: замешательство, растерянность, граничащую с паникой. Значит, мальчишка был уникальным сенсором. Это мысль пробуждает любопытство. — Несколько месяцев, вы серьезно ранены неизвестной техникой, которая как-то влияет на то, как вы восстанавливаетесь. Стоит ему договорить последнее слово, как дверь открывается и в палату заходят еще двое. — Что здесь…- судя по голосу одна из них была женщиной, говорила она на повышенных тонах, которые усилили пульсацию в голове Наруто, усугубляя боль, — Эйда, почему не доложил, что уважаемый сын… — Прекратите немедленно, — теперь он понимает почему эта фраза ему в отношении себя нравится еще меньше, чем в те моменты, когда данное обращение применялось к Конохамару, слишком много сарказма и презрения в словах, — Говорить о человеке в третьем лице в его присутствии невежественно и невежливо, отчитывать подчиненного при пациенте, устраивая шум в его палате, как и игнорировать состояние пациента непрофессионально. И если вы не собираетесь избавить меня хотя бы от головной боли, выполняя тем самым свою работу, то очень прошу закрыть дверь с той стороны, не мешая мне уснуть, — Узумаки все же порядком веселил детский голос полной привычной ему стали приказного тона. Нужный эффект был достигнут, в палате воцарилась гробовая тишина, позволяя Узумаки наконец расслабляется, удобнее устраиваясь на подушке. Меднин названный Эйдой, собирался видимо что-то сделать, Наруто почувствовал, как его чакра как будто бы заколыхалась, но та самая женщина, его опередила. Перед глазами перестали мелькать белые пятна, чувствительность притуплялась, боль отпускала. — Спасибо, — ровным тоном произнес Наруто. У него было слишком мало данных для составления стратегии, слишком мало сил для обдумывания ситуации. Да и в целом ни шпионаж, ни диверсия никогда не были его профилем, маскироваться, сливаясь с окружающими слишком проблематично, как любил выражаться Шикамару. Когда женщина-медик принялась менять повязки на груди, Наруто стоило титанических усилий не дергаться, пытаясь избежать ее обжигающих прикосновений. И она это заметила, слишком напряженным было его тело. — Все в порядке, Уважаемый сын… — Нет, не в порядке, — бесцеремонно перебивает ее блондин, — во-первых, прекратите ко мне так обращаться, разговаривать со мной саркастично-презрительными плевками тоже лишнее, это все говорит об отсутствии у вас компетенции и должного профессионализма. Во-вторых, мне больно. В-третьих, я хочу спать, о чем сказал вам порядка пятнадцати минут назад. Ваши нерасторопные раздражающие действия больше похожи на издевательство, а мое терпение на исходе. Или работайте быстрее и качественнее или идите отсюда вон. На последней фразе в палату заходит Тсунаде Сенджу. Она ничего не говорит. Одним взглядом выгоняет всех меднинов из палаты. Ловкими уверенными движениями она быстро меняет повязки, ничего при этом не говоря. Наруто лишь отмечает, что ее секундные почти неощутимые касания доставляют куда больше боли и дискомфорта. Она протягивает ему чашку, из которой поднимается ароматный пар. Наруто залпом выпивает содержимое, не боясь отравится. Он или умрет, что неплохо или не умрет, что тоже в принципе приемлемо. Узумаки падает на подушки, прикрывая глаза. Кажется, он выпил достаточно сильнодействующее снотворное, что гарантирует ему сутки блаженного забытья. Тсунаде присаживается на стул, стоящий рядом с кроватью, наблюдает за засыпающим мальчишкой, желая убедится, что тот не умрет. Второй сын Хокаге был загадкой на самом деле. Позор свои легендарных родителей — безусловно. Позор Великого Клана Узумаки — несомненно. Тихий, неразговорчивый, мечтающий о жизни обычного гражданского человека мальчишка сегодня открылся с новой стороны. Чего только стоит то, как он отчитал её подчиненную. Так не всякий джонин сможет. Да и факт того, что мальчишка в своем плачевном состоянии говорит, двигается, оборудование разнес. Сенджу дожидается, пока он крепко заснет, и осматривает его еще раз. Результаты не меняются. При его повреждениях и слишком медленном даже для слабого шиноби восстановлении, он конечно мог прийти в себя, мог передвигаться, но для этого нужна джонинская выдержка не меньше. Сенджу хмурится, выдыхает устало. Убедившись, что жизни Наруто ничего не угрожает, она поднимается со стула и покидает его палату. Выловив в коридоре двух ирьенинов, она приказывает им навести порядок в палате и поставить Узумаки капельницу.