—now it's been long enough to talk about it.
прошло много времени, чтобы говорить об этом.
Перевожу взгляд на Хэнка. Тот отливает пули для тех же пистолетов. Его уверенность тоже пугает. Сын мента нарушает закон. За этим интересно наблюдать. Но…ощущение, что они не понимают последствий…будто это просто игра с точками сохранения. Но друг для друга они готовы стоять против всех. Как скоро это сломается? Герыч делает вид, что помогает Хэнковичу, но на самом деле только мешает и громко смеется. Сейчас поздняя ночь. Как они до сих пор не устали?—i've started not to doubt it, just wrap my head around it.
я уже не сомневаюсь в этом, просто обними меня.
Полумрак в сарае создает ощущение трепета внутри, ведь все что сейчас происходит максимально…не для лишних глаз. Не говоря о том что будет дальше. Эти моменты до того личные, секретные. Чувствую себя отвратительно. Мне здесь не место, но расслабленность парней говорит о том, что те принимают меня. Видимо из-за Генки, что доверяет мне полностью.—i remember when you told me it's an every day decision.
я помню, как ты сказал мне, что это решение не изменится.
Сильно сжимаю запястья, чувствуя как кожа возле порезов расходится и вновь кровит. Кофта постепенно начинает липнуть, а я чувствую лишь отрезвляющую, горячую боль. В голове мысли разбегаются и остается только желание: уйти, сбежать, исчезнуть. Лава по венам растекается, даруя тепло. Сердце бьется чуть быстрее. Прикрываю глаза, расслабляясь. Боль, что я причиняю себе сама уже вошла в привычку. До того страшную и неправильную–можно ужаснуться. Даже не помню когда это началось…еще до переезда отца, наверное. Раньше все было более безобидно: покусывание губ, горячий-очень горячий-душ, пропуски приемов пищи, одежда не всегда по погоде. Тревожность тогда только набирала свои силы. Все эти детали были мелкими и незначительными, особо не причиняя вреда-только небольшие неудобства, но…все изменилось резко.—but with my tunnel vision, how was I supposed to see the way?
но с моим туннельным зрением, как я должна была видеть путь?
***
Чуть задержалась в школе, зима была, холодно очень и стемнело рано. Усталость накатывала волнами и то, что вокруг происходило меня вообще не волновало. Привыкла что путь до дома довольно короткий и расслабилась. Ошибка. Краем глаза заметила крупный силуэт. Тут же оказалась затащена в пустой переулок. Паника сдавила горло. В голове воцарилась тишина. Сердце болезнено билось в груди, разбиваясь о ребра. Больно. Со мной не церемонились. Задрали юбку, что мать в тот день заставила надеть, разорвали колготки и нижнее белье. Куртку сняли и швырнули куда-то в сторону, чтоб не мешала. –Нет…нет…не надо, пожалуйста… Тогда я молила не делать этого. Рыдала, тряслась, унижалась. Лишь бы он не закончил начатое до конца.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Он молчал, лишь однажды посмотрев мне в глаза. И там было только одно: жажда. Паника и страх овладели мной, заставив оцепенеть от ужаса на время, чувствуя руки везде. Он трогал, сжимал, шлепал, лапал, облизывал. Реальность расстворялась, плыла, ускользала сквозь пальцы и весь мир сузился до этого переулка и происходящего в нем. Трепыхаясь, дергаясь, кусаясь я старалась отлепить его от себя, чувствуя, как руки становятся ледяными и постепенно немеют кончики пальцев. Думаю тут сыграл роль искренний страх.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Сердце тогда набатом стучало в моих ушах и было чувство…чувство неизбежного, горького отчаяния. Силы иссякли, надежда погасла. Тварь, что недостойна зваться человеком, тогда уже почти полностью раздел меня, слюнявя голую кожу. Желудок сводило спазмами, хотелось блевать, но и тело не слушалось. Его штаны уже были спущенны, вместе с нижним бельем. На мне осталась юбка и колготки, так как остальное снять было проще, а для этих вещей нужно было разуться и потратить лишнее время. Он предпочел в это время насиловать меня. Не медля он потирался своим членом о мои бедра и выше, размазывая свою собственную смазку. А потом резко вошел. Боль-адская, нестерпимая-голос тогда уже пропал окончательно. Силуэт ни слова не говорил за все время, только шумно, влажно дышал, ебал и поворачивал как ему удобнее.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Никто не пришел на помощь ни тогда, ни раньше и ни позже.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Глухой вакуум начал слабнуть и реальность надавила на плечи с новой силой. Руки слепо шарили по полу, стараясь нащупать остатки одежды. Хотелось тогда срезать с себя всю кожу, оттереть наждачкой прикосновения, что остались фантомом на теле. Трясло. «Сон, сон, сон. Пожалуйста, умоляю я хочу чтоб это оказалось сном» Портфель лежал рядом, там же где и куртка. Достала телефон, проверила все что у меня было. Действовала на автомате.—always the fool with the slowest heart.
всегда глуп тот, у кого медленно бъется сердце.
А смотря на свои руки, в голове промелькнула странная, нетипичная, неправильная мысль. Знала, что в пенале есть нож. Канцелярский. Незамедлительно достала. Осознание не приходило. Раньше боль что я себе причиняла была неосознанной, но тогда… Мозг немедленно воплотил идею, не различая реальность и выдумку. В голове крутилось несбыточное желание, что это все нереально. Именно из-за этого наверное все и началось. Чтоб понять сон это или нет. Щипки и разбитые колени, стертая кожа на руках–этого всего было недостаточно.—but I know you'll take me with you
но я знаю, что ты возьмешь меня с собой.
Первый надрез был слабый, но длинный. Второй наоборот. Примерялась, как нужно. Остановилась на глубоком и длинном. Кровь тогда текла не останавливаясь, а огонь растекался по венам, даруя мнимое спокойствие, ведь мозг тогда переключился на физическую боль. А страха не было.—we'll live in spaces between walls.
мы будем жить в пространстве между стенами.
И боль была вполне реальная, так же как кровь, что лилась не прекращая, синяки, гематомы, ведь иногда он бил, да от души, чтоб смирно стояла. Мое отчаяние было сильнее. Домой тогда я вернулась завернутая в грязную куртку, от другой одежды пришлось избавиться, и наверное единственное везение было в расписании родителей. Оба не дома.—every city's got a graveyard.
в каждом городе есть кладбище.
Лежа в ванной я смотрела на кровоподтеки, порезы и с этого было так мерзко, противно, грязно. Слезы лились неосознанно. Легче не становилось. Терлась до покраснения, но ощущение, будто на мне слой грязи, никуда не исчезло.—the service bought and paid for.
услуга куплена и оплачена.
Запятнанная, сломанная, мерзкая. Смотрела как кровь стекает вниз, ведь расчесала руки, но в душе была лишь пустота. Никто так ничего и не узнал. Потому что было уже поздно.—now I'm sleeping in the backyard.
теперь я сплю на заднем дворе.
Боль часть моей жизни, а слишком слабая, чтоб прекратить, как бы не пыталась.—passing out as light turns into day.
oбморок, когда свет возвращается днем.
Боль–это и есть я.***
Резко выныриваю из своих мыслей, потрясенно смотря на свои руки, с которых медленно стекала кровь. Слишком сильно сжала.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Быстро опускаю рукава кофты, впитывая и вытирая насколько возможно, пока на это не обратили внимания. Пули уже были готовы и компания оживленно разговаривая, подтянулись к выходу, крутя оружие в руках. — Мелкая! Погнали с нами, емае! — Гена вспомнил про меня, глянув через плечо, широко усмехаясь. Секунду раздумывая, поднимаюсь на ноги и накинув куртку, чувствуя мерзкую влажность одежды, что теперь прилипла к рукам еще больше, но не подавая вида. Мерзко.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Нащупываю пачку на ходу, тут же доставая одну сигарету, вместе с зажигалкой, еще находясь в сарае. Выйдя на улицу, тут же подкуриваю, чувствуя дрожь в руках. Едкий дым обжигает горло, но помогает унять тревогу. Парни уже стояли возле горящей бочки, примериваясь к оружию громко разговаривая. Сейчас они даже забыли о том, чтоб расспросить о моем присутствии Генку и меня. Ну и хорошо. Сейчас так даже лучше.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Осторожно подхожу ближе, наблюдая за их воодушевлением и восторгом. Равнодушно скольжу взглядом по оружию сухо отмечая, что оно и правда по особому красиво. Подношу сигарету к губам, вновь затягиваюсь и выныриваю из прострации, как звучит выстрел. Подбадривания звучат достаточно громко и весело. Лишняя. Киса резко на меня оборачивается и протягивает пистолет: — Попробуй, Шеф! А в свете пламени глаза у него затягивают. В них будто веселятся тысяча чертей, прыгая и резвясь. Ветер треплет волосы и его особая ухмылка. Боже, как же это прекрасно. А ухмылка у него яркая, дерзкая, смелая, живая. Залипаю на время, молча смотря на него, любуясь и резко одергиваю себя, забирая оружие. — Пялишься, Жека.– тот осторожно шепнул это на ухо, чтоб никто не услышал кроме нее.—haven't I given enough, given enough?
разве я не дала достаточно, не дала достаточно?
Резко оборачиваюсь, сталкиваясь с ним взглядом вновь, и тихо усмехаюсь, не обращая внимания на неприлично близкое расстояние. — За собой следи, Ки-и-иса. Отворачиваюсь обратно и не глядя нажимаю на курок. Недолгий звон в ушах. Попадание. У манекена простреляно сердце.