Madness.

Agréable solitude — оно же приятное одиночество. Гармония наедине с самим собой, щекочущее чувство умиротворения, кое граничит с изысканным самолюбием. У всех оно протекает в разной форме. Кто-то любит выпивать бокал красного вина в вечер пятницы, когда тебя преследует весьма приятная мысль о грядущих выходных. Наслаждаться любимой песней, что приятным звучанием разливается по комнате, заставляя тебя невзначай покачивать головой, стуча пальцем под бит, ведь ты ощущаешь нечто родное, приближëнное к тебе. Музыка и впрямь прекрасная штука. Кто-то предпочитает гулять по ночному городу, заворачивая в маленькие извилистые улочки, думая о всяком. У всех людей разные понятия об одиночестве. Но все они определëнно знают — находится одному можно, и, во многих случаях, даже необходимо. Самая лучшая компания для человека — это, прежде всего, он сам. Но у Мэй есть одна большая проблема, связанная с этим, которая тянет её на дно уже какой год. Девушка далеко не глупа, и осознаёт, что она единственная, кто будет с собой до самого гроба. Единственная, кто способен любить себя до самой смерти. Хочешь, не хочешь, но через себя переступать нужно. Рано или поздно, тебе придётся остаться наедине с собой. Мэй не переносит одиночества. Для неë это невыносимо. Она не может контролировать свой поток мыслей, сжирающий её изнутри. Она способна углубляться в потайные уголки своего тëмного подсознания, рассуждая на довольно странные темы. Признаться честно, юная леди хотела бы избавиться от этой привычки. Ей лучше бы убежать куда-то вдаль, в неизвестном направлении, покинуть город, переехав, лишь бы не оставаться с мыслями и бесчисленным множеством проблем, которые нужно решать как можно быстрее. Она безответна и пуглива, словно маленький пушистый кролик. Мэй не привыкла справляться с трудностями, по крайней мере, одна. Ей всегда было проще забыться любыми способами, с любыми людьми, которые, на самом то деле, ей, особо, а может даже абсолютно, не симпатизировали. Она не желает оставаться одной. Мэй не интересны другие, но она ненавидит одиночество. — Признаюсь, этот ресторан хорош. — поправив рукав пиджака, Фейтан мельком осмотрел помещение. Ему, на самом то деле, не сосчитать, сколько раз он бывал в этом месте. Знает ресторан, как свои пять пальцев. Каждый мрачный уголок, и каждого сотрудника. Уж кто кто, а Портор с лëгкостью собирает огромные и сложные пазлы из своих наблюдений. Приятное для глаз освещение тёплых цветов, махровый красный диван, обитый мягкой тканью. Небольшие колонны, сделанные в греческом стиле, разделяющие столы посетителей. На памяти Фейтана, они появились здесь сравнительно недавно. Быть может, полгода назад. Это заведение начало процветать и набирать огромные обороты лишь с приходом нового владельца, кой направил свои доходы и социальные навыки в нужную сторону. Стол, высеченный из дерева, покрыт белоснежной, словно хлопья первого снега, скатертью, без единого пятнышка. Аж глаза слепит. Такую даже грех крошкой украсить, не то, чтобы пролить жидкость. Это заведение считает одним из элитных ресторанов своего города, который находится в центре. — Ты ведь не делаешь ничего без какой-либо цели, верно? Или же в этот раз захотел просто поговорить по душам и вкусно поесть? — Усмехается юная особа, выдвигая свои предположения. — Чертовски верно, моя милая Мэй, мы здесь не просто так. — он улыбнулся, хрустя костяшками пальцев. — Тогда не томи, говори, как есть. — сгорая от нетерпения, молвила на выдохе девушка. Она потянулась за хрустальным бокалом, дожидаясь речи черноволосого. Мэй шумно сделала один большой глоток, вспоминая как один раз, в подростковые годы, также жадно поглощала алкоголь, сидя дома у своих знакомых. Как итог, проснулась в туалете, впечатавшись ебалом в холодную плитку. С жутким сушняком, вялостью, и нежеланием что-либо делать. Щëлкнув пальцами перед её лицом, мужчина заполучил внимание девушки, — Ты слушаешь меня вообще? — недоумевающе вскидывает бровь. — Чёрт, прости, Фей. Я немного задумалась, — неловко оправдывается та, вертя в руке бокал. От её движения, алкоголь медленно задевает стенки посуды, оставляя на тонком стекле свой след. Завораживает. Похоже на небольшой водоворот, — повтори ещё раз, пожалуйста. Тяжело выдохнув, брюнет потёр переносицу, жмурясь, — Что ж, если кратко, с помощью своих источником Шал узнал, что сегодня в этом заведении будет тот самый блондинчик. Смекаешь, Мэй? — отрезает кусок сочного стейка, затем слегка дует на него. Горячий, видимо. — Не совсем. — Признается девушка, отводя взгляд, — предлагаешь убить его? — Да нет же.. — Прожевав кусок мяса, раздражённо отвечает тот, — Как можно быть настолько недалекой? — недовольно закатив глаза, Фейтан цедит сквозь зубы, — И как, чёрт возьми, ты собираешься со мной работать вообще, если тупа как пробка? — язвит он. У Мэй в один момент всё будто перевернулось. Земля буквально ушла из-под ног, а что-то внутри сломалось в один миг. Эти слова ранили её, посильнее каких-то физических увечий, которые только были в её жизни. Дыхание начинает перехватывать, ей кажется, будто она сейчас задохнется, хотя кислорода вокруг неё достаточно. Грубые слова мужчины, словно ядовитые змеи, стремительно вьются вокруг её тонкой шеи и норовят удушить. Она снова ошиблась. Снова показалась глупой перед ним. Снова не уловила ход его мыслей. — Прости, я правда.. — сглотнув ком в горле, еле-еле говорит девушка. — Что ты правда? Снова ошиблась, не удосужившись дослушать своего оппонента? — Я виновата, извини. Давай поговорим об этом ещё раз, пожалуйста. — просит Мэй, судорожно хватаясь за край стола. Её глаза постепенно наполняются горькими слезами. Противно от осознания того, что она настолько жалка. От осознания, что вновь заставила возлюбленного усомниться в ней. — Не хватало ещё здесь разреветься, — Цокнув, он снова закатил глаза, — Хватит. Успокойся. — ледяной тон выбивает девушку из коллеи. Она перебирает руками подол чёрного платья, в то время как израненное сердце терпит ещё один порез тончайшим и острым лезвием. — Хорошо, хорошо, прости. — Тараторит она, смотря на белую скатерть, на которой остаются её кристально чистые, наполненный сплошной болью, слëзы, — Мне нужно в уборную, — Она улыбнулась так широко, как только могла в тот момент. Улыбнулась так, будто это могло избавить её от бесконечного чувства вины, навязанным в раннем детстве и багажа психических расстройств. Мэй срывается с места, попутно хватая свою сумочку с дивана. Глаза неприятно жжëт. Слëзы не хотят останавливаться не под каким предлогом, накладывают ей молочную пелену на глаза, из-за которой девушка видит мир вокруг себя размыто. Проходя через коридор, вместо людей она созерцает лишь размытые цветные пятна, но среди их всех, оборачиваясь, она улавливает чёрный, словно морион, облик мужчины. Сердце сжимается, а руки дрожат. Обернувшись, она врезается в какого-то мужчину, возможно, даже в сотрудника ресторана. Тот недовольно шипит, спешно поправляя красный галстук.— Юная леди, вам нужно быть немного внимательнее. — подмечает он. — Извините, пожалуйста. — Словно в бреду шепчет она, крепче сжимая в руке сумку. Девушка буквально убегает с места "происшествия", смотря в пол. Хочется просто провалиться под землю и остаться в её недрах навсегда. Как же всë это унизительно. Забежав в уборную, она небрежно закрывает за собой дверь, из-за чего та одаряет её громким стуком, разносящимся по всему санузлу. Она хватается за края керамической раковины, учащенно дыша. Слëзы быстро скатывается с лица прямиком в слив. Сумка уже давно откинута куда-то в сторону, а помещение наполняется негромкими всхлипами. — Ты снова всё испортила. Ты виновата, — тыкнув пальцем в зеркало, на уровне своей груди, она процедила сквозь зубы, — ты ничтожна. Внутреннее напряжение и жгучая ненависть к себе нарастает с каждой секундой. В такие моменты, полные душевной боли, хочется поскорее избавиться от этого чувства всеми возможными способами. Хочется крушить всё вокруг себя, не оставляя целым ни один предмет, разорвать всё в клочья, ударить кого-то, закричать во всë горло, надрывая голосовые связки. В чëм она провинилась, заслужив такие травмирующие моменты своей жизни, что, несомненно, оставят очередной след в памяти? — Ненавижу, — чуть повышая тон, говорит та, — ненавижу всё это. — она сильнее схватилась за холодную поверхность, дабы её тушка с грохотом не рухнула на пропитанный запахом хлорки, кафель. Ноги предательски дрожат, словно превращаясь в вату. Впервые за долгое время она решила глянуть на себя в зеркало, с элегантной, красивой каемкой. Тушь размазалась по лицу, пачкая щеки и прилипшие от влаги, волосы. Склонная к саморазрушению, она принялась усугублять свое положение, растирая помаду у себя по лицу, ведя рукой то вправо, то влево, — Ну и уродина же ты. — нервно хихикнув, Мэй улыбнулась, продолжая заниматься самобичеванием. Словно обиженный ребёнок, она надула подрагивающие губы, и издала тихий всхлип, — Почему всё так? Почему.. — стукнув кулаком по раковине, она сразу же почувствовала неприятную пульсацию в руке, которая переросла в боль. Ещё удар по раковине, и ещё один. И вот, на керамическую поверхность стекают рубиновые капли крови, мешаясь с водой и утекая в слив. Костяшки девушки повреждены. Зарываясь пальцами в пышные волосы, она оттягивает их у корней, — Блядство полное. Соберись. Сдавленные всхлипы разрезает звук звонящего телефона. Здесь даже гадать не надо, кто сейчас так нуждается в ней.