позови меня из огня, если не поздно

В полдень, когда ярко светит солнце, общага кажется не такой страшной. Киса стоит у подъезда в том же коротком халатике на запах и курит, кажется, простую сигарету. Странно, но она согласилась пересечься без лишних вопросов. Хэнк подходит и неловко протягивает пакет. Залипает на длинные ноги, почти ничем не скрытые. Потом одергивает себя, но уже поздно: Киса хмурится, словно сделала для себя какие-то выводы. — Спасибо, — кидает она и отворачивается. — Не бросил еще? Дать сигаретку? — Давай, — Хэнк не спорит, радуясь, что она согласна курить вместе. Не находит ничего умнее, чем спросить: — Тебе получше? — Чем вчера? Или когда я тебе сосала? — она косится на его пах. — Не парься. Что я там тебе наговорила? Слезливую хуйню, судя по твоим щенячьим глазкам. На заднем плане Хэнк слышит какой-то гогот — это со скамейки через двор идут пацаны, которых он уже встречал. — Кис-кис-кис! — лыбится один из них. — Мяу-мяу! Киса страдальчески хмурится и тушит бычок об стену: — Вечером возьму, пацаны, не кипишуйте. — А вечером, может, и не будет! — хитро улыбается второй. — Кто знает, котик? Киса тревожно смотрит на Хэнка: — Пять минут, я щас вернусь, ок? Хэнк пожимает плечами. Ему не улыбается смотреть, как она покупает наркотики, но еще хуже — уйти сейчас, когда они уже готовы поговорить. Киса и правда возвращается через минуту, красная как рак. Когда она прячет пакетик с мефедроном в лифчик, пальцы едва заметно подрагивают. — Я чистая сегодня, — будто оправдывается она, — Я же знала, что ты придешь! От этих слов на душе становится теплее. — Но ненадолго, да? — спрашивает он. — До первого… Он прикусывает язык, но Киса уже зацепилась: — Ага, бля. До него самого, — она с жалостью смотрит на недокуренную сигарету, лежащую на земле. — Че, ссылочку кину, оставишь отзыв? — А? — теряется Хэнк. — Ну, — Киса разводит руками и давит лыбу, — Пять звезд. Был впервые, все понравилось. Орал, классика, сервис… В анале только прочерк поставь. Хэнка мутит: — Яндекс.Маркет, да? — Типа того, — Киса обнимает себя руками, плотнее запахивая халат. — Ну что, хорошо поболтали, не задерживаю тебя… — Кис, ну хватит, — просит Хэнк, — Ну ты же знаешь, что я к тебе так не отношусь! — Я здесь не буду отношения выяснять! — она бегло кидает взгляд на парней, будто случайно смотрит. Они уже толкают дурь кому-то другому. — А что ты с ними не работаешь? Киса вздрагивает, как будто он ее задел. — Не женское дело. Нахуя я им нужна, если в школе не толкаю? Другую школоту найдут. — Я не собирался тебя чмырить за то, что ты проститутка, — невпопад продолжает Хэнк свою потерянную мысль, — Я проведать пришел тогда, я и так хотел, просто получилось узнать, где ты живешь… — Да чмыри, — Киса плюет и поджигает вторую сигарету, — Хули? Про меня твой батяня все верно говорит. — Он переживает, — возражает Хэнк. Киса хрипло смеется: — Если он через меня на кого-нибудь выйдет, мне пиздец полный, Борь. От имени по спине бегут мурашки. А еще от картин того, что она описывает. — Не будет такого, Кис, — он аккуратно берет ее за руку, — Че мы у падика тремся? Пошли в КФС хоть сядем. Киса долго смотрит на его ладонь, полностью обхватывающую запястье. — Серьезно щас, еблан? — наконец, заторможено отвечает она. — Я в халате стою. — Я не хочу у тебя разговаривать, — вздыхая, признается Хэнк. Киса мотает головой, и непричесанные кудряшки прыгают из стороны в сторону. — Боишься, опять на тебя залезу? Я ж не под кайфом, невесело будет. Бесплатно, опять же… Хэнк вспоминает ее признания на базе, но ему хватает ума не напоминать. — Да шучу я! — Киса закатывает глаза, глядя на выражение его лица. — Что? Нет? Ну щас докурю и переоденусь. В «номере» она без стеснения скидывает халат и открывает узкий шкаф, придирчиво оглядывая содержимое. Смотрит на пакет, но качает головой. — С мефом в лифчике пойдешь? Киса серьезно кивает: — Спиздят. Так, вот как мы сделаем… Она натягивает платье, подтянув пониже юбку, и надевает сверху худи, спасенное Хэнком. Гордо улыбается: — Красиво? Хэнк не успевает ответить. Тупо, конечно. Столько лет знакомы, а он все не может перестать на нее пялиться. Киса подходит ближе, прикусывает нижнюю губу: — Может, тут останемся? — Да не буду я с тобой спать, — стонет Хэнк, — Хватит прикалываться! Киса резко хмурится, а потом отворачивается и плюет на пол. Хэнку кажется, что плевок предназначался ему. — Пошли, пошли, рыцарь. Хоть пожру что-нибудь, кроме доширака. Она скидывает резиновые тапки, но останавливается на пороге. На коврике у двери стоят поношенные кроссовки — и туфли на шпильке и на платформе одновременно. Хэнк не уверен, что в них можно передвигаться. Больше ничего нет. — Блять! — она пинает стену и падает на кровать, закрыв голову руками. — Кис, че ты бесоебишь? — не понимает Хэнк. — Иди как хочешь, хоть в тапках. Она вскидывается, смотрит тревожным больным взглядом и снова опускает голову. — Да чета… Давно никуда не выходила. — Ну, значит, надевай кроссовки, — кивает Хэнк, — По берегу погуляем. В ответ Киса сияет так, что даже не может этого скрыть. — Ладно, на твоей совести… Щас я, подожди. Она уходит в ванную, и Хэнк, наученный горьким опытом, готовится ждать полчаса, но возвращается Киса довольно скоро, причесанная и пахнущая какими-то дешевыми, но не раздражающими духами. — Все, ладно, — довольно кивает она, — Пошли. КФС, да? — Может, к Илюше сходим? В представлении Хэнка, кафешка хоть отдаленно напоминала романтику. — Или в бар? — Киса широко улыбается в ответ на мрачный взгляд. — Ну что? Коктейль мне купишь. Я подскажу, какой хорошо зайдет под мефедрончик. — Кис, — укоризненно тянет Хэнк. В голове всплывает почему-то даже не простреленная голова бармена, а Киса на берегу, молодая, громкая, направляющая на него пистолет. За время существования клуба Хэнк понял, что жать на курок надо нежно, как будто общаешься с дерзкой девчонкой, обижать которую чревато. Но Киса тогда так махала стволом, что, казалось, могла заебошить саму себя. — Ну ты что, — Киса берет его под руку и кладет голову на плечо, — Ну ладно, не пойдем, пойдем есть торт. С сахарной пудрой какой-нибудь. — А ты без пудры можешь? — шутит Хэнк, но беззлобно. Разве можно злиться, когда она так доверчиво смотрит в глаза? Она всегда так делала, когда проебывалась. И вообще всегда, когда Хэнк хмурился — например, после рассказов о ее похождениях. И он никогда не мог сопротивляться. И сейчас не может.