позови меня из огня, если не поздно

В смартфоне Кисы обнаруживается целый ворох номеров, но Хэнк не может вычленить ни одного знакомого имени, кроме своего отца, ее матери и его самого. Как ни странно, подписан он сдержано — просто «Хэнк», без оскорблений. Глаз цепляется за имя «Илюша», и он сразу звонит. — Это Хэнк, — говорит он вместо приветствия. — Я на базе, Кисе плохо стало. Можешь приехать нас забрать? Илья не спрашивает, почему звонок идет с Аниного номера. Может, его нет в контактах, а может, просто не хочет влезать во что-то мутное. Он вообще ничего не спрашивает — только обещает прислать водителя, и тот действительно приезжает минут через двадцать. Хэнк называет свой домашний адрес. Он не представляет, как объясняться с отцом, но уже довольно поздно, и ему везет — все спят, а Киса сопит в плечо и других звуков не издает. Хэнк сгружает ее на кровать. Задумывается, но потом все-таки снимает с нее худи и спортивки. В конце концов, она сидела на земле, не предъявит же, что он не уложил ее к себе прямо так. Он включает только бра, чтобы не светить на всю квартиру, но даже в слабом свете видно, какая она худая. Теперь, когда Хэнк смотрит без шока, он подмечает выступающие ребра, тонкие ключицы, острые скулы. Такая Киса точно не смогла бы расквасить ему нос. Он почти рефлекторно переодевает ее в свою футболку подлиннее. В школе он даже купил несколько таких, специально для их ночевок. Дурацких, а приходилось ведь иногда надевать их самому и терпеть подъебы, но оно того стоило, когда с утра он видел Кисины длиннющие ноги. Хэнк приподнимает ее, чтоб натянуть футболку со спины, а когда кладет на подушку — замирает. Киса сразу раскидывает руки, и он видит темные пятна, на сгибе локтя и ниже, к ладони. Хэнк трет лицо руками. Есть вещи, с которыми он точно никогда не хотел столкнуться, и особенно на Кисе. Что это может быть? Кокаин — вряд ли в маленьком городе им кто-то барыжит. Героин… Киса была худая и с синяками панды, но на героиновую наркоманку не походила. В целом, ее поведение под кайфом не так уж сильно изменилось. Разве что стала меньше веселиться. Хэнк решает, что подумает об этом завтра. Первый порыв — лечь на пол, но Хэнк себя останавливает. Чего играть в героя после того, что было? Он переодевается и ложится. Киса жалобно мычит и, не просыпаясь, подползает к нему, утыкается в плечо. Это очень грустно: они ночевали тут столько раз, Хэнк каждый раз позволял себе на что-то надеяться, а она лезет обниматься сейчас. Может, профессиональное, злобно думает он, придвигается ближе и подтыкает одеяло. Киса вечно жаловалась на сквозняк и холодные стены. Сейчас она только ерзает и перекидывает через Хэнка руку. Он ее не убирает. *** Хэнк просыпается от какой-то возни в коридоре и приглушенных голосов. Он думает, что родители, как в старые-добрые, срутся по очередному тупому поводу. Смотрит на смятые простыни и не сразу понимает, что в этой картине не так. Голова гудит, и Хэнк уже хочет спать дальше, когда в голову резко ударяют события вчерашней ночи. В кровати он один. А голос в коридоре вдруг становится странно знакомым. — Дядь Кость, ну не было ничего… — Никаких «дядь Кость» чтобы я больше не слышал, я тебя о чем-то просил, кроме — к нему больше не лезть? — Хэнк думает, что никогда не слышал от отца такого металла в голосе. — Да че вы, ну я вообще ничего не помню, точно не было ничего, — Киса противоречит сама себе и звучит отчаянно. Хэнк уже подрывается встать с кровати, но слышит, как дрожит ее голос, и падает обратно. Он устал, и вообще — лучше в это больше не вовлекаться. Не вовлекаться в Кису. — Еще раз тебя где-то встречу — по этапу пойдешь, поняла меня? Сколько я тебя из задницы доставал? Я сколько твою дурость, по-твоему, терпеть буду? — Да я бы не полезла никогда! — и вот теперь в голосе Кисы уже явно звучат слезы. — Ну вы же знаете, Константин Анатольевич, как я к нему отношусь… — Надо было сразу тебя упечь, еще тогда, за распространение, — мрачно вздыхает отец. — А он, он-то что к тебе лезет… — А это семейное у вас, у ментов, — огрызается Киса, и Хэнк тут же слышит звук, который сложно с чем-то спутать. Влепленной от души пощечины. В коридоре на несколько долгих секунд воцаряется тишина, а потом Киса вылетает из квартиры. Гремит замком и явно открывает не с первой попытки. Даже не хлопает дверью — может, чтобы не разбудить его? Не хватало ей выслушивать еще и Хэнка. Он страдальчески смотрит в потолок. Сна, конечно, ни в одном глазу. *** Хэнк еле разлепляет глаза, но заставляет себя встать. Он вчера не употреблял, но даже пары бутылок пива хватило, чтобы чувствовать себя херово. Он оглядывает комнату и вдруг замечает черно-красное худи, аккуратно сложенное на стуле, точно так, как он оставил его вчера. Значит, Киса спросонья, не включив мозги, так и вылетела в его футболке. Хэнку становится понятнее, из-за чего отец так вызверился. Мать еще спит. Отец, когда Хэнк более-менее приводит себя в порядок и выползает на кухню, пьет чай. Довольным он не выглядит. Хэнк бросает в кружку чайный пакетик, плещет кипяток и садится рядом. — Я Аню вчера привел, — сообщает он без особых эмоций. — Ну, скорее принес. Она от наркотиков отключилась на пляже. Про базу он даже не упоминает. Отец кивает: — Видел ее утром… Наговорил хуйни. Хэнку кажется, что тому действительно жаль. Он помнит такое лицо. Видел каждый раз, когда отец устраивал нагоняй ему самому или сестре. — Извинись, — пожимает плечами Хэнк, и продолжает в ответ на скептический взгляд, — Я извинился. — И что, простила? — хмуро ухмыляется отец. Хэнк качает головой: — Да нет, не думаю. Может, и не простит уже. — Извинюсь, — вздыхает отец, — Ты прав. Надо хоть донести, что я сажать ее не собираюсь. Только, Борь, подумай дважды, лучше трижды. Ее пол отдела… — Не было у нас вчера ничего, — обрывает его Хэнк. Про позавчера он благоразумно не уточняет. — У тебя же была нормальная девушка, — устало вздыхает отец. Хэнку хочется вздохнуть в ответ. Нормальная девушка, одногруппница. Тоже Аня, что пару раз спасло его от скандалов после секса. — Была. Ну и где она теперь? — Здесь тоже нормальных хватает, — говорит отец. — Что, пока гулял, ни одной не видел? Как минимум не подцепишь от них ничего. — Пап, — стонет Хэнк и прячет лицо в ладони. — Да что «пап»? Нахера она тебе сдалась? Хэнку жаль разбивать надежды отца на счастливую жизнь сына. Но сказать надо. Может, после этого Кисе будет безопаснее. Хотя бессознательно, кажется, отец и так принял ее в семью. Хэнк много пропустил. — Я так и не смог ее забыть, — он смотрит прямо в глаза. — Думал, получится. Не получилось. Это первый раз, когда Хэнк говорит это вслух. Вообще хоть что-то, что связано с его чувствами. В школе, под подозрительными взглядами Кисы и понимающими Мэла, он так и не раскололся. — И что, — щурится отец, — Полезешь — придется вытаскивать ее из этого дерьма. Вывезешь? Хэнк стойко выдерживает его взгляд. Он совершенно не уверен, что да. — Конечно. А куда деваться-то? — Предохраняйтесь, — ворчит отец и встает из-за стола. — И когда в рот ее будешь ебать — тоже. — Пап, ну ты тоже выражения-то выбирай! Кажется, у Хэнка слишком говорящее лицо, потому что отец воздевает глаза к небу. — Ну, значит, сходи проверься. Вместо этого Хэнк идет в свою комнату. Для начала надо проверить, заберет ли Киса назад худи.