Дорога на дно

      Стоя посреди широкой комнаты, Тэхён и Чонгук, утомлённые тягучими мыслями, ожидают Таэя. Мирайя отправилась на его поиски, чтобы сообщить о возвращении блудных гостей, которые отказались идти в свою спальню или лично навестить императора. Тэхён крепко держит за руку Чонгука и периодически повторяет, что скоро мучения окончатся и они отправятся в Этейлион. Он не обманывает и не намеревается ради успокоения врать тому, за кого тоже переживает. Его терзает волнение, ведь, чтобы приготовить лекарство, необходима кровь гомункула, а вампиру смотреть на самоповреждение еды невыносимо больно. Чонгук с пониманием относится к тревоге в груди и старается найти причину для оптимизма, но её нет, потому что в ближайшее время он создаст Тэхёну неудобства. А хочется видеть его улыбку. К сожалению, даже ставший на лапы манул не вынудил его радоваться. В тот момент Чонгук на его лице увидел не счастье, а облегчение, какое ощущается, когда маленький ребёнок смог сам додуматься обойти препятствие. Манул давно взрослый и не привык к рукам, а руки Чонгука запомнил навсегда и не с лучшей стороны, поэтому, несмотря на кровопотерю, кое-как встал и медленно побрёл прочь в глубь леса.       Быстрым шагом Таэй вошёл в просторную комнату, и на его лице привычно застыло спокойствие, однако движения стали немного резкими, что на фоне вечной невозмутимости означает тревогу. Тэхён где-то в подсознании голосом Таэя услышал вопрос: «Почему я, император, должен за вами бегать?» Неосознанно Тэхён погладил руку Чонгука большим пальцем, как некогда Чонгук в Берфае гладил его, когда они ехали в телеге Вана. Почему-то подсознание Тэхёна решило, что если Чонгук так делает, то его самого успокаивают эти движения.       В первую очередь Таэй подошёл к Тэхёну, всмотрелся в него пристальным взглядом, будто способен влезть в его мозг и увидеть сложную ситуацию, в решении которой нужна помощь правителя. Тэхёну показалось, что даже простора зала в императорском замке недостаточно, чтобы вместить отражение блеска двух золотых тиар и двух лунных камней. В свете яркого солнца Тэхён, задрав голову, смотрит на золото в окружении белоснежных волос и замечает, что Таэй прикладывает усилия, чтобы не задерживать строгий взгляд на белом золоте. Два символа власти постепенно сближаются на некоем ментальном уровне, что грозится от соприкосновения взорваться и перерасти в сплошную суету для всего мира.       Тэхёна невольно посещает мысль, что Первоотец не проходил процедуру вживления тиары, поэтому наверняка носил её на голове, как Таэй. Позже, когда он ушёл на покой, украшать лбы велели только главам кланов, но поскольку тиару Первоотца никто никогда не видел, у каждого клана она своя. Тэхён, представляя золото и лунный камень на неведомо чьей голове, задался вопросом: каким цветом волосы у Первоотца? Натуральный цвет волос вампиров — белый, а в чёрный цвет их окрашивает лекарство. Тэхён родился брюнетом, как его отец, но смерть отбирает у человека самые красивые краски, превращая его в бледное пятно, которое раскрашивается лишь выпив кровь.       Тэхён поклонился, продолжая держать Чонгука за руку, и попросил у Таэя прощения за грубую просьбу, после чего объяснил её причину:       — Я боюсь потерять Чонгука, поэтому не могу отпустить его на открытой территории и в лабиринте вашего замка.       Поступок Таэй одобрил и выслушал короткий рассказ про прогулку Тэхёна и Чонгука. Слушал внимательно, не перебивал и изредка хмурил белые брови. Когда Тэхён рассказал про гомункула, взгляд Таэя потяжелел, будто ему назвали имя предателя Мортеры. Когда история дошла до лечения манула, Таэй смиренно вздохнул, принимая поступок Тэхёна, как то, что поздно исправлять. Стоит ли ругать за лечение того, кто, возможно, уже мёртв? Животное способно умереть в болоте или его всё же нашёл гомункул. Куда слабый манул сбежит от стрелы? По мнению Таэя, если взялся спасать кого-то, надо его оберегать до конца, а не бросать среди болот, но Таэй об этом не скажет, потому что сам такой же. Он помогает Тэхёну и при этом отпускает его в империи людей. Он помогает Чонгуку и отпускает его на верную гибель. Однако всегда есть шанс, что история окончится хорошо: Тэхён мышью прошмыгнёт через Этейлион, Чонгук переживёт расставание с Тэхёном, а манул вернётся в лес. Таэй посильно помогает и мог бы сопроводить Тэхёна к Тьме, но не бросит Мортеру в момент бунта ителейцев.       Тэхён, не слыша комментарии к своему рассказу, собрал ладонями волосы и вытащил из-за спины, после чего показал белые концы. Посмотрев на Таэя виноватым взглядом, он ждал осуждения.       — Не перекладывай на меня ответственность за твоё будущее поведение, — Таэй посмотрел на него привычно строго, но без злобы. — Я не буду говорить тебе, как необходимо себя вести, когда животное попало в беду. Раз ты поступил по своему усмотрению, значит, на то у тебя были основания, и я предпочту выслушать их, а не навязывать свои. Была бы моя воля, я бы тебя и Чонгука запер в своём замке и дальше Мортеры не выпускал.       Тэхён кивнул и пробормотал, что плохо знает про отношение Таэя к вампирам, поэтому выбирает о многом не говорить. Волосы вампиров стоят целую жизнь и тратить их на дикое животное, которое может умереть в любую секунду, — глупо. Клан Ким не одобрил бы поступок, потому что в мире выживает сильнейший и правит естественный отбор.       Взгляд Таэя наполнился негодованием, от которого дурно стало даже страже возле дальней двери. Тэхён от неожиданности сделал шаг назад, прижал волосы к груди и, задержав дыхание, зажмурился, ожидая крика. Таэй действительно выкрикнул, но не оскорбление, приказ:       — Никогда не сравнивай меня со своим кланом!       Его голос стремительной лавиной прошёлся по комнате, коснулся стен и поднялся под потолок, а эхо отразилось в шлемах стражи. Резко наступившая тишина не менее оглушила, и комната приобрела подобие усыпальницы вампиров, из которой звуки не доносятся на протяжении долгих тысячелетий.       Чонгук поёжился, но не из-за тишины, а от свинцового неуюта под рёбрами. Он распространился по рукам, болезненными трещинами пополз по спине и тугим корсетом сдавил туловище. Следом в трещины затекла неприятная холодная слизь из смеси одиночества, подавленности и тяжёлой утраты. Чем дольше Чонгук её чувствует, тем хуже ему становится. Он смотрит на бледные руки Тэхёна, и они провоцируют пустоту расширяться и впитывать в себя разбитые чувства, а сердце — сдавливаться острыми струнами кошмара. Чонгука тянет к Тэхёну, пальцы свело судорогой от желания вновь взять его за руку, ощутить его ладонь в своей, и быть ближе, чем на два шага. Чонгук скучает по нему, даже стоя с ним в одной комнате. Ему кажется, что это плохое желание, которое граничит с собственничеством, и надо не лезть в личное пространство Тэхёна. Чонгук не понимает, откуда взялся внезапный порыв взять Тэхёна за руку. Не обнять, не поцеловать, не лечь ему на грудь и не окружить себя запахом Холодного моря, а вновь взять за руку, как на прогулке в Берфае. Невинное и детское желание плющом разрастается, запускает яд в душу, и она с хлопком рассыпается на тысячу нежных лепестков, после чего Чонгуку становится больно. Боль сильная, сводит судорогой конечности и выворачивает внутренности. Чонгук не в состоянии её подавить, потому что она повсюду, в каждой клетке искусственного тела и в мыслях. Она шустро просачивается в подсознание и находит лазейку, чтобы пробраться под огромный валун, который удерживает память прошлого.       Тэхён отпустил волосы и метнулся к Чонгуку, забывая про разговор с Таэем и отодвигая страх перед его взглядом на второй план. Душевная боль Чонгука настолько сильная, что Тэхён ошибочно решил, будто он ранен. В панике Тэхён путается в словах, задирает рукава и плащ Чонгука и лишь минутой позже осознаёт, что раны нет и быть не может, однако для душевной боли, тем более пронзительной, тоже нет причины. Даже белые волосы провоцируют только желание нанести на них лекарство, а не швыряют гомункула в тиски безысходности.       Чонгук видит, что внимание приковано к нему и теряется в эмоциях, которые затыкают ему уши. И вот перед глазами встревоженный Тэхён, который открывает рот и даже что-то выкрикивает, но Чонгук его не слышит. Чуть дальше замер удивлённый Таэй, в голубом океане глаз которого серебряными вкраплениями рассыпалась тревога, как в тёмной ночи различаются звёзды. По щекам Чонгука текут слёзы, хотя он не хочет плакать. Плач напоминает ферму Хвана, укусы вампиров и нестерпимую боль, которая будто сейчас превратилась в душевную. И это странно, ведь Чонгук всего лишь хочет взять Тэхёна за руку.       — Не молчи! — Тэхён едва не умоляет и ладонями вытирает ему слёзы, которые горячее пальцев вампиров. — Почему ты такой упрямый? Ты меня изнутри без ножа режешь.       Чонгук щекой прильнул к его ладони, и Тэхён замер. Он бы обнял его, но должен видеть лицо, чтобы лучше контролировать ситуацию. По растерянности Чонгука ясно, что он сам не уверен, что способен объяснить происходящее, однако прохладная рука на его щеке успокаивает. И пусть это не то, что сейчас необходимо, всё равно лучше, чем стоять порознь.       — Идите за мной, — Таэй не понимает, что с Чонгуком случилось, но предпочёл показать его алхимикам.       Тэхён взял Чонгука за руку и мягко потянул в сторону, после чего попросил следовать рядом и не отставать от быстроногого Таэя. Направляясь по длинному коридору первого этажа куда-то в недры замка, Тэхён тихо поинтересовался причиной страдания Чонгука. При этом он объяснил, что спрашивает не из-за пустого любопытства, а потому что тоже почувствовал боль. Наверняка гомункулу неприятно знать, что по его вине господину стало плохо, однако у Чонгука нет оснований для страданий. Он честно признался, что хотел взять Тэхёна за руку, но посчитал ситуацию неприемлемой. Таэй на секунду оглянулся на него и вернул внимание дороге. Когда он дошёл до конца коридора, встал возле массивных дверей и потянул обе ручки на себя, после чего предложил навестить вечный творческий хаос.       В комнате только одно большое окно; подсвечники стоят, где только поместятся; стеллажи с книгами плотно сдвинуты друг к другу, а на столах, беспорядочно расставленных по комнате, выставлена посуда и разбросаны тетради и листы. Именно из-за последних настежь окно редко открывается.       Два мортерца при виде Чонгука широко улыбнулись, а, когда заметили Тэхёна, их взгляды превратились в прожорливых животных, которые не знают меру в еде и ходят вечно голодными. Алхимики впервые увидели вампира и, если бы не присутствие Таэя, кинулись к нему для исследования и требовали выполнить ряд задач, понятные только тем, кто изучает науки.       — Кабинет в твоём распоряжении, — Таэй открытой ладонью указал Чонгуку на полки с глиняными горшками, сложенные бумаги и пучки сушёных трав.       Чонгук потянул за собой Тэхёна, но Таэй попросил их разойтись, а алхимиков — не вмешиваться. Те поклонились и пристально наблюдали за поведением Чонгука, по белой части волос вампира уловив, что ищет он необходимые травы. Рецепт лекарства знают гомункулы, а остальным расам от этих знаний пользы нет, потому что последний ингредиент можно достать, если под рукой имеется гомункул. Мортерцам интересен рецепт исключительно для удовлетворения собственного любопытства, а выгоды от этого нет, потому что без волос вампира полученной смесью не только не залечить раны, но и можно занести заразу в кровь.       Чонгук полностью отдался инстинкту. Обоняние обострилось, и горшки с бумагой стали не помехой для поиска нужного растения. Внутренний толчок указывает на предмет, рука сама тянется и хватает необходимое. Чонгук спешит, второй рукой прижимает к себе ингредиенты и мечется от полки к полке. Окружающие смотрят на него по-разному. Алхимики глаз не сводят, делают пометки в тетрадях и изредка косятся на Тэхёна. Таэй, как обычно, спокоен и, кажется, ждёт, когда суета окончится. Он действительно не намерен ставить эксперименты над инстинктами гомункула и предоставил ему комнату для приготовления лекарства.       — Прекратите! — не выдержал обиду Тэхён, и алхимики синхронно на него посмотрели. — Он не лабораторная крыса!       — А кто? — тут же спросил Таэй и повернулся к Тэхёну.       — Тот, кто не отдаёт отчёт своим действиям, а твои слуги смотрят на него, как на животное! — он перевёл взгляд на Чонгука и строго скомандовал: — Забирай необходимое и уходим!       Алхимики запаниковали и попросили Таэя не лишать их возможности посмотреть на приготовление лекарства, однако Тэхён настоял на уходе. Чтобы Таэй не думал о нём, как о капризном ребёнке или о том, кто делает назло и при этом знает про профессиональный интерес алхимиков, он добавил, что последний ингредиент добывается очень личным методом. Если Таэю принципиально посмотреть на него, Тэхён разрешает присутствовать только ему, а остальные мортерцы могут обойтись исключительно яркой фантазией.       — Не сомневаюсь, — Таэй подошёл к нему ближе, но не закрыл ему обзор Чонгука, — что для вас этот метод едва не интимный. Похвально, что в тебе осталось понимание уникальности Чонгука и тебя, — он отошёл от стола и напомнил: — Ты обещал выслушать меня и кое-что никогда не забывать.       Тэхён слушает его вполуха, кивает и наблюдает, как Чонгук по-хозяйски отодвигает алхимиков, занимает место возле огонька в окружении небольшого каменного круга и забирает с полки миску. Когда Таэй напомнил про разговор, Тэхён перевёл на него рассеянный взгляд и снова кивнул, показывая, что готов к важному уроку. К его удивлению, алхимики сконцентрировали внимание на нём, без стыда читая эмоции по лицу.       — О таком не пишут в книгах, — Таэй отвернулся от него и отошёл в сторону, предпочитая мерить комнату шагами, пока говорит неприятные вещи, которые привлекают внимание Чонгука. — Вампиры твоего времени никогда не находились на грани вымирания, поэтому все предположения и допущения про связь вампира с гомункулом — выводы алхимиков времён Первоотца. В действительности никто, даже ты и Чонгук, не знаете, что произойдёт с вампиром и гомункулом, если они останутся последними в мире.       Едва Тэхён открыл рот, один из алхимиков его опередил и напомнил то, что Тэхён сам знает: Чонгук — нестандартный гомункул. Логично, что его отношения с вампиром, которого воспитывали не по правилам кланов, далеки от трезвой оценки. Алхимики Таэя изучили Чонгука поверхностно, а теперь, когда он связан с вампиром, вовсе не могут продолжить эксперименты над ним. Теперь им нужен другой гомункул, который, к сожалению, умом не отличается. Сейчас их наблюдение за Чонгуком в комнате — любопытство, и относятся они к нему не как к животному, а как к тому, с кем долгие годы прожили вместе. Чонгук с интересом следит за их работой и узнаёт много нового, особенно ему нравятся опыты с реактивами, а алхимики на него смотрят, как на полноценный опыт Хвана.       — Запомни, Тэхён, — Таэй сложил руки на груди, показывая, что для ответной словесной атаки закрыт, — Чонгук — твой паразит. Вы слишком долго находитесь вместе, поэтому из полезной связи вы перешли в паразитирующую.       Как ожидалось, Тэхён отказался слушать и объяснил, что Чонгук не может быть паразитом, потому что они оба взаимозависимые. Вампиру не прожить без гомункула, поэтому нормальное явление — им быть связанными в сложный период. Таэй воспротивился и предложил Тэхёну найти другого гомункула и съесть его. Если поведение, мысли и стремления хищника и еды идут в пределах нормы, тогда Тэхёну должно быть всё равно, какой гомункул рядом с ним.       Тэхён, вспоминая, как держал за руку Чонгука, когда второй гомункул целился в манула, замешкался в поисках оправдания. Ему действительно спокойно, когда рядом еда, но он не уверен, что ему без разницы, какой это гомункул. Тэхён не видел все блюда, поэтому не может сказать, что ему нужно какое-то определённое, да и его учили есть ради сытости, а не перебирать вкусами.       — Хорошо! — он принимает вызов. — Пойдём к гомункулу, только сначала позволь Чонгуку позаботиться о волосах.       — Я не спешу, — Таэй сделал упор бедром о стол и посмотрел на занятого делом Чонгука. — Надо было избавиться от него в Ителее и взять другого гомункула. Если бы ты сказал фанатикам, что Чонгук тебе угрожает, ему бы быстро отрубили голову. В принципе, так и произошло, но не с тем Чонгуком. В Мортере ты бы вновь поменял гомункулов, оставив одного мне для исследований. Но ты прошёл слишком долгий путь с одним Чонгуком и теперь даже не замечаешь, что вы становитесь неотделимыми друг от друга. Если ты сначала думал, что вы будете держаться друг за друга из страха потерять, то совсем скоро вы даже на это не обратите внимания, до идеала зная слабые и сильные стороны друг друга, — он пожал плечами, не понимая, что ещё сказать, и буркнул: — Никогда не забывай, что ты носишь в себе паразита. Можешь называть его как угодно, а он всё равно останется паразитом.       Как бы не чесался язык, Тэхён не посмел язвить, однако напомнил, что Таэй, несмотря на громкое и оскорбительное заявление, всецело на стороне отношений Тэхёна и его паразита. Совсем недавно он советовал Тэхёну сделать Чонгука равным, чтобы получать внимание, и вот Тэхён выполнил просьбу, да так, что всё чаще сам себя боится.       — Потому что тебе остаётся только жить с паразитом, — Таэй повторил неприятное слово и вновь пожал плечами. — Вас невозможно разъединить, потому что вы друг друга держите. Пока вы сами не решите отделиться, бестолку к вам лезть, — он нахмурил белые брови, немного помолчал и посоветовал: — Если хочешь избавиться от страха, тебе придётся пройти через него от старта до финиша.       — Зинси! — вспомнил Тэхён и оживился, потому что Зинси как раз говорил про отделение вампира от гомункула. — Он передал тебе пожелания долгих лет жизни и высказал мне много заумных мыслей.       Тэхён насупился, потому что абсолютно не понимает не менее старую, чем Зинси, речь. Но на стариков нельзя обижаться, поэтому Тэхён набрался терпения, возложив надежды на ещё более древнего Таэя, который даст толкование набору слов своего друга.       Таэй громко рассмеялся, аж хрюкнул, и едва разборчиво проговорил, что Зинси тот ещё остряк. Алхимики, Чонгук и Тэхён синхронно натянули улыбки и покивали, соглашаясь, что юмор у давних друзей на высоте. Тэхён, пораскинув мозгами, допустил, что передал Таэю вовсе не шутку, а колкую или въедливую фразу, которую без обид может сказать лишь самый близкий друг. Если так, тогда либо долгая жизнь Таэю надоела, а умереть он не в состоянии, либо правление Мортерой — слишком хлопотное дело, поэтому Зинси в шутку пожелал ему маяться короной. В любом случае, Тэхёну не понять очень тонкий юмор. Он пробормотал, что Зинси уверен: души Чонгука и Тэхёна заперты в тесном плену. Тэхён думал, что это связано, как раз с ситуацией, когда в мире остаются один вампир и один гомункул.       — Ты же знал, что Чонгук не один, — напомнил ему Таэй. — Даже если на тот момент ты видел только одного, в уме должен был воображать нескольких. В конце концов, где в тот момент была надежда поймать несколько гомункулов? — он поставил руки в боки и после тяжелого вздоха ответил вместо Тэхёна: — Тебе задурил голову ум Чонгука. Ты подсознательно знаешь, как тяжело следить за стандартным гомункулом, а Чонгук способен сам о себе позаботиться, дать совет про современный мир и обучить языкам. Он словами объясняет то, что заложено исключительно в инстинктах. Гомункул не знает названия растений для лекарства, никогда не скажет, почему готов отдать свою жизнь за вампира, и не понимает, чем он отличается от человека. У Чонгука проблемы с эмоциями, чувствами и их описанием, но в остальном он легко по полочкам разложит информацию, — Таэй вновь прошёлся по комнате и нехотя добавил: — Когда Зинси говорил про плен, он имел в виду мозг. Вы сами поверили записям в книгах, представили это, как безысходность, и уничтожили надежду на лучший итог.       Таэй не винит в этом ни Тэхёна, ни Чонгука, потому что они испугались ситуации и приготовились к худшему. Хотя Тэхён знал, что численность вампиров никогда не сокращалась и записи про связь вампира и гомункула — сплошные догадки, поддался панике. По мнению Таэя, если бы в книгах алхимики написали вдобавок лучшие исходы для последних вампира и гомункула, Тэхён повёл бы себя иначе.       — Как для двадцатитрёхлетнего вампира, — Таэй перешёл от кнута к прянику, — ты отлично справился. Если бы на твоём месте находился любой член твоего клана, я бы поразился тупости.       Подводя итог, он напомнил, что Чонгук — паразит, как бы Тэхёну это не нравилось. К счастью, у Чонгука хватает ума не руководить Тэхёном, как гриб-паразит телом жертвы-муравья. Именно ум Чонгука помогает сгладить ошибки Тэхёна, однако они остаются ошибками, но кто в жизни их не допускает?       Чонгук потребовал алхимиков покинуть комнату, как просил Тэхён, потому что в смесь осталось добавить последний ингредиент. Если придерживаться старого метода добычи крови, то она быстро попадёт в будущее лекарство. Несмотря на прошлый опыт, Чонгук всё равно волнуется, пальцами сжимает плащ и гадает: какую руку подставить вампиру? Вроде, Тэхён прекратил кривиться на метку, а подсознание гомункула требует угодить хозяину. Самостоятельно сделав выбор, Чонгук дождался, когда алхимики выйдут за дверь, и засучил левый рукав. Посмотрев на Тэхёна, он удивился его промедлениям. Несколько часов назад во время секса он кусал запястье, но не смог удержать его и выпустил. Естественно, капли крови выступили из маленьких ран, но Тэхёну если стало от этого плохо, то на ничтожную долю секунды, потому что жажда удовольствия перекрыла собой тревогу. Теперь он нервничает, однако Чонгук замечает, что нервозность иная. Есть в ней толика раздражения, что не похоже на его поведение при прошлом приготовлении лекарства.       — Я могу дать шприц, — Таэй проявил щедрость, несмотря на ценность редкого стеклянного предмета.       Получив от Тэхёна отказ, он демонстративно отвернулся, понимая, что его присутствие создаёт атмосферу экзамена. Отвлекая всех от волнения, он сказал, что заметил странность: не Тэхён идёт к Тьме, а Чонгук его к ней ведёт.       — Что в этом странного? — Тэхён ближе подходит к Чонгуку и берёт его за запястье, однако смотрит в спину Таэю, дожидаясь ответа. — Я не ориентируюсь в вашем веке, поэтому мне необходимо указывать путь.       Он поднял руку Чонгука к своему лицу, мягко поцеловал запястье, будто попросив прощения за вынужденный укус, и Чонгук, раскрывая ладонь, приложил её к его щеке. Тэхён опять поцеловал, тело ложно ощутило прошедшую близость, касания широких ладоней на спине, и клыки опустились, отбирая один удар сердца и причиняя боль во всём теле. Тэхён осторожно, даже ласково, насколько это возможно вампиру, укусил, при этом стараясь имитировать поцелуй. И пусть его сердцебиение сократилось, число не критично.       — У Чонгука нет цели, — голос Таэя вернул обоих в реальность. — Почему он продолжает вести тебя к Тьме, но не считает это своей целью?       Тэхён шире открыл рот, плавно приподнял голову, чтобы резко не вырывать клыки из тела, и почувствовал, как они покидают плоть, в тесноте которой только что находились. Тэхён не думает над тем, что он частично съел Чонгука, над его стекающей по светлой коже кровью и над тем, как кисть руки на его ладони чуть вздрогнула, когда острые зубы проткнули тонкую вену. Сейчас кровь не сытная, не имеет насыщенный вкус и аромат, но они узнаваемы нюхом Тэхёна. Он с закрытыми глазами по запаху, как гончая на охоте, найдёт Чонгука, даже вымазанного навозом снаружи и изнутри. Он чувствует запах внутренними рецепторами, которым нет названия и которые ориентируется исключительно на один запах. Тэхён утопает в нём, позволяет его толстым нитям связать себя, проникнуть в тело и стать вторыми венами, наполненными виноградом и карамелью. Это реки его жизни, запах кислорода и часы его прожитых дней в году Бога Солнца.       Тэхёну нравится быть вампиром. Сейчас, стоя возле Чонгука и всматриваясь в его карие глаза, Тэхён счастлив чувствовать себя высшей расой. Его может ненавидеть весь мир, проклинать весь людской род и каждая враждебная тварь пусть возьмёт в руки серебряное зеркало и направит на него, а он не прекратит в душе щенком скулить от радости видеть в чужих глазах удовольствие от укуса.       — Не больно? — Тэхён спрашивает шёпотом, чтобы не отвлекать мыслительный процесс Таэя.       Чонгук отрицательно замотал головой и спиной повернулся к Тэхёну, чтобы он не видел на руке стекающую и капающую кровь. Как бы обоим не нравилась игра с клыками и укусами, Тэхён в душе переживает из-за ран. Минутой позже он вовсе понимает, что глупо видеть радость в подобных играх, потому что проливается драгоценная кровь, жизнь вампира и жизнь гомункула. Наверное, Чонгук прав — надо отделять кормление от удовольствия, однако Тэхён никак не может заставить себя в порыве азарта и игр не тянуться укусить Чонгука. Мозг предательски постоянно напоминает, что Чонгука можно кусать, ему нравится наличие у него личного вампира, его тела и души, поэтому не противится немного пошалить. Это до лихорадки трясёт сознание Тэхёна, как пыльный ковёр, выбивает душу и в прах рассыпает мечты. Именно из-за непостоянства в чувствах и мыслях Чонгук ведёт Тэхёна: последнему интереснее сам путь, а не конечная цель. В пути слишком много нового, никогда не испытанного и, если бы не опасность мира Бога Солнца, Тэхён задержался бы в нём максимально долго.       — Чонгук! — Тэхён позвал его, и тот рукавом плаща быстро вытер запястье. — Разве мы изначально не договаривались вместе идти к Тьме? — он дождался кивка и продолжил: — Разве мы не договаривались, что в конце пути разойдёмся по разным векам? — и вновь напряжённый кивок. — Мы ставили себе цель дойти до конца и поддерживать друг друга?       Третий кивок, но на этот раз Чонгук присел на пол и жестом приказал Тэхёну встать спиной. Он молчит и суетится, на ладонь кладёт горячую смесь и втирает её в белые концы. Слишком молчаливый, а значит, что-то скрывает.       Таэй одним вопросом продемонстрировал Тэхёну оплошность в наблюдениях за гомункулом, да и не мудрено ошибиться тому, кто толком не знает Чонгука. Таэй долго с ним дружит, однако сейчас видит перемены в его поведении. Наверное, это типично для тех, кто встретил вторую половинку, хотя в ситуации Чонгука вернее будет сказать, что он встретил место, в котором может жить. Именно так: Тэхён для него жизнь.       Таэй знает ответ на свой вопрос, но ждёт, когда он прозвучит из уст Чонгука. Тэхён должен понимать опасность вынашивания внутри себя того, кто удобно разместился в огромном и просторном внутреннем мире. В то же время Таэй понимает, что его слова — тихий шёпот во время бури. Тэхён не услышит, потому что впервые чувствует себя таким же, как все. Он нашёл безопасного для себя партнёра, учитывает, что он гомункул, и напрочь игнорирует тот факт, что сам учит его эмоциям и чувствам. Чонгука уже не переделать, а Тэхёну и не надо. Он всё равно выбирает предотвратить войну, и Таэй одобряет его выбор и готовится к тому, что, быть может, Тэхёну удастся примирить вампиров и людей. И однажды Таэй проснётся в три тысячи двести семьдесят шестом году правления Богини Неба, не вспомнит последние четыреста лет и продолжит заново их проживать.       — Я не уверен, — Чонгук встал на ноги и поставил на стол пустую миску. — Я всегда ставлю себе посильные цели, а в успехе твоей я не уверен.       Тэхён резко оглянулся, не поверил ушам и не сразу нашёл, что сказать. Чонгук думает про неудачу в их путешествии. Тэхён тоже допускает шанс провала, но верит в лучшее, как вампир способен верить земле Альнаима и Первоотцу. Он не сомневается, что земля откликнется и, если она не откроет двери в год Богини Неба, защитит вампира от людской напасти.       Что бы он ни говорил, Чонгук отрицательно мотает головой. Пятясь в сторону от тяжело сопящего Тэхёна, он юркнул к Таэю и уткнулся носом ему в грудь. Таэй приобнял его за плечи и дружественно похлопал по плечу, после чего пробормотал, что правы оба.       — Я не хочу думать про неудачу, — признался Тэхён и подошёл к Чонгуку. — Я тогда зайду в тупик и потеряюсь, ведь абсолютно не подготовлен к жизни в вашем мире. Лучше мне вернуться в год Богини Неба, чем до конца своих дней прятаться в тёмных углах мира Бога Солнца.       — Ты всегда можешь прийти в мой дом, — Таэй погладил его по голове и предложил отправиться на болота искать таинственную путеводную нить вампира.       — Зинси дал Чонгуку кольцо, — вспомнил Тэхён. — Сказал, что мы всегда можем вернуться в Берфай.       Таэй не против путешествий Чонгука и Тэхёна, не уговаривает их остаться в Мортере, однако мягко напоминает, что Зинси смертный, а его преемник в любую минуту способен выгнать людей из Берфая. Люди — существа непостоянные. Их жизни короткие, поэтому они спешат получить от них множество эмоций и для этого всегда рискуют. Неудачи они называют опытом, а удачи — личным талантом. И всё равно они остаются второй по счёту уязвимой расой, поэтому тянутся к величию, чтобы доказать силу. Неровен час, как преемник Зинси решит отказаться от любого контакта с людьми и выгонит из Берфая даже туристов. При этом он ничего не потеряет, потому что нужные ресурсы может купить в Ителее и Мортере, а древесиной природа сама снабдила Берфай.       — Всё равно, — Чонгук взял Тэхёна за руку и отошёл от Таэя на два шага назад, — я имею право жить в Берфае. Кольцо даёт мне право свободно перемещаться по империи, и я уверен, что Зинси позаботится обо мне, сообщив преемнику про мою пользу.       Таэй направился к выходу и строго напомнил, что не меняет свои решения. Раз сказал, что Мортера готова стать родными домом для Чонгука и Тэхёна, значит, граница всегда для них открыта.       За дверью алхимики при виде Таэя оживились и вернулись в кабинет продолжать работу, а Мирайя, стоя в стороне, поклонилась. Таэй приказал ей подготовить карету, а сам ушёл в свою комнату переодеваться. Чонгук и Тэхён, предвкушая поездку, неспешно пошли во двор. Невольно вспомнился Фарей. Чонгук решил рассказать про него Таэю, хотя несложно догадаться, какая у него будет реакция.       Тэхён, осматривая послеобеденный двор, задумался. Наверное, чувство невзаимной любви ужасное и причиняет боль, которую чувствовал Чонгук, когда не смог взять Тэхёна за руку. Он изучает чувства, многим не зная названия, но пытается совместить их с правилами гомункула и своими собственными, которые придумывает на протяжении жизни. Тэхёну очень жаль, что Чонгук сожрал «мы», и в то же время Тэхён знает, что оно существует, а не выдумка, ведь Чонгук общается с одним вампиром, и ест только его. Это чувство замечательное, и вряд ли у него есть синонимы, и оно действительно созидательное. Тэхён не надеялся его когда-либо ощутить, а, когда оно зародилось, даже не заметил, и не узнал о нём, если бы Чонгук не рассказал. Ковыряясь в себе, как в помойке, Тэхён испачкал руки об обиды, ненависть, невысказанные слова, надуманные ситуации, ложь, призрачные мечты и слабость. Ему пришлось голыми руками выбрасывать мусор, чтобы найти «мы». Что-то липло к рукам, что-то кипятком брызнуло в лицо, а что-то въелось в пальцы и его пришлось отдирать с кожей. Тэхён никогда бы не решился лезть туда, где устроил свалку: место тёмное и всегда с открытой форточкой, чтобы не воняло на всю душу. Наглядный пример Чонгука, который относится к чувствам ответственно и с холодной головой, показал Тэхёну, что человеческое тело слишком мало, чтобы в нём поместились за всю жизнь накопленные ситуации, когда ему причиняло вред окружение. Мусор скапливается всё больше, и вот он уже переходит из тёмного угла на освещённые участки, а форточки недостаточно для проветривания. В конечном итоге мусор занимает много места, и гниль разрушает тело и сознание. Чонгук очень ценит своё неидеальное тело, цену которого знает не понаслышке, поэтому регулярно разбирает завалы эмоций. Именно благодаря вниманию Чонгука, который бережёт Тэхёна, последнему стало стыдно за помойку внутри себя. Безусловно, вместе с ней Чонгук примет Тэхёна, но без неё Тэхён способен показать настоящего себя, лучшего — того самого, которым рос изначально и который остался плакать из-за того, что ему нет места в клане. Вместо него вырос другой Тэхён, да только внутренний плач всё равно не позволил стать тем, кем вампиры могли бы гордиться.       Тэхён нашёл «мы». Оно проросло под горой мусора, как цветок сквозь камни, и в полной темноте пробило путь наверх. Тэхён увидел его среди бесконечного воображения про лучшую жизнь. В лесу Ителеи, когда он охотился, не смог отличить настоящее чувство, внезапно возникшее при виде Чонгука, от иллюзии, и из-за этого ему стало страшно. Что ещё он пропустил, думая, что вновь наткнулся на безмерную фантазию про лучшую жизнь? Что хорошего и светлого находилось очень близко в его жизни, но он прошёл мимо, считая, что снова украшает будни ярким воображением? Если бы Чонгук не проговорился про «мы», Тэхён никогда бы не узнал, что влюблён по-настоящему.       Когда Таэй вышел из замка, Тэхён присвистнул. Белый и, безусловно, приталенный плащ, визуально добавил Таэю дополнительное величие, а вот волосы, собранные золотой заколкой в хвост на макушке, заинтересовали Тэхёна. Единым вопросом посмотрев на Чонгука, он попросил держать расчёску наготове, потому что в пути есть срочное дело.       — А где тиара? — Тэхён побежал к Таэю, а тот быстрым шагом направился к воротам.       — Я не наследник клана вампиров, чтобы ею везде светить, — Таэй проявил сдержанность к его любопытству. — А болотные жабы и кулики не платят дань, поэтому для них незачем показывать мою власть.       Стража в поклоне пропустила их за ворота, и Таэй, продолжая говорить о красоте тишины, подошёл к чёрной карете. Рядом стоящая Мирайя поклонилась и открыла дверь. Она тщательно выполнила свои обязанности до мелких движений, и показалось, будто она даже моргает строго по графику. Тэхён, когда сел в карету, поблагодарил Мирайю, но на её лице не дрогнула ни одна мышца. Тэхён не привык к стальному поведению прислуги. Гомункулы суматошные, возле хозяев мечутся, помогают, развлекают. Замрут на месте, если им приказать, но, когда увидят, что хозяину нужна помощь, покинут образ истукана и побегут выручать. Возможно, гомункулы созданы такими потому, что вампиры — стайная раса. Когда наступает тишина в клане, создаётся впечатление, будто беда близко. Хотя Тэхён в комнате чаще сидел один, слышал за стенами гул вампиров, гомункул всегда находился рядом, пусть даже за дверью, а на выезде в город или в другую империю тишина вокруг только снилась. И пусть уединение и одиночество — разные понятия, Тэхён всегда себя чувствовал одиноко, поэтому уединение для него стало двойным одиночеством. И ведь жилось сносно, а теперь представить не может, о чём он будет думать, когда однажды проснётся под боком холодного одиночества, а не тёплого Чонгука. Он точно впадёт в панику, начнёт искать Чонгука, и лишь минутами позже взгляд сфокусируется на знакомом лесу, небольших домиках и узкой кровати, которую Тэхён сам для себя сделал в подростковом возрасте.       — Кто соперник колдуньи? — Тэхён для удобства сел полубоком, спиной к Чонгуку.       Таэй, сидя напротив него, только взгляд перевёл с него на Чонгука, которому без приказа ясно, что необходимо собрать волосы в высокий хвост, такой же, как у Таэя. Карета не слишком просторная и рассчитана на мортерцев, поэтому Чонгук и Тэхён вдвоём поместились на одном сидении, да и им, чем теснее, тем лучше.       Наблюдая, как расчёска медленно скользит по волосам, Таэй сообщил, что за несколько часов до прибытия в замок Чонгука и Тэхёна к нему приходила немолодая ителейка и напрашивалась работать в команду алхимиков. Получив отказ, она попросила выделить ей место среди астрологов. И вновь Таэй отказался, но хамка не сдалась и предложила свою кандидатуру в группе предсказателей. Чтобы прекратить бессмысленную болтовню, Таэй предложил ей рассказать про все свои таланты и, быть может, удача ей улыбнётся. Ителейка сказала, что является жрицей Дэи, в нападении на столицу не участвовала, а к Таэю пришла, потому что Эрма не поймёт её благие намерения.       — Зачем мне такой работник? — Таэй привычно сложил руки на груди, показывая пренебрежение к расе ителейцев. — Добьётся с моей помощью своих благих намерений и уволится, а мне потом проблемы с Ителеей решать. Я ей отказал и велел страже отвезти её к границе, но она сбежала.       Когда пришла вторая ителейка, да ещё колдунья, и тоже попросила взять её на работу алхимиком, Таэй сообразил, что не зря вокруг Чонгука и Тэхёна скапливается магия. Если жрица увидела будущее, а колдунья — прошлое, значит, обе догадались, что один — гомункул, а другой — вампир.       — Я сказал, что есть ещё одна ителейка, которая метит на место алхимика, — Таэй почесал подбородок длинными пальцами и посмотрел в окно. — Я подметил, что у жриц больше опыта в магии, а видят они будущее. Какая польза ворошить прошлое? В общем, колдунья побежала искать жрицу. Я не против, если они друг друга убьют, потому что, чем меньше мир знает про вас, тем мне спокойнее.       — И всё же польза от прошлого есть, — Тэхён немного повернул голову, и Чонгук замер с чёрным «хвостом» в кулаке. — Колдунья увидела коротковолосого вампира в твоём прошлом. Кто он?       Не позволяя Таэю увернуться от ответа, Тэхён добавил, что вампиры с волосами до плеч встречаются реже, чем темноволосые мортерцы. Что должно случится, чтобы вампир обрезал волосы? Лишиться лекарства для него равносильно бояться жить. Мало того, колдунья видела его на троне, который принадлежит людям из империи Этейлион, что тоже вводит в тупик, ведь вампиры не правили даже Альнаимом. Не надеясь услышать ответ, Тэхён вновь повернул голову и со злорадством сказал, что рад слышать про вампира, который сидел на людском троне и, наверняка, примерял людскую корону. Приятно знать, что хотя бы играючи люди когда-то подчинялись высшей расе. Тэхён предположил, что во время войны вампиры пробрались в замок Этейлиона, и один из них, чьи волосы люди обрезали, демонстративно сел на трон. Тэхён обязательно найдёт его в году Богини Неба и пожмёт руку.       — Ты можешь его найти, — Таэй кивнул, и в его глазах заиграла грусть, — во втором году правления Богини Неба.       Тэхён сначала попросил назвать имя и клан вампира, чтобы быстро его найти, затем замер и попросил ещё раз назвать год. Когда Таэй сказал, что Тэхён не ослышался, наступила тишина, нарушаемая лишь лёгким тарахтением кареты. Тэхён хотел на пальцах посчитать нужный год, но поймал себя на том, что не в состоянии думать и решать элементарные задачи. Он попросту удерживает, как на весу, слова Таэя, а где-то в районе затылка прокручивается иная мысль.       — Это было так давно? — в разговор влез Чонгук, чтобы Таэй не чувствовал себя неловко. — Я один раз слышал про вампира на троне, но даже представить не мог, что это произошло настолько давно.       — По твоим меркам — давно, а для меня — целую бесконечность, — Таэй махнул рукой и тихо продолжил: — Я жду, когда он придёт, но пришёл сначала полоумный, а теперь Тэхён. И всё же я верю, что в следующий раз мне точно повезёт.       — Значит, — неуверенно заговорил Тэхён и немного наклонился вперёд, чтобы заглянуть в лицо Таэя, — ты помнишь век Бога Воды?       Таэй кивнул и объяснил, что он родился в век Бога Воды, потом люди создали новую расу, и начался отсчёт правления Богини Неба. В то время Таэй привозил древесину на ферму алхимиков, затем предложил им свою помощь в сооружении ящиков и ремонте крыши. Там же он познакомился с новой расой. К сожалению, когда Таэю исполнилось тридцать два года, он каким-то чудом попал на три тысячи лет вперёд. Осознав весь ужас происходящего, он прибыл в Мортеру и заметил, что она почти не изменилась. Попросив встречи с императором, он объяснил, насколько богатая земля Мортеры и что надо сделать, чтобы её прекратили называть жабьим царством.       — Император со своим сыном тяжело болели, годом ранее императрица скончалась, — Таэй опустил взгляд на босые ноги Тэхёна. — Сначала умер его сын. Его похоронили тайно, и я занял его место, а немногим позже скончался император. Я никогда не был императорских кровей и процветание Мортеры — не мои заслуги. Знания про богатство болот я получил от вампира, и только будучи в замке Мортеры занялся науками, чтобы понимать, чем мне заниматься в будущем.       Зная все, даже самые мелкие слабости вампиров, он взял над ними власть, пересмотрел все усыпальницы, но не нашёл того, кого до сих пор ждёт. Таэй не сомневается, что этот вампир выжил, ведь даже сами вампиры до сих пор верят, что он спит и их слышит.       Тэхён закрыл себе рот ладонью и приглушенно пискнул, округлил глаза и едва принял правду. Когда же Таэй сказал, что впервые за долгие годы говорит о себе не просто так, Чонгук, затягивая кусок полосы ткани на голове Тэхёна, внимательно прислушался.       — Возможно, — Таэй поднял на Тэхёна взгляд, — ты попадёшь в будущее или в очень далёкое прошлое. Если в прошлое, сделай так, чтобы я и вампир не расставались. Я никогда не смогу переступить порог времени, потому что боюсь не попасть в век, где он есть, но мне под силу удержать Мортеру такой, какой он её видел.       — Первый вампир, — таинственно затянул Тэхён и оглянулся на Чонгука. — Это же первый вампир, с которого начался отсчёт правления Богини Неба! А ты говорил, что он — вымысел!       Защищая себя, Чонгук напомнил, что отзывался о Первоотце, как о первом человеке, который выжил после превращения в вампира. Тэхён, ошеломлённый новостью, его едва слышит. Он назвал чудом — встретить того, кто лично видел Первоотца. Задавая Таэю миллион вопросов, Тэхён не заметил, как тряпка с головы медленно сползла к шее, нарушая конструкцию причёски. Чонгук принялся заново завязывать, но тряпка всё равно соскользнула по шёлку волос.       Таэй неохотно отвечал на вопросы, а на многие вовсе улыбался. Вампира, которого он ждёт, он охарактеризовал кратко:       — Он хуже меня в десять раз.       Именно его повадки Таэй перенял, чтобы управлять Мортерой, влиять на вампиров и держать под контролем политическую ситуацию в мире. Про своё долголетие он много не сказал, но ответил размыто, считая, что Тэхён, как единственный вампир в век Бога Солнца, должен учитывать.       — Первоотец — действительно вымысел, — Таэй сделал паузу, позволив Тэхёну от обиды насупиться, — но первый вампир — не вымысел. Алхимики учли ошибки при его создании и следующим создали вампира, каким ты являешься. Ты более зависим от гомункулов и обладаешь меньшими навыками, чем прототип. Ему удалось без войны завоевать трон Альнаима и именно он создал лекарство из собственных волос. Достижения Альнаима — его труды. Я уверен, что он не допустил бы своей смерти, поэтому жду его который век.       Тэхён нахмурил брови, немного подумал и сделал вывод: если в прошлом Первоотец выжил, значит, в настоящем он тоже есть. Таэй на него смотрел несколько секунд, затем, понимая, что Тэхён сам не догадался, объяснил простую вещь: попадая в будущее, не проживаешь пропущенные годы. Если вампир попал в будущее Бога Солнца, например, в тысячный век, то Таэй его обязательно встретит, когда доживёт до этого времени. Главное — не попасть в прошлое, где нет гомункулов. Но и этот вариант Таэй допустил. Он обыскал Альнаим сразу, как сел на трон, и следил за вампирами, дожидаясь только одного. Когда Таэй заключил союз с Берфаем, изучил его территорию, но положительного результата не получил. Ителея тоже не осталась без внимания Таэя, и тоже оказалась «пуста», однако несколько лет назад разведка доложила, что в Ителее вновь объявился Чонгук, только весьма странный. А где гомункулы, там и вампиры.       — Вы мне тоже рассказали, что гомункул собирал кости, — Таэй посмотрел в окно, будто вспоминая прошлое, и продолжил: — Местный Чонгук собирает травы. Я был у него в хижине несколько раз, но из-за вони не могу в ней долго находиться. Он постоянно ищет растения, ягоды, соки, корешки и ещё кучу всего, о чём даже мои алхимики и лекари не знают, и готовит из них отвары, мази, настойки. Чаще всего гомункул их выбрасывает, а кое-что позже смешивает с другим и вновь выбрасывает, — он указал пальцем на Тэхёна и, будто вспомнив новость, протараторил: — Когда началась война, люди забрали часть гомункулов, чтобы они готовили им лекарство из волос вампиров. Чтобы вынудить их готовить, вампирам отрезали языки. Таким образом, гомункулы не слышали приказ хозяев и действовали по установке инстинктов: вылечить вампира, сделать смесь и вернуть волосам чёрный цвет. Но люди недооценили привязанность гомункула к господину, и в конечном итоге вампиры погибли позже гомункулов.       Тэхён непроизвольно прижался к Чонгуку, словно закрывая его собой от опасности, и мысленно поклялся себе найти путь, чтобы попасть в год Богини Неба. Гомункулы не должны страдать во время разборок вампиров и людей. Ещё ни один вампир не уничтожил еду людей, так за что страдали гомункулы? Лекарство всё равно не помогло людям обрести вечную жизнь и стать счастливыми. Они после лечения по-прежнему испытывали естественные потребности, нуждались в деньгах и работе. Разница лишь в том, что цена выздоровления — полная криков и слёз комната в замке императора Кана, из которой на своих ногах не вышел ни один гомункул.       — Я не хочу видеть эту войну, — Тэхён прошептал настолько тихо, что стук колёс о камни заглушил его голос.       Он повернулся и обнял Чонгука, в его лице представляя всех погибших страшной смертью гомункулов. Они виделись людям домашним скотом, и только вампиры понимали их ценность. Клан Ким, как бы строго не обращался с Тэхёном, за гомункулами следил идеально. Они всегда улыбались, и Тэхён не может припомнить ни один случай, когда гомункул ходил грязный, в порванной одежде или грустил где-то в одиночестве.       Тэхён зарылся носом в волосы Чонгука и задумался над прошлым. Чем больше он узнаёт про войну, тем меньше чувствует злости, будто не существует большей, чем той, которая сотрясала умы людей во время войны. И всё же Тэхён не может простить им смерть вампиров и гомункулов. Даже сейчас, когда нет в живых тех людей, которые развязали войну, он жаждет привлечь их потомков к ответу. Пусть они ответят за поступки предков.       — Куда мы едем? — Тэхён будто очнулся и посмотрел в окно, но Мортера со всех сторон одинаковая: леса да болота.       Тонкие брови Таэя сдвинулись к переносице, взгляд вновь стал строгим, и он приказал гнать лошадей. Кучер прокричал «Слушаюсь, Ваше Величество», и карета набрала скорость. Таэй спокойно проговорил, что курс он не менял и едут они к халупе гомункула, а вот то, что Тэхён об этом не догадался — тревожный знак.       Поскольку осел гомункул возле Сердца, карета объедет его, но не приблизится. Таэй проведёт Чонгука и Тэхёна к жилищу, однако, чем ближе к озеру, тем меньше Таэй верит в успех задуманного и склоняется к мнению, что жизнь идёт строго по плану. Ни одна ситуация не происходит позже или раньше — ровно в срок. Он наблюдает, как Тэхён перебирает пальцами волосы Чонгука и с печалью в глазах смотрит на мелькающие за окном деревья, и понимает, что иначе быть не могло. Жизнь словно решила резко перевернуться на другой бок, и для удобства ей необходимо расставить каждую расу на свои места, поэтому в мире творятся совершенно безумные вещи. Таэй привык к крутым поворотам судьбы, но диву даётся от одной мысли, что Тэхён абсолютно не мог поступить иначе, поэтому его жизнь идёт строго в нужном для неё русле. У всего мира Бога Солнца резко меняется судьба, а у Тэхёна — нет. Быть может, действительно существует некий Бог, который решил закинуть в мир молодого вампира с напрочь закрученными в спираль извилинами мозга, чтобы с его помощью навести порядки. Таэй рад обладать спокойствием, которое помогло ему принять причуды Тэхёна и даже поддержать их, но заранее готовится к тому, что сзади Тэхёна, положив руку на его плечо, в ногу шагает неминуемая беда, которая должна изменить жизнь Мортеры. Удержать порядок в стране — святая обязанность императора, поэтому он настроился на напряжённые дни, которые необходимо выстоять, чтобы быстрее адаптироваться к изменениям. Он не винит Тэхёна в гибели фанатиков, сожжённой столице Ителеи, нашествии в соседние империи беженцев и гибели корабельной команды. Всё потому, что в итоге Тэхён способен вернуться в лес к фанатикам и жить в своё удовольствие на правах отца Дэи и отдавать приказы жрицам. Это его выгода, которая нужна на крайний случай спасения жизни. Эрма потеряла былое влияние в империи, поэтому Тэхёну при большом желании достаточно устроить второй бунт, вновь спалить едва отстроенную столицу и легко взобраться на трон. Таэй устроит пир на всю Мортеру, если у него появится союзник в лице Тэхёна, однако в суровой реальности вампиру нельзя показывать себя миру, поэтому дальше предводителя фанатиков ему не получить власть.       — Это тебе «мы» подсказало сделать? — Тэхён немного отстранился от Чонгука, чья рука осторожно легла ему на поясницу.       — Что такое «мы»? — моментально спросил Таэй и ответ потребовал от Чонгука, потому что Тэхён стал ещё бледнее, чем его натуральный цвет кожи.       Тэхён хотел услышать, что загадочное чувство толкает Чонгука уделять внимание вампиру, а не инстинкт гомункула велит создавать господину комфорт. Однако прежде, чем задать вопрос, ему следовало учесть строгий, почти родительский контроль Таэя. И ведь по воле злого рока сошлись две черты характера в тесной карете: любопытный Таэй и любитель поговорить про «мы» Чонгук. Последнему рот не закрыть. Он с воодушевлением и задыхаясь в эмоциях рассказал Таэю, как волшебное чувство помогает ему в заботе о Тэхёне, причём «мы» нравится то, что он вампир. А самое поразительное в чувстве Чонгук назвал тот факт, что в последнее время оно кое в чём борется с инстинктом гомункула.       Большие глаза Таэя расширились. Не представляя, какое чувство способно вступить в схватку с инстинктом, он попросил продолжать рассказывать. Тэхён же едва замертво не пал от паники. Чонгук своими нелепыми словами рассказывает о любви, которую он в равной части отобрал у Тэхёна, посмевшего не из-за большого ума, но от одиночества, посадить под горой мусора семечку сильного чувства. Понимая, что большего позора ему не пережить, Тэхён попросил остановить карету.       — Ты не сбежишь, — двусмысленно и холодным тоном отозвался Таэй, имея в виду не только побег из кареты, но и от поступка и правды. — Представь, что карета остановилась и ты убежал в лес. Сделай вид, что тебя нет, и сиди, слушай в стороне то, что ты мог пропустить.       Тэхён пожелал себе провалиться в болото и максимально отодвинулся от Чонгука, чтобы в момент, когда Таэй догадается, про какое чувство слышит, выбить дверь и на ходу выпрыгнуть. Хотя Чонгук поразился его поведению, не понимая причину испуга перед самым полезным чувством, смело рассказал Таэю, что «мы» противоположно инстинкту самопожертвования. Когда Чонгук забрал Тэхёна из подвала замка в Ителее, инстинкт твердил бежать. Очень быстро бежать напролом, чтобы скорее унести господина в безопасное место. Ум велел искать обходной путь, а «мы» появилось внезапно, будто молния в ясном небе. Оно заставляет Чонгука думать в ином русле: надо искать путь, чтобы выжили оба, потому что мёртвый Чонгук в будущем не сможет защищать Тэхёна. Желание дольше находиться рядом с Тэхёном не менее сильно, чем инстинкт гомункула, который сравним с инстинктом самосохранения у всех рас.       — Представляешь? — Чонгук взахлёб распинается, пока Таэй, присев возле сидения, заглядывает в ящик под сидушкой. — Вот поэтому я говорю, что чувство точно магическое. Может, фанатики из жажды получить себе отца Дэи заклятье на него навели?       — Почему Тэхён в итоге достался не им, а тебе? — тут же спросил Таэй и вытащил бумагу, чернила и перо.       Чонгук лишь плечами пожал, не представляя, что произошло, из-за чего появилось необычное чувство. Таэй специально ему не объяснил, чтобы Тэхён не слышал. Оторвав маленький кусок от бумаги, он написал три слова и передал Чонгуку. Тот посмотрел на ещё невысохшие чернила, прочитал «"Мы" — это любовь», и в голове стало пусто. Ни мысли, ни шума, ни свиста — ступор. Сначала Чонгук поднял взгляд на Таэя, предполагая, что записка адресуется не ему. Но тот кивнул, и Чонгук в десятый раз прочёл короткое послание. Он разложил его по полочкам, начиная с конца: он чувствует любовь, он получил любовь, её дал Тэхён, Тэхён почувствовал любовь. В лесах Ителеи полюбить он мог исключительно Чонгука. В момент, когда зародилось «мы», Тэхён всеми органами чувств отдался Чонгуку, а фанатиков позже сжёг, не питая к ним даже слабого уважения. Значит, Чонгук смог почувствовать то, что не дано ни одному гомункулу. Именно возле него Тэхён выпустил наружу сильную волну любви, которую Чонгук моментально отобрал и спрятал в сердце, чтобы Тэхён не растоптал. Не ясным для Чонгука остался тот факт, что своё «мы» Тэхён воспринял лишь как боязнь вампира потерять еду.       Теперь Чонгук знает, что он любим, как возможно полюбить человека. Когда-то он хотел стать человеком, а теперь понимает, насколько лучше быть гомункулом, которого полюбил вампир. От принятия правды Чонгук ощутил, как глубоко вдохнул не болотный воздух, а чистый лесной. Вдох, как открытие второго дыхания, придал силы, и Чонгук поклялся бы, что он ощутил, как в этот миг прекрасное чувство стало шире и крепче, будто растёт даже за счёт написанных на обрывке бумаги трёх слов.       Алхимики говорили, что гомункулы не умеют любить, но Чонгук упрямый. И пусть ему недоступна любовь во всех её направлениях, он до безумия счастлив урвать себе лучший её кусок. Это счастье, которое Чонгук сравнит с исполнением заветного желания умирающего человека. Лишь перед смертью он ясно осознаёт, чего хотел всю жизнь и что сейчас ему в состоянии дать окружающие люди. Зачастую это разные желания, но наслаждения от их исполнения самые подлинные, эмоции самые кристально чистые и осознанность ценности подарка самое ясное. Собрав все «самое» вместе, Чонгук принял их душой, и та в ответ отдала такую же обширную благодарность. Мимо Тэхёна она не прошла. Он от начала и до конца следил за частотой смены чувств Чонгука и едва не выпрыгнул из кареты. Каждый раз мешал тяжёлый взгляд Таэя. Зная, что сидящий перед ним мортерец, хотя без тиары, — император и тот, кого любил сам Первоотец, Тэхён впал в предобморочное состояние. Его учили не расстраивать Первоотца, который является примером номер один для жизни идеального вампира. К сожалению, как сказал Таэй, первый вампир — единственный превосходящий вампир за всю историю расы, а остальные — исправленные в сторону зависимости от гомункулов варианты. Все труды алхимиков направлены на добычу денег, и тут Чонгук оказался прав. Однако от установки с детства никуда не деться, и Тэхён, успешно запустив фантазию, представил, как Таэй встречается с Первоотцом и представляет Тэхёна, как непослушного и избалованного мальчишку, который не в состоянии признать, что полюбил гомункула.       Строгие правила и быт вампиров, в которых гомункулы всего лишь еда, Чонгук знает, поэтому Тэхёну показались странными его чувства счастья и, тем более, благодарности. Он должен разочароваться, почувствовать то, чего больше всего боится, разозлиться и упрекнуть Тэхёна в подарке, который гомункул никогда не должен получать. Но Чонгук, наоборот, посмотрел на Таэя и широко улыбнулся. Его улыбка настолько искренняя, что Тэхён с тревогой понял: с ним, Тэхёном, что-то не то, если ему везде видится подвох. Ко всему миру можно относиться с подозрением, но не к Чонгуку. Его наставник — Таэй, который завёл отношения с вампиром, поэтому он вполне спокойно относится к союзу Чонгука и Тэхёна. Вернее, он судит с позиции первого вампира, который не побоялся начать отношения с мортерцем, да ещё тем, кто таскал на собственном горбу брёвна и колотил ящики для выращивания гомункулов. Первый вампир, которым отцы-алхимики должны гордиться, получился с отвратительным характером, потому что трезво оценивал свои возможности и максимально ими пользовался. Тэхён подозревает, что из-за отношений Первоотца и Таэя у вампиров появился пункт про гомосексуальность. Получается, что Первоотец вовсе не идеальный, а Тэхён как он, правда только в одном пункте, и явно, что до него в кланах рождались гомосексуалы, но Тэхёну всё равно приятно знать, что у него есть очень могущественный пример для подражания.       — Прибыли, Ваше Величество! — выкрикнул кучер и тише, будто для себя, добавил: — Дальше лошади не пройдут.       Он остановил лошадей, спрыгнул на землю и открыл дверь кареты. Первым вышел Таэй, встал на месте и осмотрел владения. Озеро не любит гостей, независимо от их титулов, но трусливого гомункула приняла, как родного. Спросив про странность вслух, Таэй от Чонгука услышал, что он отлично ориентируется в Мортере, поэтому, видимо, все гомункулы изначально способны знать землю лучше, чем коренные жители.       Таэй приказал кучеру ждать и пошёл в стороне от озера. Ступая босыми ногами по влажной и тёплой траве, он попросил идущих сзади следовать строго за ним. Тэхён пошёл вторым и без умолку задавал вопросы про Первоотца, однако не получил ни одного ответа.       Таэй с пониманием относится к его любопытству, но сказано слишком много, а подробности знать не обязательно тому, кто является поклонником. Долгое время Таэй уговаривал себя начать жизнь заново и прекратить ждать чуда. Следовало разорвать тонкую ниточку, ведущую к прошлому и раствориться в настоящем, но, как «мы» Чонгука, ниточка слишком хрупкая, боится грубости и ей не выжить без присмотра. Таэй слаб перед ней, а его руки только для неё нагреваются теплом и покрываются тонким слоем нежности. Воды Мортеры не сравнятся с количеством пролитых слёз Таэя от воспоминаний про прошлое, и ни одна яркая ночь не навела на него мысль разделить с кем-то кровать. Таэю комфортно спать с прошлым, в котором он чернорабочий на ферме, любовник императора и любимый муж. Вампир, который правит людьми, влюбился в мортерца из жабьего царства — главный ужас алхимиков. Мортерец с шагреневой кожей, которая постоянно испачкана грунтом для гомункулов, ворвался в жизнь вампира наградой за страдания во время опытов алхимиков. Таэй очень боялся наказания за связь с вампиром, но никогда не боялся самого вампира, который позже подарил ему бессмертие. Именно эта связь привела к тому, что будущих глав кланов воспитывают в среде вампиров, а вампиров не коронуют. У них стало меньше способностей, больше ограничений и осталась легенда про Первоотца.       — Таэй! — Тэхён не унимается, терзаемый пытливым умом. — Почему Первоотец решил стать вампиром?       — В то время не спрашивали мнения у людей, — Таэй повернул налево и указал пальцем на камень под ногами, чтобы Тэхён переступил. — Алхимия продвинулась вперёд, начала давать плоды, а новая раса с каждым опытом приближала алхимиков к сенсации. Ради науки они имели право брать для очередных экспериментов любого человека с улицы.       Расспросы Тэхёна резко прекратились, и начался период размышлений. Внезапно для себя он заметил, что образ Пероотца стал сердцу ближе, будто член семьи. Как только Таэй разрушил идеальные черты Первоотца, Тэхён смог не слепо принимать навязанные факты, а понять само слово «первоотец». И пусть Тэхён засомневался в его божественном лике, служить и учиться у него готов с собачьей преданностью. Хорошо это или плохо — Тэхён пока не знает, как и потерялся в новой информации. Что с ней делать? Куда деть? И как о таком молчать?       Он посмотрел на красное озеро, которое пятном выделяется среди зелени болот, и скривился, представив ожоги на своём теле. Хватит с него ожога на ноге, а лекарство необходимо экономить. Однако если тело покачнётся и наклонится к озеру, Тэхён сделает всё возможное, чтобы сохранить волосы, а об ожогах на теле позаботится Чонгук.       Наконец-то вспомнив про своего гомункула, Тэхён оглянулся — Чонгук тоже смотрит на болото. Он так пристально всмотрелся в воду, что Тэхёну стало неуютно, словно что-то упустил из вида.       — Таэй! — Чонгук, нарушив приказ, обогнал Тэхёна и схватил за запястье Таэя, останавливая его, несмотря на то, что дом гомункула показался из-за куста. — Какая Мортера была в начале твоей жизни?       Таэй не вырвал свою руку из крепкой хватки, потому что в глазах Чонгука увидел нарастающую тревогу, которую подтвердил Тэхён, подбежав с встревоженным видом, будто Чонгук затеял драку.       — Такая же, какая в день моего прибытия в год Богини Неба, а это три тысячи сто пятьдесят шестой год, — он тяжело вздохнул от воспоминаний прошлого, но Чонгук не отпустил его руку.       В книгах Мортера упоминается не с лучшей стороны, потому что в далёкое время она требовала слишком много затрат для процветания, и всех денег прошлого мира не хватило бы, чтобы привести её в порядок. Однако первый вампир любил её настолько, что мечтал превратить в лучшую империю, что позже сделал Таэй. А ведь вампир добровольно дал ему бессмертие, значит, намеревался править Мортерой вместе с ним. Всего-то стоило империи людей окрепнуть и найти путь, чтобы захватить болота. Задача сложная, но не для того, кто заочно расписал, как превратить жабье царство в процветающую империю.       — Есть только четыре места, где можно спрятаться на века, — Чонгук говорит медленно, чтобы не ошарашить Таэя сумасшедшими идеями. — Шумное и Холодное моря. Я бы туда не полез, потому что у них есть берега и бешеная циркуляция воды, которая выбросит меня на землю империи. Пустыня доведёт до изнеможения даже бессмертного, а в мире не существует ни одного способа остановить её жар.       Он резко замолчал, давая Таэю возможность самому догадаться, какая четвёртая территория не меняется тысячелетиями. По крайней мере, она оставалась в одном состоянии до коронации Таэя. Интересуясь особенностями организма первого вампира, Чонгук попросил сказать, с какой периодичностью у него появляется потребность в еде.       Ответа не последовало. Таэй, оставаясь внешне спокойным, оглянулся на озеро и задумался над своей жизнью. Чонгук дал ему надежду, но настолько сумасшедшую, что надо самому лишиться рассудка, чтобы за неё ухватиться. Рассматривая красную корку на поверхности воды, Таэй целиком осознал, насколько бессмысленное дело затевается, как на него отреагирует население и что необходимо отключить мозг, чтобы бросить вызов жестокому Сердцу. Неровен час, как по миру пройдёт новость: император Мортеры тронулся умом, как императрица Ителеи. Безусловно, Зинси не поверит, махнёт рукой и назовёт мир идиотским, а империи людей уйдут в ожидание итога, сохраняя надежду на скорую гибель болот. По большей части Таэй плевал на мнение государств-соседей, однако, глядя на себя со стороны, готов покрутить пальцем у виска. На протяжении долгих лет он игнорировал присутствие Сердца, потому что никто в здравом уме не полезет в его воды, а подобие мумий из птиц и животных оно сделало бесчисленное количество, издали отпугивая туристов. И всё же Таэй задумался: быть может, не зря один гомункул таскал кости, другой — осел возле озера, а третий — не зная покоя метался по миру несколько сотен лет? Возможно, гомункулы инстинктами чувствуют вампира, поэтому мечутся в его поисках, однако он лежит на дне кровавого озера?       Таэй попросил Чонгука и Тэхёна продолжить путь без него. Он сам их найдёт, когда справится с делами, а пока вынужден удалиться, чтобы лучше осмотреть Сердце.       — Ты уверен в предположении? — Тэхён взглядом проводил Таэя и посмотрел на Чонгука: — Ты представляешь, что ты предполагаешь? — он заметил отсутствие эмоций на его лице и буркнул: — Наверное, только я воспринимаю ситуацию, как событие более, чем историческое. Для Таэя Первоотец — рядовой вампир, а для тебя — детская сказка. Меня же внутри трясёт от смеси страха и восхищения. Только представь: Бог возвращается.       Тэхён говорил с тоном загадки, интриги и предвкушая возрождение вампиров. Чонгук не изменился в лице, в глазах отразил равнодушие и кивнул в сторону халупы. И тут Тэхён задался вопросом: почему Чонгук не воспринимает Первоотца, как гомункул должен воспринимать вампира? Ладно, пока шли разговоры о нём, он мог действительно относиться к нему, как к мифу, но сейчас сам предлагает обыскать дно озера в поисках чего-то, в чём можно безопасно долгое время находиться в щёлочи. Учитывая трёхтысячную пропасть между прошлым и настоящим, Тэхён сделал ставку на металл. Первоотец, по словам Таэя, обладает острым умом, поэтому лихо придумает путь к спасению от смерти, но прятаться в Сердце — отчаянный поступок.       Тэхён вновь глянул на Чонгука и подумал, что если посмотреть на текущее положение их двоих и Первоотца, то лучше оказаться на дне озера, чем на дне морали.       — Не суди по себе, — угадал его мысли Чонгук и остановился. — Скорее всего, лучшим выходом для первого вампира стало озеро, к которому никто близко не подойдёт и в котором никто его искать не будет. В твоём случае было несколько путей к спасению, и ты сделал выбор в пользу путешествия к Тьме, поэтому не сравнивай и не сожалей.       — У меня плохое предчувствие, — Тэхён осмотрел красно-зелёный пейзаж, вдохнул вонь озера и непроизвольно пальцами сжал рукав Чонгука, будто готов в любую минуту его оттолкнуть, уберегая от врага.       Вокруг давящая на нервы тишина. Безусловно, озеро пожирает гостей, но полное отсутствие жизни возле него говорит о том, что кто-то спугнул даже сидящих на соседних деревьях птиц.       — Подожди меня здесь, — Чонгук мягко убрал его руку от своего рукава и предупредил: — Я войду в дом, проверю обстановку и сообщу тебе.       Кивнув и расслабив пальцы, Тэхён обострил слух и зрение, чтобы одновременно следить за Чонгуком и местностью. Таэя среди глуши не найти, пока он сам не издаст звук. Мортерцы на болотах едва ли не сливаются с природой, поэтому в перезвоне её жизни их сложно отделить от неё. Тэхён не боится Таэя и насторожен перед замершим временем на озере. Ветви не шевелятся, насекомые не бегают, и если бы не едва уловимый пар над красной соленой коркой, то Тэхён всерьёз подумал, что жизнь в мире остановилась.       — Чонгук, ты в порядке? — Тэхён не оглянулся на косой сарай, который зовётся домом гомункула, и продолжил следить за местностью.       Когда Чонгук вошёл в дом, его взгляд моментально привлекла дыра в стене слева. Её кто-то наспех сделал, пытаясь сначала пилить доску, а затем — сломать её ударами. В итоге кусок дерева повис, а дыра преобразилась в своеобразное окно. Вот только дом очень маленький, дверь большая, щелей в стенах для освещения предостаточно, а факел зажигать в тесном деревянном помещении опасно. Зачем дополнительное отверстие?       После вопроса Тэхёна, Чонгук осмотрелся, взгляд остановился на тумбочке, и воспоминания вернули его к елям в Ителеи. В ушах раздался рвущий душу крик, но Чонгук быстро взял себя в руки, не желая даже ложно слушать симфонию боли вампира.       — Чонгук! — Тэхёна встревожили его эмоции, и он вбежал в дом.       Не медля ни минуты, Чонгук поймал его на пороге, прижал к себе и повернул спиной к гомункулу, после чего попросил не вырываться, не переживать и размышлять.       — Крепче держи, — шёпот Тэхёна прозвучал над ухом Чонгука с лёгким трепетом, и их сердца сделали синхронный удар.       Тэхён понимает, что от него прячет Чонгук, однако мысль о том, что кто-то убил гомункула, не даёт покоя. Фантазия показывает прошлого мёртвого Чонгука, меняет его расположение тела и неизменным оставляет одно: отрубленную голову. Тэхёну страшно не видеть лицо Чонгука, поэтому он сначала соприкасается с ним щеками, затем прижимается и немного отстраняется, при этом сжимая одежду на его плечах. Тэхён глубоко вдыхает носом, на медленном выдохе бормочет напоминание, что раньше он попадал в подобную ситуацию, а Чонгук не умер, поэтому опыт, чтобы сейчас справиться с чувствами, имеется.       Его сердце стучит с бешеной скоростью, тем самым растрачивая на это бесценные удары. Делая попытки помочь вернуть обратно пятьдесят ударов, Чонгук шепчет, что гомункула убили, причём коротким мечом ителейцев. Он не обманул: перед смертью гомункул сидел на полу, голова лежала на тумбочке и, когда её отрубили, она скатилась на пол к ногам, да так и осталась лежать возле ступни. Мёртвые глаза направили последний взгляд сквозь спину Тэхёна, и Чонгук сообразил, что мертвец смотрит в дыру, которая заменяет окно. Как Таэй говорил, в доме много трав: под потолком висят на верёвках пучки, сушатся на стенах, сложены в глиняные баночки, завёрнуты в бумагу. Возле тумбочки стоят хорошие и обожжённые кирпичи, а рядом — небольшой котелок. Видимо, камни гомункул складывал в круг, разводил в нём огонь, ставил котёл и варил отвары. Тем же занимался недавно Чонгук, и он взглядом окинул комнату, ища зелья или мази. Что-то его собрат варил, и Чонгуку надо это найти, чтобы ответить на вопрос: готовил ли гомункул лечебную мазь, при этом подбирая что-то, способное заменить волосы вампира? Но сначала Чонгук принялся успокаивать Тэхёна, рассказывая расположение тела, догадки про убийство и оружие. Короткий меч ителейцев выпачкан в кровь, что не случается, если быстро отсечь голову. Кровь покрыла лезвие, стекла на деревянный пол и оставила бесформенную кровавую кляксу, будто императорская печать на смертном приговоре.       Тэхён, слушая шёпот возле уха, устал, как любой живой организм в конечном итоге устаёт от монотонности. Он устал жить в напряжении, ежеминутно бояться и в каждом шелесте травы искать угрозу для Чонгука. При этом он понимает, что от страха ему не сбежать, пока он топчет землю Бога Солнца, однако в памяти не всплывает ни одно наставление клана, которое поможет справиться с желанием сдаться. Надо отдохнуть от навязчивых мыслей, лечь на кровать и бессмысленно смотреть в потолок или рассматривать узорную раму серебряного зеркала. Или наслаждаться карамелью Чонгука, мять его плечи, воображать сладкий сок в его венах и расслабляться его теплом. Хочется отдохнуть, но данный ритуалом страх собачьей цепью сдавливает шею также крепко, как кожаные ремни судьбы связали воедино Чонгука и Тэхёна. Настал момент осознания, что ремни врастут в тело, как забытый в дереве топор поглощает кора, и они исчезнут из поля зрения посторонних глаз, из-за чего никто не узнает, кто на самом деле Чонгук и Тэхён.       И никуда от этого не деться. Если Тэхëн хочет избежать болезненной участи полного слияния с гомункулом, надо немедля выдвигаться в Этейлион. Но он морально устал и просит у Бога Солнца дать ему сутки для отдыха.       — Я не верю, что его убила колдунья, — Тэхён, взяв Чонгука за руки, отступил на шаг, затем немного повернулся в сторону, чтобы боковым зрением увидеть очертания мёртвого тела и подготовить себя к ужасу.       — Мы можем уйти, — Чонгук крепче сжимает его руки и контролирует его состояние, чтобы вовремя поймать. — Тебе не обязательно смотреть, ведь ты увидишь мёртвого меня.       Тэхён кивнул и прошептал, что, возможно, он сможет чем-то помочь, чтобы узнать, что произошло в доме. Шансов мало, потому что озеро — непопулярное место, а значит, убийца незаметно пришёл, убил и благополучно скрылся. Сейчас он где-то в центре города смешался с толпой мортерцев. Сам он не мортерец, потому что им нет дела до Сердца и живущего рядом с ним чужестранца.       Чонгук, не отпуская руки, медленно попятился в сторону, постепенно поворачивая Тэхёна. Когда он встал напротив него, получилось, что Тэхён одновременно видит Чонгука и позади него тело гомункула. Заметно, что в доме не дрались, а убийство прошло как казнь. Гомункул позволил себя убить, хотя для чего-то жил четыреста лет и не думал о смерти, да и занимался он важным для себя делом, которое так и не окончил. Сложнее всего Тэхёну смотреть на голову. Лицо Чонгука стало для него настолько ценным, что маска смерти и первые признаки «увядания овоща» вызвали колючую дрожь в теле, и вдох получился болезненный, шумный, как пред криком, и с парализацией сознания.       Прекращая издевательства, Чонгук резко дёрнул чужие руки, и Тэхён рухнул ему на грудь. Как бы он ни протестовал, Чонгук подхватил его под зад и, чтобы не уговаривать, вынес на улицу.       — Смотри на болотные пейзажи, — Чонгук буркнул из-за отвратительного чувства внутри Тэхёна и из-за ревности к мертвецу. — Следи за своими эмоциями, потому что я их тоже ощущаю. Ты мне обещал подарить одно полезное чувство, но скармливаешь дрянь.       — Потому что я сам дрянь, — само вырвалось у Тэхёна, и Чонгук остановился в десяти шагах от дома.       — А ведь действительно, — он опустил Тэхёна на землю и всмотрелся в красную воду. — Был же в мире один паршивец.       Обеспокоенные своими заботами Чонгук и Тэхён пропустили мимо ушей важные слова Таэя. Он сказал, что ждёт первого вампира, но в мир пришёл Тэхён, а перед ним — душевнобольной вампир. Странная у судьбы рулетка, которая делает счастливчиками не благородных, а ущербных вампиров. Быть может, таким образом она избавляет Богиню Неба от недостойных жителей Альнаима, однако их слишком много, а мир Бога Солнца не резиновый, поэтому всех не приютит.       — Таэй! — Чонгук обошёл Тэхёна и всмотрелся в озеро.       Что случилось с предыдущим вампиром? Почему он не нашёл гомункулов? И где в это время жил Чонгук с рисунком на руке? Вопросы прибавляются, а Таэй как в воду канул. Чонгук, поставив себя и Тэхёна на его и первого вампира места, может понять стремление обыскать Сердце. Получив маленький шанс, появляется огромная надежда, и ожидание длиной в несколько веков не кажется пыткой. Нужен всего лишь шанс, чтобы заставить кого-то творить невероятные вещи. Рассматривая озеро, Чонгук не представляет, как возможно обыскать его дно, и уверен, что Таэй уже составил план.       — Зачем он тебе? — Тэхён подошёл ближе и взял его под руку. — Его мысли заняты не нами.       Чонгук быстро пробормотал, что Таэй не всю правду рассказал. Его любовь к первому вампиру намного сильнее, чем кажется на первый взгляд. Чонгук, сопоставив обрывки прошлого Таэя и последние четыреста лет его жизни, догадался о многих вещах, которые на первый взгляд выглядят обычно. У Чонгука тоже есть вампир и представление о том, что необходимо подготовить к его приходу. В первую очередь вампиру нужна еда, а ей отрубили голову. Ближайшая пища принадлежит Тэхёну, и неизвестно, что в нём победит: религия или страх лишиться последней еды? Он может либо поделиться Чонгуком и при этом испытать настолько чудовищные чувства, что потеряет рассудок, либо сбежать из Мортеры с Чонгуком и стать врагом Таэя. Поднимать тяжёлую тему Чонгук не решился, потому что Тэхён сам знает, к чему приведёт возвращение в мир ещё одного вампира.       — Ты не первый вампир, который попал в будущее, — тараторит Чонгук, желая закрыть тему. — Мне нужен Таэй, чтобы узнать, что случилось с предыдущим.       Он пробежался назад и позвал Таэя, а Тэхён, вновь обострив органы чувств, проследил за ним, но двигаться с места не решился, чтобы не угодить в зловещее озеро. Если Первоотец действительно в нём спрятался и Таэй его вытащит, Тэхён станет первым вампиром, который его увидит, однако об этом никому не сможет рассказать. Даже если расскажет, его убьют, потому что Первоотец — пример для подражания, а не гомосексуал, который не только взял в любовники мортерца, но и подарил ему бессмертие. Мало того, он собирался править Мортерой, а трон империи людей передать человеку. Тэхён предположил, что после «гибели» первого вампира, государство поделили на две части: Альнаим — для вампиров, Этейлион — для людей. Должно быть, алхимики намаялись с Первоотцом, учли свои ошибки и создали его жалкое и уязвимое подобие. Сравнивая обычного вампира с первым, Тэхён лишь обречённо вздохнул. Хотел бы он быть таким же, как Первоотец, чтобы дать Чонгуку бессмертие и сесть на трон империи людей. Его мотив не имеет под собой благих стремлений, поэтому, наверное, он всего лишь неправильно воспитанный слабый вампир, который медленно скатывается в безвозвратную аморальность. Единственное, на что он надеется, — успеть предупредить вампиров про нападение людей, тем самым обрекая последних на проигрыш. Он не скажет Таэю, что передумал предотвращать войну, потому что обозлился на весь людской род.       Чуткий слух уловил слабый стон со стороны озера, и Тэхён насторожился. С Чонгуком точно ничего не случилось, потому что он до сих пор зовёт Таэя и в его душе невесомым туманом парит лишь лёгкая тревога из-за гадких мыслей про предыдущего вампира из прошлого. Тэхён сделал шаг в сторону шума и остановился, сомневаясь, что стоит идти к озеру без сопровождения. Озеро не отталкивает видом, а завораживает, будто талантливый танец гибкой танцовщицы. Красный цвет, как покрывало, скрыл под собой красоту опасного подводного мира, а плавные покачивания воды напоминают, что Сердце — колыбель для утопленников. Тэхён, осматриваясь вокруг, предпочёл не рисковать и остаться на месте. Хватит с него экспериментов и рисков, которые до добра или хотя бы пользы не доводят. Он и Чонгук достаточно испытали себя в разных рискованных ситуациях, чтобы понять, что им они больше не нужны, потому что впереди в пути достаточно опасности, которую необходимо преодолеть.       — Тэхён, — слабый, хриплый и на тяжелом выдохе голос показался Тэхёну знакомым.       Если кто-то зовёт его, значит, знает про его острый слух, а таких знакомых крайне мало. Точно не Таэй, которому сто смертей не страшны и помощь в драке не требуется, и не гомункул. Вспоминая последнего, подсознание невольно показало меч ителейцев, и Тэхён подумал про колдунью. Она смертная, и, судя по слабому голосу, проиграла сопернику.       Поскольку смерть не за горами, Тэхён медленно направился на зов, при этом осторожно ступая вперёд, чтобы не провалиться в ловушку озера. Покидая безопасный участок, он чаще оглядывался, а, ступив на полноправную территорию озера, вовсе мысленно попросил себя не спешить. Чонгук точно заметил резкую перемену в эмоциях, поэтому мчится проверять обстановку или контролирует состояние. «Он паразит» — невольно вспомнились слова Таэя, и Тэхён фыркнул, отказываясь верить. Хочется сказать, что Таэй ничего не смыслит в гомункулах, вампирах и их связи в период выживания, но как раз Таэй знает про них слишком много. Однако даже он ранее не встречал гомункулов как Чонгук, поэтому способен ошибиться в суждениях. Размышляя над выводами, которые больше похожи на самовнушение, Тэхён решил подумать над словами Таэя позже, а пока сосредоточится на чужом голосе.       На сухом от примеси щёлочи берегу Тэхён заметил маленькое тело, а рядом — связанное лентой покрывало. Пробираясь ближе, он продолжил смотреть под ноги и слушать слабый шёпот. Шаг за шагом Тэхён сокращает расстояние, секунда за секундой истекает время жизни колдуньи, и Тэхён слушает её вдохи и выдохи, ожидая, когда наступит тишина. Когда он подошёл, увидел на теле колдуньи синяки от ударов, раны от порезов и лохмотья вместо роскошного платья императрицы. Кровь стекает с мёртвого берега в воду и незаметно для невооружённого глаза растворяется в её красном цвете. Частично тело колдуньи погружено в воду, но сил, чтобы сбежать от боли, нет. Руку и ногу щелочь уничтожает заживо, а места, которых вода только коснулась, покраснели. Тэхён по крупным слезам и слабому взгляду видит, что колдунья терпит нечеловеческую боль, хочет жить, но отчаянно просит смерть быстрее её забрать.       — Стоила ли работа в замке такого итога? — Тэхён не садится рядом с ней и не подходит к ней ближе, потому что желание жить порой вынуждает организм собраться с силами и схватиться за спасение мёртвой хваткой, а Тэхён — не спасение.       Колдунья, тяжело дыша, прошептала, что не мечта стать алхимиком её исполосовала мечом, а жестокость женщины, которая убила плачущего гомункула.       — Я не смогла его защитить, — по окровавленным губам прочёл Тэхён и понимающе кивнул.       — Ты ведь тоже бежала её убивать, — он напомнил, что обе женщины получили равные условия и ни одного исключения из правил.       Она похожа на манула со стрелой в боку: забывает о боли ради того, чтобы дышать. По собственной крови на сухом берегу её пальцы тянутся к Тэхёну, белёсые глаза смотрят в его тьму, но не видят ни одной картинки прошлого, за которую можно ухватиться и выжить. Но надежда толкает верить, что в мире остались жалость и сострадание.       — Возвращайся в замок! — Таэй приказал Тэхёну и, посмотрев на колдунью, сделал заключение: — Это называется крах. Иногда долгий путь к мечте даётся для приобретения навыков, которые в будущем помогут быстрее выполнить множество других дел. Но у тебя нет этих навыков, поэтому ты проиграла опытному сопернику. А могла бы не торопиться и использовать хитрость. Вы обе ителейки, поэтому жалобы про рост и силу соперника слышать не хочу.       Голос звучит с высокомерием, упрёком и насмешкой, отчего Тэхёну кажется, что он вернулся в прошлое и стоит в кругу клана, а речь адресована ему. Однако даже клан Ким не отчитывал Тэхёна, когда из-за неудач он получал тяжелую травму. Колдунья умирает, но Таэй обращается к ней, как худшему ученику, который заслужил мучительную смерть. За секунду Тэхён ощутил гордость за себя. Он не злорадствует, глядя на колдунью, а рад сохранить в себе те качества, которые одобряет Таэй. Как бы клан ни пытался переделать Тэхёна и сколько бы вреда он ему не нанёс, Тэхён как вампир в большей части устраивает Таэя. И пусть над промахами и неверными суждениями придётся упорно работать, ещё не поздно учиться и исправляться. Положение Тэхёна не такое, как у колдуньи, поэтому есть время и возможность изучать свои и клана ошибки.       — Она видела, — колдунья на миг смогла поднять взгляд на Таэя, но веки слишком тяжелые, а вытекающая изо рта кровь мешает проговаривать слова, отчего Таэй и Тэхён читают их по губам. — Видела гроб с тем мужчиной. В озеро с моста скинули. Она тогда умерла, — затылком чувствуя холод смерти и слушая звон в ушах, она вновь слабо пошевелила пальцами в сторону стоп Тэхёна и попросила: — Дай свои волосы, и я покажу это место.       Тэхён сначала не поверил, потому что моста через Сердце не существует. К нему опасно подходить, а любой мост попросту разрушится из-за яда воды. Затем Тэхён вцепился в слово гроб и вспомнил, что Первоотец жил более трёх тысяч лет назад, а значит, мортерцы могли по незнанию построить мост, но жрица вряд ли жила в то время, следовательно, колдунья заглянула ей в глаза и увидела одно из видений во время ритуала общения с Дэей. Она неверно его растолковала, но уловила, что «тот мужчина» дорог Таэю, и сейчас пытается выжить, продавая свои знания за лечебную мазь. Ей много не надо — залечить раны, которые оставляют щёлочь и аммиак, разъедая тело до кости. Тэхён, рассматривая плавающие ошмётки кожи возле руки и ноги, удивился выдержке и живучести маленькой женщины. Он давно бы умер от болевого шока, а она — тихо плачет и не в состоянии пошевелиться, но продолжает дышать. Она заслуживает восхищения и признания, несмотря на критику Таэя. Также Тэхён мысленно и честно перед самим собой добавил, что не имеет желания отдавать ей мазь. Как ни странно, животное пробудило в нём ответственность, а колдунья — чувства настороженности и волнения. Она умная — кому нужен такой соперник? Она слишком много знает про Тэхёна, Чонгука, Таэя и алхимию, вдобавок она болтливая и информацию использует, как разменную монету. Не удивительно, что Эрма посадила её на цепь: талант питается знаниями и практикой, и ради этого колдунья готова на безумства. Если бы они оканчивались только убийствами, Тэхён, возможно, подумал бы над предложением, но продажный язык без костей ему в мире Бога Солнца никогда союзником не станет.       Сделав шаг вперёд, он взял колдунью за скользкое от крови запястье, увидел в её глазах смесь счастья и немой визг радости от мысли, что жизнь не окончена, впереди долгие годы упорного труда к достижению цели и дан шанс начать заново к ней идти. Но Тэхён резко приподнял её тело и рывком развернул лицом от себя, после чего толкнул в озеро. Колдунья не успела безмолвно вскрикнуть, у неё не хватило сил сопротивляться и плыть, а сжирающее всё живое Сердце поглотило её целиком, и принялось медленно, как желудочный сок, растворять в себе тело, жизнь и последнюю надежду на спасение. Тэхён не увидел на поверхности воды последний вздох, но ему показалось, что он смог различить среди красного цвета озера кровь.       — Ты бы меня удивил, если бы поступил иначе, — Таэй подошёл к нему и посмотрел на ничком плавающее тело среди тонкой корки соли и плавные движения светлых волос. — Лучше думай над тем, что ты потерял связь с гомункулами, потому что её вытеснил из тебя Чонгук.       — У меня остался инстинкт чувствовать гомункулов, поэтому в пути я справлюсь, если увижу ещё одного Чонгука. А что вытеснит из тебя Первоотец, когда ты вернёшь его к жизни? — Тэхён поднял на него взгляд, чтобы в красках наступающего вечера посмотреть в чистые голубые глаза с отблеском ледяного спокойствия.       — Одиночество, — он позволил себе улыбнуться в предвкушении лучших перемен в жизни. — То, что ты никак не можешь от себя отпустить и не позволяешь Чонгуку вырвать из твоего сердца. А теперь возвращайтесь в замок и ложитесь спать.       Вместо ответа Тэхён кивнул и повернулся, чтобы уйти проверенной дорогой к карете. Когда он сделал шаг, увидел в пяти метрах от себя Чонгука, взгляд которого застыл на красной соляной поверхности Сердца. Чонгук спас колдунью, Тэхён — её убил. Смерть всё же её настигла, однако в замке Ителеи колдунья с готовностью её ожидала, а на берегу озера цеплялась за жизнь, как падающий человек ловит руками невидимый поручень в воздухе.       Быть может, Чонгук в жизни многое не понимает, но сейчас точно уверен, что он и Тэхён на грани падения. Они спинами наклонились в противоположные стороны, однако держатся за руки, что даёт им баланс и возможность стоять на месте. Если кто-то отпустит хотя бы одну руку, конструкция потеряет устойчивость, и погибнут оба. Чонгук держит крепко. Даже если Тэхён ослабнет, Чонгук удержит обоих, но неприятности и вмешательство посторонних рас в жизнь Чонгука и Тэхёна бьют их по рукам, дробят костяшки пальцев и рвут сухожилия, не позволяя в мире остаться тем, на кого четыреста лет назад люди объявили охоту.