Дорога на дно

      Впервые за долгое время Чонгук и Тэхён спали не по очереди на траве, а вместе на мягкой перине, шёлковой простыне и в просторной спальне. После разговора в тронном зале Таэй не потребовал вновь поднять тему про вампиров клана Ким и детально разобрать проблемы Тэхёна, поэтому Чонгук помог Мирайе подготовить спальню ко сну и первым лёг на кровать, чтобы в тишине изучить новые чувства. Тэхён пришёл позже, снял халат и, оставаясь в белых шёлковых пижамных штанах, взобрался Чонгуку под бок. Уснул он быстро, позволил себя двигать и лишь нос недовольно морщил, показывая, что передвижения по кровати ему не нравятся. Как бы Чонгук его от себя не отталкивал, тот всё равно к нему прижимался. Дни в Мортере сырые, в сезон цветения болот — вонючие, но погода не суровая, из-за чего причин Тэхёну прижиматься к Чонгуку нет, если только он не подумал, что Таэй украдёт у него еду для опытов.       Так Чонгук и проснулся: сам лежит на спине, а на груди во все ноздри сопит Тэхён. Раскинув волосы и полностью расслабляясь, он привычно закинул на Чонгука руку, ногами обнял его ногу и подсознательно ориентируется на удары его сердца. Если монотонный звук прекратится, из спящего вампира он превратится в неуправляемое существо со смесью истерики и злобы. А пока он спит умиротворённо и тиарой провоцирует Чонгука вытянуть руку и кончиками пальцев коснуться белого золота. Страх перед ним не прошёл, из-за чего в последний момент пальцы минуют лунный камень, подцепляют чёрный локон волос и медленно убирают его к виску.       — Прекращай, — сквозь сон и едва разборчиво бормочет Тэхён, смяв щёку о грудь. — Дай поспать.       — Вы спите слишком долго, Ваше Величество, — попытка Чонгука пошутить обернулась испугом Тэхёна.       Он резко приподнялся на локте и всмотрелся в лицо Чонгука, вспоминая его стандартную речь гомункула на берегу Шумного моря. Ему показалось, что он всё же потерял Чонгука. За ничтожную долю секунды он даже допустил, что Таэй подсунул ему другого гомункула, однако, подняв на него взгляд, Тэхён с облегчением выдохнул и вновь рухнул на его грудь. Жаль, что сон как рукой сняло и необходимо готовиться к ещё одной встрече с Таэем. Едва вспомнив пристальный взгляд голубых глаз, Тэхён зарылся носом в грудь и с головой накрылся одеялом, прячась от мира и собственных мыслей. Пробормотав, что его сегодня нет и не существует, он попросил Чонгука не покидать его в течение дня, потому что остаться наедине с Таэем — потерять десяток ударов сердца.       — Придётся, — Чонгук поднял одеяло и запустил руку к Тэхёну. — Вчера Таэй сказал, что тебе необходимо чуть-чуть подтянуть знания, и можешь отправиться в Этейлион. Может, он даст тебе умную книжку в пути почитать.       Он положил руку на талию Тэхёна и составил план: искупаться в источнике, поесть, прогуляться по болотам, вернуться в замок. Поскольку сердцебиение Тэхёна стойко держится на пятидесяти двух ударах, Таэй уведёт его в библиотеку, тем самым специально разлучив с едой. Такая разлука Чонгука не пугает, потому что Таэй не навредит Тэхёну, даже если последний кинется на него с кулаками. Откуда такое благородство со стороны резкого в словах и действиях многовекового императора — Чонгуку интересно знать. Он видел в поведении и в глазах Таэя небывалую сдержанность, когда Тэхён невпопад отвечал на вопросы, долго подбирал правильные слова и нервно мял шляпу. Вывести Таэя из равновесия сложно, однако Чонгук собственными глазами видел, как он сложил руки на груди, чтобы спрятать кулаки. Вряд ли он хотел ударить Тэхёна, а в помещении нечего крушить. По мнению Чонгука, избить Таэй хотел то, что невозможно, — прошлое. Он несколько веков следил за вампирами, знал их тайную жизнь и молчал, потому что в каждом клане свои развлечения и заморочки, которые никому не вредят. По крайней мере, Таэй в это верил последние четыре сотни лет. Появление Тэхёна его заинтересовало, но не удивило, а история жизни клана Ким — повергла в шок. Таэй осознал, что четыреста лет жил дураком, а ещё раньше из-за его невнимательности пострадал сначала человек, а потом — вампир. Пятьдесят лет над Тэхёном издевались и даже привозили в Мортеру, а Таэй, хотя с большими глазами, в упор не замечал обман. Альнаим — не его империя, но он взялся следить за вампирами, как раз для того, чтобы они не переступали черту закона, и не уследил. Чонгук допускает, что Таэй в Тэхёне увидел свою ошибку, причём очень похожую на него: оба в личной жизни неуверенные в себе. Таэй слишком долго откладывал личные дела на «потом» и погряз в сомнениях. Он отодвигал личную жизнь не год и не два, а сотни лет, и в конечном итоге она так и осталась далека от него на несколько веков. Возможно, в лице Тэхёна он решил исправить свою ошибку, ведь пятьдесят лет — не срок, чтобы обесценить себя.       — Ты видел, что он вчера натворил, — Тэхён говорит про Таэя и выползает из-под одеяла. — Он пугает.       — Тебе придётся ему перечить, чтобы он знал о твоих чувствах и мыслях, — Чонгук убрал руку в сторону, чтобы Тэхён свободно вылез и сел на кровать.       Они вновь поменялись местами. Когда-то Тэхён просил Чонгука вступать в ссоры, высказывать мнение и не скрывать чувства, а теперь этого же требует Таэй. Тэхён не представляет, как перечить тому, кто взглядом всухомятку жрёт и без жалости казнит тех, кто наделён вечностью. Но Чонгук — отличный пример упрямства, и, если Таэй его до сих пор не убил, значит, у Тэхёна тоже есть шанс выжить. Разница только в том, что Тэхён не в каждом деле пойдёт наперекор слова того, кто старше его по возрасту да и статусом выше.       Осмотрев комнату, залитую солнечным светом, Тэхён заметил след гомункула в обстановке. Все зеркала накрыты тряпками, следовательно, у Таэя в замке исключительно серебряные зеркала, количество которых сложно сосчитать. Должно быть, вампиры у него в гостях не задерживались и приезжали неохотно, словно на собственную казнь. Тэхёну также не помешает быстро справиться с делами и добраться до Элифута.       Встав на ноги и осмотрев комнату ещё раз, при этом начиная замечать дополнительные детали в виде тёмно-синих бархатных штор и бордового балдахина, Тэхён поставил руки в боки и пробормотал, что у него нет сменных вещей. Если прямо говорить — одежды у него нет, потому что вчера Таэй молча забрал плащи, обувь, шляпу и платок и, обозвав вещи клоповником, сжёг в печи на кухне. Добрая Мирайя принесла пижамы, но рубашка Тэхёну оказалась длинной, из-за чего он запутался в рукавах, поэтому её пришлось снять. Теперь ему по замку и болотам ходить в одних штанах жабам на смех.       — Очуметь, — он вытащил из-под кровати тапки и сунул в них ноги. — Мортерцы не любят одежду, но меня в неё едва не запеленали.       — Ты же не мортерец, — кратко объяснил Чонгук и встал с кровати, принимаясь за приятные хлопоты.       Тэхён глазам не поверил — лёгкая, едва различимая в тени на лице улыбка коснулась губ Чонгука. Когда гомункулы берутся за работу, суетятся и принимают её, как обязанность, а по Чонгуку видно, что ему до умопомрачения радостно копаться в шкафу. Он ищет подходящую одежду для своего вампира и лично выбирает наряд, будто подбирает то, на что ему в течение дня будет приятно смотреть. Тэхён присел на кровать, дожидаясь увидеть выбор Чонгука и удивился, когда им оказался чёрный бархатный плащ с орнаментом под золото.       — Решил спрятать меня от всего мира в большом капюшоне? — Тэхён сложил плащ, оставил его на кровати и направился к выходу. — Я на фоне мортерцев выделюсь маленьким, но широким и толстым пятном.       Возле двери он оглянулся и задержался, ожидая, пока Чонгук возьмёт плащи и сумку, после чего они вышли в коридор.       Несмотря на любовь Таэя к тёмным цветам, замок хорошо освещается за счёт больших окон, а яркие картины делают общий вид спокойным и уютным. Для Тэхёна самая большая радость — возможность избавиться от платка и шляпы. Таэй разрешил ему любую вольность, что пугает Тэхёна. Невольно он ищет подвох и додумался лишь до того, что началась проверка его поступков. Безусловно, он покажет себя с лучшей стороны, если в какой-то момент его не раздавит пристальный взгляд голубых глаз Таэя.       — Сходим сегодня на болота? — он спросил без задней мысли и толкнул входную дверь.       Тишина двора немного взволновала, но Тэхён быстро догадался, что на улице полдень, а значит, у слуг много дел в замке, да и в саду никто не ковыряется, когда солнце в макушку печёт.       — Решил найти гомункула? — Чонгук идёт рядом и не одобряет идею, потому что ревнует.       Два гомункула вампиру в радость. А если второго Чонгука тоже можно есть несколько раз? Быть может, его тоже сложно напугать? Тэхён начнёт экспериментировать с ним, а Чонгук с рисунком на руке будет выполнять работу, где необходимо думать или прикладывать силу. Он не согласен уступать кому-то Тэхёна, по крайней мере, не намерен делиться им до его возвращения в год Богини Неба. Всё же Таэй ошибся, когда говорил, что без вампира гомункулы дерутся. Безусловно, Тэхён может вынудить Чонгука принять своего собрата, но Чонгук оклемается от морального подавления и втихаря убьёт любого конкурента.       — Ревнуешь? — Тэхён подошёл к деревянном забору и потянул ручку на себя. — Твоя ревность очень похожа на мою.       За дверью стража убедилась, что входят те, кому позволено, и немного поклонилась, без слов приветствуя и проявляя уважение. Тэхён метнулся к рядам белых полотенец, схватил сразу три и помчался ко второму деревянному ограждению, который расположен слева. Правая половина — женская. Строгое разделение касается даже детей любого возраста, а за порядком следит стража.       Влетев в очередные двери, Тэхён миновал двух стражников, положил на лавочку полотенца, с улыбкой стащил с себя штаны и трусы и помчался к горячему источнику. Чонгук, сжав в руках полотенце и сумку с вещами, замер возле стражи, рассматривая чёрное пятно из волос на поверхности воды. Тэхён выбрал самое дальнее место для купания, чтобы не привлекать внимания мортерцев, ведь среди них могут найтись те, кто брезгует лезть в воду после человека. Чонгук подошёл к нему, положил на траву сумку и полотенца и разделся. Место для купания не обширное, выложенное камнями, и вода в нём свободно циркулирует, никогда не остывает и расслабляющим эффектом манит к себе даже тех, кто недавно купался.       Тэхён встал на ноги. Вода уровнем доходит ему до пояса, а мортерцам — того ниже, но если последние способны лечь и погрузиться в релакс после трудного рабочего дня, то людям остаётся лишь стоять и с ладони поливать себя водой. Тэхёну лишние движения не требуются, потому что Чонгук вытащил из сумки бархатную тряпку и спешно полез в воду. Он соскучился по своим обязанностям, несмотря на то, что вчера искупал Тэхёна. Чонгук очень полюбил водные процедуры. Если раньше он выполнял их по наитию, то теперь начал получать от этого удовольствие, видеть в каждом движении таинственный ритуал и с визгом в душе осознавать, что его руками гладкая кожа очищается от запахов и грязи.       — Сегодня ты не обязан меня тереть, — Тэхён повернулся к Чонгуку спиной и, собрав волосы ладонями, осторожно убрал вперёд. — Я не валялся в грязи и не спал на траве.       Чонгук предпочёл молчать и, пока не прогонят, делать дело. Хочется выполнить работу быстро, чтобы не мешать Тэхёну плескаться в воде, но руки отказываются спешить, водят тряпкой по бледной спине, и пальцы норовят коснуться кожи. С головой у Чонгука тоже беды, потому что в ней, как суетная каркающая ворона, летает мысль и выкрикивает слово «вампир». Чонгук без напоминаний знает, что перед ним стоит вампир, который наклонил голову немного вперёд и ждёт окончания купания. Чонгук всё равно чувствует волнение и готов бить себя кулаком по лбу, лишь бы избавиться от надоедливого слова, которое вынуждает не подчиняться, а возбуждаться.       Тэхён стоит, сжимает волосы и смотрит на воду, а пальцы на ногах непроизвольно сжимаются каждый раз, когда Чонгук касается спины. Благо, вода уровнем выше пупка, иначе бы пришлось волосам стыдливо прикрывать эрекцию. Гомункулам купать вампира — прямая обязанность, и Тэхёна в клане они отмывали от грязи, но сейчас, стоя спиной к Чонгуку, он думает о его пальцах. Воспоминания о прошедшей близости ярко вспыхивают в памяти каждый раз, как бархат плавно опускается сверху вниз по спине, а быстрые капли стекают по телу, напоминая про касания рук Чонгука. Стыдно воображать пошлость, но Тэхён сам себе повторяет, что нет ничего странного желать секса тому, кто его только познал. Но, раз уж он о нём думает, надо постараться не оплошать, как в прошлый раз. Необходимо собраться с духом и дать волю распущенности, чтобы удивить не только Чонгука, но и себя. Где-то в закромах фантазии есть неукротимая страсть и необузданная похоть, которые рвутся наружу, и их можно воплотить в реальность с помощью самого послушного любовника в мире. Пока полдень, слуги прячутся в зданиях и стража ушла в тень, необходимо пользоваться моментом. Главное — брать Чонгука нахрапом, чтобы опомниться не успел.       С волнением и едва соображая над своими действиями, Тэхён повернулся к Чонгуку и заметил на его лице озадаченность. Ещё немного, и он поймёт, чьи чувства ощущает, а значит, некогда медлить. Тэхён его поцеловал в губы, затем ещё раз и ещё, толкая его вперёд себя и мысленно повторяя, что надо либо сделать дело сейчас, либо никогда. Сердцебиение в порядке, голода нет, но есть желание тела, и на этот раз обмануть себя и Чонгука не получится. Более того, Тэхён сказал бы, что виноват Таэй, который не отругал за связь с гомункулом, однако именно сейчас организм пищит из-за потребности в мужчине, а не из-за любопытства или питания. Настал момент, когда врать бессмысленно и хочется немного поиграть с незнанием чувств Чонгука. Слово «гомункул» сознание успешно игнорирует, и вот перед Тэхёном не еда, а несведущий в сексе Чонгук. Тэхён поцелуями вынудил его вылезти из воды и продолжил наступать тараном, пока Чонгук, крабом пятясь в сторону, не сел на траву.       — Ложись, — Тэхён стоит на четвереньках, с волос стекает вода, а Чонгук так и сидит с тряпкой в руках. — Я тебе заплачу.       В доказательство он вытащил из сумки две золотые монеты и положил их на траву. Чонгук послушно лёг, отложил бархат и сунул под голову сумку, чтобы видеть Тэхёна и предугадывать его действия. Тот сел рядом и принялся гладить Чонгука по влажным ногам, нарочно ладонью касаясь его паха. Сначала им двигало любопытство, ведь первый сексуальный опыт Чонгука прошёл без особых для него ласк, а теперь он получает всё внимание вампира, в мыслях которого вулканами взрывается пошлость. Тэхён, рассматривая его тело, отодвинул интерес на второй, а то и третий план, выдвигая вперёд своё возбуждение. Он взобрался на Чонгука и принялся его целовать, как целуют любовника после долгой разлуки: страстно, жадно и с перерывами на короткий вдох. Не сопротивляясь желанию, Тэхён опустился к шее, груди, тяжёлым присосом оттянул тёмный сосок и плавно опустился ниже.       Только после того, как Тэхён облизал его член, Чонгук понял, чьё волнение ощутил, когда стоял в воде. Мозг моментально переключился с купания на секс, и взгляд осмотрел местность — никого. И пусть двоим повезло скрыться от посторонних глаз, лучше наслаждаться друг другом в спальне на удобной кровати, а не рисковать быть застигнутыми ребёнком. Совсем скоро слуга позовёт Чонгука есть, но у Тэхёна свои планы на ближайшие минуты. Он облизал головку члена и с хитростью в глазах посмотрел на Чонгука, прекрасно зная, что он сейчас чувствует.       — Тебе всё ещё нравится мой рот? — Тэхён довольно прищурился, вновь облизал головку и толкнул её во влажную тесноту губ.       Чонгук ответить не успел и невольно приподнял бёдра, но сразу же их опустил, понимая, что Тэхёну нужно время, чтобы привыкнуть к члену во рту. Лишь когда Тэхён сам принялся ниже опускать голову, Чонгук позволил себе положить руку на его макушку и запустить пальцы в прохладные волосы. Пожирая его эмоции, он так и не понял, кому из них приятно, потому что чувства обоих прижались друг к другу, как переплетаются пальцы двух влюблённых людей. Когда Тэхён опускает голову, Чонгук чувствует, как член упирается в горло, которое возбуждает до лёгкого зуда в головке, а Тэхён в придачу тихо стонет, отчего лёгкая вибрация вынуждает Чонгука стонать ответно. Он готов просить остановиться, но Тэхён сам отстраняется, пошло облизывает губы и на четвереньках идёт вперёд. Он настолько уверен в своих действиях, что Чонгук не смеет проронить хотя бы слово и лишь глазами водит, не представляя, что Тэхён намерен с ним делать в разгар возбуждения.       Тэхён ловко вытащил из сумки под головой Чонгука мазь, положил ему на грудь и валетом развернулся, после чего продолжил сосать член, пальцами обхватив его для дополнительных ласк. Ему нравится себя дразнить, ртом чувствуя движения члена и представляя его внутри своего зада, который принялся облизывать Чонгук. Его горячий язык сбивает с ритма Тэхёна, чем больше разжигает азарт. Кто первый сдастся, над телом того берёт полное руководство другой. Тэхён без скромности толкает член глубже, его горло сокращается, сдавливая головку, и Чонгук, не выдержав возбуждения, шлёпает Тэхёна по ягодицам, будто приказывая не баловаться. Тот покачнулся, простонал и вновь опустил голову, за что Чонгук сжал его ягодицу и укусил другую. Тэхён с наслаждением принимает своеобразную игру, в которой он — центр внимания. Отец порицал его влечение, говорил, что мужчине позор — заниматься анальным сексом, но, когда скользкие пальцы Чонгука погрузились в Тэхёна, наставления клана растворились в удовольствии. Тэхён не в состоянии думать, когда Чонгук у него во рту и в заднице, а его язык жадно вылизывает бёдра и ягодицы. Невозможно устоять перед удовольствием, к которому привык за долгие годы одиночества, но которое сейчас дарится тем, кого тело желает до непроизвольного вздрагивания, краткого дыхания и ответного желания дарить ласку. Колени Тэхёна разъехались, он прогнулся в пояснице и лёг на Чонгука, сдаваясь первым. Опустив бёдра, он толкнул чужие пальцы глубже, затем приподнялся на локтях и опустился ниже. Подбирая удобный для себя ритм, он наклонил голову вниз, и чёрный шёлк волос скользнул по траве к ногам Чонгука.       Чонгук впитывает в себя не только чувства, но и изучает свои. Он допускает, что ошибается в сексуальных суждениях и зря считает правдой все половые рекорды, про которые в кабаках мужики громко рассказывают. Если его умозаключения про чувства — иллюзия, он предпочтёт в ней остаться, потому что отказывается расставаться с удовольствием, которое видит. Сейчас Тэхён для него одновременно недосягаемый и ближе, чем когда-либо. Чонгуку кажется, что проклятие разорвёт его на куски, если он сейчас же не отдаст Тэхёну всё, что потребуется. Кем надо быть, чтобы жадничать себя тому, кто просит ласку? И пусть Тэхён выглядит хрупким, изнеженным и обессиленным от возбуждения, Чонгук точно знает, что ему надо, и уверенно выползает из-под него.       Что бы в прошлом клан не говорил про отношения Тэхёна с мужчинами, Чонгук умеет перетягивать внимание на себя. Тэхён продолжил стоять на четвереньках, когда Чонгук встал сзади и, размазав остатки мази по члену, плавно в него вошёл. Шлепки ладонями сменились шлепками бёдрами, а жгучие поцелуи и лёгкие укусы на плечах и шее просигналили, что Чонгук хочет Тэхёна. Он хочет его настолько сильно, что прижимает к себе с нетерпением, давит на поясницу ладонями и продолжает осыпать поцелуями, будто отбирая себе каждый сантиметр его тела.       Покачиваясь при каждом толчке сзади, Тэхён стонет громче, поцелуи кружат голову, крепкие сжатия пальцев на пояснице лишают воли и забирают в желанный плен. Запах винограда окончательно ставит Тэхёна в один ряд с безумными вампирами, которые выпили кровь людей. Он не выдерживает ни свободы, ни желания Чонгука, и клыки опускаются вниз, а сердцебиение сокращается на один удар. Боль при этом быстро растворяется в волне удовольствия, тонким льдом тает под кожей, сжатой пальцами, и окончательно уходит, когда Чонгук, зная состояние Тэхёна и не в силах остановиться, склоняется над ним. Осторожно за подбородок повернув его голову к себе, он жадно впивается в рот поцелуем. Чонгук о себе не заботится — царапает язык об острый клык, но продолжает целовать до тех пор, пока дыхание Тэхёна не тяжелеет. Чонгук в поощрении подставляет ему запястье, гладит по волосам и смотрит на приоткрытый рот, сильнее возбуждаясь от вида белоснежных клыков.       Тэхён прокусывает ему руку и задевает вену, кровь частично попадает в рот, её вкус дурманит голову, и Тэхён вначале мычит, не отпуская сладкий виноградный вкус, затем стонет, наконец отпускает запястье и опускается грудью к земле, окончательно отдавая себя под руководство Чонгука. Наклоняясь к нему, Чонгук погладил пальцами его по губам, сунул их ему в рот, и Тэхён послушно принялся их обсасывать и подключил к ласке язык, лишь бы Чонгук не останавливался.       Тэхён кончил с громким стоном, упираясь руками в траву, чтобы ягодицами прижаться к Чонгуку. Приятная мелкая дрожь прошлась от живота к кончикам пальцев и вихрем удовольствия резко распространилась по телу. Тэхён непроизвольно сделал несколько движений задом, продолжая довольствоваться остатками наслаждения и тяжело дыша, затем приподнялся на одном локте и перевернулся на спину. Ловя ртом воздух, он поклялся себе выслушать все нравоучения Таэя, если они пойдут на пользу и помогут пользоваться ртом не только для извинений и минета, но и для разговоров про действительно важные вещи. Когда-то надо поговорить с Чонгуком про их отношения. Но говорить сложнее, чем идти на поводу своих желаний. Тэхён успеет остаться без сексуальной жизни в году Богини Неба, а пока надо пользоваться случаем и баловать себя мелкими животными радостями, которые долгое время стояли под запретом.       Посмотрев на Чонгука, он заметил, что тот всё ещё стоит на коленях и одной рукой упирается в землю, при этом о чём-то активно размышляя.       — Ты в порядке? — Тэхён понимает, что Чонгук словил некое новое чувство или его накрыло неизвестной доселе эмоцией. — Ты только не молчи, — он посмотрел ему в лицо, поймал затуманенный взгляд и, как обычно, принялся угадывать. — Мне вернуться?       Он упрекнул себя в невнимательности и эгоизме. Хорошо устроился — снял напряжение и растянулся на траве. Поздно, наверное, вспоминать, что сексом один не занимался, но лучше продолжить его сейчас, чем никогда.       — Не надо, — Чонгук остановил его за руку и сел на ноги. — Со мной всё хорошо. Иди купайся.       Кажется, не обманул, потому что в его душе нет тревоги. Тэхён подумал, что сюрприз в виде внезапного секса удался, а значит, совсем скоро он станет на шаг ближе к свободе в личной жизни. К сожалению, даже у него есть граница в нарушениях запретов. Самые мелкие он способен игнорировать, поэтому легко целует Чонгука и может с ним переспать, а большие запреты пугают, поэтому отношения с серьёзными намерениями заперты в подсознании на большой амбарный замок. Жаль, что даже безумию есть предел.       Когда Чонгук залез в воду, встал в сторону и, воробьём нахохлившись, активно думал над новой странностью. Он определённо ощущал то, что не ел в Тэхёне, и это требует тщательного обдумывания. Более того, «мы» отлично сливается в этих ощущениях, и Чонгук смело скажет, что в момент слияния с Тэхёном телами и душами сходит с ума. Именно так, потому что то, как он тянется к Тэхёну в те минуты, сравнимо с сумасшествием. Оно не проходит — стихает, но в полудрёме остаётся в сердце, и даже сейчас, наблюдая, как Тэхён игриво ладонью бьёт по волосам на поверхности воды, источник дыхания тянется к нему, как к кислороду. Чонгук ощутил потребность дышать Тэхёном, обнять, зарыться носом в шею и почувствовать себя живым.       Очень страшное чувство, дающее одновременно силу и слабость в лице Тэхёна. Это чувство сравнимо с механизмом двух чаш весов: на одной слабость, на другой — сила, и перевес даст та, которую не сможешь удержать душевным равновесием. У Чонгука нет этой возможности, потому что его душа крепко связана с Тэхёном, который ею ловко манипулирует. Однако Чонгук помнит момент, когда в его притяжение с Тэхёном вмешалось «мы», а оно — что-то самостоятельное и, хотя маленькое, всегда знает, что хочет и в чём нуждается. Если его тщательно изучить, за ним можно следовать.       — Да что с тобой? — Тэхён подошёл к Чонгуку и присмотрелся к его рассеянности на лице. — Тебе разъяснить что-то?       Чонгук кивнул и попытался объяснить процесс возбуждения, чтобы Тэхён ему рассказал про странный факт: чужое возбуждение возбуждает больше, чем своё. Чонгук не понимает, зачем ему даны эрогенные зоны, если вылизывание чужой задницы доставляет удовольствия больше, чем, когда Тэхён сосёт его член? И почему анальный секс, минет и пальцы во рту возбуждают Чонгука одинаково? Именно последние испортили ему оргазм, потому что Чонгук одновременно ещё и набрался новых ярких впечатлений, которые сбили с настроя.       Вопросов очень много, но ответы вряд ли у кого-то найдутся. Однако Чонгук, желая разобраться в сильных эмоциях, поинтересовался:       — Ты чувствуешь то же, что я?       Ему не удалось внятно объяснить свои ощущения, поэтому пошёл коротким путём: если Тэхён во время секса ощущает то же, то поймёт Чонгука и слова лишние, а заодно скажет ответы на все вопросы.       Теоретически Тэхён с ним согласился, считая, что возбуждение у всех рас одно, поэтому, да, он чувствует то же, что Чонгук. Подумав ещё немного, он пообещал впредь не устраивать сюрпризы и заранее настраивать Чонгука на возбуждение, раз ему тяжело даётся секс.       Чонгук с последним не согласен, но молчит, не прерывая мыслительный процесс. Ему есть о чём подумать и о чём спросить Таэя, а значит, пора вылезать из воды и бежать на кухню. Тэхён догадался, что Чонгук столкнулся с проблемой, но предпочёл дать ему время самому попробовать в ней разобраться. Ничего негативного он не съел, поэтому можно не переживать и позже расспросить его про мысли и душевное состояние.       Поведение Чонгука не изменилось, и, когда оба вышли из воды, он принялся вытирать волосы Тэхёна полотенцем. Стараясь ничего не скрывать, он тихо сообщил, что уйдёт на кухню, а Тэхёну придётся отправиться в библиотеку. Вряд ли Таэй заставит его читать историю мира за последние четыре века, ведь она ничем не поможет неправильно воспитанному вампиру разобраться в себе. Книги, написанной специально для Тэхёна, тоже не найти, поэтому, скорее всего, Таэй намеренно уведёт его подальше от посторонних глаз и ушей, чтобы поговорить.       Тэхён не готов к откровениям. Сейчас, когда кожа ещё покалывает от воспоминаний про поцелуи и ласку, хочется укутаться нежностью рук Чонгука, а не чувствовать себя никчёмностью под давлением больших глаз Таэя. Валяться бы с Чонгуком в кровати и не думать над ошибками, но, чем раньше Тэхён поговорит с Таэем, тем быстрее вернётся в спальню под бок Чонгука.       Он надел плащ с орнаментом и тяжело вздохнул — время разойтись с драгоценной едой. Еле передвигая ногами, он молча пошёл к выходу и лишь возле замка попросил Чонгука не задерживаться на кухне и зайти в библиотеку, иначе сердцебиение снизится до тринадцати ударов.       — Я тебя слышу и чувствую, — Тэхён поднялся по ступенькам и оглянулся. — Не заставляй меня нервничать.       — Я? — Чонгук указал на себя пальцем и открыл перед Тэхёном дверь. — Ты перед Таэем будешь нервничать. И что мне угрожает в его замке? — он немного помолчал и предупредил: — Я подожду тебя в спальне.       Их встретила Мирайя, поклонилась и попросила Тэхёна следовать за ней, а Чонгука — отнести грязные вещи и полотенца в прачечную. Тэхён заметил, что она, как бездушная кукла: говорит настолько ровным тоном и при этом её взгляд не отражает душу, что с ней не хочется общаться. Всё же эта женщина — идеальная служанка при императоре. Следуя за ней на третий этаж, Тэхён репетировал речь для Таэя. Во-первых, надо отстаивать своё мнение, как Чонгук. Гомункулы побаиваются пристального взгляда хозяина, но Чонгук смог побороть в себе страх, поэтому Тэхёну тоже надо собрать волю в кулак и мужественно выстоять перед Таэем. Разница только в том, что гомункулы также возвышают своего господина, а Тэхён недостаточно хорошо знает Таэя, чтобы им восхищаться. Во-вторых, необходимо говорить честно, даже если подсознательно страшно получить выговор от клана. И пусть во времена правления Бога Солнца клан Ким вымер, Тэхён не оставляет надежду найти выживших вампиров, которыми могут оказаться его соклановцы. В-третьих, надо не стесняться задавать вопросы, даже если перед правителем стыдно что-то не знать. Иными словами — нужно быть как Чонгук.       Вспоминая его, Тэхён улыбнулся и мог бы поклясться, что у него в груди стало солнечно и распустился большой подсолнух. Наверное, Чонгук его заметил и теперь думает над причиной радужной радости. Избегая дать повод для ревности, Тэхён раздавил в себе радость и принял самое обычное выражение лица. Мирайя подошла к большой двери в просторном зале, повернулась к Тэхёну и в поклоне проговорила:       — Я не войду в библиотеку, поэтому прошу вас не нарушать правила и законы Мортеры.       Тэхён с долей обиды пробормотал, что не знает ни правил, ни законов современной Мортеры, однако уверен, что Таэй не допустит нарушений. Потянув дверную ручку на себя, он вошёл в комнату и замер на пороге. Она огромная, большие окна освещают множество полок, шкафов и стеллажей с книгами. Есть небольшие по меркам мортерцев столы, и возле каждого стоит по одному стулу, а пахнет бумагой и чернилами, и лишь немного, если раздуть ноздри и прикрыть глаза, можно уловить запах редких парфюмерных масел.       — Присаживайся, — Таэй вышел из-за шкафа, бегло посмотрел на Тэхёна и вернул внимание книге в руках. — Какие у тебя планы на сегодня?       — Найти гомункула, — Тэхён подошёл к ближайшему столу и взобрался на стул.       Мебель удобная, но размерами велика для человека. Тэхён не жалуется, потому что ради него новые стол и стул никто мастерить не намерен, да и задерживаться в Мортере он не собирается. Таэй поставил перед ним чернила с пером, положил бумагу и приказал написать имена вампиров из клана Ким. Если у клана есть усыпальница, значит, род знатный и должен быть записан в книгах, но беда в том, что Ким — слишком распространённая фамилия, поэтому кланов под предводительством Кимов не меньше десятка. Чтобы найти нужный, необходим список с именами. За всю историю Альнаима только единицы вампиров писали книги про свою жизнь. Это считалось хобби, но оно настолько бесполезное, скучное и бессмысленное, что лишь ищущие тишину вампиры уединялись в домах и писали истории про себя, жизнь, кланы. Ещё меньше вампиров передавали книги Таэю. В этот период им либо надоедало писать мемуары, либо от их количества в доме свободного места не находилось. К сожалению, среди авторов в библиотеке Таэя нет ни одного вампира с фамилией Ким.       — У меня маленький клан, — Тэхён опустил перо в чернильницу и подвинул к себе чистый лист, — потому что новых вампиров он не принимал.       — Со старыми что произошло? — Таэй повернулся к шкафу и принялся на его полках что-то искать.       Вопрос поставил Тэхёна в тупик. Спрашивать про жизнь у вампира равносильно поинтересоваться возрастом женщины. Жизнь высшей расы никого не касается, и разве что Таэй — единственный, кто нагло влез в будни и закон Альнаима. Вот только Тэхёну нечего ответить, потому что он понятия не имеет, сколько вампиров входило в клан Ким, когда он сформировался. Тэхён — двадцать третий член клана, а остальные — одиннадцать женатых пар. Это мало. Меньше только в клане, который едва создался новым вампиром. Обычно вампиры кучкуются сотнями, занимают целые поселения и стараются расшириться, но с каждым веком всё меньше людей, которые, став вампирами, способны контролировать голод.       — Ты очень красивый, — Таэй повернулся к нему и, замечая смущение на лице, поспешил добавить: — Значит, ты очень хорошо контролируешь голод и всегда питаешься гомункулами, — он присмотрелся к Тэхёну, тот смог расслабиться и кивнуть, после чего продолжил составлять список. — На маму похож?       Рука Тэхёна дёрнулась, перо оставило кляксу, которая расползлась по бумаге, пожирая имя главы клана. Таэй не сомневается, что вампиры морально избили Тэхёна напоминаниями про мать-проститутку. История знает немало сыновей и дочерей правителей, которые рождены от служанок, наложниц и содержанок, поэтому нет ничего странного в том, что женщина-доброволец родила ребёнка главе клана вампиров.       — Вернее — продала своё чрево, — уточнил Таэй и длинными пальцами вытащил книгу, после чего принялся листать страницы. — Ты остался жить в клане, часть твоих сестёр забрал бордель, кому-то из детей повезло обрести семью, некоторые попали в детский дом, а кого-то убили матери.       Тэхён приоткрыл рот, хотел сказать, что это неправда и его братья и сёстры со своими мамами вернулись в Этейлион, но промолчал, потому что Таэй лучше знает жизнь вампиров.       — Иногда, — Таэй сел на край стола и захлопнул книгу, — женщины отварами ускоряли роды, чтобы получить деньги за новорожденных. В итоге дети либо умирали, либо рождались больными, и лишь малому проценту повезло родиться здоровыми. Когда обнаруживались физические или умственные отклонения у малышей…       Он вытянул руку и поставил книгу на место, молчанием позволяя Тэхёну самому догадаться, что случалось с детьми. Инвалид не в состоянии научить клан современным знаниям и навыкам. Его сразу убивали и начинали новый род. Тэхён всего лишь гомосексуал, который не намеревался склонять клан к гомосексуальности, поэтому Таэй осуждает вампиров и убил бы их, если узнал про их поступок четыреста лет назад.       — Из-за обмана с преждевременными родами, — он продолжил рассказывать, параллельно взглядом скользя по корешкам книг, — вампиры решили следить за беременными женщинами до самых родов, — он вытащил книгу и повернулся к Тэхёну: — Как думаешь, ты похож на свою маму?       — Я её никогда не видел, — честно признался Тэхён и, минуя кляксу, продолжил писать список. — Я не знаю, но я не копия отца.       Он замолчал, замер и только глаза скосил на Таэя, подозревая, что в вопросе таится скрытый смысл. Быть может, Тэхён — не родной сын главы Кима, а купленный мальчишка из бедной семьи? Вот только он не настолько отличается от главы клана, чтобы зваться неродным. Он совсем не против быть сыном своего отца и никогда не плакал от того, что стал вампиром, и он бы слова не сказал против своей матери, если бы вампиры не упоминали её исключительно в негативном ключе. Таэй говорит о всех женщинах, которые вынашивали детей кланам, как о тех, кто зарабатывал деньги по своей совести. Она им позволила продавать себя, младенцев, время, поэтому не стоит думать и размышлять про их поступки. В конечном итоге, отец Тэхёна — сын такой же матери.       Слыша про свою бабку, Тэхён отреагировал неоднозначно. С одной стороны, его отец никогда себя не продавал, чтобы зваться проституткой, как его мать. С другой стороны, получается, что род по женской линии не отличается высокой моралью и нравственностью. Неприятно знать худшую сторону родителей, а про лучшую — не слышать, однако родителей не выбирают, поэтому, следуя совету Таэя, Тэхён попытался не заморачиваться над матерью. Если она работала проституткой, то это не означает, что её дети пойдут по её стопам, да и Тэхён никогда не задумывался над продажей своего тела.       — Ты тело Чонгука купил за две золотые монеты, — Таэй захлопнул очередную книгу, и Тэхён резко поднял на него взгляд, пытаясь понять намёки и найти объяснение своему поступку.       В первую очередь он встал на защиту Чонгука, назвав его «жертвой обстоятельств», а не проституткой. Во-вторых, Тэхён уточнил, что деньги отдал ему из благодарности за помощь, а не как покупку секса.       — А принял он их как что? — Таэй поставил книгу на место и ответил на вопрос: — Ты молча отдал, а он молча принял, и никто не догадался поговорить.       — Я обязательно поговорю, — Тэхён бросил перо в чернильницу и с печалью в глазах посмотрел на шкаф перед собой. — Наверное, надо извиниться.       — Не обязательно, — Таэй встал со стола и подошёл к шкафу, чтобы поставить книгу на место. — Ты ему можешь абсолютно ничего не объяснять.       Тэхён воспротивился. Он не хочет запомниться Чонгуку совсем плохим вампиром. И пусть порознь они будут в разных веках, воспоминания должны остаться лучшими. Тэхён отпускает от себя моменты, когда Чонгук ему действовал на нервы, и эти ситуации ему начинают казаться общей ошибкой, ведь оба решили действовать, а не обсудить план заранее. На ошибках учатся, вот и Тэхён извлёк из них уроки. Он никогда не забудет Чонгука также, как всё живое не забывает, как дышать. Чонгук останется в его памяти навсегда, и умирать Тэхён намерен с его образом перед глазами.       — Похвально, что ты выбираешь предотвратить войну, а не личный комфорт, — Таэй оглянулся и, не найдя подходящую книгу на полках, подошёл к столу. — У тебя очень сложное восприятие Чонгука.       — Как и у тебя, — невольно вырвалось у Тэхёна, и он тут же замолчал.       Таэй кивнул, соглашаясь, что Чонгук умеет удивлять, а с появлением в его жизни Тэхёна вовсе показал себя с другой стороны. Он перестал прятаться, больше говорит, лучше понимает собеседника и не скрывает эмоции. Кажется, рядом с Тэхёном он наконец-то начал жить. Таэй склоняется к мнению, что он последний раз видит Чонгука, поэтому решил отпустить его, а не задерживать в Мортере для экспериментов. Пусть побудет хозяином своей жизни, раз он взвалил на себя много обязанностей и сумел взять ответственность за кого-то. Раньше он жил одиночкой, больше думал и вечно чего-то ждал, а теперь весь в заботах и хлопотах, даже зная, что скоро умрёт.       — Я попробую выкупить его у Хвана, — поделился планами Тэхён, — и приведу его к тебе.       — Ты уверен? — Таэй немного наклонился к нему, и его взгляд стал до того хитрым, что Тэхён засомневался в безупречности плана. — Ты же одним своим появлением на пороге моего дома убьёшь свой клан.       Тэхён от неожиданности резко вдохнул и задержал дыхание. Наверняка Чонгук ощутил волну ошеломления в груди, когда Тэхён вспомнил, что за его воспитание Таэй казнит весь клан Ким. Как жертву в живых он оставит только Тэхёна, но запретит ему создавать свой клан, чтобы в злобе и обидах не воспитал подобного себе наследника.       — Но, если решишься прийти ко мне, — Таэй не оставляет попыток ему помочь, — расскажи мне, как ты побывал у меня в гостях в век правления Бога Солнца. Если, конечно, ты выживешь.       Последнюю фразу он произнёс с сомнением, спровоцировав Тэхёна несколько раз повторить, что он обязательно выживет. Его пылкая речь разбилась об ухмылку Таэя, который посмотрел на него как на глупого подростка. Пустить бы ярые амбиции в нужное русло — цены бы Тэхёну не сложили. Но его громкие речи льются рекой из-за того, что он не в состоянии дать себе трезвую оценку. Таэй рад помочь ему посмотреть на себя целиком, но мешает Чонгук, которого из Тэхёна раскалёнными клешнями не вырвать. Сейчас сложно сказать, где заканчивается Тэхён, а где начинается Чонгук. Они сами не могут найти эту границу и не замечают, насколько влияют друг на друга, недооценивая опасное положение.       — Да, Тэхён, — Таэй вновь сел на край стола и после тяжёлого вздоха добавил: — выжить на войне — половина успеха, а как дальше тебе жить без гомункулов?       Тэхён открыл рот, чтобы пообещать украсть Чонгука, но его перебил стук в дверь, после чего Мирайя попросилась войти. По нахмуренному лицу Таэя стало ясно, что по пустякам она не тревожит, и он позволил ей прервать разговор ровно на минуту. Этого времени ему достаточно, чтобы определить важность новости.       Мирайя приоткрыла дверь, худым телом протиснулась в проём и встала за порогом, после чего опустила голову и сообщила, что к воротам пришла ителейка и просит встретиться с Его Величеством. Тэхён догадался, что явилась колдунья и замешкался. Надо ли говорить Таэю про опасность её глаз? Вроде, вампиров дела Мортеры не касаются, да и любопытно узнать про прошлое загадочного долгожителя Таэя. В году Богини Неба Тэхён будет единственным, кто осведомлён про причину бессмертия Таэя, но, увы, рассказать о ней никому не осмелится. Гнев Таэя страшнее правды. Тэхён уверен, что в данном случае любопытство жестоко наказуемо. Даже кошка издали обнюхивает подозрительный предмет, а Тэхён лезет в секреты, которые воняют опасностью на три километра.       Поскольку Мирайя так и не подняла голову, Тэхён вытянул к Таэю руку и слегка дёрнул за чёрный рукав плаща. Когда Таэй на него оглянулся, Тэхён отрицательно замотал головой. Если он хоть слово скажет, это привлечёт внимание Мирайи, в чьих глазах колдунья увидит, как Тэхён предупреждает про угрозу.       — От беженцев нам не избавиться, — Таэй отвернулся от Тэхёна и встал со стола. — Скажи, что у неё есть три минуты, чтобы со мной поговорить.       Мирайя поклонилась и вышла, после чего Тэхён запротестовал. Он быстро протараторил, что нельзя недооценивать колдунью, которой одного взгляда достаточно, чтобы раскрыть все секреты любого живого создания, будь то человек, гомункул, мортерец или животное. Она видит прошлое даже в глазах птиц, а у Таэя оно — самое интересное.       — Раз намерена посмотреть мне в глаза, значит, не отстанет, — Таэй немного подумал и тихо спросил: — Что же она увидела в твоих глазах?       В ответ Тэхён прикусил нижнюю губу и не сразу заговорил. Когда он стал вампиром, ему всегда говорили, что у него недобрый взгляд. Кто-то пугался его, кто-то обзывал жестоким, а большинство всегда просили смотреть на них попроще. Вампиры в клане тоже упрекали его в тяжёлом взгляде и порой ругали, будто им угрожает опасность. К счастью, колдунья прошлое не увидела, но сравнила его глаза с глазами смерти. Тэхён привык к подобным словам, но всё равно каждый раз неприятно слышать напоминание про смерть.       — Даже Зинси сказал, что у меня глаза мертвеца, — Тэхён пожал плечами и отвернулся к стеллажам, прекращая неприятный разговор.       — А что в них видит Чонгук? — Таэй пошёл к двери и, не слыша ответ, возмутился: — Тэхён, сделай его, наконец, хотя бы равным тебе, иначе ты никогда не получишь нужное тебе внимание, — он открыл дверь, замер, раздумывая над положением Тэхёна, затем оглянулся: — Я могу дать тебе один очень полезный совет, если ты кое-что пообещаешь. Подумай хорошенько, потому что тебе будет сложно его выполнить, но совет для тебя очень нужный. Я не намерен раскидываться словами напрасно и вливать их в упрямый мозг, поэтому думай.       — Насколько сложно? — Тэхён подошёл к нему и весьма заинтересовался. — Что ж это такое, что я, вампир, не могу выполнить, но оно равно чему-то ценному? Говори, я сделаю.       — А если я попрошу ночь с Чонгуком? — Таэй в задумчивости нахмурил брови, замечая, как Тэхён стиснул челюсти. — Моим алхимикам тоже нужны наглядные опыты.       Тэхён ноздрями втянул раскалённый полуденный воздух, задержал дыхание, борясь внутри себя с желчью ревности, ненависти и обиды. Злость вуалью вдовы опустилась на глаза и приказала отключить разум. Желая высушить болота, Тэхён сжал кулаки и мысленно топил непристойные картинки в кипятке источника. Даже руки обжечь не жаль, лишь бы фантазия прекратила показывать, как плохо будет Чонгуку в лапах алхимиков. Ожоги заживут, а с помощью лекарства из волос вовсе пройдут за полчаса, что не сказать про моральную рану Чонгука в случае насилия. Даже у гомункула подсознание и тело помнят всё, поэтому их необходимо держать в безопасности и чистоте, и пусть Таэй хранит важные советы, а Тэхён не знает ни одного, который стоил бы издевательства над Чонгуком.       — Даже если ты намерен рассказать мне рецепт бессмертия, — Тэхён посмотрел на него сквозь нахмуренные брови, но не смог сопротивляться жгучему взгляду сапфириновых глаз, поэтому только насупился, — мне он даром не сдался, потому что рядом с Чонгуком у меня есть вечность.       К его великому удивлению, Таэй растянул губы в подозрительно доброй улыбке, длинными и тонкими пальцами потрепал его по волосам и вышел в зал, не сказав причину для радости. Тэхён пылкую и одновременно обиженную речь высказал, а Таэй просто ушёл. Не в его императорской привычке оставлять недосказанность между ним и собеседником, поэтому Тэхён растерялся, тоже вышел из библиотеки и возле широкого окна заметил ожидающего Чонгука. Он поклонился и поприветствовал Таэя, а тот ему лишь рукой помахал и поспешил в тронный зал.       Тэхёна будто ледяной водой облили. Холодная волна, словно в теле кровь за мгновение похолодела, резко и с дрожью прошлась от затылка до поясницы. Тэхён забыл, что такое холод, но чувства напомнили ему о кислотной смеси ошеломления, стыда и осознания собственной глупости. Ему стало настолько стыдно за своё детское и необдуманное поведение, что он с дрожью в руках по имени окликнул Таэя и, сдерживая слёзы, но из-за них не видя ничего перед собой, поклонился и выкрикнул:       — Прости, пожалуйста. Я согласен принять твой совет.       Чонгук ощущает его чувства и молчит, позволяя ему побыть некоторое время одному и привести мысли в порядок. Оба заранее знали, что общаться с Таэем сложно даже тем, кто всю жизнь живёт возле него, но всё равно приехали к нему и теперь не имеют права жаловаться. Чонгук заметил, как Мирайя, следуя за Таэем, немного улыбнулась ситуации и тут же подавила улыбку, вновь превращаясь в манекен на побегушках.       Тэхён жестом подозвал к себе Чонгука и воровато огляделся. Когда Чонгук к нему подошёл, оба направились к тронному залу, чтобы послушать разговор Таэя и колдуньи. Слыша, что она всё же пришла в замок, Чонгук назвал её поведение нелепым. Безусловно, пытаться достичь желаемого необходимо, и Чонгук сам когда-то топтался у ворот, умоляя передать Таэю записку, но он просил лишь разговор, а не работу, которая связана с запретными знаниями.       На первом этаже Тэхён и Чонгук прошли по длинном коридору и повернули направо, так и не дойдя до тронного зала. Помня про второй вход, они быстро подошли к нему и присели у ног непоколебимой стражи. Пользуясь вседозволенностью в замке, Тэхён приоткрыл дверь, сунул голову и пальцами немного отодвинул штору. Чонгук от подсматривания отказался, считая, что лучше с глазу на глаз поговорить с Таэем, который расскажет не только, как прошла встреча, но и свои мысли по поводу колдуньи.       Тэхён заглянул между шторами, стараясь не высовываться, чтобы блеск тиары не привлёк внимания. Колдунья стоит в трёх шагах от главных дверей, справа от неё поодаль замерла Мирайя, а Таэй смотрит в окно. Он стоит боком, поэтому колдунье его глаз не видно, а приказывать ему подойти ближе не в её власти. Атмосфера в комнате не враждебная, но и дружба не зарождается, растворяясь в ауре холода и равнодушия императорской тиары. Колдунья это вмиг уловила и, планируя источать дружелюбие, попросила Таэя дать ей работу в команде алхимиков.       — У меня нет алхимиков, — спокойно отозвался Таэй и напомнил: — С такой просьбой тебе надо обратиться к императору Кану, ведь люди — единственные истинные алхимики.       — Я ничем не хуже их, — лисьим тоном заговорила колдунья. — Ителейцы — родня людям, поэтому не лишены таланта в алхимии.       — Но и успехов в ней не достигли, — Таэй повернулся к ней, и у Тэхёна в горле сдавился немой крик. — Я принимаю на работу только мортерцев.       Колдунья прищурилась, вцепилась в него взглядом, но расстояние слишком большое, поэтому не видит в глазах прошлое. Тогда она, продолжая просить, сделала два шага вперёд. Мирайя схватила её за руку и ровным тоном попросила соблюдать дистанцию или покинуть замок. В этот момент пытливый к прошлому взгляд вцепился в её глаза, и колдунья от обиды за то, что ей мешают воплотить замысел в реальность, прошипела:       — Неудачница. Твой супруг тебе изменяет, а тебя приучили молчать, стоять, терпеть и выполнять приказы.       Тэхён сел на ноги, резко теряя интерес к происходящему в тронном зале, и задумался над чувствами Мирайи. Должно быть, ей очень больно, но она не смеет даже глазом моргнуть, сохраняя каменную маску на лице, потому что следит за удобствами императора, а свои — забрасывает в тёмный угол жизни. Тэхён посмотрел на Чонгука и попросил ответить на вопрос: чем он, Чонгук, отличается от Мирайи? Совсем недавно Тэхён просил его стать вторым телом, чтобы избежать ошибок и разочарований, поэтому он, скорее всего, как Мирайя, свои интересы отодвинул на последний план.       Чонгук встал на колени, склонился и, касаясь губами его уха, прошептал:       — Я не слуга, а гомункул.       Тэхён согласно кивнул и, поднимаясь на ноги, пробормотал, что замечание верное, однако между гомункулом и Чонгуком есть разница. Возможно, она ускользает от внимания Чонгука, а для Тэхёна — очевиднее, чем солнце в небе.       — Так кто я для тебя? — Чонгук встал и подал ему руку, и тот принял помощь, но в ответ лишь пожал плечами.       Чонгук растолковал ответ по-своему. Неприятно ощущать себя никем, а потерять даже статус гомункула — остаться пустым местом, ниже тли и червя — абсолютный ноль. С другой стороны, Чонгук воспрял духом, ведь на пустом месте можно построить что угодно, и он постарается выстроить себя тем, кто он есть: пусть искусственный, но человек.       Тэхён предложил сходить к болотам, а по пути ему необходимо о многом подумать, да и Чонгук не рассказал о причине странного чувства, когда они ехали в телеге Фарея. Вот и сегодня он в себе что-то заметил и опять промолчал, не сумев подобрать нужные слова. Молчание Тэхёна не устраивает, поэтому он настроился на сложный разговор. Сначала он отправил Чонгука забрать сумку, затем накинул на голову капюшон и вышел из замка. На ограниченной территории Чонгук его точно найдёт, поэтому есть время прогуляться по однотипному саду и рассмотреть кувшинки на пруду. Мортера — скучная империя, вдобавок опасная и негостеприимная. Она, как злая мачеха, подсовывает неродным детям яд в любых видах, лишь бы добиться одного: смерти. И всё равно, где бы не поджидала беда, Тэхён готов отправиться к болотам, следуя за невидимой нитью, которая ранее исходила из груди. Он не сомневается, что она приведёт к гомункулу, и ему очень жаль, что Чонгуку придётся бороться с ревностью. Умом Тэхён понимает, что надо дать ему уверенность в том, что он единственный у него гомункул, но язык не поворачивается сказать пару убедительных слов. Вампир всегда переживает, когда его еда попадает в неприятности, поэтому Тэхён помчится заботиться о втором Чонгуке, если потребуется помощь. Да и не сможет он оставить его на болотах, поэтому любые ласковые речи, по мнению Тэхёна, лживые и не должны быть высказаны.       Отгоняя от себя надоедливую мошку, он заметил, как колдунья выскочила из замка, пальцами вытерла слёзы и помчалась к воротам. Таэй умеет доводить до слёз, при этом не оскорбляя собеседника. Его уроки грубые и сокрушающей молнией попадают в сознание и сердце. Он сказал про ночь любви с Чонгуком, добавил алхимиков и дал пищу для неугомонной фантазии Тэхёна, который повёлся, как дитя наивное. Если бы он продолжал думать над предложением Таэя, как над политикой или учёбой, нашёл пару едких фраз, чтобы показать моральную стойкость. Но Чонгук каким-то образом пробрался в его личную жизнь и удобно в ней разместился, отчего трезвый разум периодически отключается. Он стал слабостью и безрассудством Тэхёна, по которым Таэй с силой бьёт словами, однако одновременно Чонгук — сила и надежда Тэхёна, которые залечивают каждый синяк.       Чонгук вышел из замка, кивнул Тэхёну идти к выходу и крикнул, что к ужину необходимо вернуться, поэтому далеко уйти не получится.       — Но нам надо далеко! — упрямо возразил Тэхён и подбежал к нему. — Возможно, к Сердцу.       Чонгук отрицательно замотал головой и отказался идти к Сердцу без Таэя. Оно — не место для прогулок и созерцания болот. Оно — кровавое озеро, к которому опасно подходить. Как бы местное население не приписывало ему мистический оттенок, образованные представители всех рас в один голос говорят, что озеро красное из-за природных причин. Впрочем, некоторых не самых умных гостей Мортеры всё же тянет искупаться в Сердце, в котором всегда горячая вода. К сожалению, в лучшем случае смельчака ждут ожоги и волдыри, но не из-за температуры воды, а из-за высокого в ней содержания щёлочи. В сочетании с солью вода даёт пары, из-за которых дождь испаряется раньше, чем долетает до озера. Идти в опасное место без Таэя Чонгук противится, хотя раньше спокойно и без лишних мыслей приходил к Сердцу и наблюдал за его жизнью. Озеро очень красивое, но рядом с ним даже случайные животные из-за глупости превращаются в подобие камней.       — Мне запрещали приходить на озеро, — признался Тэхён, и стража пропустила их за ворота. — Отец говорил, что я там точно умру. Повезёт, если кости останутся.       — Что делать с этим везением? — Чонгук вспомнил гомункула с костями и вновь подумал, что из фрагмента тела вампира можно вернуть его целиком.       — Это я у тебя должен спросить, — Тэхён на него посмотрел из глубины капюшона и улыбнулся, замечая его озадаченность. — Ты гомункул и знаешь о теле вампира больше, чем я.       Чонгук мысленно вернулся к воспоминаниям про тело Тэхёна. Оно уникальное не только необычной кожей, но и притяжением, которому нет объяснений. Когда-то Тэхён сказал, что однажды над ним и Чонгуком солнце встанет иное, и не важно будет всё, что дальше расстояния взгляда. Тогда Чонгук не понимал, как может поменяться солнце, если оно — единственное постоянство в мире. Оказывается, случаются разные то ли чудеса, то ли странности, когда в объятиях Чонгука Тэхён утопает в ласке. В этот момент Чонгук видит лишь его, а остальной мир настолько не важен, что может кануть в лету. Чонгук получил внутреннюю свободу, собирая ладонями дрожь возбуждённого тела Тэхёна, слушая его тяжёлое дыхание и выполняя любую его прихоть, лишь бы продолжать дышать его удовольствием. Тэхён подарил ему крылья похоти, как обещал. Он сам их создал Чонгуку, вырезал их на его спине короткими ногтями во время оргазма и по ночам согревает их в объятиях. Крылья невозможно увидеть, но Чонгук знает, что они есть. Тэхён касается их пальцами каждый раз, когда прижимает его к себе и жарко целует в губы, намереваясь взлететь с ним в небо, которое стало иным и закрывает собой двоих. Однако Чонгук не согласен со словом «похоть». Для него оно сродни чему-то животному, а к Тэхёну он испытывает что-то нежное, изнутри приятно щекочущее кожу и провоцирующее улыбаться, целовать, обнимать. Чонгук всерьёз подумал, что сошёл с ума и необходимо поговорить об этом с Таэем и его алхимиками.       — Опять ты о чём-то думаешь, а мне не говоришь, — Тэхён толкнул его локтем в бок и напомнил: — Я же могу додумать всякую гадость.       — Я не думаю над гадостью, — он полез в сумку за водой и успокоил: — Изучаю свои чувства и пытаюсь дать им названия. С каждым разом мне это сделать сложнее.       Тэхён понимает, что это плохо, но не критично. Если помочь Чонгуку разобраться в себе, то он, как минимум, не испугается чувств. Да и взял он их не из воздуха, а вытянул из Тэхёна, который знает название каждому ощущению. Он предложил Чонгуку начать описывать то самое новое и непонятное, а дальше наводящие вопросы помогут разобраться.       — Нет, — Чонгук, следуя за ним, повернул в лес и осмотрелся, — меня больше интересует «мы».       — И что оно для тебя? — Тэхён очень заинтересовался, слыша, что речь пойдёт про него и Чонгука. — Для начала попробуй описать его одним словом.       Чонгук нахмурился, мысленно удерживая «мы» за уши, как пойманного зайца, и всматриваясь ему в морду для определения вида. Затем буркнул:       — Прожорливое.       Тэхён приложил усилия, чтобы не рассмеяться. Он понимает, что Чонгук пытается описать своё видение их отношений. Они не могут быть друзьями, поэтому это не дружба. Они не из одного клана, поэтому не родственники и не братья. Они давно прекратили вести себя как хозяин и еда, поэтому даже Тэхёну сложно описать их отношения, а Чонгук не сдаётся, старается и разбирается в себе.       — Что же оно есть, Чонгук? — он посмотрел на него с едва заметной улыбкой, отчего-то решив, что в свободное время тоже надо подумать над занятной задачей.       — Мои чувства и эмоции, когда я взаимодействую с тобой, — Чонгук серьёзен, как никогда, и свято верит, что выразился верно.       — Ого! — Тэхён удивлён описанию и идёт дальше в лес, прислушиваясь к себе, чтобы не пропустить невидимую и тугую нить вокруг груди. — В тебе живёт ещё один вампир, который тоже ориентируется на меня?       Он резко замолчал, следом притих Чонгук, размышляя над сказанным. Тэхёну стало не смешно. Он понимает, что вампир в Чонгуке точно не живёт, и его «мы» — всего лишь чувство, которое не расширяется из-за прожорливости, а попросту усиливается. Оно настолько спутанное другими чувствами и эмоциями, что Чонгук не воспринимает его, как одно, и дал ему имя «мы». Оно ему непомерно дорого. Чонгук признался, что оберегает его, потому что оно очень помогает ему в любом деле, которое связано с Тэхёном. К сожалению, «мы» откликается исключительно на него, поэтому Чонгук не может использовать его, чтобы понять кого-то другого.       — И как оно помогает тебе взаимодействовать со мной? — Тэхён едва дышит, подозревая, что его худший кошмар поднялся из глубин бездны сознания и толкнул внутреннего монстра сквозь грудь вырваться наружу, а Чонгук послушно его съел.       — Это созидательное чувство, — Чонгук рад поговорить про «мы», несмотря на то, что плохо его изучил. — Этим оно отличается от инстинктов гомункула. Оно, как фильтр, пропускает через себя мысль, картинку, подсознание и способно охватить, как один объект, так и весь мир. Если я к тебе прикоснусь или посмотрю на тебя, или подумаю о тебе, оно отзовётся. Благодаря ему у меня есть дополнительные силы и больше решимости к действиям.       — Что оно делает, когда ты со мной занимаешься сексом? — Тэхён намерен вытрясти всю информацию про чувство, иначе не сможет помочь Чонгуку. — Если при касании оно отзывается, то при максимальном сближении, что оно делает?       Чонгук вопросу удивился и поспешил объяснить, что «мы» одинаково реагирует на любое взаимодействие с Тэхёном. Нет ничего, что «мы» от Тэхёна восприняло бы меньше или больше. Оно постепенно разрастается, что в понимании Чонгука, как «лучше чувствуется». Сейчас оно окрепло, и Чонгук очень им дорожит, оберегает и гордится, потому что смог взрастить в себе то, что способно стать его движущей силой в заботе о вампире. Такого «мы» точно нет у других гомункулов.       — Давно оно в тебе сидит? — Тэхён подозревает, что Чонгук им обзавёлся после секса возле реки.       — Когда фанатики вели меня на праздник, — Чонгук доволен признанием, ведь смог долгое время ухаживать за чем-то уникальным.       От услышанного у Тэхёна настала парализация сознания. Ноги сами ведут куда-то вглубь леса, а мозг не соображает, лихорадочно заталкивая в себя факт того, что Чонгук долго носит в себе очень сложное чувство и заботится о нём. Возможно, он глупый гомункул, но до невозможности талантливый к обучению.       Когда ителейцы вели его к поляне, Тэхён на него охотился, оттачивал инстинкты и тренировался в разлуке с едой. Охота будоражит нервы, гонит кипящую кровь хищника по венам и обостряет все органы чувств, взяв в фокус жертву. Адреналин бьёт в виски, но тело расслаблено, мышцы готовы к прыжку, и клыки вот-вот опустятся. Однако Чонгук манит уникальностью. На него напасть и съесть — слишком примитивно, зная, на что он способен. Тэхён не помнит, что тогда случилось, из-за чего в Чонгуке зародилось «мы».       — Выплюнь! — ворчит Тэхён, понимая, что не уследил за своим внутренним монстром, а до сего момента верил, что тот до сих пор сидит на привязи. — Выплюни это «мы», потому что оно — трудное для тебя чувство. Жди, когда я полюблю себя, и ты займёшься изучением более полезного чувства.       Чонгук не согласен и твёрдо отказался, впервые отстаивая то, что не нравится вампиру. Он не расстанется с незнакомым ему чувством, даже если оно в конечном итоге его разорвёт изнутри. Он и Тэхён почти прибыли в Элифут, и остаток пути Чонгук пройдёт, изучая необычное чувство. В оправдание он сказал, что не в силах отпустить «мы», потому что оно тесно связано с Тэхёном и помогает лучше выполнять работу гомункула.       — Ты разве его не ощущаешь? — Чонгук изумился расспросам и остановился возле ручья, чтобы набрать воду в бурдюк. — Ты меня лучше чувствуешь, поэтому твоё «мы» намного сильнее моего.       — Я его даже не заметил, — прошептал Тэхён и встал рядом с Чонгуком, рассматривая его сверху вниз.       Он давно не глупый гомункул и знает ценность чувствам. Если бы Чонгук строил свой внутренний мир, он состоял бы из эмоций, большинство которых отобраны у Тэхёна. В этом мире, вместо пения птиц, звучали бы голос и смех Тэхёна, вместо солнца — его улыбка, вместо ветра — его дыхание. Трава была бы такой же гладкой, как его кожа, а небо — такое же бескрайнее, как его глаза. Но у гомункулов нет внутреннего мира, потому что их жизнь — хозяева, поэтому Чонгук обосновался в мире Тэхёна и тихонько сидит на ледяном сквозняке, слушает вой ветра и наблюдает, как камни перекатываются по земле и падают в воду. Тэхёну на мгновение захотелось обнять Чонгука, чтобы своим прохладным телом скрыть его от ветра.       Чонгук опустил бурдюк в воду и напомнил, что Тэхён волен морально вынудить его растоптать невесомое чувство, но Чонгук раз за разом будет его возрождать, потому что это чувство настолько идеальное, будто сам Бог им поделился с дурным гомункулом.       «Чувствуй на здоровье» — невольно пролетело в голове Тэхёна, и он потрепал Чонгука по непослушным волосам. Хван никогда не узнает, к чему привели его опыты и как далеко он в них зашёл. Чонгук — бесполезная еда, которую не захотят купить и есть, но, как говорят, в семье не без урода, даже если это семья вампиров. Вот и в клане Ким объявился непереборчивый в гомункулах Тэхён. Чонгук своими недоразвитыми чувствами и неоконченными предложениями помог ему немного лучше себя понять. Для Тэхёна «немного» — огромный шаг на пути к уверенности в себе, ведь стоит потянуть ниточку, и клубок моральных препятствий быстро размотается. Так же обстоят дела с пониманием: малые объяснения приводят к крупным умозаключениям.       — Рассказывай мне чаще про «мы», — Тэхён улыбнулся и пообещал: — Я больше не буду просить тебя от него избавиться. Возись с ним, как с писаной торбой, а я всего лишь хочу знать, во что оно тебя превращает.       — Оно превращает? — Чонгук выпрямился и прямо посмотрел ему в глаза. — Нет же, Тэхён. Ты создал «сверхменя», а не что-то. Всё, что я умею, — твои заслуги.       В замешательстве Тэхён не нашёл, что сказать. Он признанный творец и священный идол для гомункула. Мало того, он продолжает создавать Чонгука, который заочно умер. Больше абсурда ситуации придаёт неоспоримый факт: Тэхён в Берфае встретил Чонгука-убийцу, но на протяжении всего пути Чонгук никого не убил, зато его уничтожает тот, кто для него равен Богу.       Тэхён отвёл взгляд в сторону, так и не подобрав слова для ответа, и резко схватил Чонгука за руку, чтобы не смел двинуться с места. В десяти метрах от них в сатиновом халате и с луком в руках стоит ещё один Чонгук и целится в них. Одна стрела — один выстрел. Убив одного, стрелку придётся приложить максимум усилий, чтобы сбежать от второго. Оба варианта не сулят успех, потому что вампир быстрее гомункула, а Чонгук движимый желанием убить двойника. Из двух зол Тэхён выбрал бы убить гомункула, потому что вампир не посмеет отрубить голову еде. Ровно так же он не верит, что гомункул решил убить хозяина. Ещё больше Тэхёна поражает тот факт, что тугая нить, которую он ощущал в телеге Фарея, не ведёт к еде. Стоя перед пищей, он ничего не ощущает, будто встретил незнакомого человека. Умом он понимает, что перед ним — нужное ему питание, которое надо поймать, но внутри под рёбрами, где стучит некогда замершее сердце, пусто. Он смотрит на гомункула и боится сам себя, своего спокойствия и того, кем он стал. Незаметно он действительно превратился в хозяина для гомункулов. Сейчас у него нет паники перед потерей еды, страха остаться голодным и заблудиться в большом мире, потому что его пища рядом, и он держит её за руку.       — Опусти оружие, — Тэхён сильнее сжал руку Чонгука, чтобы он оставался на месте. — Ты же не хочешь мне навредить? — голос его приобрёл властный тон, и гомункул отрицательно замотал головой, при этом наконечник стрелы плавно передвигается, будто в поиске цели. — Опусти оружие, и мы поговорим. Я тебя давно ищу. Пойдёшь со мной? — он дождался кивка и вытянул к гомункулу вторую руку, будто предлагая ему перейти ручей и присоединиться к путешествию.       — Почему он ещё стоит? — сквозь зубы процедил Чонгук, мысленно до приятного хруста позвонка выворачивая голову гомункулу.       — Таэй говорил, что он пугливый, — Тэхён внимательнее присмотрелся ко второму Чонгуку и увидел в его глазах страх. — Кого он сейчас боится?       Он вновь подозвал его к себе, тот подался вперёд, но лишь ноги вздрогнули. Тетива туже натянулась, наконечник стрелы опустился ниже уровня головы Тэхёна, и наступила тишина. Тэхён вновь попросил не стрелять и подойти, а гомункул будто внутри себя борется с противоречивыми чувствами. Его губы нервно дёргаются, то плотно сжимаются, то что-то невнятно шепчут, а глаза застилает отчаяние. Тэхён не понимает, что происходит. Почему рядом с ним два гомункула, но один чем-то встревожен, а другой — напряжён и нервничает? Если убрать Чонгука с меткой, то поведение второго похоже на охрану вампира, но вокруг нет опасности, если не считать болота, которые точно не застрелить.       Тяжело вздохнув, Тэхён решил, что надо подавить волю гомункула и вынудить его бросить оружие. Двум Чонгукам станет не по себе от чувства принуждения, однако выбора нет, потому что один из них, кажется, далеко не в своём уме, раз видит то, чего нет. Когда Тэхён набрал полные лёгкие кислорода и настроился строгим приказом показать власть над гомункулами, рядом с его плечом, металлом разрезая влажный воздух, просвистела стрела. Рука Тэхёна непроизвольно крепче, до побелевших пальцев, сжала ладонь одного Чонгука. Второй Чонгук бросил оружие и сбежал в кусты, а сзади Тэхёна раздался жалобный, полный боли и отчаяния вой. Тэхён вжал голову в плечи и растерялся на пару секунд. Его душа сжалась от крика, который не принадлежит человеку, но который молит смерть отступить ещё раз. Надо бежать за гомункулом, но Тэхён оглянулся, взглядом разыскивая его жертву, и следом Чонгук потянул его в сторону деревьев.       Долго искать не пришлось. Тяжёлые стоны и настойчивое урчание отозвались за деревом, и Тэхён с ужасом осознал, что гомункул, который в жизни даже муху не обидит, выстрелил в животное. В Альнаиме манулов очень много, и они живут в гармонии с вампирами, не мешая друг другу и поровну разделяя лес, а гомункулы вовсе не должны знать жестокость и обязаны брать пример с господ. Но Тэхён не учёл, что у него есть один гомункул, чьи руки по локоть в крови, поэтому исключать второго такого же не стоило.       — Мне очень жаль, — только смог выговорить Чонгук, присев возле животного и рассматривая вошедшую в бок стрелу. — Он обречён.       Видимо, манул привычно сидел под деревом и наблюдал за Тэхёном. Ему повезло добежать до столицы и не потерять запах Холодного моря, а по пути к замку встретить его источник. И не повезло наивно поверить, что раз один гомункул, который похож на человека, но им не пахнет, не причиняет ему вред, то и второй не выстрелит.       Тэхён присел, наблюдая, как животное через боль и судороги пытается встать. Оно вскрикивает, запрокидывая голову, когтями цепляется в землю и ползёт вверх, будто способно сбежать от смерти. Тэхён погладил его по голове, плавно и мягко провёл пальцами между ушей, и манул моментально обнял его запястья, уткнулся носом в бедную ладонь и глубоко вдохнул запах, на который в крови отзывается память предков про вольную жизнь с вампирами. Тэхён опустил взгляд на медленно стекающую по шерсти кровь и шёпотом попросил Чонгука развести костёр. Тот молча ушёл собирать ветки, а кот вновь тяжело вздохнул и тихо простонал, сжимая руку Тэхёна и при этом движениями тревожа стрелу. В прохладной ладони он прячется от всего мира, будто если он никого не видит, то и смерть его не заметит.       Собирая ветки, Чонгук размышлял над поступком гомункула, и руки зачесались догнать его и отрубить голову. Если убрать в сторону личную неприязнь Чонгука к собратьям, то гомункул в силу своей необразованности и наивности пошёл у кого-то на поводу. Кто-то ему сказал, что манул — опасность для вампира. Чонгук по себе знает, что слова «опасность» достаточно, чтобы гомункул потерял покой. Даже трус взял лук в руки и вышел на охоту, хотя дикому манулу по силам побороть типичного гомункула. К сожалению, животное тоже оказалось не менее наивным, отчего Чонгуку теперь до алых щёк стыдно перед ним за всю партию гомункулов. И пусть предыдущий Чонгук жил в мире с природой, стыд не уменьшается. Да и Чонгук с рисунком на теле тоже не отличается святостью, и всё равно не может простить выпущенную стрелу, потому что ему нужно больше причин для ненависти к гомункулам.       — Чонгук! — голос колдуньи сбил с мысли, и Чонгук выпрямился, удерживая в руках ветки. — Одолжи меч.       Она к нему прискакала, и оковы на её ноге подпрыгнули вместе с ней. Ловко перешагнув через камень, она подбежала к Чонгуку и первым делом посмотрела в глаза. Рассмотрев прошлое, она насупилась, лицо стало хмурым и задумчивым, затем прояснилось, и колдунья вновь попросила меч. Чонгук, продолжая собирать ветки, поинтересовался, чем окончилась её встреча с Таэем. Быть может, информация достойна обмена на меч.       — Служанка меня к нему не подпустила, — колдунья маленькой ладонью схватилась за чёрный плащ, будто Чонгук из-за этого не сбежит, — но, знаешь, я рассмотрела то, чего никогда не видела ни в одном прошлом.       — Ладно, не говори, — Чонгук оглянулся на неё и предложил: — Меняю меч на миску. Миска у тебя есть?       — Конечно! — она положила на землю узелок и развязала концы. — Кто ж путешествует без посуды?       Перебирая кучу одежды, среди которой блестят золотые украшения императрицы Эрмы, колдунья тараторила, что увидела в прошлом Таэя всего один фрагмент, который очень примитивный или банальный, а может, обычный. Она глазами Таэя смотрела на вампира с короткими, не ниже плеч, чёрными волосами. Он сидел на троне, украшенном сфалеритами и золотом, на его голове отсутствовала корона, но одежда — дорогая, с драгоценными камнями и металлами. Разговор колдунья не услышала, но не ощутила вражду.       Она вытащила глиняную миску и протянула Чонгуку. Тот снял пояс с оружием и передал ей, при этом попросив вернуть в целости и сохранности, потому что коротким мечом удобно прочищать путь сквозь кусты.       — Если увидимся, верну, — она улыбнулась, вновь связала узлы и побежала вперёд. — Я ищу соперника!       Чонгук пробормотал, что даже без соперников Таэй не возьмёт её на работу. Порой настойчивость излишняя, но мечта колдуньи сильнее здравого смысла, как у Фарея.       Когда Чонгук принёс ветки Тэхёну, выбрал сухое место и принялся разжигать костёр. Спички нашлись в сумке, там же завалялась бумага, и бурдюк с водой пригодился. К своему ужасу, Чонгук понимает, что вскоре наступят долгие и мучительные минуты, когда появится желание в панике бегать по болотам и собирать необходимые травы, а их, скорее всего, достать в Мортере очень сложно. Он помнит, как в бреду не мог оторвать взгляд от белых концов волос, и тело само норовило встать и отправиться на поиски травы и цветов. Бездумно бегать и быть движимым слепой установкой в Мортере очень опасно, однако Чонгук согласен немного потерпеть невыносимый порыв, потому что его раздражает тишина, которую нарушают стоны раненого животного. А внутри себя Чонгук чувствует, как в такт манулу плачет душа Тэхёна, словно рвутся её косые швы и расширяются её старые надорванные края. Чонгуку нужен смех Тэхёна, когда он касается густой шубы манула, а не гробовая тишина, будто он молчанием общается с животным.       Поставив миску на камни, Чонгук налил в неё воду и оглянулся на Тэхёна. Нет настроения отвлекать его от грусти просьбой одолжить волосы, но небольшой объём воды быстро закипит, да и веток не так много, чтобы хватило ещё вскипятить воду.       — Тебе придётся его оставить и подойти ко мне, — Чонгук встал на колени и предупредил: — Надо совсем немного, потому что рана небольшая.       Тэхён осторожно освободил руку из кольца ослабевших лап, прошептал, что скоро вернётся и подошёл к Чонгуку. Скинув капюшон, он собрал волосы в хвост и подсунул к носу Чонгука. Их взгляды встретились, и оба уловили в них готовность к панике гомункула. Совсем скоро кончики волос станут белее снега, и Тэхёну придётся насильно тащить Чонгука обратно в замок.       Чонгук тяжело вздохнул, взглядом очертил выстроенные в круг камни, миску на них и закипающую воду. Рядом лежит короткая палка, чтобы перемешать лекарство, а под деревом по-прежнему лежит умирающий кот. Чонгука изнутри мучает вопрос: почему Тэхён вновь помогает манулу? Жаль дитя природы или он всё же верит в предсказание жрицы? Спрашивать бессмысленно, потому что, если Тэхён решится поговорить откровенно, то не сейчас, когда переживает за жизнь животного.       Как только вода закипела, Чонгук осторожно опустил в неё волосы и принялся считать. Очень хочется не смотреть на то, как вода темнеет, густеет, а белое пятно выделяется на её фоне нервирующим бельмом. Чонгук отлично помнит последний ингредиент в приготовлении смеси, чтобы вернуть волосам цвет чернее ночи, и не готов к новой тревоге Тэхёна. Впрочем, им двоим придётся терпеть друг друга до тех пор, пока волосы не вернут цвет.       — Я слышал твой разговор с колдуньей, — Тэхён отошёл на два шага в сторону, когда Чонгук вытащил волосы из кипятка и начал перемешивать дурно пахнущую смесь. — Я предпочту ей не верить, но отчего-то, наоборот, склоняюсь к её правоте. Ты знаешь, что она видела?       — Знаю, — Чонгук схватил подол плаща и с его помощью снял миску с костра. — Такие вещи лучше спрашивать у Таэя лично. Поверь, если я расскажу, ты не сможешь промолчать и начнёшь его расспрашивать раньше, чем переступишь порог замка.       Тэхён кивнул, посчитав, что к Таэю они вернутся быстро, поэтому можно потерпеть и на время умерить любопытство. Следуя внезапному плану, он бросил взгляд на миску и направился к коту, ворча, что необходимо вытащить стрелу.       — Ты этого не сделаешь, — Чонгук встал и отряхнул плащ от мелкого мусора, — по крайней мере, пока я рядом. Не пачкай руки в крови животного, даже если не ты в него стрелял.       Ему тяжело не смотреть на волосы. В ближайшее время надо не отходить от Тэхёна, потому что желание бросить умирающее животное и бежать на поиски трав сильнее, чем следовать за здравомыслием.       Сбежав от Тэхёна к манулу, Чонгук присел рядом и осмотрел стрелу. Она почти прошла навылет, а значит, если кот в сознании, терпеть боль ему осталось совсем немного. Чонгук попросил Тэхёна принести нож и, пользуясь отсутствием посторонних взглядов, схватил древко и толкнул стрелу вниз, глубже в тело. Манул, от слабости не открывая глаз, жалобно и протяжно простонал, после чего Чонгук, понимая, что окончательно впал в немилость животному, сделал последний толчок, и стальной наконечник, проткнув шкуру, вошёл в землю.       Тэхён вернулся с миской в руках. Он только после вскрика кота осознал, что нож Чонгуку не нужен. Возможно, надо поблагодарить его за то, что не позволил смотреть на страдания животного, но Тэхён из его поступка пришёл к выводу, что Чонгук считает его то ли ранимым, то ли мягкосердечным вампиром, будто с его лёгкой руки моряки не тонули, а ителейцы не горели.       Чонгук отломал оперение, просунул две руки под животное и медленно поднял вверх, контролируя, чтобы древко выходило плавно, а манул не дёргался. Следующим шагом должна быть промывка раны, однако, когда лечение проходит с помощью вонючей мази из волос вампира, нужно лишь следить за временем, чтобы в процессе регенерации пациент внезапно не умер из-за поздно оказанной помощи. Тэхён поставил миску на траву и сходил за сумкой. Как назло, он не надел платок, который сейчас очень бы пригодился, поэтому решил использовать длинную ручку сумки в качестве бинта.       — Как думаешь, — Чонгук продолжает держать манула на весу, — кого колдунья назвала конкурентом?       — Явно не гомункула, — Тэхён опустил пальцы в горячую жижу и среди окровавленной шерсти рассмотрел рану, после чего принялся её тщательно замазывать, стараясь тонким пальцем протолкнуть лекарство внутрь. — Гомункул нужен Таэю для изучения и опытов, а не вместо алхимика на службе. Странно другое: почему Таэй всё же дал шанс колдунье? Я бы даже сказал, что он дал надежду, а не шанс. Не является ли это обманом?       Чонгук кивнул, принимая его мнение и напомнил, что злые игры не входят в характер Таэя, потому что они обязывают его выполнять условия, которые угрожают Мортере. Больше всего на свете Таэй любит свою империю, поэтому не поставит её на кон ради развлечений.       Тэхён вынужденно согласился и вслух упрекнул себя в поспешных выводах. Ему очень хочется научиться думать спокойно, как Таэй, а получается искать во всём скрытый смысл. На поведение оказывает влияние процесс лечения манула и его жалкий вид. Тэхён боится не успеть его вылечить, поэтому неосознанно спешит расправиться с лишними мыслями, чем только усугубляет положение хаосом в голове. Он взял на заметку: концентрироваться на одной проблеме, а остальные решать без суеты.       — Что скажешь о гомункуле? — Чонгук опустил животное на ручку сумки, и Тэхён ею перетянул рану, чтобы остановить кровотечение.       — Мне очень неприятно, — он честно признался и, закончив с манулом, отошёл к ближайшему дереву.       Присев, он вытянул ноги и вытер о плащ остатки мази с пальцев. «Неприятно» — слабо сказано. Тэхён разочарован в еде и считает, что она не заслуживает жизни. Он не желает отрубить ей голову, а жалеет, что этот гомункул вырос на грядке. Даже понимание того, что еда безмозглая и не виновата в «рождении», не помогает Тэхёну побороть разочарование. Ему одновременно жаль гомункула и себя. Первого, потому что он не понимает ни своё состояние, ни поведение. Себя — за то, что вынужден жить в период, когда пища предоставлена сама себе. Он видит её жизнь без присмотра вампиров: самостоятельную, на грани безумства, с ежедневным выживанием в большом и непонятном мире.       Когда Чонгук сел на его ноги, посмотрел на него сверху вниз с заинтересованностью в глазах. Тэхён усмехнулся мыслям. А ведь Чонгук перед ним ничем не лучше остальных Чонгуков. Если бы не его разум, Тэхён никогда бы не зашёл с ним в отношениях слишком далеко. Хорошо это или плохо — поздно решать. Маленькое путешествие вскоре закончится, Чонгук останется умирать в период правления Бога Солнца, а Тэхён попробует забыть враждующий век и притворится, будто ему приснился страшный сон.       Наверное, у него бы это получилось, если бы не появилась одна важная деталь — он изменился.       — Не нравится секс с едой? — Чонгуку нужен ответ, чтобы дать себе оценку.       — Ты мне противен ровно до момента, когда начинаешь меня целовать, — Тэхён высказался, как мог, и задал встречный вопрос: — Что ты видишь в моих глазах?       Чонгук кончиками пальцев коснулся его лица, медленно погладил болезненно-бледную кожу и тихо ответил:       — Ночь и чёрную пустыню, которой нет конца. Я хочу в ней кричать и плакать, смеяться и танцевать, говорить и проклинать, ведь меня никто не услышит в неизведанной тьме, значит, я могу быть самим собой, — он склонился к его уху и прошептал желание: — Хочу, чтобы ночь в твоих глазах окутала меня своей темнотой и спрятала моё искусственное тело в бескрайней пустыне.       Тэхён обнял его, понимая совет Таэя и сожалея, что уделял слишком мало времени Чонгуку. Когда в Берфае оба стояли перед Зинси, Тэхён, воображая из себя гордеца и не зная ситуации в мире, сказал, что он палач Чонгука, даже не представляя, в каком смысле ему придётся столкнуться с этим словом. «Но ты не палач, а убийца» — поправил его тогда Зинси, и Тэхён наконец-то с ним согласился. Палачи выполняют работу вместо императоров, чтобы последние не пачкали руки о кровь осуждённых на смерть, а убийцей может стать кто угодно. Тэхёну очень жаль становиться убийцей, который лишит жизни Чонгука без причины, без обвинений и без преступления. Настолько жаль, что он просит у него прощения за то, что не может убить моментально, мгновенно, с одного удара отсечь голову и не мучить Чонгука жизнью.       В душе Тэхёна ледяное спокойствие, когда он завороженно смотрит на Чонгука и ищет в его глазах проклятое «мы»,которого в них слишком много. Если раньше Тэхён списывал блеск глаз и пламя в них на фанатичность гомункула, то теперь понимает, что никогда не узнает истину. Как отличить то, что одинаково источает привязанность? Надо больше расспрашивать Чонгука, находить мелкую разницу и уделять больше внимания чувствам, но Тэхён не хочет заморачиваться. Ему приятен сам факт того, что Чонгук заботится о сложном чувстве, и неприятно таскать такое же в себе. Тэхён сам себе противен и с ужасом осознаёт, что способен на более мерзкие поступки, чем предполагал и допускал. Клан его убьёт, если узнает. Но будь Тэхён проклят, если скажет, что готов отпустить от себя сильное чувство. Само по себе оно гениальное и дарит счастье, но настолько неправильное, что дурит мозг.       — Давай договоримся, — он кладёт ладони на бёдра Чонгука и пристально всматривается ему в лицо. — Когда твоё «мы» захочет со мной взаимодействовать, ты пойдёшь у него на поводу.       Чонгук очень удивился предложению, озадачился и пробормотал, что тогда деньги Тэхёна потеряют смысл. Он платит за секс, а в случае принятия условий ему придётся заниматься сексом бесплатно. Чонгук не хочет обязывать его отдавать своё тело по первому требованию, поэтому отказывается.       — Ты же не кролик и не садист, чтобы я секса боялся, — Тэхён улыбнулся и пальцами сжал его бёдра. — Что ещё нравится твоему «мы»?       Чонгук вовсе оцепенел. Перечислять можно очень много и до мельчайших деталей, потому что каждая мелочь нравится в отдельности. Если это улыбка, то и губы, и их линии, и изгибы. «Мы» замечает каждый миллиметр тела, что очень ценит Чонгук, потому что по деталям изучает Тэхёна и лучше понимает его настроение. Если обобщить, то странному чувству нравится весь Тэхён, но и это не точно. Под «весь» Чонгук назовёт внешность, характер и даже то, что он вампир, и всё, что вложено в его сущность.       — Разве это не типично для гомункула? — Тэхён удивился, ведь он услышал о себе положительных слов больше, чем за всю жизнь в клане Ким.       — Это другое, — Чонгук суетится и спешит объяснить, чтобы избежать путаницы и недопонимания. — Это разные привязанности, потому что они проявляют разные эмоции!       Чонгук про эмоции знает больше, чем те, кто ими наделён с рождения. У гомункулов в привязанности к вампирам очень много тревожности и ревности. Гомункулы всегда нуждаются в подтверждении, что они нужны, и требуют много внимания. Новое чувство полно уверенности, основу которой Чонгук не может назвать, из-за чего часто впадает в ступор. Как бы он ни пытался найти основания для уверенности, до сих пор не нашёл. У «мы» нет тревожности, будто оно и есть подтверждение, что Чонгук нужен Тэхёну. Это очень плохо, потому что у Тэхёна есть такое же «мы», а значит, он уйдёт в год Богини Неба с сожалением на душе из-за расставания. Новая привязанность сближает Чонгука с Тэхёном, но инстинкты гомункула остаются на месте и от них не избавиться.       Каждое слово Чонгука поражает Тэхёна. Кажется, что с минуты на минуту гомункул станет выше расы вампиров, благодаря которой получает эмоции. Когда он поглотит самые мерзкие из них, возомнит себя вторым Первоотцом и найдёт управу на своих хозяев, и жертва превратится в хищника. Тэхён знает, что способен быстро усмирить гомункула, но Чонгук вовсе не такой, каким его вырисовывает фантазия. Однако она взялась не на пустом месте, а является страхом разочароваться в Чонгуке, отчего его хочется оттолкнуть от себя заранее. Это такой же страх, который чувствует Чонгук по отношению к Тэхёну.       — Посмотри на меня, — Тэхён заметил, что взгляд Чонгука опустился к белым концами и замер. — Мы побудем возле манула и вместе вернёмся в замок, — он пару раз быстро сжал бёдра Чонгука, привлекая к себе внимание, и вновь повторил: — Вместе вернём волосам цвет. Договорились?       Чонгук кивнул, однако попросил следить за ним, потому что внутри он рабом трясётся и напряжён, а мысли толкают к действию, будто если сейчас не найти травы, то случится что-то необратимое и крупного масштаба.       — Зачем ты помогаешь манулу? — Чонгук сжал его запястья, чтобы стать немного ближе и его спокойствием усмирить тревогу. — Поверил жрицам?       — Мы его столько раз спасали, что, наверное, взяли за него ответственность, — Тэхён пожал плечами, не в силах придумать более весомое основание. — Бросить его сейчас — обесценить свои прошлые труды.       В его поступке преследуется маленькая цель — помочь животному тоже прийти на Родину. Тэхён помогает так, как хотел, чтобы помогли ему. Иногда ему кажется, что манул испытывает такие же чувства и стремления, как он и Чонгук. Безусловно, это всего лишь нелепая фантазия, но Тэхёну жаль животное, которое доказало настойчивость в пути и целеустремлённо движется за целью. Если бы не возможность для оказания помощи, Тэхён ушёл бы, мысленно попросив у умирающего животного понимания, но сейчас угрозы для жизни нет, лекарство имеется, а гомункул приготовил смесь, поэтому можно попробовать вылечить. Да и появились свободные минуты, чтобы смотреть на Чонгука и думать над его чувствами и поведением. Тэхён заметил, что описание и разъяснения чувства «мы» действительно сглаживает острые края ревности и зажигает огонь надёжности. Тэхён всё ещё хищником охраняет свою еду, однако в подсознании мигает маячок того, что сам Чонгук никогда его не покинет ни физически, ни в мыслях. За это сильное чувство Тэхён готов простить ему даже то, что он глупый гомункул.