В чужом теле

Ло’ака они в маруи не дождались. Верно, свидание затянулось. Тири обменялась с Нетейамом парочкой обеспокоенных взглядов, и они договорились, что дождутся возвращения блудного брата, но в конечном итоге просто махнули рукой и легли спать. Первой сдалась Тири, потому что глаза слипались так, будто к векам приторочили по куску камня, а Нетейаму, видимо, просто надоело сидеть в молчаливом одиночестве. Тири заметила, что в последнее время, после того рокового сна, ее отношение к Нетейаму несколько изменилось. Не столько внешне, сколько внутренне: каждое прикосновение вызывает особенный трепет, каждый взгляд кажется дороже любых даров. Разумеется, все становится намного ценнее, когда перед лицом маячит перспектива это «все» потерять, но Тири не может позволить себе выказывать свои переживания. Нетейам проницателен до невозможности, а ей ужасно не хочется, чтобы он догадался о том, чего ему знать никак не положено. Тири будит возмущенный голос Кири. — Да я тебе руки оторву! Кому? Тири поднимает голову, громко зевая, и, мысленно встряхивая себя, пытается разобраться. Сонный разум похож на свалку. Беспорядочный внутренний монолог попахивает отборным бредом, и Тири не сразу понимает, что вообще происходит вокруг. Ло’ак совершенно по-хозяйски раскачивается в соседнем голове, закинув ногу на ногу и подложив руки под голову, а Кири возвышается над ним угрожающей скалой. Вроде ничего такого? А почему Ло’ак в гамаке, если там должна быть Кири? — Ты представляешь, — Кири замечает, что она проснулась, — он стащил меня с гамака ночью и улегся туда! Вот оно что. Тири рассеянно кивает, отворачиваясь на другой бок. Вряд ли Кири ожидала от нее чего-то подобного — скорее, думала, что Тири встанет на ее сторону, вспыхнет праведным гневом и всё в таком духе, но у Тири наверняка есть еще пара часов спокойного сна, так что она решает ими хорошенько воспользоваться. В конце концов, это Ло’ак, и она еще давно ожидала от него чего-то подобного. Нетейам сонно мычит и открывает глаза. — Спи, — голос Тири хрипловат, — там ничего серьезного. — Ничего серьезного? — Кири задыхается возмущением. — Сегодня он скинул меня на пол, а завтра что? — А завтра — в море, — Ло’ак самодовольно гогочет. — Нет, я мог бы лечь к тебе, но решил не выходить за рамки приличия. Тири вздыхает. Интересно, а потише разбираться нельзя? Обязательно нужно вопить, как горн? Нужно будет обзавестись затычками для ушей, иначе ее сон окажется в серьезной опасности. Нетейам недовольно бормочет что-то неразборчивое, и Тири не понимает, что именно, но полностью с ним соглашается. Спать под громкий спор — удовольствие не из приятных, и сон ускользает неумолимо, как бы Тири не цеплялась за него, таща обратно. Она переключает внимание на ритм дыхания Нетейама, чтобы отвлечься, но неугомонные голоса, кажется, заглушают собою целый мир. — А что? — Ло’ак невозмутим. — Тири же спит с Нетейамом. Тири пропустила мимо ушей какой-то кусок из ссоры, а без контекста эта фраза звучит просто отвратительно. Они с Нетейамом синхронно вскидываются, широко распахнутыми расфокусированными глазами смотря на Ло’ака, пока в головах вспышками молнии проскальзывают судорожные мысли о том, что имеется в виду и как вообще диалог приобрел такой виток. Секундная пауза, и Ло’ак взрывается смехом, стуча себя по бедру. — Спокойно, — давит сквозь хохот, — спокойно… Вы бы видели свои лица… Эйва, я не…не могу… Как пролемуры… Тири цыкает и укладывает голову в гамак, но спать уже не слишком хочется. То есть, конечно, хочется, но не можется, а это, как известно, еще хуже. Что ж, плохое настроение на день грядущий обеспечено, спасибо большое Ло’аку и Кири с самыми мощными голосовыми связками в мире. — Я потребую, чтобы вас отселили, — Тири мрачно хмурится, обиженно ворочаясь в гамаке и теряя остатки сна. — Ха, — отзывается Ло’ак, — мечтать не вредно. Да, это она загнула. Значит, придется все-таки рассмотреть вариант с затычками для ушей. Нетейам зевает, протирая глаза. — Лично я мечтаю, — говорит хрипло, — чтобы вы помолчали хотя бы час. — Поддерживаю, — Тири прячет лицо в его шее, моля свой организм даровать ей хотя бы этот час спокойного сна. — А вам лишь бы поспать, да? — Ло’ак полон сил и энергии. Неудивительно, учитывая его романтические похождения. Тири на первых порах от восторга могла, кажется, вообще не спать, но эти славные времена уже ушли, возвращая ей привычную потребность в спокойных ночах. — А тебе лишь бы поговорить, да? — Тири пытается выговорить колкость сквозь смачный зевок. — Вообще-то, — весело замечает Ло’ак, — я — На’ви дела! — Ну так и делай, — Нетейам почти стонет, — только молча, я тебя умоляю. — Я уже сделал, только Кири не оценила. Тут уже в разговор включается Кири, и Нетейам страдальчески выдыхает. Тири слышала, что смола, попадая в рот, накрепко склеивает между собой зубы, и этот полумифический факт никогда не вызывал у нее особенного интереса, но вот именно сейчас хочется напихать им этой смолы по самое горло. — А мне надо было тебя по голове погладить? Нетейам резко садится, мягко поднимая Тири за собой. — Может, доспим на пляже? — спрашивает, широко зевая, но она лишь супится. — Да поздно уже. Ей однозначно нужно будет задуматься о затычках для ушей. Тири роняет голову на его плечо, пытаясь выскрести хотя бы несколько секунд покоя, но сон неумолимо отступает, сменяясь вялым желанием жить этот новый день.

***

Бухта Предков — это такой залив, где у Меткайины находится Древо Душ. Тири нетерпеливо ерзает на спине илу, думая, как же оно здесь выглядит. Вряд ли под водой растет такая же раскидистая ива с длинными тонкими ветвями, верно? Должно быть что-нибудь другое. К тому же, Тири только недавно подумала, что, быть может, у нее получится поговорить с прошлой своей ипостасью. Звучит не слишком реалистично, но ведь, говорят, у Древа Душ каждый получает ответ. Разве она хуже остальных? Разве она не достойна получить ответ хотя бы на один из миллиона вопросов? Хотя бы узнать, кто она такая. Они плывут нестройным клином. Впереди — рифовые, указывающие дорогу, хотя сейчас нет в этом никакой необходимости: рябящий свет из-под воды лесные увидели бы и с закрытыми глазами. Здесь красиво. Парящие скалы обрамляют бухту этаким черным доспехом, но не режут глаза своею грузностью, а выглядят естественно и гармонично, частью эфемерной легкости морского бриза и белой соленой пены. Тири вертит головой, приоткрыв рот, и старается уловить каждую деталь этого места, вырезать каждую мелочь в памяти. Если в деревне всегда шумно, если в открытом море всегда слышится буйство волн и крики птиц, то здесь царит мирная тишина, и от этого бухта кажется загадочной, древней, и чувствуется здесь несокрушимая святость. Тири молчит, уверенная, что нарушать эту мирную тишину попросту нельзя, но терпкое напряжение предвкушения прогрызает дыру в груди. — Ты ведь никогда не говорила с Великой Матерью через Древо Душ? — Нетейам изучает ее реакцию. Тири отрицательно качает головой. Странно, конечно, потому как каждый На’ви проходит через это в раннем детстве. С другой стороны, почти все в ее жизни неправильно и странно, так что ничего удивительного в этом нет. — Тебе понравится, — он подмигивает, и на этом короткий диалог заканчивается, потому что нарушение тишины здесь кажется самым что ни на есть настоящим грехом. Рифовые ныряют, и Тири понимает, что от развязки ее отделяет какой-то десяток метров. Как вообще обратить свой запрос? Как Великая Мать должна понять, с кем именно Тири хочет поговорить? Может, этой хваленой связи с Эйвой хватит? Тири сосредотачивается на том, как хочет увидеть прошлую себя, хотя не знает решительно ничего об этой загадочной личности. Из своего у нее только голос да какой-никакой разум, а остальное принадлежит Амале. Древо Душ Меткайины — это полупрозрачные ветви, похожие чем-то на перья. Такие легкие-легкие, колышущиеся в такт ленивым волнам. Ни единого сходства с ивой Оматикайя, кроме одного: мягкий розовый свет. Тири невольно ощущает на себе величественную тяжесть времен, от самых Первых Песен. Тонкие щупальца подрагивают в кулаке. Тири собирается с силами и протягивает косу к ветви. Она уже испытывала нечто подобное раньше, во время Унилтарона. Это чувство, когда душу высасывает из тела, пропуская по ярким цветным лабиринтам сознания Эйвы бесформенной густой материей. Как свободное падение, только приятнее, потому что чувствуется зоркий присмотр Эйвы. Лес. Живой, дышащий, свистящий-поющий лес. Тири до невозможности скучала по переливам зелени на свету, а потому рада видеть даже неправильный лес из первых своих снов. Под ногами шуршит сочная свежая трава, воздух пропах росистой влагой и терпкой смолой, а вокруг — ничего, кроме сплетений лиан и воздушных листов. Густые кроны шуршат почти приветственно. Тири с наслаждением втягивает носом привычный воздух, и на душе становится легко. Она приседает на корточки, ласково гладя зеленый травяной ковер, касается каждой травинки с величайшим трепетом, будто бы нет на свете ничего святее. Если Великая Мать отправила ее сюда, значит, та, с кем Тири хотела встретиться, тоже здесь, верно? Улыбающееся лицо Амалы становится кинжалом под ребра. — В чем дело? — Амала смеется. — Ты ожидала увидеть кого-то другого? Да. Тири вовсе не против повидаться с ней, но именно сегодня, именно сейчас рассчитывала встретить другое существо. Это не разочарование, но какая-то сосущая под ложечкой досада. — Я думала встретить…себя. То, чем я была раньше. Амала скептически склоняет голову набок и присаживается рядом, притянув колени к груди. — Я знаю, глупая затея, — Тири вскидывает ладони, точно защищаясь. — Любопытство никогда не бывает глупым. Нет, не смотри на меня так. Любопытство — это способ познания мира, который тебя окружает. Тири вздыхает, скатывая сорванную травинку меж пальцев. Может, Амала и права, да только какая разница, если все равно ничего не вышло? Не то, чтобы Тири изначально рассчитывала на оглушительный успех, но какая-то надежда в ней все равно теплилась. — Я могла бы встретить здесь себя? Я ведь была кем-то раньше, правда? — Нет, — Амала качает головой, и Тири не понимает, на какой из вопросов ей только что ответили, — Тири, ты узнаешь все, когда придет время, помнишь? И снова загадки и недомолвки. На нее, не спросив, возложили какую-то архиважную миссию, но при этом отказываются отвечать на простейшие, очевиднейшие вопросы. Тири, может, мало понимает во взаимоотношениях, но ей кажется, что это несправедливо. — И когда придет время? Амала грустнеет на глазах. — Скоро. Скоро все решится. Сегодня Джейк…совершит ошибку. Ошибку? Тири вострит уши. Хвост дергается в сторону и замирает вскинутым кинжалом, покачивая кисточкой. Сердце проваливается на секунду и возвращается обратно уже с засевшей внутри тупой иглой. — Какую ошибку? Скажи, я передам ему и… — Нет. — Нет? — она не верит своим ушам. Если Амала знает, то в чем проблема просто сказать? Зачем усложнять и без того тяжелую ситуацию? Они и без того настрадались с этими переездами, нападениями и прочим, и Тири просто хочет прожить спокойную жизнь, не видя перед глазами кровь и смерть, не чувствуя соленую воду в своих чужих легких. Амала задумчиво отводит взгляд. Думает, верно, что и как сказать. — Тири, — начинает как-то отстраненно, — жизнь — это истории. У каждого из нас есть своя, и вместе они сливаются в одну. Некоторые переплетаются, некоторые держатся особняком, а некоторые обрываются раньше срока и остаются незаконченными — это не так важно. — И? — У тебя тоже есть история, и в ней ты — главный герой. Но история, о которой мы говорим, не твоя, а Торука Макто, понимаешь? Торука Макто, Великой Матери и Небесных Людей. Тири не понимает. Она так устала не понимать, что впору завыть. Если это — не ее история, то для чего все эти слова о какой-то там цели, причине и прочем? Для чего она здесь? — Но я ведь… — Как ты думаешь, почему я не говорю тебе все? Потому что я вредная? — Ты говорила, — Тири искренне пытается вспомнить ее слова, — кажется, что я развиваюсь, пока ищу ответы. — Умница. Ты развиваешься. Преодолеваешь трудности, меняешься, взрослеешь — проходишь свой путь, как главный герой истории. А я направляю и помогаю, чем могу, но не подношу тебе все на блюдечке с золотой каемочкой. Можешь считать, что в истории Джейка ты играешь роль…меня. Эйва, как же это трудно и бессмысленно. Тири поджимает губы, совершенно не согласная с Амалой. Усложнение жизни — вот, как это называется, а никакая не помощь. — Торук Макто должен пройти свой путь, — Амала чувствует ее сомнения, — и должен сделать это сам. Получается, Тири — просто декорация для спектакля? Бессмыслица. Сначала ей сказали, что она жива только по одной причине, — помочь в грядущей войне, — а теперь заявляют про какие-то чужие истории и пути. Ерундистика. — Ты говорила, что я должна изменить будущее. Помочь. — Верно, — Амала кивает, — это и есть помощь. Сохранить энергию, которой еще не пришло время возвращаться к истокам. — Я запуталась. Амала бархатисто смеется, и отзвук ее смеха прокатывается вокруг тихим шорохом ветра. Тири чувствует себя глупой. Все слишком трудно и мудрено, какое-то горе от ума, в котором она имеет несчастье участвовать. — Просто не мешай Джейку учиться на своих ошибках и проходить свой путь. Твоя задача в другом, ты ведь это помнишь? Все пойдет, как должно, но ты просто…внесешь кое-какие коррективы. Так лучше? Тири недовольно сопит, кривя губы. Не лучше. Джейк, по ее мнению, и без того натерпелся испытаний за свою жизнь, и еще одно ему вовсе ни к чему. Рисковать жизнями, пережить ужас еще одной войны, ставить под угрозу целый народ — а все для чего? Грызущая досада вновь селится в груди. — Я понимаю, — Амала становится вмиг серьезной, — мне тоже не нравится. Но мы…знаешь, всего лишь мы. Мертвый человек и живая юная На’ви. Не нам решать судьбы народов и планет. Просто пообещай, что ты не будешь делать глупостей, ладно? Живи, радуйся жизни, цени то, что у тебя есть. Не думай о лишнем. — Хорошо, — на то, чтобы вытянуть из себя этот ответ, уходят, кажется, все силы. — Я рада тебя видеть, Тири, — Амала смотрит на нее почти с нежностью, — прости, что снова закидываю загадками. Тири собирается ответить, но вдруг чувствует, как душу грубо вытряхивают из тела, пропихивая снова в этот цветастый лабиринт бесформенной густой материей. Это уже не так приятно. Будто бы кто-то тащит за волосы. Тири открывает глаза и сразу же понимает, что что-то не так. Перед ней панически сверкают два ярких желтых фонарика, чьи-то руки трясут за плечи, приглушенно булькая что-то нервными пузырями. Ло’ак. Он видит, что Тири пришла в себя, и сразу же хватает ее за руку, грубо таща к поверхности, где рифовые носятся вокруг одного илу. Что-то не так, что-то просто отвратительно не так. Тири наконец выпутывается из цепких объятий призрачного леса и что есть силы зачерпывает воду, толкаясь выше, а ужасно предчувствие зиждется острым привкусом страха на языке. Нетейам сидит верхом на илу, а в его руках безжизненной куклой висит Кири. Это зрелище выбивает воздух из груди, и Тири окунается с головой под воду, забывая, как нужно дышать. Нетейам судорожно касается то ее шеи, то запястий, то груди, верно, пытаясь нащупать пульс, но по его лицу видно, что никакие выводы он сделать не в состоянии. — Что произошло? — у Тири прорезывается слабый голос, но ответа она не получает. Нетейам срывается с места, подгоняя илу в сторону деревни, а Тири глупо открывает-закрывает рот, сбивчиво глотая воздух, и в голове не укладывается вовсе, что могло произойти здесь, в самом священном месте Меткайины.

***

Напряженная тишина густеет в воздухе вязкой смолой. Из маруи доносится взволнованный говор, слышится писк аппаратов и шорох человеческой одежды, а они сидят снаружи, не смея произнести ни слова. Ученые появились в деревне быстрее вспышки молнии, по первому же зову Джейка. Прилетели на конвертоплане, притащив с собой ворох техники, но пока что никакого прогресса нет, если прислушаться к происходящему. Тири так и не поняла до конца, что произошло. Кири просто…забилась в припадке, вступивши в связь с Эйвой? Неизвестно, было ли с кем-то подобное раньше, как неизвестно и то, чем вызвана такая реакция. Единственная надежда — Макс и Норм. Быть может, они смогут сказать, что случилось. Быть может, они смогут помочь. Ло’ак стискивает ладонь Циреи, хмуро смотря в сетчатую дорожку, а Нетейам упер руки в колени, скрывая половину лица за скрещенными пальцами. Его хвост отбивает тревожный ритм. Тири не знает, стоит успокаивать его. Чем она вообще может оперировать в этой ситуации, если видела куда меньше, чем он? — Нетейам, — она робко касается его плеча. Он не реагирует. Напуган. Вероятно, винит себя. Тири заметила за ним эту особенность: чувствовать свою ответственность даже там, где не следует. Это, признаться, больно — видеть его терзания. Тири и сама не в лучшем расположении духа. Амала сказала, что скоро все решится, а это значит, что ей придется столкнуться с тем, чего она так боится. Оттого снова возвращается эта щемящая тоска и сдавленный страх при одном лишь взгляде на него. Тири чувствует этот эгоистичный порыв потрогать его, обнять и просто сидеть, забыв про все. Ей страшно за Кири, страшно за Нетейама и чуточку страшно за себя, но выпустить этот страх она не может, потому что и без нее хватает здесь напряжения. Нельзя просто выливать свой негатив на остальных, и Тири понимает это, но лучше не становится. Нетейам не хочет разговаривать. Он смотрит перед собой, а побелевшие костяшки говорят лучше любых слов. Тири поглядывает на него искоса, не зная, что делать. Медлит несколько секунд, решаясь. Ее ладонь неуверенно сползает с его плеча, накрывая напряженные пальцы. Она ждет, что Нетейам отмахнется, но он податливо расслабляется, позволяя ей взять его руку в обе своих и прижать к груди. Тепло его кожи почти убивает. Нейтири с криками выгоняет ученых из маруи, и они и спешно собирают свою технику, почти выпрыгивая прочь. Норм замечает Тири и опускается перед ней на корточки, мягко трепля по голове. — Как ты? — спрашивает, косясь все еще в сторону входа в маруи, куда уже успела зайти Ронал с причудливым набором принадлежностей. — Ничего, — Тири старается улыбнуться, но получается слабо. Норм понимающе кивает, вздыхая, прежде чем подняться на ноги. — Береги себя, — бросает напоследок. Тири кожей чувствует, как Нетейам съеживается все сильнее. Ученые не смогли ничего сделать. Его ладонь подрагивает в ее руках. — Нетейам, посмотри на меня, — голос тихий и сиплый. Он медленно поворачивает голову. — Все будет хорошо, — Тири придает себе максимальную уверенность. Ей и самой хочется в это верить. Ей и самой, признаться, хочется, чтобы кто-нибудь ее успокоил, но эгоизм в такой ситуации — худшее, что только можно продемонстрировать, а потому Тири запихивает свои собственные переживания поглубже. По крайней мере, на время. Она проводит тыльной стороной ладони по его щеке, выбивая тяжелый выдох из его груди. — Все будет хорошо, — вторит Цирея, заправляя косичку за ухо Ло’ака, и Тири как никогда благодарна ей. Двух разбитых Салли она не смогла бы вынести в одиночку. Радостный плач Нейтири заставляет их всех подскочить на ноги. Кири очнулась.

***

Тягостное молчание шлейфом протянулось за ними до маруи. Кири очнулась, как ни в чем не бывало, — только напуганная, — но все это было нехилым стрессом для семьи, а потому горький осадок не хочет никак растворяться в счастье облегчения. Кири больше не сможет устанавливать связь с Древом Душ — вот, что самое ужасное. Она больше не сможет увидеть свою мать, не сможет перекинуться с ней ни единым словом. У Тири нет матери, но она попыталась представить, как чувствовала бы себя, если бы ее лишили всякой возможности поговорить с Джейком, и сердце неприятно сжалось. Они сидят молча. Ло’ак устроился стыдливо на полу, Кири заняла свой гамак, а Нетейам и Тири сидят в своем. То есть, в гамаке Тири. — Как ты? — Тири обеспокоенно рассматривает потерянную Кири. — Нормально, — она отзывается без энтузиазма, — я…вы не против, если я лягу спать? Очень много всего произошло, и… — Конечно, — их голоса сливаются в унисон. Кири слабо улыбается и накрывается своим платком, а оставшаяся троица переглядывается с болезненным сочувствием. Сначала она лишилась Паука, а теперь — матери. Снова. Трудно представить, как ей, должно быть, плохо сейчас. Тири чувствует склизкий ком в горле. Ее собственные переживания никуда не делись. Она ластится к Нетейаму, укладывая голову на его плечо, а он, точно понимая без слов, мягко поглаживает ее по спине. Если бы он только знал, если бы он только имел хоть малейшее представление о том, что грядет… Разговор с Амалой только ухудшил ее состояние. Теперь Тири кажется, что эта война может наступить в любой момент, а потому присутствие рядом Нетейама — нечто важнее, чем самый воздух. Она жмется к нему, смаргивая накатывающие слезы. Эйва, почему все становится только сложнее?