Слаще всего спится тогда, когда ты спишь больше половины суток. По крайней мере, такой вывод делает Тири. Ей ничего не снилось, кроме того разговора с Амалой, когда она потеряла сознание в море.
Она зевает, разлепляя глаза, и тут же видит над собой несколько пар ярко-ярко желтых пятен.
— Ты как?
— Все в порядке?
— Ничего не болит?
Тири моргает. Слишком много вопросов на один квадратный сантиметр. Она бормочет что-то невнятное из разряда «быпотпутрукбеденьт», и слышит тихий смешок Ло’ака. Тири уже не удивляется и не задается вопросами, когда чувствует сбоку от себя Нетейама. Постепенно формируется привычка. Его ладони сцеплены в замок на ее животе. Тоже привычка.
Гамак жалобно скрипит, когда Нетейам приподнимается, целуя ее в лоб. Мягко, ласково, но коротко.
— Какая прелесть, — Кири улыбается.
Ло’ак хмыкает.
— Вы знаете, — ухмыляется, — я бы вам не советовал здесь своими грязными делишками заниматься. Слышно будет на всю деревню.
Почти деревянный стук говорит о том, что младший Салли только что получил подзатыльник. В этом Тири может поклясться, хотя косички Нетейама закрывают ей весь обзор. О, как же она любит просыпаться в этой компании.
— Ты в порядке? — Кири повторяет вопрос.
Лучше не бывает, на самом деле, хотя воспоминания о вчерашнем дне остались просто отвратительные. Тири кровожадно улыбается.
— Мне надо отравить Аонунга.
Нетейам давится, Кири смотрит на нее с сочувствием, совершенно точно уверенная, что Тири приложилась обо что-то головой.
— Нет, ты забыла, — Ло’ак отмахивается, — сначала мы его отмудохаем.
А, верно. Совсем из головы вылетело. Тири садится, потягиваясь, и замечает грязно-белый кусок ткани, обернутый вокруг плеча. Это еще что за новости? Она не помнит, что произошло после того, как сознание решило, что тело в нем больше не нуждается. Помнит только, что Амала опять подкинула ей какую-то загадку, но, признаться, раздражения не чувствует. В последнее время Амала кажется ей вроде…подругой? Может, как родственной душой или что-то такое.
— Тебя притащил илу, — поясняет Нетейам, — прокусил плечо.
Вот оно что. Тири удивленно касается ткани. Амала…может как-то воздействовать на живую природу? Хотя ожидаемо, если так подумать. Все в этом мире связано, а Амала — теперь часть сознания Великой Матери. Неудивительно, что такие мелочи ей под силу. Даже завидно.
— Мы все перепугались, — Ло’ак заламывает руки, — прости. Я тупой, кажется.
Ну, тут и не поспоришь. Если бы не зашкаливающий идиотизм Ло’ака, они бы не встретились с этим морским ублюдком. Тири страху натерпелась на всю оставшуюся жизнь, кажется, и заработала себе ужасную боязнь воды. Как минимум — боязнь глубины. Мало ли, что еще там может сидеть.
— Тупость — не порок, — Тири невинно улыбается, — я прощаю тебя. Но ты будешь мне должен, я из-за тебя воды наглоталась.
Ладно, что уж там. На обиженных воду возят, да и Ло’ак не специально все это устроил. Интересно, а он-то как выбрался? Тири притащил илу, а вот он? Одного илу они лишились, — тварь постаралась, — значит, Ло’ака тоже смыло. И как тогда?..
Тири собирается задать животрепещущий вопрос, когда Кири тихо кашляет, подхватывая Ло’ака под локоть.
— Ты знаешь, — тянет, — мне очень нужна твоя помощь.
— А подождать это не может? — Ло’ак возмущенно вырывается, но хватка у Кири стальная.
— Не может, — отвечает с нажимом, повышая голос, — идем.
Хочет оставить их с Нетейамом наедине — тут и думать нечего. Тири душит смешок, смотря на упирающегося Ло’ака. Намеки — не его конек по большей части. И дело даже не в том, что он их не понимает, а в том, что понимать попросту не хочет.
Как только они скрываются из вида, Нетейам садится, прочищая горло. Смотрит на нее серьезно, и Тири понимает, что сейчас что-то произойдет.
— Нам надо поговорить.
О, нет. Эта фраза звучит очень-очень плохо. С Тири за единую секунду прокатывается семь потов. Она сделала что-то не то? Нетейам сейчас решит все это закончить? Кто-то умер? Что происходит?
— Так, — она напряженно кивает.
Нетейам задумчиво перебирает бусины на своей повязке. Вчера он был невероятно зол, и в голове зрела целая тирада, которую он бы без раздумий выплюнул в лицо Тири, но то было под влиянием этого негативного клубка эмоций. Сейчас он…почти спокоен, хотя чувствуется укол обиды и неприятный осадочек на языке.
— Почему ты не доверяешь мне?
Щеки Тири загораются нахлынувшим стыдом. Она подбирает ноги под себя, усаживаясь напротив Нетейама, хотя в тесном натянутом гамаке это довольно проблематично. Она почти не думала о том, насколько странным, верно, кажется ее поведение, и как это может его задевать. Амала говорила, что Нетейам настроен серьезно, и это, собственно, заметно, но вот Тири, пусть и не по своей воле, иногда ведет себя совершенно не подобающе.
— Почему ты так решил?
Включать дурочку — так себе затея, но ничего лучше она придумать не может. Нужно выкроить время, чтобы придумать, как объяснить ему все.
Нетейам хмыкает. Искренне старается не впускать в голову раздражение. Старается так, как в жизни не старался, потому что знает: ни к чему хорошему это не приведет. Только вот оно само просачивается, просверливая дырку в черепной коробке, проскальзывает нервным метанием хвоста.
Главное — что она жива. Все остальное вторично. Нетейам глубоко вдыхает, выдыхает, вытравливая фрагменты вчерашней колкой тирады. Он не хочет ссориться, он просто хочет поговорить.
— Послушай, — начинает мягко, — я не хочу, чтобы ты сообщала о каждой мелочи...то есть, я был бы не против, но не требую. Но твое отношение — это не серьезно.
Тири закусывает губу. Видит, что он борется с собой, стараясь информацию преподносить как можно спокойнее, но его тело выдает истинные эмоции. Нужно отдать должное Нетейаму: такая выдержка — это похвально. Тири понимает его недовольство и, ставя себя на его место, думает, что вполне могла бы взорваться язвой, а не разжевывать каждое слово, натягивая миролюбивое выражение лица.
— Знаешь, это странно: находиться с кем-то в близких отношениях, а потом вдруг узнавать, что, оказывается, у него есть какие-то видения, — его нос едва заметно морщится, — и узнавать это не напрямую, а от собственного отца. Еще страннее — когда ты спрашиваешь, а в ответ получаешь шутку. Я не...это не претензия. Это просто...
Нетейам пространно разводит руками. Тири слушает молча, чувствуя себя настолько не в своей тарелке, что впору провалиться под землю. Еще тяжелее становится от того, что он просто не знает. Просто не понимает, а она не может объяснить. Если бы Нетейам мог увидеть то, что видела Тири, то у него не было бы никаких вопросов, но так нельзя.
— Или вот, например, Тсахейлу, — он говорит спокойно, не выпуская ни единую негативную эмоцию в голос, но Тири все равно чувствует себя так, будто ее окатили ледяной водой, — что ты сказала насчет этого?
Тири выдерживает паузу, неуютно ерзая в гамаке. После всего, что между ними произошло, тянуть с Тсахейлу — почти дурной тон, и если для нее это не так болезненно, то Нетейаму, золотому сыну золотого отца, нарушать традиции и правила уже в который раз сродни пытке.
— Что еще рано.
Смешок у Нетейама получается не то кислым, не то ироничным.
— Рано, Тири, это когда вчера познакомились, а не когда…
Он осекается, поджимая губы и недвусмысленно кивает, склоняя голову набок. Не хочет произносить вслух — стыдно все еще отчасти. Все-таки делать — куда легче, чем потом об этом говорить.
— Тогда, в Оплоте, — он понижает голос, — я сказал, что собираюсь заявить о правах, помнишь?
— Помню.
— Ты была, кажется, даже рада. Что изменилось теперь?
Теперь она знает, что Нетейам в скором времени должен умереть. А еще знает, что его об этом осведомлять совершенно не обязательно. Тири молчит, поджав хвост. Нетейам ждет ответ пару секунд, но с ее поджатых губ не срывается ни единого слова. Он как-то странно кивает, точно самому себе, и ей этот кивок не нравится до скрипа зубов.
— Скажи: ты не хочешь, чтобы я видел твою память? — он прищуривается.
Вязкий холодок карабкается по позвоночнику, впиваясь в кожу острыми когтями. Тири выпрямляется натянутой струной. Нетейам попал прямо в яблочко, умудрившись при этом не попасть вовсе. Едва ли он смог сложить картину воедино и додуматься, что она не хочет показывать видения — скорее всего, все сошлось к чему-то грязному и непозволительному. Не просто же так он заревновал, верно?
— Что?
— Тсахейлу — обмен воспоминаниями. Ты не хочешь, чтобы я видел твою память?
Тири в полной мере осознает, что любая мелочь, какой бы незначительной она ни казалась, с огромной вероятностью сыграет свою роль в будущем. Она всего лишь отшутилась от разговора о видениях, всего лишь ляпнула первое, что легло на язык, когда он спросил о Тсахейлу, а вылилось все вот в это. Как же…так?
Она начинает нервничать. Этот разговор — хождение босыми ступнями по лезвию. Прикинуться ветошью уже не получится. Нетейам все еще кажется спокойным, но Тири видит мутный блеск в его глазах и то, как ходят под кожей желваки. Непонятно, зол он, расстроен или напуган, и от этого становится только хуже.
Рано или поздно приходит время скидывать карты. Тири мнется, думая, как сформулировать все, что нужно сказать, отфильтровав то, что говорить нельзя ни под каким предлогом. Эйва, как же глупо и неправдоподобно это будет звучать…
— Я…можно сказать, что я вижу будущее. Обрывками и знаками. Не всегда понятно, что это значит до тех пор, пока все не произойдет на самом деле. И еще я вижу ту девушку, кому принадлежит это тело. Разговариваю с ней.
Нетейам внимательно слушает, вникая в каждое слово. Тири замечает, что он будто бы успокаивается. Хвост замирает за плечом, пуша кисточку, взгляд смягчается.
— Она сказала, что пока мои воспоминания должны остаться при мне. Я знаю, звучит глупо, и ты не поверишь…
— Я верю, — он не дает Тири договорить.
Тири и сама бы не поверила. Поэтому реакция Нетейама вызывает острую тягу уронить челюсть на пол. Это он такой наивный или настолько ей доверяет? Хочется верить во второе, честное слово. Тири глупо открывает-закрывает рот, не зная, что вообще можно ответить. Он просто…переключился, как по щелчку пальцев?
— Веришь? — переспрашивает, не совсем уверенная в том, что расслышала правильно.
Дело не в том, что ее видения — что-то похожее на ложь. Дело в том, что именно сейчас, именно в этом разговоре ее слова кажутся глупейшей из возможных отмазок. Как будто она на ходу придумывала, что бы такого можно ляпнуть, чтобы звучало совершенно не подозрительно, но в итоге построила какую-то несуразную империю вранья. По крайней мере, на месте Нетейама она подумала бы именно так. Тири не знает, что происходило в его голове до того, как он решил поговорить, но почему-то уверена, что его версии запросто могли бы дать правде фору в реалистичности.
— Да, — он просто пожимает плечами. — Я не совсем понимаю, как это работает, но верю. Я не должен?
Так вот как это устроено в его понимании. Вроде как…беспрекословное доверие в обе стороны. Такое, чтобы ни единой мысли о возможной лжи не возникало. Ну разумеется, как она сама до этого не додумалась? Нетейам ведь до боли ненавидит врать.
— Должен, — Тири медленно кивает.
Какое беззаветное слепое доверие. Впору прыгнуть со скалы и утопиться. Все это было так просто? Нетейам смотрит на ее вытянувшееся в недоумении лицо и вдруг весело улыбается.
— О, прости, я не так отреагировал? — притворно сокрушается, прикрывая рот ладонью. — Подожди, я все исправлю.
Он прочищает горло, супясь, включает максимально суровый взгляд исподлобья и сцепляет ладони в замок, укладывая их на скрещенные ноги. Входит в роль, как это называется. Тири прыскает. Надо же, как быстро он умеет переходить из одного эмоционального состояния в другое. Это на него так облегчение подействовало?
— Ты лжешь, — Нетейам выплевывает низким голосом, играя дремлющую злость так убедительно, что Тири почти успевает поверить, но…
Он сдувается, кряхтя смехом, и вроде пытается зацепить ускользающую маску хмурой стальной суровости, да только не получается никак, и выглядит все это, как какой-то припадок. Тири наблюдает за Нетейамом с умиленной улыбкой, как смотрят обычно на маленьких детей. Он редко позволяет себе побыть просто расслабленным раздолбаем, как Ло’ак, но, когда делает это, становится от брата неотличим.
— Ладно, — он прокашливается, возвращаясь в привычное серьезное русло, — ладно, прости. Я верю тебе. Только…не забывай и ты доверять мне, хорошо? Это ведь не так трудно, м?
— Не так трудно.
Как камень с плеч свалился. Нетейам ободряюще улыбается.
— Нужно сменить твою повязку.
Где-то она уже это видела. Нетейам подползает к ней, игнорируя натужный страдальческий стон гамака, поддевает пальцами заправленную ткань и бережно разворачивает первый слой. Забинтовали надежно — Тири чувствует себя младенцем в пеленке. Замотана от самой груди почти к локтю, хотя она искренне сомневается, что там, под повязкой, все действительно настолько плохо.
Дежавю проносится мурашками по спине, когда ткань спадает на пол. Тири опускает взгляд на раненое предплечье и…ничего. Идеальная кожа без единой царапины, точно у младенца. Нетейам озадаченно проводит подушечкой пальца по тому месту, откуда еще вчера змеились алые струи крови.
— А ты уверен, что там что-то было?
Вместо ответа Нетейам головой указывает на пропитанный бурым цветом борт гамака.
— И куда оно делось?
— Мазь? — Нетейам пожимает плечами, улыбаясь почти виновато. Лучшего ответа он дать не может. — Или…ты ведь дар Эйвы. Может, это такой…подарок?
Это уже больше похоже на правду. Не совсем понятно, для чего ей такой подарок нужен, но лишним точно не будет. Подарки от самой Великой Матери, ну ничего себе. Тири неоднозначно разводит руками, решая, что подумает об этом позже.
— У всего животного мира есть какая-то особенная страсть кусать меня, ты не заметил?
Это она зря сказала. Уголки губ Нетейама растягиваются хитрой усмешкой, и Тири молится, чтобы он думал сейчас не о том, о чем подумала она.
Его пальцы скользят от ее плеча к кисти, и Нетейам подносит ее ладонь к губам. Тири устало выдыхает. Ну нет. Ну только не это.
— Заметил.
Он прикусывает фалангу ее пальца, смотря прямо в глаза, и, Эйва, это было бы до невозможности горячо, если бы не ситуация. Впрочем, Тири все равно засматривается, слегка приоткрывая рот. Как-то она не думала, что подобная картина может вызывать…такие эмоции.
— Вы закончили?
Голос Аонунга рушит едва устаканившуюся идиллию. Тири, право, уже так устала от того, что кто-то каждый раз приходит и безжалостно давит собой эту атмосферу, когда они вдвоем, что хочется зарычать и завизжать, как икран. В случае Аонунга к этому списку добавляется пунктик «плюнуть в лицо».
Нетейам презрительно морщится, отпуская Тири и одним лишь взглядом прихлопывая рифового, точно муху.
— Нет, мы еще не кончили, — Тири мысленно благодарит Ло’ака за примерно половину своего словарного запаса, — приходи потом.
Нетейам даже не выдает своей обычной стеснительной реакции на подобные каламбуры, продолжая буравить взглядом Аонунга.
— Не хочу это знать.
— А мне не все равно? — Тири вскидывает бровь.
Изначально лицо Аонунга было окрашено блеклым оттенком вины, но сейчас, кажется, она вспугнула момент, и он вернулся в свой повседневный непробиваемый панцирь. Тот самый, по которому хочется врезать.
— Колкостей поменьше, — он раздраженно ведет ухом.
— Лицо поуже.
Интересно, а он рассчитывал на какое-то другое обращение после того, как отправил их с Ло’аком подыхать за рифами? Думал, что Тири встретит его с широкой улыбкой и песней собственного сочинения? Вот так возьмет, испечет ему лепешку, украсит ягодами, бросится ему в ноги и вылижет пятки, ага.
— Слушай, — Аонунг вскидывает руки, — мне жаль, ладно? Я не рассчитывал, что все зайдет так далеко.
— Научись считать, — вот сейчас голос Нетейама звучит по-настоящему сурово, ледяной своей сухостью выдавливая глаза и соскребывая кожу с костей.
Аонунг удрученно вздыхает, скрещивая руки на груди, и его стопа отбивает быстрый ритм по полу, а хвост маячит за спиной воинственной змеей. Тири переглядывается с Нетейамом, в глазах его читая то же, что думает сама. У Аонунга явный талант даже в ситуациях, когда виноват он сам, выглядеть так, будто всю его семью обозвали поголовно На’ви легкого поведения, а потом плюнули каждому в лицо. Это ж надо так кривить лицо — такое чувство, что он съел что-то протухшее.
— Я же говорю: мне жаль. Серьезно, что еще вы от меня хотите? Может, мне в ноги упасть?
— Колени не разбей, — Тири, право, надоело спорить, — зачем пришел?
***
— А потом я очнулся на спине огромной такой живности, — Ло’ак завершает рассказ о похождениях в открытом море.
Они сидят на берегу. Что удивительно, все вместе. Что еще удивительнее, никто еще не подрался. Цирея прижимает свои аккуратные ушки к голове, касаясь ладони Ло’ака, и вся ее фигура выражает вселенское беспокойство.
— Живности? — она явно заинтересована.
— Ну, такая огромная серая рыбина, знаешь. Как будто даже умная. Что-то урчала и свистела, когда я говорил. И на животе у нее узоры такие. А еще в одном плавнике торчал железный гарпун.
Рифовые замирают, синхронно распахивая глаза.
— Паякан, — Цирея кивает с таким видом, будто этот набор букв как-то что-то объяснил, — это тулкун.
— Тулкуны никогда не плавают в одиночку, но Паякан — изгой, — поясняет Аонунг, хотя лучше не стало.
— Почему изгой? — Ло’ак вострит уши.
— Он — убийца. Убивал людей и других тулкунов.
— Но он спас мне жизнь!
Тири следит за начинающейся перепалкой, не понимая почти ни единого слова, но такое же мученическое лицо Нетейама говорит о том, что она в этой лодке не одна. Вот Кири, как обычно, схватывает все на лету. Даже завидно, честное слово, хотя Тири слишком уж много кому завидует в последнее время.
— Передай ему спасибо, — Тири усмехается с иронией, — что и про меня не забыл.
Нетейам хмурится.
— Ты ведь сказал, что ничего не помнишь.
— А ты думаешь, я вчера был в состоянии истории рассказывать? У нас Тири пропала, а я должен был собрать всех у костра и начать слово молвить? Я помню, что очнулся на этом…туклу…тулкуне один посреди моря, испугался, начал что-то причитать, а он завыл в ответ. Тири нигде не было, вообще никого не было. Я думал, что умру прямо там. А потом как-то…потихоньку успокоился. Решил, что надо добраться домой. Ну, а дальше вы знаете.
Дальше они уже знают. Ло’ак героически спас тулкуна от гарпуна в плавнике, и тот в благодарность довез его до дома с ветерком. Короче говоря, младший Салли разжился прекрасной историей, которую теперь будет рассказывать всем и вся до тех пор, пока уши не завянут.
Тири, конечно, повезло меньше. Потеряла сознание, смылась в море и была притащена домой в зубах илу. Так себе, признаться. Если ло’аковской историей можно кадрить девушек, то ее рассказ точно заставит кого-нибудь сделать программу помощи убогим.
— Тебе повезло, что ты остался в живых, — Цирея смотрит на него снизу вверх.
Ло’ак принимать тот факт, что его новый друг оказался убийцей, явно не собирается, но с Циреей спорить не решается — боится отношения испортить. Тири тоже этого боится, потому что тогда он ей продыху не даст, жалуясь на несправедливость жизни.
***
Рифовые решили дать им очередной выходной. Верно, так Аонунг заглаживает свою вину, потому как с красноречием у него все весьма и весьма печально. От его «извинений» хочется удавиться. Так извинился, что Тири аж виноватой себя чувствует. Как будто это она заманила его за рифы, где его чуть не сожрала налютса — так зовется та тварь, что охотилась на них с Ло’аком.
Ну, ничего. Главное — в их распоряжении целый день.
Тири грозным хищником крадется, согнувшись и быстро-быстро перебирая ногами по песчаному дну. Над водой торчат одни глаза да кончики ушей — маскировка, достойная мастера. Ее цель возвышается всего в десятке шагов впереди. Нетейам пересмеивается с Ло’аком, стоя по пояс в воде, и даже не подозревает, что по его душу уже…
— Тири, — он не поворачивается, — я тебя слышу.
Слышит он, посмотрите. Тири возмущенно булькает, готовясь к смертоносному прыжку. Чуть приседает, примеряясь, выжидает момент и…бросается вперед, одним рывком преодолевая оставшееся между ними расстояние.
Нетейам утробно хрипит, когда она упирается ладонями в его плечи, затаскивая под воду, и они с громким плеском скрываются в туче белых пенных брызг. Элемент неожиданности — вот ее главное оружие. Непредсказуемость и хитрость — залог успеха. Нетейам барахтается, теряя на секунду опору, и Тири пользуется этим, водружая себя на его плечи.
Она звонко смеется, когда он вырастает над поверхностью, отплевываясь, и только весело болтает ногами. Нетейам высокий, — выше, чем она, — и с его плеч обзор открывается куда шире, чем с обычного ее роста. Ло’ак хихикает, смотря на все это, а Тири победно откидывает с лица прилипшие мокрые волосы.
— Живой? — она наклоняется, заглядывая в глаза Нетейаму.
— Я перестал слышать левым глазом, — он фыркает, придерживая ее бедра.
— Ага, — Тири кивает, — а я — видеть правой ноздрей.
После утреннего разговора Нетейам пребывает в крайне озорном расположении духа, и это не может не радовать. Приятно видеть, как он отпускает свой образ вечно серьезного воина, просто дурачась вместе с ней и Ло’аком. Без всякого «я в ваших играх не участвую» и прочего.
Нетейам резко наклоняется вперед, и Тири взвизгивает, соскальзывая с его плеч в воду и выделывая этакое сальто. Соль моря вгрызается в ноздри, сводит язык, и Тири выпускает весь воздух сквозь сжатые губы, находя ногами дно и с силой отталкиваясь.
Заливистый смех встречает ее сразу же, стоит голове пронзить бирюзовую поверхность. Тири стоит, облепленная собственными волосами, не видя почти ничего, а эти двое едва животы не надрывают. Ну, не стоит забывать, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Тири вспарывает воду запястьем, окатывая Нетейама целой маленькой волной.
— Это война? — Ло’ак уже пышет энтузиазмом.
Война.
Два всплеска, и все смешивается вдруг в одну сплошную кучу хвостов и ушей. Тири ныряет, дергая Ло’ака за ногу и утаскивая на дно, тот тащит за собой Нетейама, и импровизированный отряд «домино» полностью уходит под воду, хаотично барахтаясь и не давая друг другу выплыть на свежий морской воздух.
Тири, кажется, заряжает кому-то пяткой в грудь, но война — есть война, а потому времени на сожаления нет вовсе. Пузыри смеха клубятся до самой поверхности. Эйва, как же здорово просто дурачиться, не думая о том, что будет завтра, о том, кто она и как будет справляться с возложенной на нее миссией. Просто…дергать Нетейама за хвост, макать Ло’ака головой в воду и смеяться, смеяться, смеяться, пока соль морской воды приплясывает на кончике языка.
Она теряет бдительность всего на несколько секунд, ныряя, чтобы протаранить Ло’ака в бок, когда Нетейам вырастает из дна прямо под ней, закидывая ее тело на плечи. И Тири висит куклой, свешивая руки на его грудь, пока ее хвост неумолимо хлещет мокрой кисточкой его затылок.
— Победа, — объявляет Нетейам самодовольно, накрепко фиксируя ее рукой, обвитой вокруг талии.
— Победа! — Ло’ак скалится, вскидывая кулак к небу.
— Так вы сговорились?
По хитрому прищуру Ло’ака Тири понимает: однозначно сговорились.
— Все, — Нетейам вместе с ней на плече движется к берегу, — греться.
— Началось, — младший закатывает глаза, — я ведь только подумал, что злые чары рассеялись, и мой брат превратился в нормального На’ви…
Тири хихикает. Эйва, вот бы каждый день проходил именно так…
