Покрытая порохом смальта

Стрекотали сверчки, синеватая темнота обступала машину. Её крыша холодила спину и ноги, свисающие к стёклам. Разуться? Нет, нельзя — едва Роза двинулась бы, чтобы снять эти старые красные кеды, и она ушла бы. Кристина лежала на коленях, глядя в небо. Рыжие волосы пружинили под ладонью. — Ты их видишь? Здесь никого не было. Только лес, поле и чужая машина, играющая бликами тонкой луны. Тёплый ветер приминал плечи и тёрся о толстовку, словно рыжая кошка, лежащая на коленях и глядящая сейчас в небо. Роза видела во снах её волосы. Чувствовала, как качаются на их волнах пальцы, сплетаясь воедино. Мягкое, ласковое, едва отдающее мятой. Роза подняла голову. — Вижу. Звёзды цвели на небе мелкой пылью и едва-едва пробивались сквозь неё к земле. Неяркие, маленькие, неправильные, но всё-таки звёзды. — Мы редко их видим, — Кристина шептала, пальцы пытались отогреться среди её волос. В городе нет звёзд. Он забивал их машинами и искусственным светом. Звёзды сбегали подальше, за трассу, в деревню, на окраину. Как сбежали они вдвоём. — Много спят, наверное. Днём наверняка, — беженцы смотрели друг на друга и изредка мигали, — Им хорошо. Роза наклонилась и вдохнула мятный запах, перемешавшийся с запахом леса. Мята на толстовке, руках, в её квартире и даже в чужой машине, на которой они пропутешествовали всего ничего. Если звёзды были всегда, то Кристина была сейчас везде. — А ночью? — она дёрнулась, согнула колени; сквозь плед, расстеленный на крыше, выстрелил холод. Кристина повернула голову в сторону поля. Вместо простора — чёрная темнота, трепет листьев, чьё-то угасающее уханье, — почему тогда ночью не спят? «Потому что им надо когда-нибудь светить», — ответ неверный, грубый, даже пошлый. Роза кивнула головой сама себе — это совершенно не то, что она хотела бы сказать. И никакой космической пыли, никаких газовых гигантов тоже нет. Детский вопрос, в ответ на который нужно быть честным. Есть только звёзды. Только они вдвоём. Кристина зашевелилась и села. Тепло пропало с коленей, но тут же вернулось к плечам. Роза обхватила её — расслабить мышцы, вдохнуть полной грудью, наткнуться на мятные сигареты, выпирающие из кармана. Никогда нельзя было бы так лежать, будь здесь кто-то ещё. — Потому что ночью безопасней, — Роза дышит ей в шею и поглядывает на край неба, — они хотят быть одни на небе. Только они и луна. Замёрзшая рука легонько сжимает тёплое запястье. Кристина вздрагивает и обхватывает спустившуюся ладонь. Греет. Лес понимающе молчит. — Но здесь и мы, — голос проходит по позвоночнику до сердца, которое стучит на удивление спокойно. Они здесь, внизу, всегда. И звёзды наверху тоже. — Мы такие же. Роза отрывает голову от её плеча, смотрит в глаза тысячам, свободно дышит лесом и мятой. Темнота зеленеет и становится бархатной, вырисовывает синюю кофту, которая вдруг откидывается и упирается в грудь. Кристина облокачивается, и Роза чуть поворачивается. — И они видят нас… — Кристина смотрит в небо, наклоняет голову, ищет что-то. Небо блестит. — Видят всех. Они видят всё. — Они — Боги.