Пылающий

      С той стороны портала, в который он бросился вслед за Эфиром, Дайнслейфа встречает стена жара такой плотности, что он инстинктивно закрывает лицо руками и останавливается. Его проклятое тело выдержит и бег через открытое пламя, но разум даже спустя пять сотен лет не всегда вспоминает об этом вовремя и заставляет отшатываться от боли. Глупая человеческая привычка. Дайнслейф был бы рад ей, как любым остаткам своей человечности, не будь она сейчас так некстати.       Источник чудовищного жара впереди вдруг издает звук, похожий на щелканье языка об зубы. Звук осуждающий, почти раздраженный. Удивительно, что существу удается его издать в принципе и с такой характерной интонацией в частности, ведь у существа нет ни языка, ни зубов, ни рта.       Чтец Бездны, воплощенная элементальная энергия пламени, обряженная в бессмысленные тряпки, висит в воздухе посреди пульсирующей фиолетом пустоты и осуждающе цыкает на Дайнслейфа зубом.       — И ты просто взял и бросил ее там? — скрипит существо. — Одну-одинешеньку?       — С дороги, — шипит Дайнслеф и делает шаг вперед… только чтобы отступить назад. Жар, нестерпимый, плавящий кожу, стеной отсекает его от отродья Бездны.       — У тебя был такой шанс стать к ней ближе! — Чтец в сердцах всплескивает руками, будто не знает, что ближе Дайнслейф хочет стать разве что к его горлу, чтобы раздавить его в кулаке и отправиться по сети порталов дальше. — Утешить ее в момент уязвимости, подставить плечо в эту трудную минуту… Она ведь только что лишилась брата, дубина ты стоеросовая! Что ты за мужчина такой? Бросил даму в беде!       Не будь Дайнслейф так зол сейчас, то рассмеялся б. Абсурд. В нем и человеческого-то осталось на самом донышке, а уж мужского из того — малая толика. Дайнслейф не больше мужчина, чем этот кривляющийся столп пламени.       Столп пламени, стоящий между ним и Эфиром. Тот так близко, как не был уже сотни лет…       Дайнслейф рывком бросается вперед. Чтец театрально охает, и в лицо Дайнслейфу снова бьет жаром. Давление раскаленного воздуха замедляет его, но не останавливает — Дайнслейф продолжает рваться вперед сквозь жар.       Он упорствует, даже когда кожа начинает бугриться волдырями, обнажая мясо. Не останавливается, даже когда слышит звонкое, дробное шипение — это шкварчат на его оголившихся мышцах остатки подкожного жира. Он видит пламя — радостное, желто-алое — которым вспыхивают его одежда и волосы, и двигается вперед. Он делает шаг за шагом на ногах, с которых шматками отваливается горелая плоть, пока не грохается оземь горой дымящегося мяса и костей.       Последнее, что он видит, прежде чем его глаза спекаются в глазницах, — это как огонь лижет прорезь в шлеме Чтеца. Из-за этого кажется, будто тварь ухмыляется.       Во тьме Дайнслейфу все еще жарко. У него больше нет глаз, чтобы видеть, нет языка, чтобы говорить, нет ушей, чтобы слышать — все сгорело, спеклось, лопнуло от жара. Но каким-то чудом голос существа, у которого нет рта, доносится до его слуха:       — И чего ты добился? Дайнслейф Сумеречный Дурак!       Да уж, признает Дайнслейф. Если Чтеца послали, чтобы задержать его, то он со злости только сыграл твари на руку. Искореженное жаром тело будет восстанавливаться долго.       По крайней мере, теперь он избавлен от необходимости вести со Чтецом бессмысленную беседу.       Впрочем, от необходимости слушать причитания Чтеца Дайнслейфа, похоже, не способна избавить даже гибель физического тела.       — А мог бы, напомню, сейчас ворковать с путешественницей, целый и невредимый! Но ничего. Ничего. Уж я найду способ ее утешить.       Скорее уж она утешит Чтеца мечом, устало думает Дайнслейф. Он мало знает путешественницу Люмин — Ирминсуль не хранит данных о ней, а узнавать людей по старинке, через разговоры и наблюдения, Дайнслейф… несколько отвык. Но и его невеликих знаний довольно, чтобы понимать — с отродьями Бездны Люмин не церемонится.       — За кого ты меня принимаешь? Конечно, я не явлюсь ей в таком виде! — фыркает Чтец, словно услышав его мысли. Наверное, так оно и есть. Проклятие связывает их крепче любых цепей. Делает, как это не мерзко, родными. — Верно. Тебя она не гонит взашей, хоть ты и проклят. Чем я хуже? Возьму человечье тело, и всего делов. Думаю, подойдет мужское. Светловолосое.       Дайнслейф не видит и не чувствует, но почему-то знает — Чтец склоняется к его телу и смахивает с обожженного черепа пепел, оставшийся от сгоревших волос.       — Похоже, ей только такие и нравятся.