Завоевание Вестероса: Презренные и благословенные

      Голубое небо над головой казалось странной насмешкой над тем, что произошло совсем недавно. Звуки птиц, ворочающихся и поющих на деревьях, вторили крикам умирающих или заглушали последние слова уже почти покинувших этот мир солдат.       Весь лагерь состоял из грязно-серых палаток. Кое-где выбегали помощники знахарей в окровавленных одеждах, вынося красные тряпки или чтобы помочь донести очередного найденного среди мёртвых ещё живого человека, стенающего или рыдающего.       Лагерные бездельники, число которых состояло из всегда примыкавших к войскам различного рода торгашам, девиц и прочего сброда, медленно слонялись.       При виде и звуках мучений его людей — тех, с кем Джор Масси делил одно поле боя и сражался бок о бок, а порой и распевал песни у костров среди простых воинов, не прячась за покровом собственного шатра — болело сердце. В один момент Джора посетила ужасная мысль, что лучше было бы если он и не знал их: ни смельчака Роберта, ни Корта с забавным акцентом, ни Уилларда.       Всё, что теперь он мог — наблюдать и слушать, молясь всем Семерым о том, чтобы как можно больше людей смогли вернуться домой к семьям. Но вместе с тем в душе Масси разгоралась ненависть, желание мстить и проливать кровь, чтобы и враги познали те же муки.       Взгляд Джора обратился на запад, где за небольшой лесополосой находился другой лагерь войска Бар-Эммонов. Конфликт между двумя домами вспыхнул внезапно, а самые жестокие и кровавые войны как раз движимы порывом. И эта не стала исключением.       В течении двух месяцев Джор Масси давил войско Кивана Бар-Эммона, заставляя этих ублюдков отступать — дальше и дальше к Острому Мысу. Он хотел заставить их дойти до замка, создать видимость осады и под покровом ночи маршем продвинуться к стану Брисена Масси, собиравшего войско. Но вчера бегство закончилось, Киван Бар-Эммон развернул порядки и отдал приказ о наступлении. Это было немыслимо, ведь он начал атаку, когда день клонился к закату, всё пришло к тому, что две стороны оказались в ситуации, когда им пришлось сражаться в темноте.       Бои были кровопролитны. Две армии понесли огромные потери, а на утро им пришла весть о том, что был заключён мир. Мир! Мир!       Это было не его своеволие, не поспешное или благородное прекращение сражений на какое-то время только для того, чтобы все вскоре заново приступили к смертоубийству после того, как убитых почтят, а раненых заберут с очередного поля, но воля свыше, подкреплённая заверениями глав двух домов.       Когда Джор это услышал, он был готов рассмеяться в лицо гонцу. Его люди погибали ради того, чтобы Бар-Эммоны захлебнулись своим тщеславием, а теперь им, после всего этого, говорят, что дом Масси получил пару холмов и ручейков?       Но приказ есть приказ. И теперь Джор мог лишь гневаться, не более того.       Вздохнув, Масси начал спускаться вниз по холму, на котором расположился.       Миновав вал и дозорные башни, он с мрачной поспешностью вошёл в одну из палаток.       Внутри сновали Молчаливые Сёстры, забиравшие усопших. В углу, где — слава богам — труд Сестёр пока не требовался, у избранного взглядом Масси раненого находился один из помощников целителя — его звали Бринсеном. Он держал за руку своего поджарого подопечного, по всему торсу которого виднелись перевязанные раны. — Выживет, — ответил Бринсен. Его лицо отмечали следы усталости от бессонных ночей в тяжёлой работе. Бринсен обратил глаза к Джону. — Это чудо. Любой другой бы умер. — Видимо, судьба хочет, чтобы Корт по-прежнему веселил нас. Не знаю, для кого это более жестокая участь — для него или для нас, — Масси искренне улыбнулся. Но внезапно улыбка погасла: — А остальные?       Бринсен поднялся и подошёл к Джору. — Больше половины не выживет, — говорил он, понизив голос до шёпота. — Остальные, скорее всего, смогут перенести ранения, но всё равно многие останутся калеками. Нам скорее нужно вернуться в Камнепляс, мейстер сможет позаботиться о них.       Джор Масси кивнул. — Я отдам приказ о скорейшем переходе.       Казалось, что он хотел ещё что-то добавить. Возможно, выразить скорбную надежду или просто ещё раз осыпать проклятьями Бар-Эммонов, но вместо этого Джор вышел из палатки, сжимая кулаки. Оказавшись на улице, он полной грудью вдохнул воздух и с ужасом осознал, что даже за приятной свежестью чувствовался смрад гниения и привкус крови.       Киван Бар-Эммон сидел у ложа уже несколько часов. Он только мгновение назад перестал выть окровавленным горлом. Лицо рыцаря собственноручно исцарапано, тёмные волосы растрёпаны, придавая ему безумный вид. Его воины столпились за палаткой, но никто не осмелился его потревожить, слишком испуганные силой его горя.       Бар-Эммон снова склонил голову, уткнувшись в прикрытый тканью лоб мертвеца. Вчера это был его двоюродный брат, ставший ближе всех остальных родственников за те года детства, что они провели вместе. Теперь он пал, был убит, прирезан, как собака.       Внутри Бар-Эммона не было ничего, кроме сжигающей остатки других чувств пустоты, в которой исчезли и сами мысли. Единственной реальностью стало падение в эту бездну. Он был узником одного мгновения, жертвой единственного переживания. Для рыцаря время потеряло всякий смысл, всё его существование поглотил вид лежащего перед ним тела.       Но вдруг в палатку кто-то спешно ворвался, по началу Бар-Эммон этого даже не заметил, но вбежавший что-то говорил, кричал, затем подойдя к Кивану. Тот уставился на него красными глазами. — Милорд, прошу вас!       Бар-Эммон не понимал, о чём идёт речь. Наверное, нарушитель покоя это понял и вновь повторил то, что он выкрикивал мгновение назад: — Милорд, на нас напали! Эти ублюдки нарушили перемирие! Они! Их отряд! Лазутчики Масси ворвались к раненым, принялись убивать всех без разбору!       С той же неукротимой силой, с которой властвовало горе Кивана, в нём зажглась ярость. Выражение его лица теперь пугало, став искажённой, скалящейся маской. — Восстановить дисциплину, — ответил Бар-Эммон дрожащим от чувства голосом, — выстроить боевые порядки. Теперь мы убьём всех их до единого.       Солдат спешно поклонился и выбежал на улицу. Бар-Эммон в последний раз взглянул на тело своего побратима: — Теперь я сожгу их всех.       Джор Масси спешно взабрался на коня и галопом поскакал вдоль неровно выстраивавшихся рядов.       Все его люди, уставшие после сражения и измученные полученными ранами, пытались крепиться. Он подбрадривал их громким кличем, но сам не понимал, что послужило причиной очередного нападения на них. Тем не менее, это непонимание ещё сильнее подтапливало в нём ненависть.       Подлые мерзавцы.       Джор слышал звон, лязг и приказы назначенных им командиров. Во всех их движениях и голосах слышалась ошарашанность, но более всего — всё то же стремление отомстить за потерянных друзей и родственников, которое чувствовал и сам Масси. Их враг стал теперь не человеком, а чудовищем без чести и совести, которое можно было только уничтожить и попытаться сделать так, чтобы мир о существовании этого зла.       С этого момента война будет вестись не ради золота, земель или славы, отныне есть только два конца — победа или смерть.       Орда Бар-Эммона уже почти подошла к ним через недавнее поле битвы в лесополосе. Факелы этого зловещего войска мерцали жёлтыми огнями между аркад древних деревьев.       Вражеские воины шагали, а Масси их ждал. Жгучая ненависть боролась с полководческими инстинктами. В одно мгновение ему хотелось рвануться вперёд, а в другое, руководствуясь разумом, не гнать своих истощенных солдат.       Войско Масси ждало. Когда между двумя противниками оставались какие-то пятьдесят метров, когда кличи двух сторон оглушающей лавиной заполнили пространство, а горны завыли, две лавины из человеческих тел столкнулись.       Джор и сам вступил бой. Он, верхом на коне, разил врагов своим мечом. Однако в пылу битвы его стащили с коня пехотинцы и чуть не прикончили мизерикордией. Он поднялся, принялся вновь сражаться, к нему побежали его люди в яростной попытке защитить своего вожака от смерти.       Но внезапно в бок что-то врезалось, повалив его на землю. По просто украшенному шлему, несмотря на заслоняющую глаза пелену кровожадности, Масси узнал владельца — то был Киван Бар-Эммон. — Сын шлюхи! — бросил он, пытаясь пробить добраться до сочленений доспехов Масси кинжалом. — Трижды проклятый кусок дерьма!       Джор и Киван валялись в грязи, переворачивались, желая убить друг друга всеми доступными способами. До какого-то момента они осыпали друг друга ругательствами, но потом с молчаливой — и от того ещё более пугающей — жестокостью колотили друг друга наручами по шлемам, старались вогнать клинок в уязвимые места доспехов.       Наконец, у Кивана Бар-Эммона это получилось. Выгнув руку врага, лёжа на земле, он вогнал острие в плоть воина.       Затем последовал ещё один удар, обездвиженный Джор упал в грязь. Но Кивану это было мало. Он тяжело опустился на колено и принялся колоть и колоть, желая причинить ту же боль, что и испытал сердцем сам.       В конце концов Бар-Эммон поднял щиток вражеского шлема и посмотрел прямо в голубые глаза под ним. В этот момент он выглядел почти спокойным, будто и он был готов разорвать противника, подобно зверю, всего мгновение назад.       Его губы растянулись в злой усмешке. Киван пронзил горло воина и отшатнулся в пренебрежении. — Все вы сдохните, — сплюнул он, устремив взгляд отвращения на труп.