Dark Red

      Вечерняя синева пеленой стягивалась над самой головой. Погода сегодня на удивление спокойная, безоблачная, лишь слабый ветерок иногда трепет листву высоких лесных деревьев, срывая желтеющие листья с веток. По всему периметру — тишина, которую не способно нарушить ничего. Это можно было бы назвать спокойствием, если бы Роджерс, из последних сил заставляющий себя упрямо идти вперед, не ощущал, что еще несколько шагов и его снова вывернет на гниющие под ногами листья, что за много месяцев оккупировали землю плотным слоем. Его голова до омерзения сильно кружилась, и если бы он мог ощущать боль, то точно бы знал, что прямо сейчас его терроризирует изжога.       Его ноги немного трясутся, подкашиваются и он, едва приблизившись к толстому еловому стволу, убого приземляется на колени. Одна его рука опирается в сухую кору, пока другой он поспешно стягивает маску со своего лица и прижимает ладонь ко рту, будто это может его спасти от неминуемого. Отвратительный приток рвоты уже ощущается горечью на корне языка, кислотой растекается вдоль него, после чего его желудок несколько раз сокращается, вызывая более сильный приток тошноты. Желудочный сок вытекает между его пальцев, ядрено-желтым пятном растекаясь на листьях под ногами, Тобиас заходится тяжелым кашлем, все еще не отнимая руку ото рта и его снова выворачивает, но уже с меньшей силой. Кислятина остается на языке, заставляя его сплюнуть все то, что было у него во рту. Взгляд из-под очков-авиаторов устремляется на перчатку, в которую была облачена ладонь: желтушная желчь кляксами пропитала собой перчатку, местами мелкими бусинами прилипнув к мелким шерстинкам. Эрин издает полу вздох, полу рык, после чего спешит стянуть ее с руки.       Этот кошмар продолжался уже несколько недель, но сейчас обострился до невозможности. Он не ел уже несколько дней, либо спал слишком много, либо не спал вообще, чувствовал бы температуру — ощутил бы, что его ужасно лихорадило все это время. Отек от раны под ребром не давал свободно двигаться, от былой скорости и гибкости не осталось ничего, складывалось ощущение, что ему оставалось не так уж и долго, к тому же за это время он успел слишком сильно похудеть, его ребра торчали как у усохшего трупа, если еще и взять во внимание, что и до этого он не был особенно хорошо сложен физически. Казалось бы — рана лишь мелочь, на которую не стоило даже обращать внимания, однако оказалось, что проблем от этого больше, чем ему хотелось бы.       Лира и Конни всегда говорили ему: «Тоби, пожалуйста, следи за собой, если что-то случится, то сразу говори», в прочем, делали они это не безосновательно. В детстве было много казусов, когда не понимающий в принципе проблемы травм Роджерс умудрялся зарабатывать сильные ушибы и переломы, когда он был младше, то вовсе мог часами жевать свой язык и губы, просто потому что не мог ощущать никакого дискомфорта от своих действий, итогом чего стали множественные шрамы. Однако, после смерти Лиры и побега из своего дома следить за состоянием он перестал, словно бы моря были ему по колено, а горы по плечо. Почему-то он никогда не задумывался о том, что вообще может чем-то заразиться или даже просто заболеть, в конце концов, если так посмотреть, то за те семнадцать лет, что он прожил с семьей и за те четыре года, которые он скрывался от всего мира, делая то, чего хочет он, Тобиас в общем-то никогда не страдал от болезней. В прочем, видимо, его везению рано или поздно суждено было кончиться.       Просто Эрин забыл, что если не чувствует боли, то это не равняется тому, что он абсолютно неуязвимый.       В тот день стояла такая же спокойная погода, диск луны ярко сиял над высокими деревьями, редкими лучами падая на землю, лишь слегка освещая окружение и дорогу. Он видел цель: молодой парень, который отошел от своих приятелей слишком далеко. Видимо, факт того, что где-то в лесу орудует маньяк лишь сильнее привлекала людей, хотя по сути это было место, которого нужно было напротив остерегаться, но признаться честно, Тикки это практически не волновало, от него требовалось не так уж и много: убей человека — дело с концом, главное, чтобы он был доволен, только и всего. Роджерс ощущал себя как хищник, который всматривается на свою жертву из темноты, готовый к прыжку в любой момент, ожидающий лишь момента, когда цель совершенно точно не будет ожидать нападения. И этот момент наступил, правда по своей невнимательности, всегда меткий Тобиас умудрился промахнуться, вогнав лезвие одного из топоров в дерево, да и так глубоко, что у него не удалось вытащить его с первого рывка. Да, наверное в тот момент он получил удар складным ножом под бок, но этого даже не заметил. Лишь небольшой толчок, никакого дискомфорта, даже не ощутил как кровь брызнула с такой силой, что испачкала что его толстовку, что брюки. В прочем, сосредоточен он был на другом: уносивший ноги парень что-то кричал, несся как угорелый вперед, будто это могло его спасти, правда была одна проблема: дважды Роджерс никогда не промахивается. Никогда.       Когда лезвие топора достигло свою цель, то голова жертвы раскололась на две части с таким же звуком, с каким в рекламе по телевизору тесак разрубает сочный арбуз. Если бы вы хотя бы раз спросили у Тоби с каким звуком раскалывается голова человека, то он бы подумал несколько секунд, и лишь потом, негромко, неохотно и нервно произнес: «С-со звуком ра-раз-разрубленного арбуза…», ну, или падающего, разница не велика.       Он лишь минутами позже обнаружил ручку ножа, торчащую из его бока, без всяких промедлений он вытащил ее так, словно бы нож был обычной зубочисткой, а после просто отбросил его в сторону и не придал никакого значения полученному урону. Не придал, а стоило бы: первые дни рана его не беспокоила, затем появилась отечность, аппетит пропал через еще несколько дней, а затем началась и рвота. Наверное были и другие звоночки, которые он просто не мог ощутить, но понял, что дела идут совсем уж плохо, когда его рвало следующие несколько дней и вместо привычной рвоты под его ногами оказалась почти ядовитого цвета желчь. Хотя, может, она была не такой уж и яркой, но запомнилась ему таковой. Организм начал стремительно слабеть, а затем его начало ужасно штормить, и единственное свое спасение он видел в том, чтобы как загнанный зверь, добровольно выйти к людям. Словно большой хищник, бегущий от огня, он мог лишь уповать на то, что сможет найти спасение в ближайшем населенном пункте. Городок захолустье, окруженный плотным лесом, где дай бог наберется десять тысяч человек. Наверное не сильно развитый, отсталый от мегаполисов, в каком-то плане, но тем и хороший для такого, как он.       Тобиас с огромным трудом подымается с колен, пошатнувшись, и чуть не упав в лужу собственной рвоты, от чего на секунду испытал омерзение, представив, как коленями падает в ядреную лужу желчи. Его сердце забилось быстрее, чем за все дни до этого момента, уши от чего-то заложило, и наступила до оглушения звенящая тишина, как бывает в играх-шутерах, когда в персонажа прилетает ослепляющая граната. Его бока словно сильно сжали, от чего появился некий дискомфорт, и при всем усилии он не мог сделать даже глубокий вдох, его легкие будто упирались в грудную клетку. Тело мелко задрожало, как если бы по нему пропустили слабый поток тока, а затем… он побежал. Почему-то ему начало казаться, что кто-то или что-то дышит ему прямо в затылок, от чего-то он думал, что прямо сейчас, если не побежит, то умрет прямо тут. Панических атак у него не было уже давно, но прямо сейчас, будто находясь на грани жизни и смерти, он даже не мог осознать, что именно с ним происходит.       Все свои мизерные, последние силы он отдавал на то, чтобы бежать и не оглядываться назад, из сгущавшейся темноты за ним будто бы тянулись темные, шершавые, почти колючие и знакомые щупальца. Его сердце стучало так быстро и сильно, что он мог ощутить, будто оно буквально выпрыгивает из его груди. Ноги двигались тяжело и неохотно, будто бы к ним на цель приковали тяжелые железные шары, какие изображали на карикатурных изображениях заключенных в тюрьмах. Иногда он спотыкался, падал, выставляя в последний момент руку впереди себя, опирался на гнившую месяцами листву, отталкивался и бежал дальше. Лес начинал постепенно редеть, появились протоптанные тропки, ведущие то ли вглубь леса, то ли на выход из него, и наконец, длинная протяжная дорога, в середине которой он и вовсе упал на четвереньки без всяких сил. Его сердце продолжало учащенно качать кровь, перед глазами начинало плыть и темнеть, и буквально через секунду резкий поток света его ослепил. Что-то очень тяжелое не слишком, но сильно боднуло его в раненый бок, заставив окончательно распластаться на земле. На пару мгновений он выпал из реальности, а затем приоткрыл глаза. Линза в очках треснула, из-за чего на одном глазу картинка размножилась, чья-то фигура носилась около него, незнакомый голос слышался как из-под толщи воды, он мог разобрать лишь смутные «скорая», «полиция», «позвонить» и другую тарабарщину, которая сделала бы его жизнь намного хуже той, что у него была прямо сейчас. Наконец, темная фигура склоняется перед ним и делая финальный рывок, он хватает что-то, кажется, руку. — Н-не надо ник-куда зво-звони-и-ить… — Его голос звучал до ужаса хрипло, тихо и немощно, чужую реакцию он не увидел. Мир перед его глазами будто бы сжался в темную точку и резко взорвался в его голове, заставляя его с облегчением уронить голову на холодную дорогу, прикрывая глаза. — Эй, Тикки, я и мои друзья взяли на себя смелость исправить твой рюкзак. — Мейсон Бадли, местный хулиган, с низким гортанным смехом грубо пихает испачканный школьный ранец в руки Роджерса, после чего его тяжелая толстая ладонь, что есть силы, вжимает его в холодный металл школьных шкафчиков, заставляя Тоби с некоторым непониманием уставиться на одноклассника. — А то ты с таким кислым лицом ходишь, что смотря на тебя становится тошно. — Что нужно сказать, Тикки? — шестерка Мейсона, как Тоби сейчас помнил, Пол Патрик, внешне чем-то похожий на облезлую крысу, возник под боком своего товарища и мерзко улыбнулся, от чего желваки на его лице напряглись, делая его лицо еще более острым, чем было до этого. Его маленькие крысиные глазки уставились на Эрина как на свежее мясо, словно бы в любой момент он мог впиться в него зубами и разорвать в клочья. — «С-с-спас-с-сиб-б-б-бо». — Мерзко передразнивая Тоби Мейсон снова захохотал.       Дети всегда были к нему жестокими, даже сейчас, в этот момент. Это была только начальная школа, за время которой Тоби уже начал думать, что наверное, с ним правда что-то не так, хотя это всегда было очевидно, просто именно сейчас он действительно начал думать, что он — мусор. Наверное именно начальная школа поселила в нем сильную замкнутость, может быть что-то другое, точно сказать он не мог. Сейчас маленький Эрин думал лишь о том, что хотел бы быть сейчас дома, жевать хлопья и смотреть какой-нибудь фильм по телевизору со старшей сестрой. Его мечты разбивались о жестокую реальность, когда рука Пола Патрика грубо ерошит его волосы, и смеясь мальчишка грубо отталкивает его, заставляя затылком сильно приложиться о школьный шкафчик. Роджерс завыл из-за того, как же резко у него потемнело в глазах от этого удара.       Когда же он открывает глаза, то яркий солнечный свет бьет ему в лицо из щели между плотными шторами чьей-то гостиной. Сначала он даже не понимает, что с ним произошло, перед глазами была лишь крысиная рожа Патрика, даже как-то странно, что хулигана он вспомнил чуть больше, чем через десять лет с момента, как видел его в последний раз. Странное неожиданное воспоминание сразу теряется на фоне ситуации, в которой он оказался. Рука рефлекторно прикасается к лицу, не находя маску на том, после чего ладонь с большей силой прижимается к щеке, будто если бы он прижимал ее еще сильнее, то она бы пришла в полный порядок. Как наивно.       После этого другая рука прижимается к другой щеке, обе ладони ползут вверх по лицу, затем медленно вниз, потирая его. Сонливость немного снимает, но ясности ситуации не придает, да и он не может вспомнить ничего из того, что с ним произошло. Вот он помнит, как его согнуло в лесу, как его вырвало в очередной раз, как его ребра неожиданно взяло в тиски и… все, на этом его воспоминания обрывались, внятного ответа не было. Тяжелый вдох через зубы, после которого он очень неохотно отрывает руки от лица и смотрит по сторонам. Светлая гостиная чужого дома встречала его приятными пастельными оттенками, обои на стенах немного блестели, когда солнечные лучи задевали те. Пахло чем-то вкусным, наверное, с кухни, тянуло чем-то жареным вроде мяса с овощами или чего-то еще. Его желудок свела судорога, словно напоминая о том, что он не ел уже несколько дней и тяжело вздыхая он поворачивается набок, притягивая ноги к груди. Диван был удивительно мягким, хотя, наверное, удивительного ничего тут не было, просто за последние четыре года его голова не касалась ничего мягче собственной толстовки, которую он иногда комкал, чтобы положить под голову.       Неожиданно он слышит чьи-то тихие шаги. Они прекращаются на секунду, после чего становятся все ближе и ближе, кто-то останавливается напротив него и опускает около дивана ведро. Зачем, интересно? Он апатично наблюдает за этим, едва шелохнувшись, чтобы спрятать часть своего лица под одеяло, из-за чего неизвестный дергается в удивлении и наклоняется, чтобы посмотреть ему в лицо. Перед глазами предстает женское лицо, обрамленное смольными пушистыми волосами, у неизвестной девушки темные, почти черные бездонные глаза, легкие синяки под глазами и пара родинок, около носа и над бровью. Непослушная прическа «шегги» лезет ей в лицо, но ее глаза кажутся такими изумленными, что ее это не беспокоит. Они пару секунд молчат: Тоби — потому что не хочет говорить в принципе, потому что ощущает себя до удушья неуютно, будто бы все здесь являет для него опасность; неизвестная — потому что удивлена, искренне и по-детски. — Вы в порядке? — Ее встревоженный голос звучит слишком громко и она опускается на колени перед диваном, от громкости Роджерс жмурится и тихо вздыхает, уставившись на нее как на врага народа. — У вас ничего не болит? Что с вами случилось? Вам нужна помощь или- — Н-нет. — Тоби немного покачал головой и зарылся в одеяло еще сильнее, закусывая губы с такой силой, что они начинают кровоточить. От обилия вопросов ему становится не по себе, будто бы он провинившийся школьник, а не убийца орудующий топорами. — Я в п-по-порядке. — Мне очень-очень-очень жаль, я не знаю, как это вышло, я просто отвлеклась на секунду, а там вы и вообще… — Она сбилась со своей мысли, но общую суть того, что она тараторила, Эрин, в общем-то, уловить смог. Девушка выглядела виноватой, но за что именно она извинялась тот не понимал, тем не менее уточнять не спешил, просто молчал, будто собственный язык встал у него поперёк горла. — Я хотела вызвать скорую или полицию, но вы сказали, что никуда не надо звонить, я подумала, что у вас могут быть проблемы и я не знала, что делать! Я очень виновата, но у меня не было другого выбора! — О-о ч-чем ты гов-гов… — он запнулся, делая резкий вдох, его дернуло в приступе нервного тика и он невольно вжался в подушку. — говоришь?       Она застыла, удивленная тем, что увидела. Глаза ее выражали искренний страх и непонимание, что было в упор проигнорировано самим Тикки, это было для него нормой, но для незнакомки, понятное дело, что нет. Она смотрела на него в удивлении еще несколько секунд, а потом стыдливо отвела глаза, пялиться после увиденного было очень стыдно. — Я же сбила вас, и… мне правда жаль, может вам лучше в больницу? Вы выглядите очень нездорово, да и у вас рана на боку… — М-мелочи. — Он отрицательно махнул головой, но все же стянув с себя одеяло приподнял толстовку, заглядывая под нее. Рана была заботливо обработана и перемотана бинтами, в принципе уже было неплохо, но его состояние от этого стало лучше лишь на йоту. — Спасибо. — Ваша щека… давно это у вас?       Тикки опешил от открытого вопроса, нервно сглотнул и уголок его губ снова дернулся в небольшом тике. Стрессовые ситуации лишь сильнее обостряли его дерганья, что контролировать он не мог. От чужого внимательного взгляда хотелось спрятаться, да и вопросы у той на лице были едва ли не высечены на лбу. — Да. — короткий ответ был сопровожден его переворотом к спинке дивана, чтобы не смотреть на незнакомку. От внимания ему было неприятно и лишь сильнее заставляло его загоняться в какие-то рамки разговора, от чего говорить было еще труднее. — Давно. — Простите. — Она стыдливо притихла на пару мгновений. — Как вас зовут? — Тоби. — Без какой-либо задней мысли отвечает тот и прикрывает глаза, надеясь, что этот разговор скоро закончится, слишком неловким и неприятным тот был. — Я Джейн. — Она улыбнулась, хотя для Роджерса это было незаметно, он даже не повернулся, лишь ответил каким-то мычанием, напоминающим «угу». — У вас какие-то проблемы, да? — Д-да, немног-го. — Он кивнул. — Мне нельзя в больницу. — Но у вас такая рана, да и я еще вас сбила, к тому же ваше заикание и- — Все нормально. — Он снова повторяет это и натягивает одеяло на плечи, словно надеясь, что оно подействует как мантия-невидимка. — Это будет, между н-нами. Ничего страшного.       Джейн непонимающе смотрела на него, что Роджерс мог ощущать собственным затылком, после чего она медленно поднялась на ноги, неловко посматривая на парня. Кажется она хотела что-то спросить у него, но из-за такой отдачи с его стороны ей сделалось не по себе. Наверное все в этой ситуации для нее было странным, страшным и неловким, если так подумать, то она сбила человека, а тот умудряется при всем утверждать, что все в полном порядке и вообще ей не надо беспокоиться об этом. Видимо, из-за этого ее беспокойство росло еще сильнее. — Может вы хотите поесть? Я приготовила еды. — Ее слова прозвучали негромко, смущенно, правда, в плохом смысле этого слова.       Однако Тоби отрицательно покачал головой, после чего немного повернулся к ней. Девушка смотрела в сторону кухни, будто бы даже боялась посмотреть на парня, которого сбила этой ночью. Его пристальный взгляд уперся в ее лицо и фигуру, после чего он опустил глаза. Края ведра немного выглядывали из-за дивана, и он нахмурился. Что-то в его голове не складывалось. — З-зачем ведро? — Вас рвало ночью. — Девушка стыдливо потерла плечо. — И утром тоже.       Взгляд Тикки опустился еще ниже, уперевшись в ковер под ногами той. Да, он мог увидеть выделяющиеся нездоровые желтые пятна на почти белоснежном ковре. Видимо он действительно успел подпортить некоторое имущество, однако мысль о том, что девушке пришлось драить ковер от его рвоты сделала его осознание лишь хуже, заставив его закусить внутреннюю сторону здоровой щеки. Неприятная и неловкая ситуация, наверное, будь у него силы, тот бы просто встал и ушел, но был вынужден лежать прикованный к дивану незнакомки. — Так… как насчет еды? Я купила тут некоторые таблетки, их нужно пить перед едой. Было бы лучше все же поесть.       Желудок Тоби снова скрутило, и он медленно выдохнул через нос, раздумывая над этим. Таблетки? О каких таблетках вообще может идти речь? Да и для чего они? В любом случае, Тикки уже давно думал о том, что окружающие всегда знают все намного лучше, чем он сам, что было не удивительным. К его состоянию были внимательны вообще все, кроме него самого. — Б-было бы слав-вно. — Он медленно кивнул, на что Джейн снова улыбнулась, почти сразу скрываясь в дверном проеме.       Она была в какой-то степени странной. Как-то слишком легко отнеслась к тому, что он попросил ее никуда не звонить, привела его к себе домой, обработала рану под ребром, да и пытается еще его убедить сделать что-то или разговорить, быть милой. Или, может, странным был он? Эрин давно отвык от человеческой сентиментальности, может быть ее поведение было даже более чем нормальным в такой ситуации? В конце концов она могла бы просто сесть в машину и уехать, верно?       Джейн возвращается очень быстро с подносом, на котором стоит глубокая тарелка, пара белых таблеток и стакан с водой. Девушка опускает поднос на невысокий кофейный столик, после чего пододвигает его ближе к Роджерсу, который с некоторым трудом принимает сидячее положение. В миске перед ним плавает очень жидкий суп с овощами и рисом, более того почему-то Эрин уверен, что он не соленый. Странное зрелище, почему-то он был уверен, что с кухни пахло чем-то более аппетитным. — Я подумала, что для вашего желудка это будет лучше. — Словно прочитав его мысли произносит девушка, неловко опускаясь на пол около столика. — Вам лучше не есть сейчас жирную пищу. — М-м-можно на ты? — Сквозь периодические заикания протягивает тот, ложка сразу оказывается в руках, после чего он вяло крутит ее, осматривая, стараясь этим скрыть то, насколько не по себе ему было произносить эту фразу. — Да, конечно!       Тикки кивает, ощутив как его руку слабо подергивало, из-за чего он решил прижать ее между колен. Сначала тот закидывает в рот пару горьких таблеток, от чего-то навивающих ему воспоминания о детстве, запивает и апатично смотрит в глубокую миску. Ест он в неприятной тишине, в принципе проводить трапезу под чьим-то наблюдением всегда неприятно. Это напоминало ему те неловкие ужины в его подростковые годы, когда семье даже нечего было обсудить за столом после очередного акта истерики отца несколькими минутами ранее. Воспоминание не из лучших, но почему-то когда он думал об отце, то периодически на лице Тоби проявлялась легкая маниакальная улыбка. Почему-то очень приятно было вспоминать то, что он сделал с ним после всех тех лет, что старый ублюдок терроризировал его семью. Однако, не совсем понятно, была ли эта улыбка искренней, или же напротив являла собой очередной приступ его нервных тиков или вовсе чего-то иного.       Запихивая в рот очередную ложку пресного супа он замирает на мгновение, потом опускает ее в миску и от чего-то очень сосредоточенно пытается поймать вареную морковку, хотя не сказать, что та ему вообще нравилась по вкусу. Личных счетов у него с морковью не было, но ее сладковатый привкус был не очень приятным, особенно сейчас. — Что с тобой случилось? — Неожиданный вопрос в который раз застает его врасплох. — Твоя рана на боку выглядит очень плохо, как ты ее получил? — Не-небольшая заварушка. — Он издает нервный смешок, говорить про себя не хотелось совсем, было бы лучше, если бы мир вовсе забыл о его существовании, чем облегчил ему жизнь хотя бы немного, однако вряд ли звезды когда-нибудь сойдутся на том, чтобы это произошло. — А что насчет те-тебя? Чем ты занимаешься?       Не ожидавшая интереса в свою сторону Джейн замялась. Ее палец немного нервно намотал длинную лохматую прядку, формируя локон, затем отпустил и повторил это действие снова. Она отвела глаза и ее губы дернулись, словно бы она попыталась скрыть нервную усмешку, или, как подумал Тоби по собственному опыту, нервный тик. — Я работаю официанткой. — Робко произнеся это, девушка еще сильнее подтянула колени к себе, а затем обхватила их руками, укладывая голову на них. — Раньше я училась в университете, но у моего парня появились проблемы и поэтому я решила отчислиться, чтобы помогать ему.       От ее слов Тикки чуть не подавился. Для него было безумным допустить мысль о том, что девушка действительно может пойти на такие безумные жертвы ради какого-то парня. Наверное, если бы сам Тобиас дожил до того дня, когда ему нужно было бы поступать в университет, и он бы поступил, то вряд ли что-либо вообще смогло бы заставить его отчислиться оттуда. В прочем, наверное такое мнение перешло ему от Лиры. Она училась в университете на момент своей смерти, и несмотря на то, что после учебы та всегда выглядела до ужаса уставшей, как говорила сама сестра, она ощущала себя счастливой. В их жизни вообще было мало поводов для радости, была ли она счастливой от факта, что учится на профессии, которая ей нравилась или от того, что теперь проводит дома больше времени ему всегда было не понятно, а сейчас Лира не сможет ответить на этот вопрос. Мертвые, в конце концов, разговаривать не умеют.       Он вновь заталкивает ложку супа себе в рот, невесело заметив, что его тарелка уже успела опустеть к этому моменту. Хотел перевести тему, но в итоге нагнал на себя еще больше размышлений, и так выходило всегда. — Эт-то как-то странно… П-поступить в университет и так тяжел-ло, а ты так просто отчислилась из-за па-па-парня? — он покосился на Джейн, видимо, смутив ее своим замечанием.       Его собеседница медленно поднялась с пола, отряхнув одежду, после чего наклонилась, чтобы забрать опустевший поднос. Понять ее выражение лица было сложно и ему в какой-то момент даже показалось, что отвечать на этот вопрос та не собирается. В прочем, не сказать, что он горел желанием получить этот ответ, его вопрос все равно больше был риторическим. — Я ведь не могла бросить его в беде, верно? — за словами следует нервный смешок. — Он же мой парень, я люблю его и хочу ему помочь как могу, вот.       Она быстро отвернулась, будто бы разговора про университет не было вовсе. Может быть та даже ощущала себя виноватой за то, что так просто выпалила это, в конце концов вряд ли люди действительно с ходу рассказывают подобные вещи вот так открыто первому встречному. Тем не менее вряд ли Роджерс мог ее судить, парень лишь уныло проследил за тем, как ее силуэт с подносом опять исчезает в дверном проеме, а после тот опустился обратно на диван, в который раз спрятавшись под одеялом. Когда он был маленьким, то как и все дети думал, что одеяло может защитить его от всех монстров на этом белом свете, правда когда его ожидания разбились о жестокую реальность он убедился, что, наверное, ничего не может защитить маленького ребенка от жестокой правды.       И тем не менее сейчас он больше всего хотел верить в то, что он снова маленький мальчик, и что одеяло определенно точно спасет его от всего того, чего он так сильно хочет избежать.