Единственная надежда сумасшедшего

Направляясь в библиотеку после завтрака, Хаджиме чувствовал себя ужасно изнуренным, хоть время едва ли перевалило за одиннадцать утра. Плохой сон и столовые дебаты выжали из него больше сил, чем он предполагал, и хоть Хаджиме был действительно рад, что в результате все получилось, он не мог не чувствовать накатывающую на него фантомную головную боль от объемов работы, которую ему предстоит сделать. Хаджиме не привык себя жалеть, однако это чувство часто заменялось раздражением на все и вся. Это было одной из причин его тяжелого вздоха, который он испустил, стоило ему войти в просторный зал библиотеки. Помещение встретило его стойким запахом пыли сотен миллионов страниц, и парню не удалось сдержать громкого чиха, который эхом отразился от четырех высоких стен. Ему внезапно вспомнилось, что это здание стояло закрытым невесть сколько времени, и никто из них им не пользовался со дня их возвращения в реальный мир. Совсем неудивительно, что воздух здесь ощущался так, словно ты заколочен в огромном деревянном ящике без единой щели глубоко под землей. Поскольку Хаджиме пришел сюда с конкретной целью, тратить время и силы на уборку он не собирался. Однако, чтобы совсем уж не задохнуться, он оставил открытыми двустворчатые двери библиотеки в надежде хоть немного проветрить помещение. Меланхолично окинув взглядом тянущиеся до самого потолка заметно грязные полки с книгами, Хаджиме взялся за работу, попутно поставив в голове галочку позже организовать здесь капитальный субботник. Для начала он зашел за стойку регистрации, и спустя пятнадцать минут копошения в пыльных карточках нашел отдел, посвященный медицинским и биологическим работам. Он оказался на третьем этаже, практически у самого потолка. К счастью, книги на полках были расставлены по темам и категориям, и благодаря детальному путеводителю на карточке, Хаджиме очень скоро обложился трудами, изучающими, рассуждающими и исследующими тему деменции и работы головного мозга в целом. Благодаря своим искусственным Талантам, большая часть знаний была заложена в голову Хаджиме изначально, поэтому чтиво, к которому он бы в жизни не приблизился еще пару лет назад, теперь казалось ему сравнительно легким и даже не требующим огромных усилий для понимания. Про себя он заметил, что чтение на удивление расслабляло его. Парень тихо фыркнул, перелистывая страницы, думая о том, что, пожалуй, иметь такие специфические знания бывает полезно. Возможно, сейчас он даже чувствовал что-то близкое к благодарности за то, что может использовать их для помощи одному из своих товарищей. Два с половиной часа прошли для Хаджиме в компании сквозняка, порой раздражающе посвистывающего через открытые двери, методичного перелистывания страниц и периодических собственных чихов от попадавшей в нос пыли. Однако практически ничего из этого он не замечал за гудящими в голове мыслями и идеями. В конце концов Хаджиме вышел из-за своей книжной баррикады, и спустился на первый этаж, чтобы размять затекшие ноги и взять несколько листов бумаги с карандашом. Наспех набросав на первом попавшемся ватмане что-то отдаленно напоминающее самурайский шлем или панцирь черепахи со странными отростками (Хаджиме с искренним облегчением признал, что его навыки рисования остались прежними, и даже, если соответствующий Талант у него имелся, то бесследно исчез после перемещения его личности обратно в тело) и там же написав несколько строк своих мыслей и требований, он сгреб все это в охапку и отправился на встречу с Казуичи. Тот ожидал его в магазине телевизоров и компьютеров на Электрик Авеню, как они и договаривались. Придя на место, Хаджиме застал механика за размеренным копанием в одном из системных блоков. — Я иногда люблю разобрать что-то от скуки, а потом собрать обратно. Для меня это что-то вроде медитации, — объяснил Казуичи в ответ на вопрос Хаджиме о том, чем он занимается. Отложив в сторону системный блок, который теперь больше напоминал труп железной коробки с перелопаченными внутренностями, парень отряхнул руки и кивнул на кипу бумаг у друга за пазухой. — А эт че такое? — Это чертежи, — ответил Хаджиме, потрусив своей ношей. — Я был в библиотеке, изучил кое-какую информацию, чтобы понять, как именно должен… — О, чертежи! — воскликнул Казуичи, от восторга аж подскочив на полу, на котором сидел. Он протянул руки к куче свернутых в трубы листов, которые держал Хаджиме. — Дай-ка взглянуть! Ты сам их сделал? Вещи были выхвачены из его рук до того, как Хаджиме успел опомниться. Казуичи уже разложил ватманы на полу и деловито разворачивал перед собой один из них. — Ну, я бы не сказал, что мастер в этом деле… — неловко пробормотал Хаджиме. Он не ожидал, что механик так загорится идеей увидеть его труды, и теперь ему было немного стыдно за качество своих «чертежей». — Да брось, дружище, ты же у нас в конце концов гений. Разумеется, мне интересно, что ты… — Наконец взглянув на один из рисунков, Казуичи подавился окончанием своей фразы. Развернув другие листы, парень испустил разочарованный вздох. — Да, это… очень плохо. — Ну спасибо, — проворчал в ответ Хаджиме, чтобы хотя бы не проигрывать с таким смирением. Казуичи набрал в легкие воздуха, словно прося у небес терпения, и произнес, указывая на рисунок: — Хината-кун, ты мой друг и все такое, но это, — парень подобрал с пола один из бумажных листов и ткнул им в лицо Хаджиме, — это оскорбление слова «чертеж». У третьеклассника на уроке труда получится лучше. Хаджиме вздохнул и кивнул головой, соглашаясь с горькой правдой. Он знал, что его навыкам рисования остается желать лучшего, но он не предполагал, что получит за это полноценный выговор. — Ладно, я понял. — Это оскорбительно плохо. — Хорошо. — Супер-мега лажово. — Ладно, хорошо! — наконец вскипел Хаджиме. — Может, ты перестанешь болтать и мы наконец займемся делом? Казуичи деловито поправил на голове кепку, которую недавно нашел в магазине и теперь носил вместо своей привычной шапки, потому что в последнее время на острове стало значительно жарче, и примирительно кивнул. — Как скажешь, это просто, чтобы ты больше не называл подобное непотребство «чертежами». Ладно, что там у тебя, — протянул он, придвигая к себе один из рисунков. После того, как Казуичи закончил сокрушаться над патовыми навыками своего друга в чертежном деле, и перестал придумывать все новые синонимы для того, чтобы описать, насколько ужасающую картину он видит перед собой («это похоже на горшок, который сбросили с четвертого этажа, склеили и попытались вырастить в нем картошку!»), они наконец приступили к созданию «нормального чертежа». Механик набросал слегка грубоватую, однако куда более походящую на реальный аппарат версию наброска Хаджиме. Он периодически мычал себе под нос и кивал головой, добавляя в рисунок новые детали, пока Хаджиме диктовал требования, про себя размышляя о том, что больше никогда не прикоснется к бумаге с намерением что-либо сотворить. Ненадолго они оба замолчали. Казуичи чесал себя карандашом за ухом, а потом пририсовывал к своему чертежу еще какой-нибудь провод или крепление, затем стирал половину и начинал сначала. Хаджиме, наблюдая за этим, позволил себе ненадолго погрузится в свои мысли, раз уж механик делает всю работу за него. Однако очень скоро его выдернули из размышлений между делом заданным вопросом: — Так… ты решил помогать Комаэде? — Казуичи спрашивал неглядя, видимо, надеясь, что так фраза прозвучит непринужденно, однако Хаджиме хорошо читал напряжение в его голосе. Он ожидал, что друг спросит его об этом. В конце концов, его общение с Нагито возобновилось довольно внезапно, и он так толком ничего не объяснил ни другим, ни себе. Казуичи же боялся Нагито до чертиков, хоть и пытался это скрывать. И поскольку они с Хаджиме стали довольно близкими друзьями, его не могло не волновать, почему он вдруг стал ошиваться с человеком, который явно не зарекомендовал себя, как надежного товарища. Однако как бы сам Хаджиме не путался в своих отношениях с Нагито, он должен был показать уверенность в нем всем остальным. Только на своем примере он сможет вернуть Нагито кредит доверия его класса. Поэтому он слегка нахмурился, всем своим видом выражая искреннее недоумение, и ответил: — Какие-то проблемы? Глаза Казуичи тут же округлились, он замахал руками так, словно его только что уличили в каком-то злодеянии. — Нет-нет, я же не хочу, чтобы он типа умер или что-то такое… Просто мне казалось, что ты ненавидишь его больше, чем кто-либо другой после того, как он с тобой обращался. А теперь вот бросаешься его лечить. Хаджиме бы с радостью объяснил это Казуичи, если бы мог объяснить это себе. Так что это было все, что он смог ответить: — Комаэда мой… — он глубоко вздохнул прежде, чем закончить фразу, — друг. Все наши разногласия теперь в прошлом. Механик смотрел на него со странным выражением, словно он ничего не понял, но в то же время понял очень многое. Этот взгляд почему-то немного раздражал Хаджиме. — … Ладно, — в конце концов произнес Казуичи. Этот тон настораживал, и Хаджиме даже не мог сказать, почему. — В смысле «ладно»? — Ничего, не парься. — Казуичи пренебрежительно махнул рукой с карандашом, и совершенно нереалистично переключил свое внимание на чертеж, ткнув грифелем в рисунок. — Смотри, тут предлагаю добавить мягкую обивку, так он не будет вызывать дискомфорта во время процедуры… Благополучно замяв неудобный разговор, который он сам же начал, следующий час механик изо всех сил забалтывал Хаджиме зубы всем, что приходило ему в голову. Хаджиме откровенно не понимал, из-за чего тот так нервничает, но решил просто поддерживать бессмысленную беседу и не задавать вопросов. Когда чертеж был наконец закончен, Казуичи гордо свернул его в идеальную трубочку и сказал, что еще порыщется в хламе на Электрик-Авеню, чтобы найти материалы для сборки. На этом они попрощались, и Хаджиме направился к себе домой, однако на полпути вдруг вспомнил, что в это время в столовой его должен был ожидать Тэмотсу, с которым они договорились встретится еще вчера. Он мигом направился туда, однако перед этим ему все равно пришлось забежать в свой коттедж, чтобы захватить бумаги, над которыми он корпел незадолго до того, как нашел под своей дверью Нагито. На пути в столовую Хаджиме удивлялся про себя, как он мог забыть о чем-то подобном. В конце концов, с ним уже давно такого не случалось — помнить о важных вещах всегда было для него чем-то вроде привычки. Он предположил, что, возможно, вчерашний разговор на пляже выбил его из колеи куда сильнее, чем он осознавал, настолько, что он забыл обо всем остальном. Неужели он так сильно волновался за Нагито? Странно, он даже не заметил этого за собой… Быть может, это была вина плохого сна. Перед тем, как открыть дверь в столовую, Хаджиме твердо решил, что как бы он не хотел помочь Нагито, у него были другие обязанности, которыми он не мог пренебрегать. Придется как-то совмещать эти задачи. Он обещал Фуюхико не брать на себя слишком много, однако их маленькая община могла функционировать лишь в том случае, если каждый будет выполнять свою часть работы. Лечение Нагито было его собственной идеей, и никак не избавляло его от других обязательств. С тихим вздохом, он вошел в комнату. В отличии от времени шумного завтрака, сейчас здесь находилось всего два человека: Тэмотсу и Терутеру. Когда Хаджиме видел этих двоих вместе, обычно им составляло компанию еще около полдюжины блюд. Однако сегодня на столе между ними было пусто, и двое парней просто… общались. Терутеру, похоже, был на середине рассказа какой-то шутки, очевидно, не самого приличного контекста, а Тэмотсу тихо посмеивался себе в кулак. Хаджиме и раньше наблюдал диалоги между ними, но ему казалось, что двое толстячков сплотились исключительно благодаря любви к еде. Однако атмосфера, царившая сейчас в столовой, казалась ему до того непринужденной и дружественной, что он не мог найти другого объяснения кроме как, что им было действительно комфортно вместе. Хаджиме не мог не улыбнуться этой картине, подумав о том, как сильно недооценивал то, насколько открытыми были сердца его друзей к прощению. Когда он подошел ближе, Тэмотсу наконец поднял на него глаза, а Терутеру замолчал. — Хината, — приветственно кивнул ему Тэмотсу, улыбнувшись. — Если честно, я уже не ждал тебя. — Извини, — произнес Хаджиме, мельком взглянув на часы и мысленно покорив себя. Он действительно сильно опоздал. — Я был занят созданием чертежа вместе с Содой-куном. Парень без доли обиды коротко рассмеялся своим приятным низким голосом. — Я так и догадался. Чувствуя, что он был прощен еще до того, как успел принести извинения, Хаджиме облегченно открыл папку с бумагами на столе. — В общем, я написал примерный план и прикинул, когда и что будет лучше сажать. Сейчас лето, однако при оперативной работе мы еще можем успеть вырастить что-то до осени… Тэмотсу остановил его движением руки. Хаджиме не понимал, каким образом, но этот парень мог заставить замолчать кого угодно без малейших усилий. — Можешь не волноваться об этом проекте, Хината, он может подождать, — произнес спокойно Тэмотсу. — На самом деле, я хотел попросить тебя на какое-то время отстраниться от работы на острове. Хаджиме так и остался стоять с раскрытым ртом. Он что-то сделал не так? Или Тэмотсу все же разозлился из-за его опоздания и посчитал его некомпетентным? Он выполнил мало работы или сделал ее плохо? Хаджиме никак не ожидал, что его захотят отставить в сторону, особенно после обретения им всех его Талантов. Чувство собственной бесполезности неприятно сжало грудь, когда Хаджиме спросил: — Что? Это еще почему? — Да потому, что ты выглядишь, как гнилой переваренный буряк, вот почему, — заявил со своего места Терутеру, как бы между делом вставив слово в разговор. Эта фраза еще больше выбила Хаджиме из колеи. Он совсем не понимал, что происходит. Тэмотсу поспешил объяснить: — Не воспринимай это на свой счет, но в последнее время ты выглядишь не лучшим образом. Меня радует твоя инициативность, и твои Таланты очень помогают нам, однако тебя мы ценим больше, чем их все вместе взятые. А ты слишком перегружаешь себя и мало отдыхаешь. Мы решили, что будет правильно дать тебе больше свободного времени. Они решили? Хаджиме чувствовал волну раздражения, накатывающую на него. — Кто «мы»? — спросил он сдержанно. — Кузурю, Нидай, Соня, все мы замечаем, как много ты работаешь, и все мы считаем, что ты заслуживаешь отдых, — ответил спокойно Тэмотсу. Хаджиме опустил голову, сжав кулаки. Неужели даже сейчас они продолжают его жалеть? Теперь он был самостоятельным человеком, Абсолютным, не хуже всех остальных, он мог о себе позаботится. Почему они все выбрали мишенью своей жалости именно его? Все они делают что-то друг для друга, Хаджиме просто выполняет свою часть. Он послушал Фуюхико и действительно старался не брать на себя ответственность за все и вся. Почему даже так остальные хотят, чтобы он просто сложил руки и ничего не делал? Если у него есть сила, чтобы помогать остальным, почему он не должен ею пользоваться? — Если ты уже себе напридумывал, что я говорю это тебе из жалости, то это не так, — произнес Тэмотсу, неуклюжим движением снимая с себя черный джинсовый пиджак, облепленный значками и нашивками, и вешая его на стул позади себя. Хаджиме показалось, что «декора» на нем стало больше с последнего раза. Ибуки загорелась идеей украсить новый образ Тэмотсу, и чуть ли не каждый день прибегала к нему со значками различных рок-групп, которые непонятно где находила. Абсолютный Самозванец был только рад чем-то выделить свою идентичность, поэтому с удовольствием цеплял их все себе на куртку. — Верно, больно нам нужно тебя жалеть, — подхватил Терутеру, привычным движением проводя гребнем по своему зачесу. — Между прочим, ты пережил не больше любого из нас. — Я просто хочу сказать, что ты очень много делаешь для нас, Хината, — улыбнулся мягко Тэмотсу, вставая из-за стола, подходя ближе к Хаджиме и кладя свою руку ему на плечо. Сам же Хаджиме по непонятной ему причине чувствовал себя в этот момент очень маленьким рядом с Тэмотсу, и вовсе не из-за его габаритов. — Но, мне кажется, ты слишком зациклен на том, чтобы использовать свои Таланты во всех возможных ситуациях. Не они делают тебя ценным, кто угодно тебе это подтвердит. Хаджиме знал это. Не об этом ли он говорил вчера с Нагито? Однако слова Тэмотсу заставили его осознать, что даже приняв свою новую личность, он продолжал шагать по старой дорожке: работай, если хочешь чего-то стоить. Хаджиме казалось, что так он провел всю свою жизнь. Наверное, ему действительно стоило что-то поменять. И, в конце концов, когда из всех людей Абсолютный Самозванец говорит тебе о ценности твоей личности, это не может не заставить задуматься. Хаджиме глубоко вздохнул и едва заметно кивнул головой. — Возможно, ты прав, — произнес он. — Спасибо, Есида. Тот снова улыбнулся и похлопал его по плечу. — Кстати говоря, меня впечатлила твоя утренняя речь, — сказал он. — Ты молодец, что вступился за Комаэду. — Не про ту ли ты речь, которая испортила всем аппетит? — проворчал Терутеру из-за стола. — Ты считаешь, он достоин второго шанса? — спросил Хаджиме, проигнорировав предыдущую реплику повара. — Разумеется, — ответил Тэмотсу, сложив руки на груди. — Я не видел того, что он делал в программе своими глазами, однако я помню, что в Академии он был одним из тех, кто больше всех беспокоился за нас и учителя, хоть и… по-своему. — Парень фыркнул, затем улыбнулся. — Комаэда странноват, но, как ты верно заметил, Хината, он наш одноклассник, и мы не можем оставить его в беде. Хаджиме почувствовал облегчение после этих слов, и решительно кивнул в ответ. Он был рад услышать, что Тэмотсу разделяет его мнение. — И поскольку ты взялся за его лечение, тебе точно понадобится больше свободного времени. Надеюсь, ты используешь его для того, чтобы хорошенько выспаться, — добавил Тэмотсу. Хаджиме неловко улыбнулся. Хороший сон однозначно будет не лишним. — Кстати, как он? — Я собирался проведать его в больнице после нашей встречи, — признался Хаджиме. Тэмотсу хлопнул в ладоши, возвращаясь к столу. — Что ж, в таком случае ты свободен, — сказал он. — Передай ему привет от нас с Ханамурой. — Н-не вмешивай меня в это, Есида-кун! — отозвался Терутеру на удивление нервно. — Как скажешь, — улыбнулся Самозванец. — Значит, только от меня. Хаджиме кивнул. Порой он поверить не мог, что за маской строгого и прагматичного Бьякуи Тогами скрывался настолько добродушный человек. Он уже собирался уходить, когда вспомнил про свои бумаги. — А что насчет… — Оставь, я позабочусь об этом, — сказал Тэмотсу, похоже, поняв его с полуслова. — Мы с Танакой все равно решили, что для ведения хозяйства нам понадобится список дежурств. Мы составим его согласно твоему плану, можешь не волноваться. Хаджиме молча кивнул и, помахав друзьям напоследок, вышел из столовой. Улица встретила его ярким солнцем, которое первую половину дня скрывалось за облаками. Оно грело кожу мягко и тепло. Вода в бассейне перед отелем блестела от его лучей, переливаясь и бросая калейдоскопные узоры на все, что было рядом. Изначально Хаджиме собирался направиться в больницу сразу же после своей встречи с Тэмотсу, однако разговор с ним и морящий жар тропического дня заставили его изменить свои планы. Войдя в тень своего коттеджа, Хаджиме без раздумий упал на кровать и закрыл глаза. Впервые за долгое время он на какое-то время почувствовал себя свободным от обязательств, от дел, даже от собственных мыслей. Снаружи ярко светило солнце и шумели листья деревьев, а в домике было прохладно и тихо. Навязчивый шепот пропал из головы, Хаджиме слышал лишь свист ветра за окном и отдаленный шум волн. Каждая клеточка его тела медленно расслабилась, и вскоре он ничего не слышал и не чувствовал. Когда Хаджиме открыл глаза, первым делом он увидел розовые отблески на потолке, возвещающие о том, что солнце снаружи уже садилось. С запозданием до него дошло, что он проспал добрую половину дня. Первым его рефлексом было вскочить на ноги и побежать куда-то, где его наверняка должны были ждать. Однако стоило ему сесть на кровати, в голове всплыли слова Тэмотсу, и он облегченно упал обратно. Верно, никто его не ждал, от него ничего не требовали. Хотя бы сегодня он мог позволить себе отдохнуть столько, сколько ему захочется. На острове не существовало дней недели, будних и выходных. Все это время он работал, не глядя на время. Надо же, он даже не осознавал, как сильно устал. Зато теперь ему было необязательно куда-то спешить. С этими мыслями Хаджиме снова прикрыл глаза, позволив себе просто еще немного полежать в тишине. Через минут двадцать он понял, что спать ему больше не хочется и несмотря на все свое стремление отдохнуть, тело требовало движения. Поэтому в конце концов парень поднялся с постели и потянулся, ощущая себя так, словно пока он спал ему приделали новые, более функциональные и легкие конечности. Он чувствовал небольшой восторг от этих ощущений, так как давно забыл, как приятно бывает просто выспаться. Выйдя на улицу, Хаджиме ощутил на своем лице прохладный вечерний ветерок и запах соли, идущий от моря. Он будто бы заново открывал для себя поразительные вещи, которые существовали вокруг него все это время. И сейчас такие мелочи, как шуршащая над головой листва и плеск воды под мостом, вовсе не казались скучными. Как же было прекрасно жить. Размышляя над тем, куда бы пойти, Хаджиме в результате свернул к третьему острову. Он никому не обещал проведать Нагито, и был вовсе не обязан это делать, но ему почему-то захотелось проверить, как у него идут дела. Хаджиме казалось, что с того времени, как они виделись в последний раз, успела пройти целая вечность, хотя это было только этим утром. Микан наверняка расскажет о результатах обследования завтра, но что ему мешало узнать их сегодня? Как и многие другие вещи на острове, больница в реальности отличалась от той, что они видели в Программе Нового Мира. На стенах не было расклеено дурацких правил Монокумы, черно-белые медведи не творили ничего странного с аппаратурой, и камеры не наблюдали за ним из каждого угла. Однако все остальное выглядело также, и Хаджиме все-таки почувствовал легкий холодок, пробежавший по его спине, когда он проходил мимо стойки регистрации, рядом с которой он когда-то увидел то фальшивое видео с повешением Ибуки. Он отвернулся и поспешил дальше, надеясь, что со временем перестанет вспоминать о таких вещах. Несмотря на то, что Хаджиме не знал, в какой палате лежал Нагито, долго бродить по белым коридорам ему не пришлось. Судя по всему, Нагито оказался в той же палате, в которой находился, страдая отчаянной лихорадкой. Когда Хаджиме подошел ближе к двери, он услышал за ней два приглушенных голоса. Один из них звучал увлеченно и бодро, другой иногда тонко что-то отвечал и тихо посмеивался. Не приходилось гадать, кому они принадлежат. Прежде, чем войти, Хаджиме решил тактично постучать, чтобы не напугать никого своим внезапным поздним приходом. Когда он открыл дверь, то первым делом почувствовал сильный запах какого-то медицинского препарата. Заглянув в комнату, он тут же понял, в чем дело: Микан стояла посреди палаты с метлой в руках, стараясь аккуратно убрать с пола осколки, валяющиеся в небольшой прозрачной лужице. — Привет, — первым подал голос Хаджиме, криво улыбнувшись. — Что у вас тут случилось? Микан принялась подметать мусор еще энергичней. — Эт-то я виновата, растяпа, — сказала она извиняющимся тоном. — Уронила… — Не говори глупостей, Цумики-сан, — мягко возразил Нагито, находящийся на койке в полусидячем положении благодаря куче подушек у себя за спиной. — Это все моя удача. Ты тут не причем. — После он повернулся к Хаджиме и приветливо улыбнулся ему. — Здравствуй, Хината-кун. Мы тебя и не ждали сегодня. Хаджиме посетило легкое чувство дежавю от этих слов. Сегодня он по тем или иным причинам умудрялся всюду прийти поздно. — Знаю, — ответил он. — Но мне захотелось узнать, как у вас идут дела. — У нас все отлично, — все также бодро отозвался Нагито. — Мы с Цумики-сан прекрасно проводим время вместе. Она была очень заботлива и терпелива ко мне и моей болтовне. Микан застенчиво улыбнулась, выбрасывая осколки в мусорный бак. — Ну что ты, Комаэда-кун, — тихо возразила она. — Мне было только в радость говорить с тобой. — Я очень этому рад, — ответил Нагито, послав ей ответную улыбку. — Ты знал, Хината-кун, что нам с Цумики нравится одна и та же музыка? Невероятное совпадение. Хаджиме был очень удивлен видеть, как хорошо ладят эти двое. Ему казалось, что до этого Нагито и Микан практически ни в чем не пересекались, как в программе, так и после нее. Он думал, что Микан одной из первых бросилась прощать Нагито потому, что это было тем, чего всем сердцем желала она сама. Однако, похоже, медсестра видела в нем что-то большее, чем обычную жертву или пациента. Возможно, забота о Нагито была одним из способов для нее искупить свою вину. А, возможно, два человека просто неожиданно сошлись в хорошей дружбе. Хаджиме справедливо решил, что не его дело лезть в чужие отношения. Он мог лишь порадоваться тому, как все между ними сложилось. — Это круто. Рад за вас, — искренне улыбнулся Хаджиме им обоим. — Хината-сан, — как-то нервно обратилась к нему Микан, — ты же пришел сюда за результатами обследования, верно? Мельком взглянув на Нагито, Хаджиме кивнул. Микан неловко потеребила полы своего фартука. — Т-тогда Комаэда-кун не будет против, ес-сли мы выйдем за дверь? — Конечно, нет, — улыбнулся Нагито. Зачем-то извинившись перед ним, Микан вывела Хаджиме из палаты и закрыла дверь. Наблюдая за ее заметно нервным поведением, Хаджиме и сам чувствовал, что начинает беспокоится. — Что с результатами? — спросил он, когда они отошли на небольшое расстояние от палаты Нагито. — О-они немного… странные, — призналась медсестра. — Я провела все необходимые анализы и сделала МРТ. И, с-судя по тому, что они показали, болезни Комаэды-куна будт-то бы застопорились. По его словам, диагноз был поставлен н-незадолго до его поступления в Пик Надежды. М-мы не знаем точно, сколько времени прошло, н-но в любом случае сейчас К-комаэда-кун д-должен быть уже м-м… — Губы Микан задрожали, очевидно, она не могла заставить себя произнести слово «мертв». Хаджиме остановил ее рукой, показывая, что ей не нужно договаривать. — Ладно, я понял. Я тоже об этом думал. Комаэда предположил, что так на него действует его Талант. Что ты думаешь об этом? Микан начала ватными пальцами перебирать складки своего платья. — Я-я думаю, что это м-может быть опасно, — тонким голосом выдавила из себя она. — Я б-боюсь, что если его удача все это время замедляла его болезнь, то из-за с-специфических правил его Таланта в результате его ж-ждет что-то еще худшее… — Девушка резко втянула носом воздух, а потом поправила волосы. — Н-но это лишь мои догадки. Возможно, никакой угрозы на самом деле н-нет. В таком случае, показатели весьма неплохие. — А точнее? Как только речь зашла о плюсах, Микан заговорила уверенней: — Н-ну, я провела исследование психологического статуса. Большинство когнитивных показателей Комаэды-куна не выходят за рамки нормы. Речевые функции и способность ориентироваться в пространстве не пострадали. Он также отлично аргументирует любые свои заключения, а его ум все также остр. Есть смещения в области памяти и внимания, но даже их можно исправить, если хорошо постараться. Больше всего деменция повлияла на его поведенческие функции, но в остальном результаты показывают, что его болезнь едва ли успела развиться. Услышав эти слова, Хаджиме позволил себе выдохнуть. Значит, если у них с Казуичи получится собрать аппарат, Нагито будет спасен с минимальными утратами. Однако… — Что насчет лимфомы? — спросил он, не опуская настороженность. Медсестра заколебалась. Прижав руки к груди, она оглянулась на закрытые двери палаты, будто боялась, что Нагито может их подслушивать. Повернувшись к Хаджиме, она заговорила тихо: — С этим… сложнее. — Микан вздохнула, прикрыв глаза. — Она в-все еще на третьей стадии, однако уже есть изменения на коже в области шеи и груди. Даже, если болезнь прогрессирует медленно, она не остановилась. Нам нужно с-скорее провести операцию и приступить к лучевой терапии и химиотерапии. Так будет безопаснее всего. Хаджиме кивнул. — Я понял тебя. Тогда нужно в ближайшее время подготовить Комаэду к операции. Займемся лечением лимфомы в первую очередь, а деменции — во вторую. Нам с Содой-куном еще нужно время, чтобы собрать аппарат. Микан согласилась: — Д-да, так будет лучше. — Но в целом звучит, как неплохие новости, — сказал Хаджиме, проведя ладонью по волосам и постаравшись улыбнуться. — Комаэда обрадовался? Стоило ему это сказать, и Микан подскочила к нему с тихим «ш-ш-ш!». Боязливо держа ладони у груди, словно напуганный кролик, она оглянулась на дверь палаты и прошептала: — Комаэда-кун не должен знать о результатах! — практически беззвучно произнесла она. Хаджиме мягко схватил медсестру за плечи, чтобы отстранить от себя. — Не должен? Почему? Микан выглядела не на шутку обеспокоенной. Бегая глазами, она принялась объяснять: — Его удача… Я-я думаю, что она действует, исходя из обстоятельств, в которых находится Комаэда-кун. Она играет с его желаниями и страхами. Я б-боюсь, что если он узнает о своих результатах, т-то его Талант может сработать и как-то извратить его путь к выздоровлению. — Она проникновенно посмотрела в глаза Хаджиме. — Я не могу допустить такого риска, Хината-сан. Комаэда-кун — мой пациент. Я… я обязана его спасти! Уже давно Хаджиме не видел Микан такой решительной. Она выглядела так самоотверженно, словно ради спасения жизни Нагито готова была отдать свою. Хаджиме действительно не ожидал ничего подобного от девушки, которая большую часть времени выглядела робкой, отстраненной и слабой. Но ее слова имели смысл. Возможно, действительно будет лучше, если Нагито будет неосведомлен о своем состоянии. Тогда его удача не сможет ни помочь ему, ни помешать. — Хорошо, Цумики-сан, не беспокойся, — сказал Хаджиме, успокаивающе положив руки девушке на плечи. — Я ничего не скажу ему. Микан ответила ему дрожащей улыбкой и блестящими глазами. Она молча поклонилась ему в благодарность. Хаджиме поклонился в ответ, также ничего не говоря. Микан была так польщена, что какое-то время не знала, что сказать. — Ну, я пока пойду заведу Комаэде-куну карточку пациента и принесу в-вечерние лекарства, — пробормотала Микан, вытирая намокшие ресницы. — Ты ведь хотел проведать его, верно? Хаджиме кивнул. После этого Микан сказала, что скоро вернется и ушла. Парень же подошел к двери палаты и, приоткрыв дверь, вошел внутрь. Он сразу же встретился с Нагито взглядами. Похоже, тот ждал его визита. Хаджиме подошел ближе к его кровати, почему-то чувствуя себя до странного неловко. — Цумики-сан пошла за лекарствами, — сказал он. — Я догадался, — ответил Нагито с легкой усмешкой. — Она прописала мне целый ворох антибиотиков и антидепрессантов. Сказала, что мне пока лучше полежать в больнице, чтобы она могла контролировать мое состояние. Так что раз уж я застряну здесь на какое-то время, я решил устроиться со всем возможным комфортом. — Нагито похлопал по горе подушек под своей головой, хрипло хохотнув. — Ты тоже ни в чем себе не отказывай, Хината-кун, присаживайся. Хаджиме не был уверен, настолько ли надолго он хочет здесь оставаться, что ему понадобится присесть, однако он все же взял стул, стоящий в углу комнаты и сел рядом с постелью Нагито. Видя это, Нагито улыбнулся мягче. — Цумики-сан рассказала тебе результаты? — спросил он таким тоном, словно его это вовсе не беспокоило. Хаджиме не был уверен, как стоит ответить. Ему не пришлось долго думать, потому что Нагито понимающе кивнул. — Она попросила не говорить мне, да? Ничего, я понимаю. Хаджиме знал, что Нагито не был дураком, однако все же удивился такой осведомленности. — Понимаешь? — Она думает, что если я узнаю результаты, мой Талант может повлиять на них, верно? — Нагито вновь усмехнулся. — Если бы мне можно было знать, она бы не стала разговаривать с тобой за дверью. Хаджиме подумал, что ему стоило бы уже усвоить, что нет смысла даже пытаться одурачить Нагито. Нагито тем временем приподнялся на подушках и сел немного выше, чтобы ему было удобнее разговаривать. Хаджиме лишь сейчас обратил внимание, что на нем не было его привычного зеленого плаща. Парень был в одной лишь белой футболке, и почему-то выглядел в ней еще тоньше и болезненней, чем до этого. Его руки были вытянуты вдоль легкого хлопкового одеяла, и в сравнении со здоровой конечностью протез еще сильнее бросался в глаза, поблескивая в свете ламп. Нагито немного помолчал, оглядывая комнату так, будто на белых стенах можно было увидеть что-то интересное, но в конце концов его взгляд все равно вернулся к Хаджиме. — Ты сегодня менее напряженный, чем обычно, — заметил он. Хаджиме немного удивился такому комментарию. — А что, я обычно выгляжу напряженным? — Чаще всего ты как будто на иголках, — объяснил Нагито. — Особенно рядом со мной. Хотя за это я тебя винить не могу. — Это реплика Хаджиме не понравилась, но Нагито продолжил, как ни в чем не бывало: — Так что послужило причиной такому приподнятому настроению? Случилось что-то хорошее? — Да ничего особенного, — пожал плечами Хаджиме. — Просто немного отдохнул. Нагито улыбнулся. — Отдых пошел тебе на пользу, Хината-кун. Даже твои волосы стали менее острыми. — Нагито практически игриво махнул рукой в сторону торчащих прядей Хаджиме. — Тебе стоит чаще это делать. Еще в программе Нагито шутил о том, что его «острые» волосы заставляют его выглядеть более раздраженным. Тогда Хаджиме, честно говоря, воспринял это немного в штыки. Но сейчас неожиданно даже для самого себя, он усмехнулся от этих слов. — А вы, вроде, неплохо поладили с Цумики, — сказал он. — Я слышал, как вы что-то увлеченно обсуждали прежде, чем я вошел. Нагито неловко провел рукой по волосам, которые от этого движения спутались еще сильнее. — Ох, ты слышал? Надеюсь, не слишком много. Все-таки мы с Цумики-сан делились секретами. Хаджиме приподнял бровь. — Какими еще секретами? Нагито засмеялся. — Ну, я не могу тебе рассказать, Хината-кун, все же я дал Цумики-сан слово. — Нагито улегся обратно на подушки, сложив ладони на груди. — Однако я все же рад, что ты прервал нас. Находиться с Цумики наедине было довольно жутко. На секунду Хаджиме потерял дар речи, настолько внезапно прозвучала последняя фраза. Нагито выглядел расслабленно, говоря это, на его губах даже играла привычная вежливая улыбка. Хаджиме показалось, что он неверно понял смысл сказанного. — Что ты имеешь ввиду? — спросил он настороженно. — Ну, ты же не думал, что она вернулась в норму, верно? — ответил Нагито, будто это было чем-то очевидным. — Отчаяние наложило свой отпечаток на каждого из нас. И Цумики сильно страдает от этого. Из вежливой и непринужденной речь Нагито в мгновение ока стала зловещей. Полное уважения, практически ласковое «Цумики-сан» вдруг куда-то пропало. Теперь Нагито говорил о ней отстраненно, словно это он был врачом, обсуждающим с коллегой недуг одного из своих пациентов. — Ты мог не заметить, Хината-кун, все же она старается не показывать этого перед остальными, — продолжил он. — Но мы целый день провели вместе, как-никак она заботилась обо мне. И иногда, когда она смотрела на меня, ее выражение лица было отсутствующим. Я практически слышал голос в ее голове, убеждающий ее убить меня. Это сильно выбивало из колеи. Хаджиме не хотел верить в то, о чем говорил Нагито, однако логика ему подсказывала, что это не тот случай, когда он стал бы лгать. На самом деле, эти слова звучали почти предупреждающе. Словно это заботило Нагито сильнее, чем он давал понять своим ровным голосом и невозмутимым выражением. — Но разве вы не ладили? — спросил Хаджиме практически спокойно, хотя в его груди нарастало напряжение, напоминающее волнение. Нагито взглянул на лекарства, стоящие рядом с ним на тумбочке, а потом на дверь, после чего произнес, усмехнувшись: — Цумики — хорошая девушка, но внутри нее есть что-то, что ей тяжело контролировать. И я не думаю, что она сможет сдерживаться вечно. Так-то я бы не волновался об этом, но мне бы не хотелось умереть после того, как ты вложил столько усилий в мое спасение. Вдруг за дверью послышались шаги и тихий звон. Похоже, Микан возвращалась в палату с лекарствами, как и обещала. Но стоило Хаджиме лишь повернуться к двери, как его схватили за шею и притянули вниз. Он услышал шепчущий голос Нагито у самого уха: — Пожалуйста, не дай ей убить меня. За дверью послышалось какое-то копошение, звон стал громче, будто множество стеклянных стаканов бились друг о друга. Неловко задергалась ручка, но дверь не открывалась. — Эм… Хината-сан, Комаэда-кун, в-вы не могли бы помочь мне?.. — послышался по ту сторону робкий голос медсестры. Хаджиме столкнулся с серыми глазами, которые были сейчас очень близко. Нагито улыбнулся ему и убрал руку с чужой шеи. — Верно, Хината-кун, будь джентльменом и открой девушке дверь, — произнес он громко, будто подгоняя. Хаджиме встал со стула и пошел по направлению к двери. Почему-то ноги казались ему какими-то ватными. Он повернул ручку, и перед ним оказалась Микан с подносом в руках. На подносе стояло множество стеклянных бутылочек, пластинок таблеток и стакан с водой. Поднос был немного мокрым, скорее всего, вода пролилась, пока она пыталась открыть дверь. — Спасибо, Хината-сан, — поблагодарила она, облегченно выдохнув. Но стоило ей взглянуть на Хаджиме, как ее выражение вновь стало обеспокоенным. — Ч-что-то произошло? Хаджиме не сразу понял, о чем она, но потом догадался, что, скорее всего, Микан говорила о его лице. Он не был уверен, какое на нем было выражение до этого, поэтому он постарался улыбнуться, чтобы не вызывать подозрений. — Нет, все в порядке. Давай я возьму. Он забрал у Микан поднос и поспешил поставить его на тумбочку Нагито. Тот был куда лучшим актером, чем Хаджиме: он лежал, невинно улыбаясь, будто ничего странного не произошло. По его лицу никак нельзя было прочитать, что что-то было не так. — Я рада, что ты зашел к нам, Хината-сан, — сказала Микан, неловко теребя тонкими пальцами край своего розового платья. — Но уже поздно, а Комаэде-куну пора принимать лекарства. Я-я могу подождать, пока вы закончите, если вы еще хотели поговорить. — Все нормально, мы уже закончили, — ответил ей Хаджиме, после чего бросил короткий взгляд на Нагито. — Но я что-то чувствую себя очень уставшим. Думаю, я переночую здесь, если ты не против. Микан выглядела немного ошарашенной таким заявлением. Постаравшись взять себя в руки, она спросила: — Эм… т-тогда мне постелить тебе в другой палате? — Нет, не надо, — ответил Хаджиме, направляясь к двери и умышленно отказываясь проверять, как отреагировал Нагито на его слова. — Я возьму раскладушку из подсобки и заночую здесь. Займитесь пока процедурами, я не буду мешать. Никто его не остановил и ничего не сказал, так что с этими словами Хаджиме просто вышел из палаты. Это решение было принято им внезапно, однако оно казалось ему единственным правильным. Если Нагито беспокоится о своей безопасности, он побудет рядом, хотя бы эту ночь. Еще вчера Нагито был готов отдаться своей трагичной судьбе за бесценок, но сейчас, похоже, поменял свое мнение. Для Хаджиме было важно сохранить в нем желание жить, ведь только так он в конце концов сможет его спасти. И переночевать с ним в одной палате на раскладушке было меньшей из зол, по мнению Хаджиме. Но это не означало, что он будет сомневаться в Микан. Он видел, какой доброй и самоотверженной она старается быть по отношению к другим, особенно к Нагито. Он видел, как сильно ее терзает совесть и как велико ее желание искупить свою вину. Хаджиме не собирался верить, что все это было фальшью. Микан правда выглядела нестабильной, вероятнее всего, таковой она и являлась. Но если они начнут швыряться в нее новыми обвинениями и подозрениями, лучше не станет. Поэтому Хаджиме решил, что останется с Нагито только ради его спокойствия, а за Микан будет наблюдать на расстоянии. Он был уверен, что она не строит никаких зловещих планов, однако не исключал возможности чрезвычайной ситуации, связанной с ее психологическим здоровьем. Безопаснее всего будет не беспокоить медсестру, и присматривать за ней, чтобы ничего не вышло из-под контроля. Когда Хаджиме вернулся в палату с раскладушкой, Микан как раз вводила Нагито последнее лекарство. Тот выглядел расслабленным рядом с ней, будто всецело доверял ей свою жизнь. Хаджиме даже на секунду задумался, не соврал ли ему Нагито и не были ли его слова какой-нибудь странной манипуляцией, преследующей неизвестную цель. Закончив со своей работой, Микан необычайно нежно наложила на руку Нагито небольшую повязку. — Вот и все, — сказала она, отстраняясь. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — ответил Нагито, улыбнувшись. — Спасибо за заботу, Цумики-сан. — Я уже ухожу, — обратилась она к стоящему в дверях Хаджиме, забирая с тумбы поднос, будто в оправдание тому, почему она еще здесь. — Можешь располагаться. Я-я зайду завтра утром, чтобы ввести Комаэде-куну следующую порцию лекарств. Если понадоблюсь, то я буду в соседней палате. Хината кивнул ей. — Хорошо. Тогда спокойной ночи, Цумики-сан. Микан робко поклонилась, все еще держа в руках поднос, и вышла из палаты, звеня стеклом. Хаджиме закрыл за ней дверь. Повернувшись, он пересекся взглядом с Нагито, но ничего не сказал и принялся устанавливать раскладушку неподалеку от его кровати. Тот в свою очередь сел ровно, продолжая молча наблюдать за тем, как Хаджиме застилает свою постель. В этой тишине была некая недосказанность, но тем не менее она была достаточно комфортной, чтобы не загромождать ее словами. Закончив, Хаджиме взглянул на часы. На них было десять вечера. Он обернулся к Нагито: — Мне выключить свет? Нагито ухмыльнулся. — Я пока спать не собираюсь, но раз ты так устал, то можешь выключить. Это, очевидно, было отсылкой на его гениальную отговорку. На самом деле Хаджиме все и еще чувствовал себя достаточно бодрым после несколькочасового дневного сна, однако ему не хотелось вызывать подозрения медсестры включенным светом в палате. Поэтому он нажал на выключатель и лег на пыльную раскладушку, которую нашел в подсобке и которая будет служить ему кроватью на эту ночь. Стоило ему коснуться матраса, как пружины громко заскрипели. — Что ж, могло быть и хуже, — констатировал Хаджиме, чувствуя, как одно из креплений упирается ему в лопатку. Раскладушка же протестующе скрипела при каждой его попытке поменять позу. — Мы можем поменяться, — предложил Нагито. — Не геройствуй, Комаэда, — проворчал Хаджиме, переворачиваясь на бок. — Я не хочу завтра объяснять Цумики, почему спихнул ее драгоценного пациента на старую раскладушку, а сам сплю на теплой койке. — Тогда… — Ни за что. Нагито тихо рассмеялся в темноте. Какое-то время он наблюдал за тем, как Хаджиме пытается устроиться, после чего и сам лег на постели. Наступила тишина, прерываемая лишь периодическим скрипом пружин, когда Хаджиме делал малейшую попытку отредактировать свое положение. Когда он наконец сомкнул глаза, набравшись решимости заснуть при любых обстоятельствах, он услышал недалеко от себя голос Нагито, обращающийся к пустоте: — Спасибо тебе, Хината-кун, — сказал он. — Не за что, — ответил Хаджиме, даже не открывая глаз. Следующая реплика Нагито приобрела долю насмешки: — Знаешь, тебе было необязательно ложиться именно здесь. Думаю, в соседней палате на нормальной кровати было бы в разы удобнее. — Я очень устал, помнишь? — ворчливо отозвался Хаджиме. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — ответил Нагито с явной улыбкой в голосе. Больше никто не заговаривал, однако Хаджиме все равно долгое время не мог заснуть. Возможно, виной тому была дневная спячка, которую он себе недавно устроил, а, может, сегодня просто был слишком длинный день, который все никак не желал отпускать его. Он был уверен, что Нагито также лежит без сна: дыхание, которое он слышал недалеко от себя, не было достаточно глубоким. Хаджиме даже стало любопытно, какие мысли посещают человека вроде Нагито перед сном. Казалось, он размышлял об этом довольно долго, но на утро Хаджиме все равно не вспомнит, до чего додумался в конце концов.