…
Мягкие лучи солнца пробивались сквозь окно с вертикальной решеткой. Свет их освещал только часть комнаты, однако этого было достаточно, чтобы проснуться и осознать, что настал новый день. Этот новый день был очередным днем жаркого и душного лета, но тем не менее сегодняшнее утро было достаточно прохладным. Скорее всего это из-за того, что солнце просто ещё не успело погреть землю. Яркие лучи засели на футоне Томиоки, любезно предложенном Урокодаки. Самого парня на футоне не было. Похоже, встал он вместе с восходом солнца, ведь тепло его тела давно выветрилось с тканей матраца. Гию ко всему относился с порядком, особенно если дело было в чужом доме: даже пылинку с плеча сдуть ему казалось неприличным, однако сегодня он был сам не свой — его футон остался незастиланным, да ещё и помятым, словно он не спал полночи, а одеяло было отброшено в сторону. Сам Томиока уже какой час сидел на крыльце у дома Урокодаки, смиряя дорожку уставшим взглядом. Он ждал возвращения Хотару. Ещё со вчерашнего дня ждал, но она всё никак не приходила. Сначала Гию думал, что, когда Финальный отбор окончится и Хотару вернётся, он скажет ей о том, чем был недоволен последние пару дней, однако, как только миновал день с отбора, все слова будто бы растворились в воде и говорить уже ничего не оставалось. Томиока лишь хотел увидеть Саито живой, снова услышать её голос, из-за которого его матовые стены, где скрывалась душа, стали прозрачными, а то её голос становится почти не слышен в этой тишине. Входная дверь со скрипом раздвинулась: — Всё ещё ждёшь её? — Урокодаки вышел наружу, глянув на сидевшего внизу Томиоку. Синие глаза парня бесцельно бродили по земле под ним, словно бы искали ответ на какой-то вопрос. Наверное, Гию и сам не понимал, почему так сильно ждёт её прихода, однако Саконджи знал. — Не волнуйся. Наверняка Хотару идёт очень медленно, и доберётся ближе ко дню или к вечеру. Я уверен, с ней всё в порядке, — он пытался звучать решительно, но за маской пряталась его беспощадно трескающаяся надежда. Конечно, уверен в своих словах он не был, но хотел бы верить, что это может оказаться правдой. — Пойдём в дом, Гию. Всё же на улице немного прохладно. Ещё немного поглядев на парня, Урокодаки вскоре направился в дом, а вслед за ним Томиока. Конечно, словам своего бывшего учителя он не поверил, но точно также хотел надеяться, что так и будет. Саконджи ещё со вчера заметил до боли отчужденное поведение Гию, которое никак не вязалось с его привычным нравом. Кажется, что он в любой момент был готов сорваться и бежать к Хотару, лишь бы провести её до дома, лишь бы знать, что она в порядке. Ему не давала покоя мысль о том, что Саито может быть ранена, что она свалилась где-то по пути домой или же вовсе погибла раньше окончания отбора. Что из этого могло оказаться правдой? Может быть и ничего. Не менее обеспокоенный Саконджи чаще всего глядел на Гию, чем на что-либо ещё. Даже солнце он видел намного реже. Конечно, подобное поведение парня ему было уже знакомо, только вот в этот раз его эмоции были более сдержанными, чем тогда, когда погиб его друг Сабито. Со дня, когда Гию узнал о смерти Сабито, и до встречи с Хотару, он знал, что больше никогда не подпустит никого близко к своей душе, однако провинился. Его наказанием служили те же страдания, которые он терпел на протяжении бесконечно долгого времени, и которые испытывает до сих пор. Томиока снова вышел на улицу, прикрыв за собой сёдзи — и не сосчитать сколько раз он касался этой двери. По его некогда хмурому и задумчивому взгляду было заметно, что он сильно нервничает, не понимает, нужно ли во что-то верить или лучше просто смириться, но раз он всё ещё находится дома у своего бывшего учителя, значит хоть какая-то надежда живет в нем. Ожидание для него длилось вечность. Возможно, оно действительно продлится настолько долго и наверняка Гию так никого и не дождется. Однажды он поймёт, что это бессмысленное бремя: ждать её возвращения с отбора, и однажды он уйдет, и больше никогда сюда не вернется. Он когда-нибудь сообразит, насколько бессмысленным было его времяпровождение здесь и что вместо того, чтобы сидеть тут часами, он мог бы посвятить это время тренировке. Томиока вновь, не проронив ни слова, зашел в комнату, оставленную ему Урокодаки — и не сосчитать сколько раз его ноги топтали эту дорожку. Ещё немного и на этом месте образуются вмятины. Саконджи в это время готовил ужин в котелке. Он в сотый раз поднял глаза на проходящего мимо Гию, после чего обреченно выдохнул, снова приступив к готовке. Неужто всё действительно закончится точно так же? Где-то в глубине своей души Саконджи надеется, что чудо наступит. Пока ему не скажут, что Хотару действительно мертва, он будет молиться Богу, чтобы с ней всё было хорошо. Они оба знали сколько времени прошло. Миновал второй день с окончания отбора и наступал третий. Урокодаки всё думал о записке, которую Хотару вручила ему, прежде чем уйти. Он старался как можно дольше оттягивать момент с письмом, быть может оно вообще не понадобится, однако с каждым часом ему всё больше казалось, что Гию всё равно увидит её предсмертную записку. Сегодня Урокодаки решил приготовить любимое блюдо Томиоки — тушенный лосось с редисом, в надежде, что ему станет хоть немного лучше, зная, что кто-то о нем заботится, переживает, но тем не менее ел он вяло, не улыбался, хотя тушенный лосось с редисом всегда вызывал у него улыбку, даже совсем незаметную. Вместо улыбки, Гию одарил бывшего учителя благодарностью. Всё же блюдо ему понравилось, но его состояние лучше не стало. Подходил конец третьему дню ожидания и, похоже, Томиока вскоре собирался покинуть дом Урокодаки. Он это сознавал, а потому решил больше не тянуть. Всё-таки Гию должен увидеть это письмо несмотря на то, что сам того не желает. Саконджи прекрасно понимает, что её предсмертная записка вскроет старые раны Гию и оставит на нем новые, но Урокодаки не мог ослушаться последней просьбы Хотару: его, похоже, последней ученицы. По телу пробежались капли пота, руки, которыми он доставал письмо из полки, подрагивали. Несколько дней назад Саконджи не хотел и думать о том, что это когда-нибудь произойдет. Сейчас он тоже не желает об этом размышлять, однако то, чего он так опасался, происходит. В эту минуту его сердце неспокойно бьется, в эту секунду он садится на пол, пряча записку в рукаве, и прямо сейчас будет объявлено о смерти Хотару Саито. — Гию, подойди сюда, — на последнем слове голос Урокодаки дрогнул, предательски выдавая ситуацию. Из соседней комнаты послышались тихие шаги, после чего из-за двери показался сам Томиока. Его взгляд был серьезен, а в синеватых глазах даже не отражался свет от костра, поэтому они казались безжизненными и печальными. Парень оценил обстановку и, похоже, понял, что грядет что-то нехорошее. Он подошел к Урокодаки и присел перед ним. Тот медленно просунул руку в рукав и вынул оттуда записку. — Я долго не мог решиться на это. Хотел ещё немного подождать, прежде чем отдавать тебе её... предсмертное письмо, но тебе больше нет смысла оставаться здесь, верно? Томиока ничего не ответил. Только его поникшие к полу глаза блеснули красным огоньком, когда бывший учитель заговорил о записке Хотару. Вместо вопроса, который блуждал в его голове, он мог выдать лишь тихий вздох. Не дав ему перевести дыхание, Саконджи бережно положил перед ним записку, как ответ на его немой вопрос. Гию опустил голову к завернутому листку бумаги. Челка упала ему на лоб, из-за чего в синеватых, слегка ошарашенных глазах вновь не отражался свет. Томиока решился протянуть руку к письму, почти невесомо подбирая его с пола. Он неуверенно раскрыл записку. «Это мое первое и последнее письмо Вам, Господин Томиока. Если Вы это читаете, значит меня уже нет в живых. Я не знаю, в какой момент это случится, и не знаю, в каком состоянии будет моё тело, но я надеюсь, что всё же меня будет возможно правильно похоронить, но, скорее всего, никому не будет дела до этого, ведь на отборе все хотят выжить, а мёртвых тел так много, что не счесть. Надеюсь, Вы не переживаете о моей смерти, ведь тогда моя душа не упокоится на небесах, и я буду волноваться так же, как и Вы, Томиока-сан. Пускай Вы прямолинейны и немного несговорчивы, я знаю, что Вы не плохой человек, и я понимаю, что в Вашей душе так же есть трудности, которые Вам предстоит преодолеть. Надеюсь, что однажды кто-то поможет Вам в этом. Заранее извиняюсь за свою глупость. Пожалуйста, передайте Юки и Иоши, что я их люблю и ценю то, что они сделали для меня, а также Урокодаки-сэнсей, который приложил не мало усилий, чтобы я попала на Финальный отбор. Простите, что не смогла вернуться живой.Господин Томиока, благодарю Вас за то, что обучали меня. Спасибо Вам за то, что сделали для меня. Очень признательна и благодарна.
Хотару Саито».
Тусклый свет от луны попадал в комнату через окно, освещая её даже ночью. Но иногда он пропадал, прячась за пышными облаками. Комната совсем немного потускнела, однако другая её часть была освещена теплым светом от огонька свечи, которая находилась на столе. За этим столом Хотару писала свое письмо. Она старательно выводила каждую букву, чтобы почерк был более читабельным, но капли слез, которые вдруг скопились в её глазах, мешали процессу, а иероглифы рисковали быть размазанными. Её почти беззвучный плач перерос в самую настоящую истерику, и Хотару, отложив перо в сторону, закрыла рот ладонью. Она не должна быть слишком громкой, иначе Урокодаки может её услышать. Саито становилось не по себе, когда она осознавала, что эта записка вполне может пригодиться и, конечно, она сделает всё, чтобы этого не случилось. После того, как Хотару закончила писать, она сложила записку вдвое и осторожно потушила свечку. Вокруг стало темно, лишь только свет луны помогал увидеть в этом мраке хоть что-то. Девушка, обернувшись, глянула в окно на темное небо, где и мелькала тусклая луна. Её зеленые глаза, на которых ещё не успели просохнуть слезы, печально глядели вперед. — Наверное, это прозвучит грубо, но я не хочу возвращаться к вам, мама и папа, — прошептала Хотару. — У меня ещё есть, что ценить. Томиока читал, замечая на письме засохшие капли её слез. Несколько мокрых кружочков задевали чистые уголки листа, а какие-то размывали иероглифы, однако Гию всё равно мог их прочесть. Когда он читал её записку, его сердце будто бы чувствовало Хотару, он словно ощущал её присутствие, слышал её голос — от этого становилось ещё печальнее. С каждой новой строчкой взгляд Томиоки мрачнел всё больше, а в глазах отражалось само письмо и его изредка подрагивающие руки, держащие листок.«Простите, что не смогла вернуться живой».
«Не извиняйся», — наверняка хотел бы сказать Гию, если бы Хотару находилась прямо сейчас здесь. Он уверен, что Саито погибла достойно. Медленные капли слез потекли с глаз Столпа. Они остановились на подбородке, а затем упали на лист бумаги, где их и так было полно. Синеватые глаза Томиоки застыли на строчках письма. Они были широко распахнуты, словно сам Гию до конца не мог принять факт смерти Саито. Урокодаки, всё это время поглядывавший то на пол, то на записку, краем глаза заметил стекающую с подбородка бывшего ученика, слегка блестящую слезу. Он ахнул, вглядываясь в его лицо, но из-за челки ничего нельзя было разглядеть. — Г-гию?.. — растерянно спросил Саконджи, медленно подбираясь ближе к нему. Тот по-прежнему молчал. Томиока впервые за столь долгое время заплакал на глазах у бывшего учителя.…
Юки с грохотом упала в проходе перед Томиокой, царапая ногтями дерево под собой. Она не сдерживала свои громкие рыдания и всхлипывания, которые разносились чуть ли не на всю деревню. Наверняка ей было очень больно, наверняка она жалела, что так просто отпустила свою, пускай не родную, но дочь на верную смерть. — КАК ЭТО ПОГИБЛА? КАК ЭТО ПОГИБЛА? — закричала Юки, после чего снова громко всхлипнула. — ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ? КАКОЙ ДЕМОН С НЕЙ ЭТО СДЕЛАЛ?.. — её безудержный крик перешел на скулеж. Девушка вновь зарыдала, слегка подрагивая всем телом. К ней незамедлительно опустился Иоши, обхватив любимую за плечи. Он тоже плакал, он тоже всхлипывал. По его подрагивающим рукам было заметно, что он еле сдерживает и так во всю идущие слезы. Иоши медленно прижался ближе к своей жене, приобнимая её подрагивающую спину. — Почему она пошла на этот отбор... Иоши сжал свои ладони на плечах у Юки: — Прости, Хотару, что не остановили тебя... Томиока всё это время стоял, в знак извинения склонившись перед ними. Взгляд его безжизненно блуждал по земле, изредка поглядывая на рыдающих Иоши и Юки. Он прекрасно понимал, какого им сейчас, он знал, что им безумно больно. Пускай Иоши и Юки не настоящие родители Хотару, но они принимали её как за свою родную. Они все были очень близки друг с другом. Гию всё ещё кланялся перед ними, явно чувствуя свою вину в этом. Если бы он вовремя заметил стремление Хотару стать охотником, если бы он отговорил её, ничего бы этого не было. Никому бы не пришлось страдать: ни ей самой, ни Юки, ни Иоши, ни Урокодаки, и он сам бы не испытывал безумное чувство вины за смерть Саито. Томиока сам убил её. Из-за него всё так сложилось. Из-за него Хотару лишилась жизни. — Спасибо, — вывел голос Юки его из раздумий. — Спасибо, что рассказали, — она снова всхлипнула. — Спасибо, что пришли, Томиока-сан, — девушка вытерла слезы пальцем, после чего поднялась на колени. Её глаза всё ещё были красными, а черные волосы слегка потрепанными. — Спасибо за то, что были рядом с нашей Хотару. Она была рада проводить время с вами, — Юки слегка улыбнулась. — Вы были её единственным другом, Томиока-сан, — добавил Иоши, глядя прямо на него. — Спасибо, — сказали они оба, слегка поклонившись перед Столпом....
Больше в дом Урокодаки Гию не возвращался. Даже письмо с собой не взял. Он отправился на новое задание, полностью сконцентрировавшись на нем, однако в его голову часто лезли мысли о том, что же будет дальше. Конечно, он прекрасно знал ответ на этот вопрос: всё вернется на круги своя, всё вернется к тому моменту, когда Томиока ещё не познакомился с Саито. Больше он никогда не услышит её голос, больше никогда не увидит её, никогда не заглянет в её зеленые, как изумруд, глаза. Теперь пора забыть об этом и вернуться к заданию. Учитель Урокодаки уже понял, что Хотару не вернется. Она погибла на отборе, как и несколько других его учеников. Один только Гию выжил тогда, несколько лет назад, один только он вернулся обратно. Может, не стоило допускать её к отбору? Может, было бы лучше прогнать её тогда? Сейчас жалеть уже поздно. Единственное, что он способен сделать — больше не принимать к себе никаких учеников. Больше он не будет направлять их на верную смерть. Миновало семь дней с окончания Финального отбора. Все, кто знал Хотару, жили своей прежней жизнью, иногда вспоминая о ней. Саконджи Урокодаки сегодня в последний раз почтил память погибшей Саито, сложив руки в молитве. Юки и Иоши до сих пор не окрепли от потери: почти всё время они проводили в доме, временами проливая слезы за смерть единственной, больше не живущей в их доме дочери. Томиока же возвращался с очередного задания. Как только ему в мысли лезла Хотару, он старался прогнать её как можно быстрее.«...Я не знаю, в какой момент это случится, и не знаю, в каком состоянии будет моё тело, но я надеюсь, что всё же меня будет возможно правильно похоронить…»
Гию вдруг ахнул, остановившись. Он огляделся вокруг, о чем-то думая. Наверняка он хотел придумать, как выполнить просьбу Саито. Всё же это действительно невозможно: похоронить её тело, однако Томиока хотел сделать хоть что-то похожее. — «Может, если я похороню предсмертное письмо Хотару, я выполню её просьбу? Где-нибудь у её деревни. Там ей может быть спокойнее». И Гию вновь направился вперед. Он вспомнил, что оставил записку в доме Урокодаки. Как бы ему ни было больно, придется вернуться туда снова. К сожалению, это место ассоциируется у него не с самыми приятными воспоминаниями, однако, если предаться им, кое-что хорошее всё же там можно найти. Жаль только, что это хорошее не живет рядом с ним. Дом бывшего учителя находился всего в пару метрах от Томиоки, но Столп почему-то остановился на полпути. Он опустил глаза к земле, словно бы опять о чем-то задумался. Наверное, он снова вспомнил о Саито, вспомнил о её смерти, а может он вообще ни о чем не думал. Взгляд Гию был опустошен, будто перед собой он видел лишь густой туман и ничего больше, только собственная боль могла ему объяснить, где он сейчас находится и что он тут делает. Томиока вновь пришел в себя. Перед его глазами была всё та же земля, на которой стояли его ноги. Он поднял голову вперед и пошел дальше, однако тут же остановился, издав испуганный вздох. Он не верил самому себе. В пару метров от него бежала, уже почти переходя на шаг, Хотару Саито. Она перерывисто дышала, видимо, из-за того, что сильно вымоталась, пока добиралась сюда. Гию так же заметил, что она хромала. Парень медленно сделал шаг вперед, опасаясь, что это всё ему кажется, что он бредит и вот-вот её силуэт исчезнет, но она была такой реальной, такой настоящей, что парень и не знал, что ему думать. — Х-хотару?.. — тихо произнес Томиока, сделав ещё один шаг вперед, а затем собственные ноги понесли его вперед. Он бежал, не веря собственным глазам. Он знал, что это не может быть правдой, но, даже если так, он в любом случае хотел бы думать, что это не мираж. — ХОТАРУ! Она его услышала и, похоже, точно так же не поверила своим собственным, широко распахнутым глазам, в которых уже начали собираться слезы. Саито, собрав всю свою волю в кулак, сорвалась с места и побежала вперед, минуя дом Урокодаки. — ТОМИОКА-СААН! — закричала Хотару. Он её слышал, её голос четко отзывался в его голове, а значит она действительно настоящая. Она действительно жива. Девушка чувствует, как подкашивается и болит её нога, но, невзирая на боль, она не собиралась останавливаться, однако нога вновь неудачно согнулась в колене и на этот раз Саито грубо упала вниз, плюхнувшись ладонями в землю. Она вскрикнула. Из-за боли с её глаз хлынуло ещё больше слез, но она всё равно продолжала глядеть прямо на Томиоку, который разогнался сильнее. Парень свалился на колени рядом с ней, встревоженно оглядывая всё её тело. Он заметил, что на её лбу была повязка, а ещё — многочисленные ссадины. Руки Гию застыли над плечами Хотару, словно бы он хотел её коснуться, но отчего-то боялся. — Т-ты в порядке? — вместо ответа на его вопрос она громко разрыдалась. — Я-Я БОЯЛАСЬ, ЧТО ПОГИБНУ НА ОТБОРЕ, Я БОЯЛАСЬ, ЧТО БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ УЙДУ ОТТУДА, Н-НО... — слезы мешали говорить. Саито всхлипнула, кулаком смахивая их с глаз. Томиока ошеломленно глядел прямо на неё. Похоже, ему всё ещё казалось, что это не правда, однако, как только Хотару налетела на него, заключив в очень крепкие объятия, туман сомнений полностью рассеялся. — Н-НО Я СПРАВИЛАСЬ. МНЕ БЕЗУМНО СИЛЬНО ПОВЕЗЛО, ТОМИОКА-САН! Гию чувствовал дрожащее тело девушки на себе, он ощущал её прикосновения, чувствовал запах белоснежных волос. Его руки, всё это время висящие в воздухе, медленно обхватили спину Саито и также крепко прижали ближе к себе. Он слегка дрогнул. В его глазах стали скапливаться слезы. — ПРОСТИТЕ МЕНЯ, ТОМИОКА-САН. ПРОСТИТЕ, ЧТО НИЧЕГО НЕ СМОГЛА ВАМ СКАЗАТЬ. Я… Я ПРОСТО НЕ МОГЛА НИЧЕГО СДЕЛАТЬ... — Хотару продолжала рыдать и всхлипывать, утыкаясь в твердое плечо парня. Она чувствовала его теплые руки на своей спине, которые крепко прижимали её ближе к его грудной клетке. — Всё в порядке. Главное, что ты жива, — как всегда серьезно проговорил Гию, однако его голос колебался. Столько всего произошло за одну неделю, что у него в голове не укладывается. Всё кажется просто каким-то сном, очень длинным сном. Томиока чуть приподнял свою руку, чтобы коснуться её головы. Её белоснежные волосы были такими мягкими на ощупь, такими настоящими. — Хотару, это правда ты? — Ну конечно же! Кого же ещё могут звать Хотару Саито? — сказала она, вытирая слезы рукой. На её лице появилась улыбка. — Вы настолько не верите, что я жива, Томиока-сан? — Нет, просто... — Х-хотару? — Урокодаки медленно подошел ближе к ним, после чего остановился, словно остолбенел. Похоже, он тоже видел в Саито призрака. — У-учитель?.. — девушка чуть приподнялась — Томиока придержал её за плечи. — УРОКОДАКИ-СЭНСЕЙ! — она заулыбалась, но при этом с её зеленых глаз хлынуло ещё больше слез. Кажется, Саито хотела и его обнять. Над их головами разнесся протяжный «кар», но совершенно никто не обращает на это внимание. Ворон каркнул ещё раз, опустившись на макушку плачущей Хотару. Он повернул свою голову в сторону, оглядывая всех вокруг, но, похоже, ничего не понял. Ворон крикнул вновь, пересев на голову Гию. Саконджи вдруг присел на колени, загребая руками обоих своих учеников — птица слезла с Томиоки. Он прижал их макушки к своей груди. — Я так рад, что ты жива, Хотару, — тихо произнес Урокодаки. — Я уж думал, ты не вернешься к нам. Саито ничего не ответила, она лишь продолжала лить свои слезы, нередко шмыгая носом. Ей, похоже, было неловко и стыдно, за то, что она так сильно напугала учителя Урокодаки и Томиоку, что аж они оба еле осознают, что она жива и здорова. Взгляд Хотару вдруг переметнулся к Гию, после чего её глаза раскрылись шире. По лицу парня стекали капли слез, а взгляд был направлен прямо на неё, но как только он заметил, что Саито смотрит на него, его глаза опустились вниз. — Томиока-сан, в-вы в порядке? — встрепенулась девушка, кладя руку ему на плечо. — Теперь всё хорошо, верно? Ни о чём больше не надо переживать. Всё будет как раньше. Всё будет хорошо. — Да, — кивнул он, быстро смахивая слезы со своего лица, словно ему было стыдно за это. — Пойдемте в дом. Наверняка Хотару устала с дороги. — Урокодаки отпрянул от них, вставая на ноги. Он осмотрел их всех, остановившись на вороне Уз — тот послушно сидел рядом, не сводя глаз с Саито. На его шее был еле заметный шрам. Странный ворон. Томиока встал на одно колено, без слов взяв девушку на руки, словно невесомую. Она смущенно приоткрыла рот, видимо, желая что-то сказать, но затем снова прикрыла его. Щечки девушки заметно покраснели. Конечно, она бы хотела возразить Гию, но он бы её не послушал: не стал бы заставлять её идти с хромающей ногой. Интересно, почему же Хотару не смущалась, когда бросалась на Томиоку с объятиями? Каждому в тарелку Саконджи налил суп — Хотару всё это время за ним наблюдала, словно бы соскучилась по тому, как учитель готовит. Она улыбалась, когда понимала, что теперь её жизни ничто не угрожает, ну, по крайней мере сейчас; что она находится в кругу близких для неё людей. — Учитель Урокодаки, — Саито незаметно глянула на Томиоку, — насчёт моего письма… — Да. Гию читал его, — сдержанно кивнул Саконджи. — Шанс того, что ты жива, был крайне мал. Мне ничего не оставалось сделать, кроме как отдать письмо. — Вот как… — девушка стыдливо опустила голову вниз, сжав ткань своих штанов в кулаках. — Простите, что заставила вас переживать. Я хотела, чтобы это письмо было развернуто только в том случае, если бы я действительно погибла, а всё обернулось так… Не представляю, как вы чувствовали себя в последние дни. — Перестань, Хотару, — твердо ответил Урокодаки, заставляя Саито поднять голову на него. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что ничего бы не смогла с этим сделать. То, что ты оставила после себя записку, которая служила для родных твоим последним словом, уже хорошо. Знай: ты не сделала ничего плохого. Девушка молчала. Её кулаки медленно расправились. Похоже, наставление учителя действительно ей помогло, и оно даже заставило её задуматься. Хотару вдруг обернулась на Гию: — Томиока-сан, вы же… рассказали Юки и Иоши о том, что было в письме?.. — Да. Всё же ты об этом просила, — не глядя на неё, ответил Столп. Выражение лица Саито мигом стало безумно перепуганным. Она ещё долго сверлила Томиоку взглядом, пока тот старался делать вид, что не замечает её. Похоже, его это пугало. — А ну перестань думать о всяком, Хотару! Ешь давай! Голос Саконджи снова вернул её к настоящему. Девушка виновато глянула на него — тот постучал пальцем по полу, напоминая о почти остывшем супе. Она тут же принялась есть. —… на отборе меня спасла девочка. Она была очень сильная, и при этом младше меня. Её мировоззрение слишком уж отличалось от моего. Она была более жёсткая, более стойкая, и меня она назвала хорошим воином, — Хотару взглянула на Урокодаки — тот задумался. Рядом с ней сидел Томиока, сложив руки на груди. Он тоже внимательно слушал, хоть и не участвовал в разговоре. — Её звали Рэн Канэко, но она почему-то просила называть её Рэн-Рэн. — Канэко… я слышал эту фамилию. Если не ошибаюсь, в их роду однажды был известный на всю деревню Столп, — ответил Саконджи. — Подробностей не помню. — Вот оно как… — Хотару задумалась, вспоминая саму Рэн-Рэн. Кажется, пазл в её голове стал понемногу складываться. — «Интересно, Рэн-Рэн стала охотником, как и говорила? Она ведь сильная. Она точно не могла погибнуть так легко». — Почему Канэко назвала тебя хорошим воином, Хотару? — Если честно, я сама до конца не понимаю, но я думаю из-за того, что я защищала многих детей, рискуя своей собственной жизнью. Может быть из-за этого она посчитала меня хорошим воином, — девушка задумчиво приложила палец к губе — Гию удивленно взглянул на неё. Она думала, пока учитель Урокодаки не стукнул ладонью по полу. — Ты из-за этого чуть не лишилась жизни? — грозно спросил он, хотя прекрасно знал, что Саито ответит. Она, похоже, сильно перепугалась. — Н-но я не могла их просто бросить! Они были так напуганы, что пошевелиться не могли! — Ты их даже не знаешь! А что, если бы ты не спаслась? Что, если бы ты не вернулась с отбора, как… — он остановился, после чего со стоном сложил руки на груди. — Наверняка многие из тех, кого ты спасала, не вернулись с отбора. В бою ты должна чётко понимать, кого тебе надо спасти, а кого уже нет смысла. Если ты будешь спасать жизнь всем, кого видишь — останешься без своей собственной, — Саконджи указал на Хотару. — Только что тому был пример. — Я поняла, Урокодаки-сэнсей, — Саито чуть поклонилась, осознав свой глупый проступок. Она вспомнила, что тоже самое ей говорила и Рэн-Рэн на отборе, когда назвала её хорошим воином — только её черту: спасать всех, она отметила недостоинством. — Ты похожа на Сабито, — внезапно заговорил Томиока. Саконджи и Хотару обернулись к нему. Тот выглядел как всегда серьезным и невозмутимым, словно он не говорил ничего важного; его взгляд синих глаз был направлен в сторону.…
Хотару легла на свой футон, накрывшись одеялом. Сегодняшняя ночь казалась удивительно спокойной, однако её сердцебиение было крайне встревоженным. Позади неё лежал Томиока, который всё же решил остаться. Впрочем, Саито была не против, но его присутствие в одной комнате с ней немного смущало. Свой футон Гию перенёс на самый край комнаты — конечно, он это делал, когда Хотару не видела, чтобы не получилось так, будто бы он избегает её. Столп просто хотел, чтобы Саито было не так неловко с ним в одной комнате. Неожиданно лицо девушки залилось красным румянцем — она вспомнила, что писала в предсмертной записке, и поняла, что Томиока всё это читал. Хотару стало стыдно ещё и от того, что он прямо сейчас был за её спиной. Наверняка ему было очень грустно. Саито зарылась в одеяло с головой, боясь, что он увидит её смущение, и подумает, что ей неудобно спать с ним в одной комнате. Мало ли, может ради неё к Урокодаки ночевать пойдёт! — Я рад, что ты в порядке, — из-за его неожиданного шепота Хотару вздрогнула. Она вынула голову из-под одеяла, после чего медленно повернулась к Гию, боясь, что он смотрит прямо на неё, однако оказалось, что парень лежит спиной к Саито. Она быстро обернулась обратно. — Я т-тоже рада, Томиока-сан.Спустя 13 дней…
— Гию, не хочешь остаться с нами до завтра, чтобы узнать, какой меч будет у Хотару? — Нет, — резко ответил Томиока, направившись к выходу. — Ну, пожалуйста, Томиока-сан! — Саито на коленях подползла к нему, — Я тоже хочу, чтобы вы посмотрели на мою катану!.. — девушка подумала, что он вот-вот остановится, передумает, но нет: Столп всё так же медленно шёл к выходу, не остановившись даже на секунду. Хотару это очень огорчило. — Я бы хотела, чтобы два моих учителя понаблюдали за тем, что за катана у меня будет, — по её тихому голосу стало понятно, что юному охотнику очень жаль. Ей было грустно, что наставник, который так же тратил своё время на её обучение, не придёт на вручение катаны. Неужели, Гию всё-таки хочет от неё отречься?.. Столп Воды остановился, стоя спиной к ним. Кажется, он о чём-то думал, после чего неожиданно обернулся к Саконджи и Саито, отдавая свое немое согласие. Он заметил, что девушка заулыбалась, словно бы сейчас свершилось что-то невообразимое.