Как чужой чужого пойми У тебя свои дожди, у меня свои. Сергей Матвеев
***
После печального инцидента Аркобалено стали относиться к ней несколько… настороженно. Словно Элисон подобно пороховой бочке в любой момент может поднять их особняк воздух, вместе с его разрушительными обитателям в порыве ярости и захваченных разум эмоций. Чего она совершенно не понимала, беспомощно сжимая смятые простыни приевшейся к постели в кулак. Да что кто-то вроде нее способен сделать? Однако, оставаясь глухими к ее переживаниям, сильнейшие люди преступного мира старательно обходили дверь ее комнаты стороной, незаметно оставляли корзину спелых фруктов у окна, а встречаясь взглядом, тактично опускали глаза вниз. По напряженной фигуре Реборна, цепко следящим за каждым шорохом и лишним движением с ее стороны. По острой улыбке Фонга, замершем в состоянии боевой готовности. По поджавшем бледные губы Вайперу, укрывшимся сизым туманом словно щит. По едва расширившимся в легкой панике зрачкам Верде, судорожно записывающем что-то в свой блокнот. И по раз за разом тянувшейся к винтовке при виде нее Лар. Элисон предельно четко осознавала, что они ждут. Застыли в мертвом ожидании худшего. Отчего она, срываясь на нервный смех, боязливо обхватывала себя за плечи, не веря в то, что эти чудовищно жестокие люди боялись ее. Элисон Ханниган, самой обычной студентки городского техникума, чей уровень неудачи был настолько велик, а способность говорить «нет» настолько ничтожной, что ее с легкостью подставил законченный разгильдяй. И устало прикрывая глаза, Ханниган думает, что все это слишком, когда после недели тягостного безмолвия Фонг без колебания кланяется на ноги, соприкасаясь своим чистым лбом об грязный пол, позабыв о всех нормах приличия… или же наоборот вспомнив о них. — Этот ничтожный осмеливается просить прощения у глубокоуважаемой тун-чжи. Ваш презренный слуга долгое время обдумывал свое поведение и понял, что предал доверие его драгоценного Облака. Я глубокого сожалею и после ритуала раскаяния у бьющих истоков водопада, искренне прошу прощения. Она не видит его глаз, но прислушиваясь к внутреннему чутью, догадывается, что ее водят за нос. Боги, как же она не справ-ля-ет-ся. Элисон массирует гудящие виски и поневоле вскрикивает, когда приобретшие с недавних пор чувствительность ноги оказываются в плену его рук и прикрывший в обманчивом смирении глаза Фонг прижимается влажным поцелуем к ее лодыжке без грамма брезгливости. Чужие действия вводят в замешательство и она непроизвольно дергается на инвалидной коляске, силясь избавиться от, на удивление, стальной хватки. — Э-это уже слишком Фонг! — впадает в панику дезориентированная девушка. — Я уже и забыла об этом! — обман оседает на языке сухим пеплом. — И как я могу злиться на тебя? Т-ты ведь почти ничего не сделал! — Этот ничтожный благодарит тун-чжи за ее благодушие. Поселившийся в паточных глазах дикий, на грани чистого безумия, всепоглощающий голод, Элисон мудро решает проигнорировать, не в силах, однако, спрятать собственную дрожь. В конце концов все ведь началось с ее неудачных побегов. Кто знает, возможно, если бы она не стремилась с таким жалким отчаянием к елейной свободе, Аркобалено не обошлись бы с ней настолько жестоким образом и с ее ногами все было бы в порядке. «Это моя вина», — опустив плечи под давлением сжавшихся пальцев Фонга, вызвавшимся помочь ей спуститься на первый этаж, Элисон нервно прикусила нижнюю губу. — «Стоило просто вести себя хорошо». Если она будет послушно исполнять их приказы, они ведь перестанут причинять ей боль? Вздрогнув при холодной улыбке Фонга, Элисон предательски сжалась всем хлипким телом, как никогда сильно желая исчезнуть с лица земли.***
Луче называет ее необычным Облаком и терпеливо объясняет, скрывая затаенную горечь в глубине синих глаз, что остальные держат дистанцию потому что обладатели этого атрибута холодны. Нелюдимые, замкнутые и до ужаса притяжательные до своей территории. Элисон понимающе кивает, но страдая от смертельной скуки и элементарной потребности в человеческом общении, неуверенно идет на сближение. Пьет не в первый раз приготовленный, но впервые опробованный Реборном кофе, когда тот после получаса бесцельных ругательств из-за устаревшей модели турки, вручает полусладкое латте. Внимательно слушает наставления Верде касаемо физических упражнений для восстановления координации ног. Долго дискутирует с Вайпером на тему нестабильности фондового рынка и убеждает вложиться в кое-какие компании, обещавших перерасти в ближайшем будущем. С любопытством разглядывает разобранную винтовку Лар, хваставшейся новейшей разработкой военных. И учится снова смеяться рядом с Фонгом, закрывая глаза на скручивающийся узлом живот при его появлении. Элисон перестает провожать входную дверь тоскливым взглядом, прикладывая все усилия для того, чтобы сосредоточиться на том, что происходит внутри дома. Да, здесь шумно и возможно немного жутко, но по крайней мере она не одна. Проходит месяц прежде чем она вновь обретает возможность ходить, игнорируя задумчивый взгляд Реборна, который и подлечил их к концу последней миссии, пустив снисходительный смешок. И не успевает Элисон как следует оглянуться, как построенные самими же Аркобалено границы рушатся, засасывая ее в червоточину жестоких будней, первых убийств и раздирающих душу в клочья преступлений. Она не знает, кто конкретно спросил, следует ли ей принять участие в следующем задании, зато до боли четко запомнила песок заполнивший ее рот и бешеное биение перепуганного сердца под грудью. Кричащее «нет» застыло над душой тяжелым камнем, так и не вырвавшись наружу, и Элисон покорно села на водительское сидение роскошного автомобиля премиум класса, до боли сжимая его руль. В течение последующих семи часов спину жгло от мрачного ожидания чужих взглядов, ждущих непременную осечку или провал, угрожавший успеху всей миссии, который не заставил себя ждать. Когда дрожащая, срывающая на тихий скулеж от происходящего ужаса Элисон не нашла в себе сил застрелить непрошенных свидетелей перестрелки, отряхнувший с перчаток кровь Реборн отвесил ей увесистую пощечину, припечатав тем, что раскатает ей пол на тренировочном полигоне по их возвращению. И с металлическим спокойствием их застрелил. Той же ночью меланхолично любуясь ночным небосводом избитая, измученная Ханниган отчужденно думала о том, что раньше было лучше. Когда Аркобалено сдерживала тонкая грань того, что она отрешенное, дикое Облако, а вовсе не забитая, боявшаяся и слова лишнего сказать Элисон, ей было легче. Во много раз.