***
Ана'ан усиленно думал о том, как можно было остановить ту стремительно строящуюся посреди моря штуковину. Понятное дело, что к благополучию их племени она не имеет совершенно никакого отношения, потому что явно отвечает исключительно жадным запросам людских желаний. Загвоздка была в том, что даже при всем стремлении устранить эту проблему — они были абсолютно бессильны перед этим выходящими за рамки разума технологиями. При малейшем касании к барьеру их было током, так что в случае излишней упрямости можно и умереть из-за количества поступающих в тело разрядов. Но даже не это бесило тайранговца. Удушающую досаду вызывало то, что за тем барьером, как ни в чем не бывало, стояло то самое племя, которое и пошатнуло их размеренную жизнь. То самое племя, о котором никто не упоминает, и никто не говорит. Они сидели в тени долгое время после событий более ста лет назад — и вот теперь вышли в свет, явили себя народам, доказав свою неверность, свою революционность идей и подверженность чужому влиянию. И прежде, чем Ана'ан перережет каждому из них горла за их своеволие, за их нападения, он хотел бы задать один простой вопрос: «Зачем и почему?». Неужели это и есть результат их колонизации? Результат нараставшего империализма? Если не люди погубят Пандору, так сами На'ви это сделают? Ана'ан смотрел на них. Смотрел на того, кажется, вождя, которого они встречали ранее. Его длинные, достававшие до поясницы волосы были обвязаны в несколько отдельных толстых дредов, скрепленных золотистыми кольцами. Он был выше всех и больше всех — даже больше Ана'ана, у которого мускулатура была достаточно выдающейся. Кожа была явно темнее, чем у Тайранги и Оматикайи — что, в общем-то, наблюдалось и у Иму, их бывшего заложника. Тот вождь На'ви был одет в привычную для На'ви одежду — широкая грудь была перетянутая кожаными ремнями, перекрещенными у центра грудной клетки, а на бедрах висела то ли грязного черного, то ли грязного серого цвета повязка, а к ней были привязаны два ножа, и та самая костяная, из черепа неизвестного животного маска. На шее висели куча когтей, вырванных, судя по всему, из змееволков, а кроме них и прямоугольные камни с руническими письменами на них. Руки были обвиты браслетами, как и ноги прикрыты щитками до колен. Но наиболее примечательной чертой этого предателя были глаза — точнее, глаз — никогда еще Ана'ан не видел такого жгучего пламенного цвета. Они будто пожирали заживо, причем у остальных членов его племени все было как обычно в этом плане — кислотный желтый. У кого-то была и гетерохромия — один оранжевый, другой желтый — но таких меньшинство. Как и у любого На'ви, у них было отличие в том, что эти ребята явно любили дым в глаза бросать. Намалеванные черными линиями глаза только усиливали тяжесть их кровожадного взгляда. Ана'ана заметил один из них. Как раз-таки это был Иму, первый знакомый из этого ненасытного клана. Он следил за тайранговцем, пока тот делал круги вокруг платформы, надеясь найти хотя бы одно слабое место. Иму натянул свой починенный лук, прицеливаясь в Ана'ана. — talɛl, — приказал вождь, опуская оружие своего подопечного вниз. — kuruɖe. Юноша даже как-то разозлился, будучи поруганным за свои импульсивные действия. Он убрал лук и стрелы за спину, взглянув на вождя. Рядом с ним он оказался ребенком, которого всему надо учить и которого постоянно надо останавливать. Иму уже получил нагоняй за то, что самовольно пошел искать Ханнелору, лишь бы порадовать их лидера. Но лидер не был в восторге от таких действий — напротив, чуть не ударил младшего, но вовремя себя остановил от этого. Помощь мальца ему еще понадобится, поэтому нельзя пренебрегать этим и стоит держать его рядом как можно дольше. — Простите, — почти шепотом выдал Иму. Вождь ничего не ответил ему. Они обсудят поведение Иму позднее, а пока что… — eleʈɔɲ! — прорычал вождь, когда из поля зрения пропал Ана'ан. Тайранговец, воспользовавшись тем, что два его заклятых врага были отвлечены любованием друг друга, все-таки смог найти маленькую брешь в барьере прямо за спиной у тех ребят. Она была вызвана тем, что к ней прилегал аппарат по управлению платформой, который немного смещался за пределы. Не дожидаясь подмоги, Ана'ан со всей силы бросил копье в образовавшееся отверстие. Он схватился за рукоять и, натужившись, начал тянуть его вверх, чтобы раскрыть проход. Это было весьма нелегко, потому что барьер начал сужаться, а Ана'ан был один на всех. Иму поспешил убрать настойчивого противника. Но тайранговец уже успел влезть внутрь, правда, обжег свой хвост, но иначе быть не могло. Он знал, что все внимание будет переключено на него, вследствие чего он бы попросту не вышел живым, поэтому Ана'ан просто вкинул последнюю гранату на аппарат управления, после чего его откинуло обратно за барьер. Взрыв пошатнул систему, но не уничтожил ее, так как основной центр управления является дистанционным и при сбоях его можно легко починить. Однако это дало толчок, из-за которого некоторые из деталей были повреждены и придется собирать пару участков заново. Хоть что-то, но все равно недостаточно. Небесные люди все еще были на шаг впереди.***
Куоритч вернулся на материнский корабль. Там его встретил его отряд, куда входил и известный всем Лайл, которого уже подлатали от ножевого ранения. — Полковник, что прикажете делать? Салли и его воины не отступают, а тут уже скоро живого места не останется. Рекомбинант Майлз глотнул настоявшегося с утра черного кофе. На мониторе были показаны зоны поражения, сплошные разрушения, повлекшие за собой обвал некоторых скал. Несколько боевых конвертопланов было утоплены в море, а вместе с ними и около пятидесяти солдат. Потери на стороне «аборигенов» составляли не меньше, но они умело пользовались своими преимуществами — знанием воздушной среды и невероятной маневренностью, которая не позволяла людям сосредоточиться на определенных целях. Они были готовы закончить все эту эпопею с одним единственным исходом, но миссия все еще не была выполнена до конца. — Нужно найти эту Ханнелору, иначе та женщина не перестанет капать мне на мозги, — процедил сквозь зубы Куоритч. Он водил пальцем по экрану, чтобы определить местоположение их цели, однако найти это дитя так и не удавалось. — Она нужна же живой, да? Найдем ее и тогда наши проблемы с головой исчезнут, — проговорил Лайл, садясь на одно из кресел. — Это у тебя иногда проблемы с головой, дурень. Как можно было проиграть шайке детей? — Ну, я про то, что у вас обмороки случаются из-за неисправности рекомбинации. Так босс сказала, помните? — прочистив горло от стыда, продолжил подчиненный. — Это другое. Она нам нужна в первую очередь не для этого. — Я вас понял, — показал большой палец верх Лайл. — Кстати, вам не кажутся наши союзники На'ви уж больно подозрительными? — Ты мне об этих своих подозрениях уже второй месяц твердишь, при этом никаких доказательств не предоставляешь, — раздраженно вздохнул Куоритч с кружкой в руке. — Пока они выполняют наши требования, мы должны сотрудничать. Без них нам не добиться желаемого. Но особо им доверять, разумеется, не стоит. — Да вообще мутные типы. Как уже было сказано ранее, ОПР не доставало ресурсов, по этой же причине они залегли на дно на несколько месяцев. В реальности же, никто из них не сидел без дела — проекты по исследованию Пандоры кипели, и Небесные люди, уже вкусив запретный плод, не могли остановиться. Особенно, когда их собственная планета находилась на стадии полного разрушения и последующей жизненной непригодности в связи с истощением ресурсов и перенаселенностью. Человечество всегда отличалось тем, что было не способно принять свою участь, что у всего есть выход. Потому они пришли на Пандору, поэтому начали искать в этой огромной галактике еще места, где они могли бы поселиться, где могли бы начать свою жизнь заново. И эта планета, расположившаяся в Альфа-Центавре, лишь ступень к освоению и дальнейшему построению своего собственного мира. Люди привыкли к прогрессу, но ситуация на Земле приняла иные обороты, вышла на путь регресса, который они всячески отрицают, потому что никому не хочется признавать свои ошибки, особенно такого масштаба. Люди не верят в судьбу, не верят в то, что каждому свое. Они верят, что если они часть этого просторного мира, то, значит, вольны делать то, что хотят. Все правила лишь условны, все этические установки придуманы и ситуативны. Так работает пищевая цепочка — сильнейшие пожирают слабых, хочешь выжить — борись. Здесь нет абсолютных виновников и абсолютных жертв — вот, в чем проблема. Но откуда нам знать, что чудес не бывает? Они придали экосистеме Пандоры научное объяснение, однако все это ведь тоже… Придумано? Они начали искать выходы и создали рекомбинантов, как новую возможную форму своей эволюции. И это только начало. — Сколько еще потребуется времени до того, как станция будет достроена? — спросил Куоритч у одного из координаторов. — Еще минут десять и все будет готово. — Отлично, пора заканчивать. Лайл, за работу!***
Ханн лежала на Нетейаме, придавленная камнями сверху. В самый последний момент она успела развернуть Тейама и сделать так, чтобы основной удар пришелся на нее. Острые грани камней царапали кожу и давили на конечности. Нетейам, закашлявшись от пыли, одной рукой отодвинул один из валунов, чтобы дать им выбраться из-под завала. Второй рукой он придерживал девушку за поясницу. Она была в сознании, но с крайне помутненным рассудком — все же по голове прошлась парочка. Старший Салли чуть привстал и начал разгребать наваленное; его ноги были свободны, поэтому он осторожно вытолкал ими камни. Нетейам вылез, потащив за собой Ханнелору, которая слабо цеплялась за его плечи. Они наконец вдохнули воздуха, чуть не утонув в той тесноте. Ханн отлипла от Тейама, с ужасом обнаружив, что ее левый локоть вывихнут. Она случайно оперлась на свою руку и впоследствии вскрикнула из-за сильной боли. — Что такое? — встревожился старший Салли. — Рука… Вывихнута, — сбивчиво ответила девушка. — Черт, — шикнул Тейам. Он неосознанно сжал кулак. — Давай попробуем переместиться туда, чтобы тебе было на что опереться. Он аккуратно приподнял Ханн и усадил у камня, а после присел напротив на корточки. Девушка убеждала себя, что все в порядке, но пульсирования по всему телу говорили об обратном. Сейчас больший дискомфорт приносила рука, остальное не было настолько серьезным. — Ханн, я попробую вправить тебе руку, хорошо? Тучи сгущались над головой, становились все темнее и темнее. Запах дождя ударил в нос, пара капель упала на землю. Ханн закивала головой — она доверяла Нетейаму, да и как тут еще можно было поступить. Нужно было как-то возвращаться в строй и совершенно точно не однорукой. — Ладно, давай, — согласилась она, в очередной раз ощутив неприятное покалывание. Нетейам взял ее левую конечность, расположив в своих ладонях. Вывих пришелся на локтевой сустав, на котором уже красовалась отечность. — Не забывай дышать, помнишь? — Он видел, что у девушки нарастала паника, которую она старалась подавить, задвинуть подальше, чтобы не высовывалась в ненужные моменты. Ханн постепенно восстанавливала свое дыхание, вздымая грудь верх-вниз, верх-вниз. Нетейам следил за тем, как она бегала глазами, не зная, куда себя деть. — Смотри на меня, — нежно проговорил он. — Ханн, смотри на меня. Тейам повернул ее за подбородок, вдавив пальцы в ее щеки. Смотрел так, будто хотел, чтобы она окончательно осознала произошедшее, пытался ее убедить, что она сейчас в безопасности и что он не причинит ей вреда. Ханн это знала, а потому уверенный взгляд Нетейама позволил ей расслабиться и в то же время приготовиться. Она поджала губы, ожидая этот резкий импульс при вправлении. Старший Салли за долю секунды вернул сустав в его изначальное положение, что вызвало у Ханн болезненные стоны. Он мгновенно, будто боясь потерять ее из виду, взял ее лицо в свои теплые ладони и вытер подступившие к уголкам глаз слезы. — Ты молодец, Ханн, — зашептал Нетейам, перебирая пальцами на ее вытянутой шее. Казалось, что все было хорошо. В данный момент, в данную секунду Ханнелора чувствовала себя не такой одинокой. Нетейам всецело, всем своим нутром показывал, что она не одна, что он рядом. Но во всем этом прекрасии, в этом райском саду наслаждений все еще были сгустки тьмы, которые разрушали их связь, потому что таковы превратности судьбы, таково их положение. — Ты должна уйти. Далеко и надолго спрятаться, чтобы никто тебя не нашел. Тебе небезопасно рядом со мной, а мне… С тобой, — Он не хотел произносить последние слова, но правда била под дых и ее отрицание ничего бы не решило. Они оба признавали это, оба принимали это. — Уходи. Нетейам отпустил ее. Он должен был вернуться к Ло'аку, которого беспечно оставил; к отцу, который с высокой вероятностью волновался за него и небось уже поднял тревогу. Его место было не здесь. Не рядом с ней, а там, где была его семья. Таким ведь он и был с самого начала. Ханн поднялась на ноги и призвала Руна. Дождь яростно хлынул, смывая все остатки былого сожаления. Она действительно должна уйти, должна найти себя и найти способ помочь остальным без вреда со своей стороны. Ханн осознавала свои ошибки и хотела научиться больше их не делать, но для этого предстоит нелегкий путь. Она собирала свою разбитую душу по осколкам, чтобы сотворить из нее что-то новое. Только надежда держала ее в узде. Икран грозно заревел и пустился в небеса, облетая вокруг огня и не прекращавшегося дыма, заполонившего воздушное пространство. Многочисленные тела лежали на берегу, некоторые из которых забирали себе приливы, утаскивая в морскую бездну. За интересы других гибли совершенно безвинные души, они лишались шанса на спасение, становились узниками войны. Боролись ради себя, ради своего благополучия с одной стороны, а с другой, чтобы пролитая кровь не была напрасной, проливали еще. Война никогда не вела к миру, она вела к победе, вела к окончанию страданий, но мира как такового не существовало. Люди скажут, что они предупреждали, что все это — исключительно крайние меры, и они пытались договориться, а На'ви ответят, что варварство однажды не перестанет им быть в будущем. Они ответят, что не всегда все идет так, как хотят того более «высшие существа». Если у кого-то есть то, что тебе нужно, объявляешь его врагом, а потом спокойно грабишь. Здесь и встретились две ипостаси отчаяния. Отчаяния имеющих и не имеющих, или, правильнее сказать, потерявших? Рун лавировал, преодолевая препятствия. Летел куда-то в неизвестном направлении, слушал, как его хозяйка была погружена в беспокойства и не имела ни малейшего понятия о том, куда ей следовало податься. Он пыхтел, как будто таким образом выбрасывая пары ее гнетущих мыслей. Они почти выбрались из этого круговорота смертей, утопленные в небесном гневе, как проблески надежды омрачились услышанным. — Цель обнаружена. Ханн была уверена, что это касалось ее. Она медленно, словно само время замерло вокруг, повернула голову. Материнский корабль во главе с Куоритчем, с его ехидной ухмылкой появился прямо позади нее. — Хорошо же ты спряталась, Ханнелора. «Плохо, если ты все-таки нашел меня», — подумала Ханн. Нельзя медлить. Ханн приказала Руну двигаться быстрее и резче, несмотря на то, что она еще не до конца освоила мастерство езды на нем. Икрану дважды повторять не нужно было — он верно пустился в собственный танец с ветром, закричав так, что его услышали аж за несколько километров. Капли били в лицо, мешая четко взглянуть вперед. Девушка оглянулась назад — хищник уже разинул свою пасть, выставив пушки на нее. Нан'ти пронеслась мимо пушек, выстрелив в стекло, но не попав. Тогда она обогнула корабль, на одних ногах удержавшись на икране, и пустила стрелу в один из поврежденных винтов, взорвав его. Ее бойкость поразила еще несколько мест в корабле, сдвинув его с назначенного курса. Ханн не ожидала увидеть одну из лучших наездниц за своей спиной. Нан'ти не защищала Ханн — она защищала свой народ, мстила за смерти своей бедной семьи, за все те страдания, которые ей пришлось пережить, чтобы смириться с случившемся. Она издавала боевой клич, призывала к поражению, но ее засекли, и один из оставшихся «скорпионов» последовал за ней. Он преследовал Нан'ти, не давая ей возможности продолжить свои атаки. Лайл начал беспорядочно стрелять, лишь бы поймать Ханн — уже не шло речи о том, чтобы взять ее живой и невредимой, потому что ее настоящее тело все равно останется живо, пусть и с аватаром придется распрощаться в таком случае, что для Ханн равнялось к отрыванию части от себя. Нельзя дать им задеть ее. Категорически нельзя. Она летела в сторону леса, чтобы в случае чего спуститься в него и сбежать, укрытой ветками. Вот только казалось, что она вообще не отдалялась от вражеского корабля, а наоборот, только становилась ближе к нему. Откуда ни возьмись появился Ана'ан, который приземлился на верхний корпус тяжелой железяки и побежал вдоль всего фюзеляжа, чтобы сорвать с корнем прикрепленные к нему пулеметы и ракетные установки. Две из шести он лихо ликвидировал, а остальные, не дожидаясь своей участи, направили дула на синего аборигена. Ана'ан соскользнул и почти упал, но вовремя ухватился одной рукой за выступ над остекленной кабиной, распластавшись подобно пауку и закрыв своим телом весь вид на местность за собой. Для него уже не было пути назад, поэтому Ана'ан со всем рычанием начал долбить своим ножом стекло. Он бил, бил, и бил, пока не разбил, не впустил ядовитый воздух к ним внутрь, не попытался схватить одного из пилотов за шкирку. Пока Лайл не схватил свой пистолет и не выстрелил в него один раз. Потом второй раз, когда тайранговец не среагировал и продолжил вершить свою кару. А после и в третий, прямо в середину груди. Прямо туда, где ранее его самого ранил Ана'ан. — Нет! Нет-нет-нет! — завопила Ханн, увидев, как сильные руки тайранговца отпускают корабль, как его тело предается гравитации и падает вниз. Ветер не смог удержать его, он ускользнул сквозь его руки, оставляя за собой только шлейф былой храбрости. Ана'ан задыхался, у него в груди невыносимо давило, все проходило сквозь него. Ведь упав однажды, мы поймем, как нужно вставать в следующий раз. Крылья Тумпина расправились, встречая своего верного наездника. Ана'ан подсоединил свою косу, но это было плохой идеей — икран почувствовал ужасную боль, неимоверные муки, которым подвергался его партнер. Они впивались в его сознание, путая здравый рассудок с безумием из-за ощутимой смерти, ощутимого угасания, которое сокрушало их в пух и прах, разрывало годами выстроенную связь, словно цветок, сорванный со стебля. Тумпин заорал, не в состоянии сосредоточиться на полете. Связь с его наездником приносила ему боль. — Все хорошо, дружище, все хорошо. Тише, — Ана'ан гладил его по шее, чтобы икран успокоился, услышал в этом потоке, как его хозяин просит не впадать в крайности. Он мысленно направил Тумпина в гнездовье икранов. Ханн, убежавшая от Куоритча при помощи Норма и Нейтири, которые напали на корабль, спешила за Ана'аном. У нее сердце было не на месте, ведь она видела все своими глазами — видела, как его подстрелили, видела, как он падал так, словно уже никогда не встанет. Было невозможно думать о худшем исходе, но страшнее было не успеть долететь до него, не успеть оказаться рядом. Ана’ан лежал на мокрой земле, издавая мучительные хрипы. Он не дал шоку заполнить его, чтобы еще оставаться в сознании. Тумпин сидел неподалеку, будучи загнанным в угол, поникшим. Ханн, даже не дожидаясь приземления икрана, спрыгнула с трехметровой высоты, лишь бы поскорее примкнуть к тайранговцу. За ней показался и Нетейам, который тоже застал эту печальную картину. — Ты чего здесь забыла, инопланетянка? — еле-еле выдал Ана’ан, ощутив, как сгустки крови встают в горле комом и выползают наружу, окрашивая его зубы в алый цвет. Ханн двумя ладонями накрыла сочащиеся ранения. За ней и Нетейам, осознавший безысходность ситуации, но не желавший ее принимать, наложил марлю, чтобы помочь остановить кровотечение. — Пожалуйста, Ана’ан, оставайся с нами. Прошу, — всхлипывала Ханн. Горячие слезы текли водопадом, заливая ее щеки и капая на руку ее наставника. Она не могла себя сдерживать, видя, как тот, кого она больше всех здесь уважала; кого она больше всех благодарила; к кому она даже успела немного привязаться, увядал в ее руках. Того, кто стал для нее проводником в новую жизнь, кто обучил ее их обычаям, кто показал мир глазами банши и позволил ей самой ощутить, что значит духовная связь. Из разговоры, их прогулки, их противоположные взгляды, которые все же нашли отклик друг в друге. Их желание познавать, видеть и слышать. Ана’ан был бесподобен и невероятен — так она о нем думала, так она верила в него, даже сама того не замечая. — Не реви, напоминаешь мне мою младшую сестру, — выдавил из себя тайранговец. Его взгляд тускнел. Он вспомнил о своей семье. О своей матери, которая будет разбита горем, что ее сыну тоже пришлось покинуть ее. О трех младших братьях, среди которых были двое близняшек, один из которых любил рыбу, а другой — ненавидел; и маленький Тейран, которого он обожал, несмотря на его упертость и избалованность. Ана’ан считал, что Тейран вырастет замечательным На’ви, его только нужно уметь наставлять. О двух своих младших сестрах, которые часто заплетали ему косички, плели браслеты и звали в лес, чтобы сыграть в прятки. По старшинству после него шла Альсут, которой было всего 14, но она уже укротила своего икрана и стала незаменимым помощником для старшего брата в воспитании их большой семьи. Ана’ан безмерно гордился своей семьей, потому что без них он бы данным-давно поддался бы искушению мести и забвению ненависти. О Тсентее — его учителе, которого он бесконечно уважал и который стал ему как дядя, которого у Ана’ана никогда не было. О Нан’ти — его подруге детства, вечной сопернице и просто соплеменнице, к которой он всегда испытывал теплые чувства. И отец. Его улыбчивый отец, каждый раз обещавший вернуться домой. Ханн плакала, качала головой, не веря во все это. Не веря, что из-за нее, из-за людской природы, ему пришлось страдать, пришлось так рано встретиться с Эйвой. Она обреченно держала руки на его груди, захлебываясь, коря себя за собственную беспечность, собственную эгоистичность. Ханн не желала отпускать Ана’ана, не желала приносить горе его любящей семье. И терять человека оказалось намного больнее. Хоть у Тейама с Ана’аном и не сложились особо братские отношения, но несмотря на подозрения и недоверие друг к другу, каждый из них признавал то, что они оба были замечательными старшими братьями и непревзойденными наездниками. Ана’ан даже грезил, что, если бы не вся эта заваруха с предателями и небесными людьми, то в конце концов они бы стали друзьями, которые своим бы соперничеством мотивировать друг друга. Именно поэтому Нетейам с горечью смотрел на тайранговца. Он понимал его как никто другой — два сына, на которых вывалилась большая ответственность. Ана’ан, почувствовав, что следующее его слово будет последним, что Великая Мать уже поглощала его тело, забирая его душу в свой сад, из этих же последних сил снял с себя браслет, который любил его младший брат, и передал Нетейаму. — Ты хороший воин, Нетейам. Прошу тебя, помоги моему народу. — Обязательно. У Тейама задрожали губы. Слишком душераздирающим было это зрелище — лежавший в крови Ана’ан, на лице которого осел горестный мрак, и Ханнелора, отчаянно пытавшаяся оттащить его от безоговорочной бездны, будучи сама погребенной под тяжестью собственных эмоций. Ана’ан коснулся руки Ханн и легонько убрал ее со своей груди, задержав в похолодевшей ладони. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. «Я сыграл свою роль, Эйва». Нетейам, ощутив наступление нервного срыва у Ханн, крепко обнял ее, гладя по голове. — Мне жаль, мне очень жаль, — повторял Нетейам, покачиваясь и обнимая Ханн так, словно она вот-вот точно так же исчезнет, растворится под серой дымкой опаленных листьев. Она вздрагивала в его руках — это терзало, разрывало на кусочки Тейама, что он сам пустил слезу, сам держал ее вдали от обрыва, слыша мелодию скорби, разливавшуюся в звонких каплях холодного сумрачного дождя. Скорби по тому, кто защищал свое племя.