Проверка на чувства

— Известны случаи, когда дикие животные, угодив в расставленные браконьерами капканы, отгрызали себе лапы или нападали на людей, пытающихся помочь им выбраться… — с интонацией ведущего телепередачи «В мире животных» замечает вернувшийся вдруг в эфир Альберт, голос которого льется из всех динамиков одновременно и вызывает желание закрыть уши. Не иначе как имеет доступ к видеособранию и слышит каждое слово, даже находясь за пределами зала. Этого Альберту явно мало: для пущего эффекта он заставляет потолочные лампы зажигаться по рядам от самых дальних до ближайших к замершим перед ноутбуком мужчинам. Все это до жути напоминает какой-нибудь третьесортный хоррор: акт два, сцена один «Приближение монстра». Вот сейчас откуда ни возьмись выскочит маньяк с бензопилой или… Кризалис распрямляет плечи, готовясь к возможной атаке, и думает о том, что зря он когда-то позволил приятелям взять себя на слабо и поучаствовать в марафоне ужастиков. Им-то под пиво было нормально, а вот ему… А до отвратительного жизнерадостный голос все нагнетает своей непредсказуемостью: — Похожее поведение пары нередко наблюдают и в отношениях: один из партеров думает, что сможет спасти другого, но оказывается совершенно не готов к тому, что от его помощи будут отказываться, а любую попытку ее оказать воспримут в штыки… Именно такая проблемная пара и пришла сегодня к нам на шоу, надеясь воскресить былые чувства. Получится ли у них это? Скоро узнаем! Поэт вцепляется Кризалису в руку, и тот не сразу понимает, в чем дело. Ну да, занес кулак над ближайшим динамиком, чтобы выместить на нем всю злость, ну и что в этом такого? Потом только задумывается: вся аппаратура принадлежит Зазеркалью, так что ломать ее не очень хорошо, местные ведь его, Кризалиса, приняли довольно тепло и вряд ли обрадуются потере ценного оборудования. К тому же, злость могла спровоцировать остановку сердца, а Кризалису бы еще жить да жить. Он насильно заставляет себя остановиться и успокоиться. С губ его невольно слетает: «Спасибо». Не знает даже, слышит Поэт или нет, но не сказать не может. Снова Поэт пытается Кризалису помочь, но продолжает стоять с таким видом, будто сейчас разорвет кого-то. Кризалис даже догадывается, кого. — …Где Альберт? — Огнепоклонник по ту сторону ноутбука возвращается на койку, благодаря чему его лицо перестает занимать весь экран, и Дама тут же пододвигается к нему, нашептывая что-то на ухо. Он почти сразу успокаивается, больше не пытаясь ничего выяснить, и Кризалиса это настораживает: неужели старый добрый сосед по палате решил его предать? — Перед началом основного интервью мы решили поинтересоваться у участников, что им меньше всего нравится в их партнере. Кто-то терпеть не может храп и разбрасывание носков по полу, кто-то ненавидит чавканье или критику своего внешнего вида. Задавая этот нехитрый вопрос, мы ожидали услышать нечто подобное, но ответы, честно говоря, нас шокировали. Давайте же послушаем запись одного из них! — Может, уже отпустишь нас? — возмущается Кризалис, снова направляясь к двери и ударяя по ней. Все время ему злиться нельзя, но если успокаиваться и бить дверь с перерывами, у него получится ее снести, пусть она и титановая. Дальнейшие действия, правда, продумываются смутно. Кризалис привык драться тогда, когда на него нападали первым, и сейчас совсем не уверен, что от Альберта нужно отбиваться всеми руками и ногами — сыворотка правды была всего лишь частью «шоу», да и Огнепоклонник не обрадуется, если его брат пострадает. — Послушай сначала, что скажут, — просит его Огонек, резко перешедший со стороны Кризалиса на сторону Альберта. — Может, интересное что услышишь. — Я тут наслушался, хватит уже, — бросает Кризалис и уже всерьез собирается разнести себе плечо об дверь или любое другое препятствие, как вдруг на экране вместо Огнепоклонника и Дамы появляется лицо Поэта. — До чего техника дошла, вашу маму и там и тут показывают… — восхищается Огонек, которого, может, и не видно, но зато прекрасно слышно, однако Дама тут же шикает на него, чтобы не шумел и не отвлекал от главного. Поэт на экране выглядит почти так же, только рубашка у него застегнута на все пуговицы, и выглядит он куда напряженнее — вина нахлебаться еще не успел. Что там Альберт говорил? Запись была сделана до начала интервью? И что в ней настолько важного, что обязательно нужно включать ее прямо сейчас? — …Он не сдержан, — кажется, будто экранный Поэт сейчас смотрит прямо на самого себя, пытаясь напомнить ему, почему пытаться налаживать отношения с бывшим… лучшим другом — это плохая идея. — В чем это выражается? — голос Альберта раздается за кадром. Естественно, вопросы снова задавал он. — Дайте-ка подумать, — Поэт усмехается, и Кризалису становится не по себе. У него нет сомнений, что речь идет именно о нем, и вряд ли Поэт скажет что-то хорошее, это ведь Поэт, но… Впервые в его голове закрадываются сомнения, что и сам Кризалис может быть не прав. — В первый раз, когда я отказался идти с ним, он потащил меня силой, и мы подрались. Потом мы не сошлись во мнении, как нам стоит искать одного нашего знакомого, и снова подрались… Вы смотрите на него, и вам кажется, что он спокоен, как удав, не правда ли? Но это еще не все. Если вывести его из себя, он может полностью потерять контроль над собой, и я терпеть не могу, когда это происходит. Я требую к себе базового уважения! — Я правда настолько плохо сдерживаю себя? — спрашивает Кризалис печально, даже переставая злиться. Когда у него спросили, что ему не нравится в Поэте, он ответил: «Неумение прислушиваться к другим». Поэт награждает его многозначительным взглядом. — Назвав результат «шокирующим», я несколько преувеличил для создания необходимого эффекта. Но никогда не забывайте, дорогие мои друзья, что общественность сильно не приветствует рукоприкладство… Как вы могли заметить, проведенный нами эксперимент показал, что Кризалис, даже сходя с ума от страха, не причинит вреда своему «врагу», — Альберт появляется рядом из ниоткуда и, прежде, чем кто-либо успевает отреагировать, он бросает в гостей две стопки бумаг. Кризалис ловит их на автомате, с удивлением разглядывая контракт в двух экземплярах, который по настоянию Огонька они оба подписали перед началом всего действия. Тот говорил, для погружения в атмосферу и отказа от претензий в дальнейшем, если у Альберта ничего не получится. На эксперименты уговора не было. — Как мы видим, они и не враги вовсе, пусть и пытаются себя обмануть. Оказывается, под страхом смерти некоторые люди вполне умеют держать себя в руках. — Ах ты… — Кризалис хватает Альберта за его пижонский пиджак, но тот только опасно улыбается, не показывая ни крупицы страха. Слишком расслабленный, слишком уверенный в себе. Кризалис слышал, что за Альбертом, вполне обычным с виду человеком, стоит такая сила, что лучше с ним не связываться, но прямо сейчас был готов рискнуть. Поэт же продолжает молча наблюдать за происходящим, как будто ожидая, что Кризалис вот-вот сорвется. Предвкушая это. — Что я? — Альберт остается невозмутимым. Только кивает в сторону камер, показывая, что любая расправа над ним будет тщательно задокументирована, и запись отправится прямиком в суд в качестве весомых доказательств. — …Ты меня отравил! Я и сейчас чувствую, как у меня все болит… — Болит… от этого? — Альберт выхватывает у проскользнувшего обратно в зал Фарида серебристый пакет с голубой полосой и надписью «TAURINE» поверх, и демонстрирует его всем участникам. — Да, признаться, мы несколько переборщили, решив замаскировать эту абсолютно безопасную, и, в некоторой степени, даже полезную биологическую добавку под сахар. Поэт не любит сладкое, и сразу бы заметил постороннее вещество у себя в стакане, но ты с удовольствием выпил все. Мы высыпали столько, что он даже не до конца растворился. — Да я столько себе обычно и сыплю, — подает голос Фарид, по виду которого видно, что он сидит на этой «безопасной биологической добавке» несколько недель подряд. — Иначе не работает. — Мда… — Альберт возвращает пакет обратно хозяину и слегка отталкивает Кризалиса, заставляя того отступить. — Как видишь, мы тебя не травили. Учащенное сердцебиение было вызвано резким всплеском адреналина, но от таурина еще никто не умирал. Мы решили тебя припугнуть, чтобы посмотреть на твою реакцию. Поздравляю! — Альберт хватает его за руку и энергично ее встряхивает. — Это была проверка на чувства, и ты прошел первое испытание! Готов приступить к следующему? Кризалис даже как-то теряется — насколько Альберт непробиваемый и уверенный в собственной непогрешимости. Ну, подумаешь, припугнул немного, заставив окунуться в пугающую тьму и вернуться к звериным инстинктам. Но сам же, в конце концов, на все это подписался, еще и Поэта за собой потащил. Теперь, вроде как, за базар надо отвечать. Пока он думает, Поэт выхватывает экземпляры контракта и бросает их Альберту в лицо. — Знаете, Альберт, мы раньше прекрасно справлялись без вас, и сейчас прекрасно справимся. Мне не нравится это шоу. Кризалис, мы уходим. И разворачивается к выходу, даже не думая проверять, пойдет Кризалис за ним, или нет. Конечно, Кризалис пошел. Он всегда идет за Поэтом, вот только обычно пытается его поймать, а не идти наравне с ним. Когда они выскакивают из зала, последнее, что Кризалис слышит — как Огнепоклонник и Альберт начинают ругаться. В своей обычной манере, не повышая голоса и используя напыщенные словечки. Таурин, надо же. Кризалис настолько сильно был уверен в своем отравлении, что Альберту даже делать ничего не пришлось. Поигрался со светом и голосом, причем именно тогда, когда Огнепоклоннику нужно было уйти, а Дама была с ним заодно… Еще и Поэт… — Ты же сказал, что знал о яде, — вырывается у Кризалиса, пока Поэт проводит его сквозь потоки обнимающихся, целующихся и танцующих людей прямиком к зеркалу, который служит Зазеркалью входом и выходом. — Я увидел, что он что-то подсыпал, — возражает Поэт. — Гипноз не может заставить человека сказать или подумать правду. А вот боль… Впрочем, я заговорился. Они оказываются на улице, натянув на ходу верхнюю одежду. Теперь их пути должны разойтись, но ни один из них не хочет уходить. Поэт не двигается, скучающе оглядывая заброшенные многоэтажки. Тогда Кризалис решает проявить инициативу и вытягивает из кармана сначала телефон (звук выключает и смахивает уведомления о пропущенных — с Огнепоклонником поговорит потом), а затем пачку сигарет. В ней остается всего одна, последняя. — По очереди? — хмыкает Кризалис. Как в старые добрые времена. Тогда тоже оставалась одна… Денег у него было немного. — Тебе нужнее, — Поэт в пачку даже не заглядывает. И так знает, что не густо. — Нервы подлечить. — Да уже нормально. Не дрейфь, бери. — Как скажешь. Кризалис подносит зажигалку, и Поэт прикуривает. Затяжки у него всегда короткие, он почти сразу возвращает сигарету обратно. И меланхолично, как во времена больницы, декламирует: — Пришел ты с отчаяньем — и с упованиями. Тебя я ждал. Мы оба овиты живыми молчаниями, и сумрак ал. В измене обету, никем не развязанному, предел скорбей. И все-таки сделай по слову несказанному… Иди. Убей. Сейчас его слова можно не воспринимать как призыв к действию. Никакого ощущения гипноза, никакой конкретики — кого убить, зачем. Иногда стихи могут быть просто стихами, но с Поэтом об этом забываешь. Когда-то он читал их просто так. Куда подевалось это время? — Ахматова? — бьет Кризалис наугад. — Гиппиус. Поэт подсовывает руку Кризалису под куртку — тело у того всегда невероятно горячее, греет лучше печки. Не то, чтобы Поэт сейчас может всерьез замерзнуть, просто на него иногда такое накатывало. По этому Кризалис тоже скучал, просто до этой минуты даже не подозревал, как сильно. — Неплохо этот Альберт нас проучил, а? — Кризалис улыбается, пытаясь перевести все в шутку, хотя ему не смешно. — Я уж было подумал, что вы с ним сговорились, чтобы меня убить. Раз я настолько… не сдержан. — Кризалис, — Поэт морщится. — Что? Это твои слова. И я их не отрицаю, я правда поначалу был не в себе… — и это еще мягко сказано. Кризалис неловко потирает шею, и пепел осыпается ему на куртку. Поэт тут же его сдувает. — Когда снова тебя увидел, я не хотел больше никогда тебя отпускать. А ты со мной никуда не шел, потому что уже нашел себе место. И ты мне не доверял… Все еще не доверяешь, кстати? Я не обижусь, если да. — Хочу еще вина, — говорит Поэт вместо ответа и, не ожидаясь, когда Кризалис закончит, направляется на парковку. Кризалису остается только бросить бычок в снег и поспешить за ним. — Зря ты не дал мне забрать ту бутылку. Теперь тебе придется отвезти меня куда-нибудь. Кризалис неверяще смотрит, как Поэт подходит к его мотоциклу и неделикатно ударяет ногой по боку, проверяя, не развалится ли тот от подобных манипуляций. Больше всего Поэт любил передвигаться пешком или, в крайнем случае, на автобусе, а вот все остальное казалось ему ненадежным. Кажется, он рассказывал когда-то давно, в другой жизни, что пережил автокатастрофу. Те, кто был тогда с ним рядом, погибли мгновенно. Это все, что Кризалис знал: о большем Евгений предпочел не распространяться. — Неужели злой колдун согласился прокатиться на моем «коне»? А как же разговор о принцессах, которых сэру рыцарю нужно завоевать? — Садись уже, — Поэт несильно бодает его плечом. — Я эту груду железа с места не сдвину. Кризалис послушно заводит мотор, а Поэт, быстро устроившись позади, крепко в него вцепляется и прижимается лицом к спине. Увы, его рост не предполагает таких манипуляций, так что ему приходится выпрямиться и положить голову Кризалису на макушку. Обоим это не очень удобно, но других вариантов все равно нет. А ведь они никогда и никуда вместе так не ездили. Раньше Поэт с ним даже прогуляться бы не согласился, но поехать на мотоцикле? — Спасибо, — вырывается у Кризалиса как-то само по себе. — За доверие. И за то, что спас меня, Орфей. «Орфей» Кризалису режет слух. Мысль о том, что Поэт спустился за ним в самое пекло, кажется ему слишком невероятной. Ради кого попало этого не делают, да? Кризалис не считает, что в нем есть что-то особенное, чтобы идти ради него на такие испытания. Но Поэт спустился не только в ад, но и пришел к Альберту, отвечал на дурацкие вопросы и спокойно принял прятки в темноте, которые чуть не стоили Кризалису нервного срыва. — Благодарность принимается исключительно в виде вина, учти. — Я дам тебе больше, если попросишь. Бутылка вина — слишком малая цена, которую Кризалис мог бы заплатить. Нет, он должен Поэту свою жизнь, не больше, не меньше. Как он раньше сам этого не понимал? Они трогаются, и клуб-убежище исчезает из зеркала заднего вида. Хватка Поэта усиливается, он явно нервничает. Воздух слишком холодный, да еще и бьет в лицо так яростно, что Кризалис своими разговорами рискует простудить горло, но все равно он вслух успокаивает, как может: — Тихо, тихо, тут не так далеко. Я к себе домой тебя завезу, ладно? Там и магазин рядом. — Вези, куда хочешь, — утомленно шепчут ему в ухо. — Мне уже все равно. Выпитое все-таки сказывается на Поэте, пусть и спустя время — его начинает клонить в сон, и только осознание опасности не дает ему вырубиться. Кризалис решает воспользоваться его полусонным состоянием и шутит, думая, что Поэт никак не отреагирует: — Слушай, а может… начнем все сначала? Представим, что только что встретились в Зазеркалье, понравились друг другу, и теперь я везу тебя домой знакомиться, чай пить… — Скажи еще, полку чинить, — Поэт испускает раздраженный вздох и слегка прикусывает Кризалису шею. Тот от неожиданности едва не теряет управление, но вовремя выравнивает руль и трясет головой, заставляя Поэта отстраниться. — Володь, ну почему ты всегда такой… И угораздило же тогда влюбиться именно в тебя!.. Поэт правда только что сказал «влюбиться»? После всех тех лет, что они играли то в друзей, то во врагов и тщательно избегали этого слова и всех его производных, Поэт просто взял и сказал его? Кризалис тут же хватается за вырванное признание, как утопающий за соломинку, и представляет вдруг, как у мотоцикла вырастут крылья и поднимают их в воздух над трассой, оставляя позади недоуменно сигналящие машины и безрадостное прошлое. — Значит, ты все-таки был влюблен в меня?.. Поэт после такого нелегкого дня, видимо, считает, что терять уже все равно нечего. Теперь он касается губами мочки уха и соблазнительно понижает голос: — С первого взгляда. Но ты был слишком туп, чтобы это заметить. «И слишком не сдержан», — добавляет Кризалис про себя, понимая, что еще долго будет корить себя за совершенные ошибки. На оскорбление не обижается — правда ведь тупой, если до последнего все отрицал, думая, что ему только кажется. Столько времени впустую… — На этот раз я буду умнее, — обещает он. — Тогда не предлагай мне чай. Поэт укладывает голову ему на плечо, сонно уткнувшись в шею носом. Кризалис ожидает, что Поэт скажет ему что-нибудь еще, но, скосив взгляд, обнаруживает, что тот… заснул. Дорога домой еще никогда не была такой приятной.