***
— Я… Травяные глаза почернели: зрачки так расширились, что почти заняли радужку целиком; рассечённая в паре мест губа сильно опухла, лицо превратилось в белую маску, будто в нём не осталось ни кровинки. — …сда… Не позволив договорить, Аякс вонзает в спину Томы наконечник копья — прямо под лопатку. Тома беззвучно выгибается. В уголках его округлившихся глаз выступают слёзы. — Разве я не задал вопрос? Тяжёлое дыхание вместо ответа и тяжёлый взгляд из-за подрагивающего плеча… взгляд не отчаянья, но зародившейся злобы. «Да, так и должно быть». — Ладно, не хочешь отвечать — тогда просто умоляй, и я, возможно, пощажу твою жизнь. — Х-ха… м-н… кх-х… — Что такое? «Сдаюсь» так просто слетает с твоего языка раз за разом, а мольба о пощаде кажется чем-то чрезмерным? — Х-ха… Я не… пострадает честь… моего господина… Тома морщится, отворачивается, снова пытаясь подняться на локтях, хотя так водяное копьё только глубже входит в его спину. [Надави сильнее. Сломай. Вкус его отчаянья должен быть изумительным]. — Тц! «Ну что за наивняк?!» Аякс вздыхает и резко вырывает копьё, после чего пинком переворачивает Тому на спину. — Честь твоего господина значит больше, чем твоя жизнь?! Затуманенный, но упрямый взгляд озадачивает. «Да что с ним?» — А ведь именно господин и отправил тебя ко мне, словно ягнёнка на жертвенный алтарь! — Н-нет! — в зелёных глазах вспыхивает свет. — Это не так! П-просто я… слишком слаб. Эхо от было окрепшего голоса разносится под куполом, но следом с губ Томы срывается кровавый кашель. Кровь… Её уже слишком много разлилось на арене — железный запах щекочет ноздри, но вместо голода или удовлетворения нарастает лишь злость. «Он так легко признаёт свою слабость, отказываясь при этом унижаться и молить о пощаде… ну что за глупец? Нобуси вчера и то были умнее!» Грудь Томы вздымается с трудом: если ничего не сделать, через некоторое время он испустит дух. Владение Глазом Бога, конечно, даёт преимущество по сравнению с обычными людьми, но чем меньше крови в теле — тем хуже восстанавливается энергия, а чем меньше энергии — тем сильнее кровотечение. Что если он умрёт раньше, чем впадёт в отчаянье? Раньше, чем осознает всю глупость своих убеждений? — Ты заставляешь ненавидеть себя… Ах, как же скучно! Может, следующим мне пригласить сюда твоего господина? И вновь упоминание хозяина заставляет Тому оживиться: в травяных глазах проносится упрямый огонёк, бледные губы сжимаются в тонкую линию, а в кулаке даже материализуется посох — но Аякс тут же наступает на него, придавив руку Томы к полу. — Как же там было… Камисато Аято? Надеюсь, он развлечёт меня лучше! — Н-не смейте… господина Ая…то… — Тогда умоляй. — Ум-н… Слабые пальцы цепляются за сапог, пытаясь оттолкнуть и высвободить руку, — Аякс откидывает их одним пинком, вторым отправляет посох на другой конец арены, и сапог с серебряной цепочкой надавливает Томе на грудь. — Кха! Потрескавшиеся губы вновь орошаются брызнувшей кровью, но Аякс всё равно опирается на колено, наклоняясь ниже. — Умоляй. — Кха-а… П-просто з-заберите мою жизнь… и уез-зжайте… уезжайте из Инадзумы. — А если мне не нужна твоя жизнь? — Т-тогда что? — Разве я не говорил? — хмыкает Аякс. — Ещё в самом начале. Тома хмурится. Ему явно очень больно и трудно дышать, глаза стремительно краснеют, а с губ срываются хрипы… но кровь из многочисленных ран постепенно перестаёт сочиться, подсыхая чёрными корками. «Какой живучий». — Кха-а… это… вы и правда этого х-хотите? Тысячи раз Аякс видел удивление на окровавленных лицах — и каждый оно дарило ему удовлетворение. Сегодняшний день не исключение, да ещё и этот чарующий аромат… Не хватает лишь ослеплённого надеждой взгляда у Томы и готовности пойти на всё ради спасения. «Надавить на его чувства к Камисато сильнее?.. Или заставить испытать ещё большее унижение?» — Х-ха, как же с тобой сложно. Аякс перешагивает через Тому, усаживается ему на грудь и выуживает из кармана небольшую коробочку. — Говорят, эта штука помогает расслабиться. — Нет, не на…а-о-у. Зажав парню челюсть, Аякс высыпает ему в рот горсть таблеток. — Проглоти. Или я проделаю дыру в твоём горле и запихну через неё. Налившиеся кровью глаза сильно слезятся, но у Томы осталось слишком мало сил. Если вспомнить состояние вчерашней девки — наркотик не особо силён, и неизвестно, хватит ли десятка таблеток, чтобы сломить разум этого упрямца. Но если заставят его гореть от желания… и умолять взять себя… Демон будет доволен. Важно, чтобы противник был сломлен, а как — не имеет значения. «Ненавижу это… Ненавижу, но…» [Тебе нравится превосходство больше, чем что-либо в этом мире, за исключением абсолютного превосходства]. «Верно…» По мышцам пробегает приятная дрожь, в груди растекается тепло и стекает горячим комом в низ живота. Оттягивая пальцами потрескавшуюся губу Томы, Аякс прищуривается, представляя, что делает это членом. Нужно лишь расстегнуть ширинку… Но слезящиеся травяные глаза всё ещё смотрят на него слишком упрямо, слишком непокорно. И тогда Аякс забирается пальцами в окровавленный рот, проверяя, все ли таблетки были проглочены. — Мн-кха… н-не… гкх! Его язык такой горячий, а стенки щёк такие гладкие… «Давно мне не попадался кто-то настолько приятный на глаз и наощупь». Демону всё равно, какая внешность у истекающей кровью жертвы, намного важнее её отчаянье, её унижение и её мольбы. Но, если честно, иметь дело с кем-то молодым и здоровым намного приятнее: ровные зубы, мягкая кожа, упругие мышцы… «Ах, мне даже совестно». «Хочу сломать тебя, но не хочу убивать». «Хочу, чтобы ты познал отчаянье и продолжил с ним жить». — Кгх… Тома сжимает зубы, явно пытаясь откусить Аяксу пальцы, — похоже, наркотик действует слишком медленно. Или разум этого парня крепче, чем кажется? Хотя кожа его уже начала розоветь — в тех местах, что не покрыты корками из свернувшейся крови. «Мало… нужно ещё. Сколько времени потребуется? Час? Или два? А я выдержу столько?» Член разбух, а брюки слишком уж узкие. Сидеть больно. Но хочется потереться. И вновь забраться пальцами парню в рот. А потом… и ещё… Но Аякс не намерен выдавать своего нетерпения. Верно. Можно же и подождать. Только вот Обитель просуществует ещё недолго — во время битвы она впитала в себя часть выпущенной с навыками энергии и лишь потому пока не исчезла. «Подпитать её? Или переместиться в более подходящее место?.. Например, в деревушку». — Х-ха… Когда Аякс встаёт, Тома громко вздыхает и тут же вздрагивает, потому что купол арены мгновенно теряет очертания, являя взору чёрное небо с ярко сверкающими водоворотом над центром острова. — В-вы передумали? — Просто решил дать тебе время на раздумья. Забрав куб, Аякс возвращается к умудрившемуся сесть Томе, склоняется над ним, ласково улыбается… и хватает за горло, сдавив так, что раскрасневшееся лицо искажается от боли. Но цель Аякса не задушить Тому, а напомнить ему его место. Когда же травяные глаза начинают закатываться, Аякс забрасывает горячее тело на плечо и отправляется вниз по склону к заброшенной деревне. Спустя уже несколько шагов Тома начинает елозить и пытаться высвободиться, однако удержать его не составляет никакого труда. «Вот ведь неугомонный». Хотя здесь, в отличии от Обители, можно телепортироваться — для этого Томе нужно перестать соприкасаться с Аяксом, а ещё быть в своём уме и иметь достаточный запас энергии для переноса. Но он не телепортировался, пока Аякс искал куб, — значит, энергии у него не осталось. — Даже не надейся, что я тебя отпущу, — сжав худосочную ягодицу и поудобнее устроив Тому на плече, сообщает Аякс. — По крайней мере, пока не получу своё. Я, знаешь ли, тоже довольно упрям. Тома затихает. Но его тело ощущается всё горячей, словно мешок с раскалённым песком. Аякс довольно щурится. Если бы ещё не посторонние на острове… В радиусе нескольких чи ощущается слабое присутствие обычных людей — наверное, очередных нобуси, — они не опасны, так что можно забить. А вот откуда взялись более сильные источники стихийной энергии? «Четыре… нет, пять? Они успели далеко уйти от статуи Архонта, но могут и вернуться…» — Г-господин Тарталья, одумайтесь. Как же ваша миссия? «Решил сменить песню?» — Одно другому не мешает. — Что? — Ты же не забыл, что я с самого начала хотел с тобой сблизиться? — Ах-хах… «А ведь я и правда собирался добыть из Томы информацию о судьбе пропавших шпионов Фатуи. Что ж, заодно можно будет заняться и этим». Сухие кусты, покосившийся забор, чудом уцелевший дом — Аякс заносит Тому внутрь и бросает на довольно приличный матрас в углу. Из грубых швов матраса торчит солома, но запаха гнили нет. — Ты только погляди, какие удобства. — Господин! — А ну цыц. Толчком в грудь Аякс подталкивает Тому дальше к стене, забирается сверху и связывает его руки водяными путами, намертво прикрепляя к стене позади. Стена эта хоть и деревянная, но раненого должна удержать. — Мнха! Даже покрытый засохшей кровью, Тома выглядит соблазнительно во всё ещё влажной и порезанной во множестве мест одежде. Его тяжёлое дыхание уже не кажется предсмертным, а взгляд хоть и затуманен — чувствуется, что боль Тому беспокоит меньше всего. Похоже, наркотик работает как стимулятор жизненных процессов. Это вполне возможно, если изначально его разрабатывали как лекарство. — Мне нужно отлучиться, но я скоро вернусь. — К-куда… — Отгоню пару мошек. — Нет, не… Прошу, не убивайте никого… Эт-ти люди, они просто выполняют свой долг. «Так он тоже почувствовал их?» — Если бы ты заботился о своих людях — запретил бы соваться сюда. — Я… Аякс выходит из покосившегося дома, не дослушав.***
«Как всё так обернулось?» В теле совсем не осталось сил, но при этом сердце пытается вырваться из груди и унестись прочь… знакомый жар расползается по телу, только не так, как от прикосновений господина, а словно во сне. Словно это тело стало чужим. «Нет… нет…» «Как такое возможно?» Мысли путаются. Жар нарастает. Хочется… дотронуться до себя. Однако скованные над головой руки не способны на это, поэтому Тома просто сжимает колени, пытаясь унять нарастающих зуд. Это больно. Это сводит с ума. Из глаз сами собой текут горячие слёзы. Искусанные губы кровоточат. Тома отчётливо помнит, что обещал Аято быть осторожным, — простит ли его господин? «Кажется, я умру». У одиннадцатого Предвестника очень дурное хобби, и пусть Тома о нём ни разу не слышал, но точно так же он ни разу не слышал, чтобы Тарталья кого-нибудь отпускал. А уж если его целью с самого начала была информация… «Уж лучше бы он меня просто пытал, а не втаптывал в грязь». Само по себе унижение — ничто. Однако Тома — слуга Камисато Аято, и его унижение — это унижение господина, ведь каков хозяин — такие и слуги. Помнится, предыдущий глава клана не раз подвергался критике за решение взять в дом бродяжку из чужих земель, да и после, когда Аято-сан стал главой… «Я поклялся, что ни за что не предам его доверие. Нужно позаботиться о том, что будет после моей смерти… Если я достойно приму её… И всё же… смерть?» Тома никогда не думал о смерти. Не готовился. И уж тем более не предполагал, что окажется в такой ситуации — словно преступник, запертый в ожидании казни, но при этом ещё и отравленный для пущих мучений. — Х-ха… Х-ха… Перед глазами мутнеет. Внизу живота словно свила гнездо гремучая змея, что неспеша грызёт внутренности. Подсохшая одежда опять становится всё влажнее от пота, а вот во рту так сухо, что сколько не сглатывай слюну — только хуже. — Про… простите меня, гос… Шум. «Шаги?» Дверной проём выглядит как расплывшееся светлое пятно, слух улавливает какие-то звуки… Голоса. Грубые голоса нескольких человек. «Предвестник кого-то привёл?.. Или это мои люди?» В обычном состоянии Тома способен ощущать присутствие живых существ на небольшом расстоянии, но сейчас он ослеп и оглох. — Какого хиличурла… Ты кто?! «Голос совсем не знаком». — Братух, он связан. — Да уж вижу. Приближаются тени. Тома поджимает ноги, собираясь ударить, но его грубо хватают за щиколотки, дёргают, да так, что руки едва не вырывает из суставов. — Привязан? Подбородок сжимают и заставляю поднять голову. — Милое личико, хоть и чумазое. — Кажется, я где-то его уже ви… — Ха! Глянь-ка вниз! Да об его член можно орехи колоть! — Мнг! По члену сквозь штаны прилетает щелбан, и у Томы вышибает воздух из груди. — Ха-ха, тебе так больно, малыш? Хочешь, мы поможем тебе? — Не… не трогайте меня!