***
Слова Джисона о том, что они с Сынмином идеально подходят друг к другу, не выходят из его головы ещё неделю, и Хенджин даже невольно присматривается к этому наглому и бесстыжему щенку. Единственное, что совмещает их, это их любовь к американо со льдом. И все. Больше ничего. Ким Сынмин очень умный, а ещё наглый и несносный, от чего у Хенджина скрипят зубы и, не будь он порядочным парнем, у него бы чесались кулаки, но чешется только самообладание; Сынмин часто ассистирует на сложных операциях, и он мог бы стать прекрасным хирургом в будущем; на перерывах и обедах он либо ходит с наушниками в ушах и стаканом кофе в руках, либо ходит со своим другом медбратом Чонином, с которым у Хвана вполне хорошие дружеские отношения, и он не понимает, как такой вежливый парень вроде Чонина сдружился с Сынмином с ужасным и отвратительным характером. Хотя они, вроде как, друзья детства, но это ничего не отменяет. У Сынмина отвратительный характер и поведение, он никак не может подходить Хенджину. Боже мой, когда Хван впервые увидел его, то подумал, что тот ангелочек и даже мухи не обидит, а он тот ещё буллер похлеще Йеджи, ведь каждое утро, когда встречает Хенджина, желает ему скорейшего гниения в своем доме (то есть в канаве). Он даже не смотрит на то, что Хенджин старше (на целых пять месяцев!). Как-то раз он раздумывал на тему, что же хорошего в Сынмине и какие у него хорошие качества, но тут же мысленно дал себе пощечину за такие мысли, ведь, хорошее и Сынмин? Пф-ф, насмешил, в Сынмине хорошего столько же, сколько полезного в Йеджи. Ну, или может быть это затуманенный какой-то глупой и детской ненавистью мозг смотрит на Сынмина, как на врага народа, поэтому он думает по-новой и даёт себе пощечину ещё раз. Допустим, Сынмин ведь врач, он спасает жизни людей. И… и… И больше Хенджин хороших качеств найти не может. Он ломает голову, сидя на лестницах в лестничном пролете, и даже не замечает, как рядом с ним кто-то сел. — Ты чего тут сидишь? Хенджин поднимает голову и видит Чонина с клубничным молоком в руках, на нем белоснежно-белый и выглаженный халат, а на волосах гнездо. — Чонин, — вздыхает Хенджин, — миленький мой, ты же с детства дружишь с Сынмином, да? — Да. — И как ты, такой вежливый и милый, сдружился с ним, врагом народа? — Я тебя щас с лестницы выкину, — беззлобно говорит Чонин, — когда мы были в садике и жрали песок с песочницы, он меня защитил от задир, и с тех пор прозвал меня своим рабом. — Что?! — Хенджин не знает, чему больше удивляться — тому, что Сынмин, враг народа, защитил Чонина в детстве от хулиганов (и не знает, как, ведь он уже сейчас, в двадцать семь лет задохлик, который не может десять раз отжаться), или тому, что он после этого прозвал бедного и несчастного Чонина своим рабом. — Ага. Потом он поступил со мной в одну школу, в другую, ну и на врача тоже со мной. Он всегда шел за мной. Хенджину кончено жалко Яна. — Почему? — У него кроме меня нет никого, — прямо говорит Чонин, — никто не выдерживает его характера, а мама с папой с детства не обращают на него внимания. Поэтому он так себя ведет. На секунду Хенджин задумывается, а правильны ли его действия? Действительно ли Сынмин такой враг народа, которым его считает Хенджин? Он ведь даже не пытался, вроде как, его понять, а со слов Чонина становится более-менее понятно, почему у Кима такой ужасный характер. — У него и правда кроме тебя нет друзей? — Нет. И человек он не такой уж и плохой, как ты, наверное, думал. Он чувствует себя лишним в обществе и никем без меня, и он намного более чувствительный и уязвимый, хотя и пытается этого не показывать, — губы Чонина трогает слабая улыбка, — может быть, если ты с ним сблизишься, он тебе это покажет. А ты к чему это вообще спросил? — А… — Хенджин неловко чешет затылок, — Джисон сказал, что мы подходим друг к другу. — Джисон? Этот одноклеточный? — Да, согласен, так сильно он ещё никогда не ошибался. — Я про то, что он чертовски прав, — говорит Чонин и заставляет Хенджина подкинуться с задушенным «а?!», — об этом вся больница говорит. — И что ещё эта больница говорит? — То, что Сынмин попытался отобрать у тебя Йеджи, но в итоге вы влюбились друг в друга. — Боже… — парень горестно вздохнул, — так, мне никто так и не ответил, чем мы подходим друг к другу! — Вы как будто созданы друг для друга. Соулмейты, там, родственные души, не знаю что там еще. Слышал про легенду, что люди, которые в прошлой жизни были сильно связаны друг с другом, встречаются в будущей жизни? — А это тут причем? — Вы ведёте себя так, будто дружите давно и просто дурачитесь, да и вообще соулмейты. — Соулмейтами можно назвать Минхо и Джисона, но никак не нас, — фыркнул Хенджин. — Думай как хочешь, — Чонин встаёт со своего места и собирается идти, — но вы идеально подходите. Хенджин упрямится как ребенок, но когда снова остаётся один, глубоко раздумывает. После слов Чонина о том, какой на самом деле Сынмин, он уже не кажется таким уж плохим, да и слова о том, что они соулмейты, что-то перестраивает в голове, а любви все ещё хочется. Может быть, они и правда смогли бы?..***
Хенджин начинает все больше присматриваться к Сынмину, но там хер плавал. Сынмин очень красивый — его внешность ужасно напоминает милого щеночка, темные глаза (которые обычно смотрят либо с насмешкой, либо с безразличием) сверкают на солнце, когда они сталкиваются на улице, где опять весна и чертов Субин с Каем гуляют под ручку. У Сынмина каштановые волосы с осветленной челкой, ростом не намного ниже него, губы тонкие и алые, а кожа бледная — внешность Сынмина похожа на аристократическую, и Хенджин бы легко влюбился. Но Сынмин все ещё чертов кусок дерьма; хотя Чонин на лестничной площадке доказывал обратное. Хенджин очень любит собак, но он не любит (вроде как) Сынмина, у которого от милой собаки во внешности абсолютно все — даже укладка шелковистых волос ужасно напоминает шерсть ретривера. Сынмин ужасно красив, и вместе с тем у него ужасный характер, в котором Хван ни разу не сомневался; хотя, он замечал не раз, к Чонину Сынмин относится не так как к остальным — за исключением, конечно, пациентов, за которыми он смотрит. С другой стороны, Хенджин и вправду даже толком не знает о Сынмине ничего кроме того, что он любит американо со льдом, и что кроме Чонина его должное внимание и уважение никто не заслужил. С чего все взяли, что они с Сынмином идеально подходят друг к другу? — С Сынмином? Я до последнего верила, что вы на самом деле встречаетесь, и ты мне не говорил об этом, — сказала как-то Йеджи, когда Хенджин спросил у нее, действительно ли они с Кимом такие соулмейты, как подтверждал ещё и тупоголовый (ещё и с одной прямой извилиной в мозге) Минхо. Хенджин ничего такого не замечает. — Ты в чужом глазу соринку найдешь, а в своем даже бревна не заметишь, придурок, — в тот же день, когда тупоголовый Минхо сказал об их соулмейтовской связи, накинулся на него Джисон. Хенджин тогда проигнорировал эту пару, махнул на них рукой с презрительным взглядом и пошел по своим делам. В последнее время очень много работы и тяжело раненных пациентов, на операции которых он должен, как интерн, ассистировать профессорам. Хенджин, находясь в операционной и ассистируя в основном профессору Ким, не по себе, ведь мысли о том, как он в кабинете делал очень… интересные вещи с другим многоуважаемым профессором, но парень быстро отметает посторонние мысли из головы, полностью погружаясь в операцию; а потом, все же, выходя в белый коридор, он вспоминает об этом, смотрит на профессора и его передёргивает. Он даже подумывал о том, чтобы попросить совета по любовным отношениям у профессора Ким, но опасался за сохранность своей жизни, поэтому отходил куда подальше. Хенджин из-за наплыва работы и пациентов не мог нормально спать, и он порядком устал и даже подумывал уже взять в руки верёвку и мыло, но вовремя вспоминал, ради чего учился шесть лет и не спал ночами — на дорогой корм Кками, которая сейчас дома и ждёт своего хозяина. Хенджин уже предвкушает, как придет домой, покормит Кками и поиграется с ней, а потом завалится в постель. Но его планам не суждено сбыться. — Что? — Хенджин поднимает голову на Джисона, того самого, который свалил на него бред о его соулмейтовской связи с Сынмином, и сейчас тоже продолжает нести бред, но уже немного другой. Хенджин даже поверить в эти слова не может, — повтори-ка. — Хенджини, прошу, — Джисон состраивает глазки и складывает ладони вместе, — только один раз, пожалуйста. — Что ты только что сейчас сказал? — Останься на ночное дежурство вместо меня, — спокойно повторяет Джисон. — Ты головой долбанулся? — Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, что хочешь потом проси! Хенджин прекрасно знал, что у Джисона в мозге отсутствует серое вещество, да и вовсем извилин нет, но что-то да имел, но происходящее сейчас заставляет его серьезно задуматься над этим. Джисон сейчас серьезно, понимающий всю тяжёлую работу интерна, просит его продежурить вместо него, чтобы помотаться по свиданкам с Минхо? Хенджин не знает, плакать ему или смеяться. Ему теперь действительно интересно, имеется ли вообще у парня перед ним мозг в голове, то и дело, постучишь по лбу и услышишь полый звук. — Поверить не могу, — фыркает Хван, — и ты серьезно после тяжёлой смены пойдешь гулять с пи… Минхо? — Пожа-а-алуйста, Хенджини, — Джисон чуть ли не на коленях стоит, — что хочешь? — Ничего. Я не буду за тебя дежурить. Джисон не перестает умолять: — Ну пожалуйста, Хенджин, родной мой, — он бьётся головой о пол, — книги? Сколько хочешь. — Какие книги, Джисон, я с этой техасской резней едва дышать успеваю, не то что читать. — Десять. — Нет. — Пятнадцать. — ... — И неделю бесплатного американо в подарок. С моти. — Ладно, — все же недовольно соглашается Хенджин, плача в душе́. — Спасибо, Хенджин, — Джисон расплывается в лучезарной улыбкой и кидается обнять парня, — я знал, что ты не подведешь меня. — Но! — отталкивает его Хенджин, — если будут пациенты, две недели американо. Понял? — Да-да, Джинни, спасибо, — Хан тянется поцеловать его. — Фу, все, иди отсюда. Бе. Хенджин чувствует, зря он на это согласился.***
Зря он на это согласился. Хенджин стоит и думает, реально ли это, ведь поверить в это сложно, но вот, перед ним в комнате для интернов, у которых нет личного кабинета, стоит Сынмин. И как бы в это время уже уходят интерны и профессора, и остаются только медсестры да интерны, у которых ночное дежурство. У Хвана вся жизнь перед глазами пробегает, ведь он не горит желанием оставаться с Сынмином. — Что ты тут делаешь? — вскрикивает Хенджин, отходя подальше от парня. — Дежурю? — поднимает бровь Сынмин, выбрасывая в мусорное ведро стаканчик кофе, который держал в руке. — Нет… — выдыхает Хенджин, — только не ты, — ноет и валится на нижнюю кровать. — Что ты там вякаешь, — Сынмин садится на стул и как прилежный интерн открывает книгу о медицине. Хенджин даже на секунду задумывается, не в падлу ли Киму все это учить ради одного Чонина, с которым он пошел в медицину, но ведь и ему тоже нормально читать книжки для работы в этой техасской резне, перед этим выпив супер много кофе, от которого, вероятно, умрет раньше времени, но что поделать, когда ты работаешь врачом в больнице, куда привозят пациентов каждый день и даже выдохнуть не успеваешь, когда привозят нового с каким-нибудь разрывом аневризмы, с которой справятся могут разве что только три уважаемых профессора в больнице — профессор Пак, Ким и Чхве. Ну и доктор Кан где-то там маячит. И все. Зря Хенджин пошел в эту техасскую резню, зря. Он пытается игнорировать присутствие Сынмина и его колкие фразы в его сторону, когда Хван хоть на секунду открывает рот, но не получается даже спокойно выдохнуть. Он пытается вздремнуть, много ворочается в кровати и громко вздыхает, и в итоге берет телефон и открывает чат с Джисоном. jinniRet: сынмин здесь три недели бесплатного американо чмо сука Он ещё пару минут бесится и отправляет злые стикеры, а потом всё-таки закрывает глаза и может заснуть перед очередной техасской резней (то есть ночного дежурства, когда то и дело привозят пырнутых ножом людей). Во сне ему становится холодно и он ежится, сркучиваясь в позу креветки, а позже сквозь сон чувствует, как его укрывают пледом и он зарываются туда носом. Потом он просыпается из-за тихого хлопка двери: это Сынмин зашёл в комнату со стаканом американо в руке. Он думает уже лечь спать обратно, но понимает, что он накрыт пледом — хотя до этого на нижней койке его даже не было. — Кто меня накрыл? — недоумевает он, допуская мысли о том, что… — Супер красивая медсестра, — отвечает Сынмин, снова усаживаясь за чтение. Хенджин выдыхает — не то облегчённо, не то разочарованно, но быстро отметает эти мысли, проверяя, нет ли у него температуры. Хенджин в общем спит поверхностно и чутко, просыпаясь от каждого шороха (техасская резня научила), но даже при таком раскладе, когда он дремает на неудобной койке, он не слышит ни звука. Совсем. И это заставило бы его задуматься над этим, ведь с тем, как Сынмин чморит его существование каждый день (до встречи с ним он думал, что Йеджи буллит его больше всех, но Ким превзошел ее на всю тысячу), он думал, что тот будет вести себя очень шумно, выводя Хвана из его драгоценного сна, но нет. Либо он сам по себе такой тихий, либо же… Это опять наводит его на мысли. Хенджин жмурит глаза. Либо же Сынмин ведёт себя тихо, чтобы не разбудить уставшего от ежедневной техасской резни парня. Он как-то по воле судьбы слушал монолог Минхо в плечо Джисона о том, как он прошел через ад (остался с Сынмином на дежурство), и каждый раз просыпался от громко закрытой книги, щелканья мышки и сюрпанья кофе из трубочки. Сейчас же Сынмин ведёт себя тише травы, хотя перед ним стоит компьютер с мышкой, в его руке толстая книга, а на столе стоит стакан кофе. Это все странно, но минутный сон дороже. Только вот у Хенджина сна ни в одном глазу. То ли подушка неудобная (хотя и не к этому привык), то ли жарко слишком. То ли Ким Сынмин не выходит из его головы… Ой, о чем это Хенджин думает? Он трясет головой и открывает глаза, натыкаясь на спину сидящего на мягком стуле Сынмина, тихонько качающегося в стороны. Он все ещё не спит, и с самого вечера даже глаза не сомкнул, в то время как Хенджин с самого прихода в эту комнату завалился на кровать, и в голове скользит мысль о том, что Сынмин, наверное, жутко устал — весь день на ногах и теперь эта зубрежка. Наверное это все ещё не отошедший ото сна мозг так шалит с его сознанием и ходом мыслей, но Хенджин на секунду (секунду!) представляет, как бы он шел под ручку с Сынмином во дворе больницы, прямо как Кай и Субин, и пил американо со льдом вместе с ним, но он тут же вспоминает, как Сынмин ненавидит Хенджинов и «вот бы планета провела самоочищение и на одного Хенджина стало бы меньше», и это говорила даже не Йеджи, которая во всю топит за ликвидацию Хенджинов в мире. Но даже так, что-то в глубине души Хенджина хочет узнать Сынмина получше. — Ты не хочешь спать? — подаёт голос Хенджин и его взгляд улавливает, как коротко вздрогнуло тело Кима в свете настольной лампы от неожиданности. — Нет, — на короткий вопрос Хенджина «почему?», он отвечает, — потому что я не бездельник и не ложусь спать при любой возможности. Хенджин даже не знает, что на это ответить, и спрашивает у бога, почему он послал ему столько буллеров: у Йеджи ник в инстаграме «number 1 hyunjin's hater», а Сынмин чморит его за само существование. Он перебирает множество вариантов ответа в своей голове и решает пойти на отчаянный и рискованный шаг: — Я же знаю, что ты не такой, — щурит глаза и всматривается в чужую спину, и взгляд улавливает едва заметный вздрог широких плечей. — Говна урыл? — все же спокойно отвечает Сынмин. — Почему ты так много учишься? — игнорирует его Хенджин. — Чтобы не быть как ты. Хенджин фыркает и прожигает спину Сынмина тяжёлым взглядом, пока ему не надоедает и он не переворачивается на спину, снова безрезультатно пытаясь уснуть. Спустя минуту полную тишину разрывает неуверенный голос: — Помнишь первый год как мы были здесь интернами? — голос Сынмина очень неуверенный, Хенджин впервые его слышит и от удивления раскрывает глаза, ведь Сынмин обратился к нему не с очередными оскорблениями, как это бывает всегда. — Ну. — Летом я остался на ночное дежурство и никого кроме меня из отдела кардиохирургии здесь не было, — продолжает Сынмин все тем же голосом и откладывает книгу, — нам привезли пострадавшего. Хенджин поворачивает голову к парню с удивлёнными глазами; он обязательно задастся вопросом, с чего Ким решил начать такой разговор, но потом, не в такой обстановке, когда перед ним тот самый колючка-интерн решил перейти на такой неуверенный тон. — Естественно, что первогодка может сделать в операционной, кроме как перешивать рану и подавать скальпели. Я не спас его, — Хенджин слышит тяжёлый глоток, будто Сынмину все ещё тяжело от этого двухлетней давности случая, когда даже интерн Субин (лучший после Сынмина) был зелёным овощем, не то что они. — Но ты был первогодкой, — решается подать голос Хенджин. — Это ничего не значит. — И ты поэтому так много практикуешься? — Может быть, — Сынмин молчит и снова берет книгу. Спустя минуту молчания Хенджин решается сказать: — Я разговаривал с Чонином. Он говорил о тебе. — И что сказал? Хенджин шарит глазами по всей комнате, не зная, что сказать. — Что ты идеально подходишь мне, — он всматривается в чужую спину. — Об этом вся больница говорит, — не доверяет ему Сынмин. — И что ты не такой, каким пытаешься казаться, — всё-таки говорит Хенджин то, что хотел, и садится на кровати. — Тогда какой я на самом деле? — Чувствительный и добрый, — он встаёт на ноги и тихонько подкрадывается к Сынмину, — даже то, что ты два года назад не спас того пациента… ты ведь все ещё винишь себя в этом? — Брось, — фыркает Ким и встаёт со стула, поворачиваясь к Хенджину, — с чего ты вообще взял? — Если бы ты уже забыл об этом, то не стал говорить об этом, — Хенджин сглатывает, всматриваясь в красивое лицо, которое сейчас удивительно не раздражает, — и слушал бы ты дэй6, если бы был плохим? — А это чем связано? — И ты бы не подкармливал бездомных животных. И не стал бы врачом только ради одного Чонина. И не проводил время с больными детьми, пытаясь их развеселить. И не утешал бы родных больного. И не накрыл бы меня сейчас одеялом, — продолжает Хенджин, наблюдая, как медленно выражение лица Сынмина с недовольного меняется на уязвимый, как у маленького котенка, — ты пытаешься казаться плохим, чтобы никто не понял, что на самом деле ты очень чувствителен. Сынмин сейчас похож на беззащитного щенка, и будто вот-вот сейчас расплачется, и Хенджин смотрит на него мягким взглядом карих глаз и осторожно кладет ладонь на щеку, поглаживая кожу. Сынмин выдыхает и ластится к этой ладони. — Ты намного более нуждаешься в ком-то, чем все здесь, — Хван наклоняется к парню ближе, рассматривая лицо вблизи впервые, — так пожалуйста, — он касается чужого лба своим, — позволь мне быть твоим. И Сынмин окончательно тает.***
— Сынмин! — кричит Хенджин и догоняет парня в халате. — Что ты кричишь, я не глухой, — говорит Ким и смотрит на довольного и счастливого Хенджина, лицо которого даже жалко лопатой пригреть, — позорище, — и берет из руки парня предложенный кофе. — Давай сегодня ко мне, — он берет под руку Сынмина, когда они выходят на улицу. — Я думал, ты помнишь, что я с тобой только из-за бесплатного кофе, — говорит Сынмин, ловя на себе несколько удивлённых взглядов врачей, ведь они с Хваном идут не только рядом, так ещё и за руку, а Хенджин так вообще дал ему кофе. Хенджин лучезарно улыбается, прижимаясь всем телом к Сынмину, довольный и счастливый до ужаса. — Что ты такой счастливый, — фыркает младший и тоже прижимается к парню. — Просто признай, что я тебе с самого начала нравился. — Это Чонин тебе сказал, да? Хенджин посмеивается и касается носом чужой щеки и немного мажет губами. Любовь и счастье всегда их преследовали и были рядом, но они этого не замечали и продолжали быть далеко друг от друга, но стоило только остаться наедине, чтобы понять, что все, что им нужно для счастья — быть вместе. Хенджину всегда было хорошо рядом с Сынмином, сколько бы он это не отрицал, а Сынмин только продолжал скрывать свою любовь к нему, и то, что сейчас происходит, могло бы быть намного раньше, не будь они такими глупыми. — Я люблю тебя, — Хенджин зарывается лицом в изгиб плеча Сынмина и опаляет кожу горячим дыханием, от чего младший вздрагивает и выдыхает. — Не думал я никогда, что буду ходить в обнимку с животными. — Я тоже не думал, что буду ходить с колючкой-интерном, но кое-что случилось. Сынмин улыбается уголками губ, вспоминая, как из-за этого «кое-что» у него болела задница. Уже давно не весна, когда Хенджин грезил о любви и сладостях, и сакура, под которой они с Сынмином один раз всё-таки успели постоять, уже не цветет, и Йеджи ходит и страдает из-за своей сезонной летней аллергии, а для них это все ещё время для любви — хоть осень, хоть зима, Сынмин будет любить Хенджина, а Хенджин его. — Ладно, — выдыхает Сынмин, — я с тобой не только из-за бесплатного кофе. Хенджин широко улыбается, теряя голову от любви. — Кстати, я тебе так и не сказал, — начинает Сынмин, — тогда, два месяца назад, тебя правда медсестра накрыла. Хенджин в ступоре останавливается и смотрит на улыбку Сынмина, пока до него медленно доходит: — Какого-…